Евгенические войны. Книга Первая.

США, Нью-Йорк, Восточная 68-я улица, 811, офис 12-Б, 14 мая 1974 года Табличка на двери, гласившая «Корпорация научных исследований и разработок «Иджис», была мелкой, но весьма существенной деталью в спецоперации Гэри Севена, поглощавшей все его силы на протяжении последних двух месяцев. Теперь, если фортуна будет к нему благосклонна, он подберется поближе к тем ответам, которые так жаждал получить. — К вам мистер Ральф Оффенхаус, — сообщила ему по интеркому временная секретарша. В отличие от Роберты, эта молодая женщина, приходившая в утренние часы — прежде всего, для поддержания видимости — не имела ни малейшего понятия о том, что и Гэри Севен, и его бизнес были чем-то большим, чем они казались с виду. — Спасибо, Элисон, — ответил Гэри. — Я сейчас приду. Он нажал потайную кнопку на столе, и сверкающий сталью корпус компьютера Бета 5 с ярко мигающими глазками-индикаторами исчез в углублении стены. Как только футуристический терминал скрылся, повернулся ничем не примечательный шкаф, полностью спрятав Бета 5. Вместо энциклопедий и справочников, до недавнего времени оккупировавших книжные полки, на них стояли научные журналы и каталоги; это была ещё одна часть тщательно выстроенного Севеном фальшивого фасада. Он чуть задержался, чтобы оглядеть помещение и убедиться, что антураж соответствует стандартам 1974 года, затем поправил галстук и вышел в прихожую встречать гостя. — Доброе утро, мистер Oффенхаус, — проговорил он. Часы на стене показывали 9:05 утра; по крайней мере, прибывший был пунктуален. — Спасибо, что пришли. — Будем надеяться, что это стоит затраченного времени, — бесцеремонно ответил Ральф Оффенхаус, типичный американский делец в возрасте под 40; он шагнул вперёд и энергично пожал Севену руку. Обычное поведение альфа-самца, сказал себе Севен, весьма похожее на приветственный ритуал клингонов, хотя и несколько менее кровавое. Он столь же энергично сжал протянутую руку в ответ, что, как полагал, соответствовало традициям этой эпохи. — Почему бы нам не пройти в мой офис и не приступить прямо к делу, — предложил Севен. — Элисон, пожалуйста, принимайте звонки. На самом деле он не ждал сообщений от кого-либо, кроме как от Роберты или Изис, но решил, что не помешает продемонстрировать процветание бизнеса. — Вот это по мне, — согласился Оффенхаус. Пройдя в личный кабинет Севена, он одним взглядом проницательных карих глаз оценил обстановку комнаты и сделанный ремонт. — А неплохо вы здесь устроились, — признал он в конце концов. Не дожидаясь приглашения, бизнесмен уселся в кресло и подождал, пока Севен займёт место за столом из древесины грецкого ореха, отделанном черной полировкой. Полупрозрачный зеленый куб как пресс-папье увенчивал стопку фальшивых отчетов и счетов-фактур. — Могу я предложить вам выпить? — спросил Севен. Оффенхаус отрицательно покачал головой. — Нет, благодарю, — проговорил он, взглянув на дорогой Rolex. — Я занятой человек, так что давайте не тратить время на формальности. Он посмотрел через стол прямо в глаза Севена. — Как я уже говорил по телефону, меня заинтересовало ваше объявление в журнале. Эти цены действительны? Зная, что для любого масштабного проекта в сфере генной инженерии требуется широкий ассортимент специализированного оборудования, Севен разместил привлекательную рекламу в ряде научно-популярных и медицинских журналов, предлагая сложные биотехнологические приборы со скидкой. Большинство запросов, пришедших в ответ, были от учреждений и отдельных лиц, которых тут же проверили и признали полностью открытыми и вполне безобидными; эти заказы он втихую переадресовал в несколько достойных клиник и к научно-исследовательским проектам, которые был не против таким способом косвенно субсидировать. Oффенхаус же был иным; по сравнению с теми, с кем Севен ранее общался по аналогичному поводу, в нём чувствовались какие-то подводные камни, какая-то уклончивость, что могло быть многообещающим признаком незаконности в методах этого человека. При негласной проверке его биографии выяснилось, что Ральф Oффенхаус был предпринимателем, проворачивавшим весьма рискованные сделки. Продвижение талидомида в странах третьего мира уже после того, как в силу мутагенного действия этот транквилизатор дискредитировал себя в более развитых промышленных странах, или инвестиции в проекты по криогенике, продававшие испуганным, отчаявшимся неизлечимо больным сомнительную надежду на долгую жизнь. Кроме того, у него явно не было связей в среде авторитетных научных организаций. Справедливо посчитав, что собственно Оффенхаусу такое оборудование ни к чему, Севен задавался вопросом — чьи же интересы представлял этот посредник? — Цены как и заявлено, — ответил он, покрутив в пальцах серво, словно это была просто обычная серебряная ручка. Таким образом он дал сигнал кристаллическому кубу записать разговор для дальнейшего использования. Позже, после того, как Оффенхаус уйдёт, он сможет проанализировать его речевые обороты и определить, когда — и если — задиристый предприниматель говорил правду. — Неужели? — переспросил Оффенхаус. Тёмные глаза подозрительно оглядели Севена из-под густых чёрных бровей. — Что вам-то от этого обломится, Севен? С чего это вы отдаёте партию так задёшево? — Очень много товара сейчас на складе, — не моргнув глазом, соврал Севен. — И слишком дорого стало хранить такое количество оборудования на долгосрочной основе. Кроме того, я предпочел бы распродать большинство имеющегося в наличии, пока появление на рынке следующего поколения приборов автоматически не сделает мои устаревшими. Oффенхаус выглядел лишь отчасти успокоенным этим объяснением. — А что вы скажете о качестве? — спросил он. — Я не собираюсь платить бешеные деньги за мусор. Я настаиваю на проверке товара перед оплатой! — Прекрасно понимаю вас, — согласился Севен. — Оборудование самое передовое и в отличном состоянии, как сами сможете убедиться при отгрузке. Oффенхаус оглядел офис, будто ожидая увидеть запас электронных микроскопов или приборов гель-электрофореза, сложенных в каком-нибудь углу. Затем, привстав с кресла, вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги и протянул его Севену. — Вот список того, что мне нужно и в каких количествах. Думаете, вы в состоянии скомплектовать такой заказ? Севен развернул документ, пробежал его глазами и покивал головой, увидев примерно то, что и ожидал. Если бы мне надо было выполнять серьёзные работы по изменению последовательности генов, используя технологии Земли ХХ века, подумал он, мне обязательно понадобилось бы это, довольно впрочем примитивное, оборудование. Большой объем поставки наводил на неприятную мысль: эксперименты были тревожно нешуточными. — Довольно внушительный список, — так прокомментировал он прочитанное. — Могу я поинтересоваться, для чего вам столько всего? — Честно говоря, это не ваше дело, — прямо заявил Oффенхаус. — И не моё, если уж на то пошло. Всё, что вам нужно знать, что я работаю по заказам частного консорциума, провожу для них различные бизнес-операции, желательно без привлечения лишнего внимания. Севен притворился обеспокоенным. — Надеюсь, это не что-нибудь незаконное? — Речь не идёт о поставках для южноамериканских наркокартелей, если вы это имеете в виду. Оффенхаус не отводил пристального взгляда от человека, которого пытался убедить; это почти сподвигло Севена возразить, но он смолчал. — В сфере науки и научных исследований на вас накинется целая свора умников-политиканов ещё до того, как вы будете готовы предать огласке ваше суперважнецкое открытие. Между нами, Севен, меня не волнует, пытаются ли мои клиенты покончить с простудой или клонировать Элвиса Пресли, до тех пор, пока я получаю свои комиссионные. Если вы умный человек, то вас это тоже не должно беспокоить. Просто возьмите деньги и молчите в тряпочку. — Ну, я не знаю, — протянул Севен, надеясь вытянуть немного больше информации из своего посетителя. — Всё это звучит немного … необычно. Oффенхаус хлопнул ладонями по столу и его хмурое лицо склонилось чуть ближе к собеседнику. — Смотрите сюда, Севен, я выкладываю карты на стол. Я готов заплатить вам вдвое, если вы не будете задавать вопросы. Идёт? Чем дольше слушал Гэри Севен, тем больше убеждался в том, что этот дерзкий властный делец был как-то связан с тайным проектом, ответственным за исчезновение столь многих ведущих учёных мира. Всё, что ему осталось теперь сделать, так это позволить Oффенхаусу взять его по белы рученьки и подвести на один шаг ближе к истине. — Великолепно, мистер Oффенхаус, — с готовностью сказал он. — Мне это подходит.

***

База Кризалис Место расположения засекречено — Вы хотели меня видеть, директор? - Да, — ответила доктор Каур, сидевшая в саду Кризалиса. В центре вымощенного плиткой дворика бил прохладный фонтан в виде лотоса, обсаженный папоротниками и благоухающими орхидеями. Беременная на 6-м месяце Сарина устроилась на скамейке из светлого тростника под деревом манго, генетически усовершенствованном так, что оно круглый год давало освежающие плоды. Лампы солнечного света, вмонтированные в высокий куполообразный потолок, имитировали приятное весеннее послеполуденное время. Сарине нравилась умиротворяющая атмосфера этого сада; она часто приходила сюда, когда, как сейчас, ей надо было принять непростое решение. - Спасибо, что пришли, доктор Сингер, — продолжала Каур, отодвинув тарелку с куриным тикка; она предпочитала его, когда поздно ужинала. Несмотря на отдельные вкрапления индийских интонаций, её английский был безупречен. — Тем более так скоро и в такой час. — Конечно-конечно, никаких проблем, — чересчур поспешно сказал Джоэл Сингер. Его белый халат был весь в следах дневных экспериментов, и он держался несколько нервозно, явно предпочитая не глядеть в глаза руководителю. — Так я вас слушаю. Каур в упор рассматривала молодого американского биохимика. Сингер был привлекательным худощавым мужчиной, белокожим, но с вьющимися чёрными волосами; он пришёл в проект непосредственно после окончания аспирантуры в Колумбийском университете и университете Джона Хопкинса. На то время он казался хорошим уловом: талантливый энтузиаст, преданный идее. Сейчас, однако, была причина усомниться в этой первоначальной оценке, особенно из-за последнего беспокоившего её случая. Жаль, что мы до сих пор не выделили ген верности. Рядом с женщиной на скамейке лежал конверт. Она протянула его молодому ученому, который вынужден был сделать шаг, чтобы взять его. - Я надеялась, что вы сможете объяснить это, — сказала она. Температура в саду была невысока и комфортна, однако по лбу Сингера скатились капли пота. Он сглотнул, открыл конверт и достал лежавшие там бумаги: несколько листов, исписанных его собственным почерком. Под искусственным загаром его лицо побледнело. — Где вы это взяли? — выпалил он. — Вы читали мою почту?! Он попытался изобразить праведное негодование, в чём преуспел лишь частично. — Вы не имели права … это личное письмо! Такое предсказуемое поведение огорчило Каур. — Так вот, Джоэл, вы же знаете, что мы здесь живём и работаем в обстановке строжайшей секретности. Конспирация крайне важна для проекта, вам с самого начала это говорили. Вероятно, мы несколько поспешили сделать выбор, подумала она с немалой толикой сожаления. В таком случае здесь есть и наша вина. — Но это всего лишь безвредное письмо другу, однокашнику по Колумбийскому университету, — возразил Сингер и помахал сложенными веером листами перед лицом женщины. — Прочтите сами. В нем просто лёгкий трёп. Эти протесты ни на йоту не поколебали уверенности Каур. — Во-первых, все контакты с внешним миром строго контролируются. Таковы правила. Во-вторых, вы и я — мы оба знаем, что это письмо не столь несущественно, как вы это пытаетесь сейчас представить. И она взглянула на Сингера глазами, полными снисходительной жалости. — Вы всерьёз полагали, что мы забудем о вашем хобби — криптографии? Это есть в вашем личном деле, Джоэл. Эти слова произвели на Сингера воистину потрясающее впечатление. Он отшатнулся и заозирался с убитым видом, словно в поисках поддержки — хотя бы от цветущих кустов. Наконец, он отступил на пару шагов и неловко опустился на один из лепестков мраморного лотоса. — Я могу всё объяснить, — пробормотал он еле слышно. — Это не так… не так плохо, как вы полагаете. — Нам потребовалось несколько недель, чтобы расшифровать ваше письмо, — признала Сарина, обратив весьма мало внимания на слабые попытки Сингера оправдаться, — но то, что мы обнаружили, нас встревожило, и весьма сильно. Ей не нужно было иметь перед глазами текст, чтобы припомнить самые изобличающие пассажи. — В нём вы конфиденциально сообщаете вашему другу, что вы склонны задним числом пересмотреть своё решение, обнаружив что-то, что вас обеспокоило. Её лицо отразило всю глубину её разочарования. — Я думала, что вы разделяли наше видение будущего, Джоэл. — Я и разделяю! — сразу же воскликнул тот, однако, вспомнив про зажатое в пальцах свидетельство, поправился. — В основном, я имею в виду. — Но? — подхватила Каур, желая кое-что прояснить. О, будь конец всему концом, всё кончить мы могли бы разом, думала она вслед за Макбетом, но сначала важно узнать, что встревожило молодого исследователя, для того, чтобы предотвратить будущие ошибки — и подобные жертвы. К счастью, Сингер не стал тратить времени на оправдания. — Видите ли, я бродил по Уровню 4, искал что-нибудь, что помогло бы мне раздвинуть рамки того, над чем я в последнее время работал, найти что-то более захватывающее… и я наткнулся там на один из ваших проектов, — он возвысил голос, желая утвердить тем самым свое моральное превосходство. — Вы, чёрт возьми, хоть понимаете, что делаете, выводя устойчивые к антибиотикам стрептококки? Разве вы не знаете, насколько это опасно? Я видел лабораторных крыс в конечной стадии полного разложения клеток. Бактерии буквально разъели их плоть! — Само собой, понимаю, — ответила она спокойно, не дрогнув перед обвинениями. — Так и задумано. Она сделала мысленную заметку, что следует усилить меры безопасности на Уровне 4. — Однако вас это не должно волновать, все наши дети обладают генетически заложенным иммунитетом ко всем формам стрептококка. — В данную секунду меня нисколько не занимают ваши драгоценные одаренные дети! — отрезал Джоэл. Его нервная дрожь сменялась гневом по мере того, как Сингер выпускал на волю потаенные сомнения. Он поднялся с закраины фонтана и заметался взад и вперёд по красно-бурому плитняку. — Чёрт, я умнее, чем 99% среднестатистических людей, но даже я побаиваюсь этих маленьких мега-гениев, которых мы произвели на свет, особенно тех 4-леток, от которых в дрожь кидает, — его взгляд переместился на округлившийся живот Сарины, словно там зрела ещё более нервирующая его будущая невидаль. — Но как же остальные? Миллиарды обычных людей? Знаете ли вы, что может сделать с ними устойчивая к воздействию антибиотиков бактерия? — Разумеется, знаю, Джоэл. Она терпеливо ждала, пока Сингер соберёт воедино все кусочки мозаики, удивляясь про себя тому, что он делает это так долго. Возможно, он не так умён, как хочет казаться, или же просто отрицает очевидное? Каур подозревала, что скорее последнее. Но никакой умышленный самообман не может навечно оградить от неприятной правды. Она могла в буквальном смысле видеть, как осознание истины завладевало его сознанием, по тому, как краски медленно сбежали с лица мужчины. Интересный случай соматической реакции на психологический стресс. — О мой бог, так именно для этого? Проредить стадо, чтобы дать место вашей Расе Господ (прим.переводчика — Сингер употребил нацистский термин)? Старые песни на новый лад… — от шока и угрызений совести его опять затрясло. — Никто не говорил мне об этой части проекта! Я думал, мы работали, чтобы помочь человечеству! — Это зависит от того, кого вы подразумеваете под «человечеством», — проговорила женщина, тщательно подбирая слова. По правде говоря, её больше интересовал анализ переворота в мыслях учёного, чем его грубое высказывание. — Будущее нашего вида здесь, в Кризалисе. — Но это же негуманно! Теперь я всё понимаю. В этом безумном проекте нет ничего человеческого! — в его тоне возмущение боролось с мольбой. — Мы же говорим о плотоядной бактерии. Миллионы невинных людей будут обречены! О, наконец-то я поняла, сказала себе Сарина Каур. Ошибочное превознесение ценности отдельной человеческой жизни вкупе с устаревшим пониманием человечности. Мы должны в будущем лучше присматриваться к кандидатам, в особенности к американским. Кроме всего прочего, переменчивость и весьма эмоциональная реакция мужчины укрепили её уверенность в том, что некоторые аспекты долгосрочной повестки дня проекта должны оставаться известными исключительно верхним эшелонам руководства. К чему нагружать таких, как Джоэл Сингер, или даже Уолтер Такаги, тяжким бременем знаний о предстоящих жертвах? К несчастью, насколько она могла судить, мало что можно было сделать, чтобы сохранить в Кризалисе Сингера; предрассудки вели его по пути регресса и, несомненно, глубоко укоренились. — Спасибо за то, что высказались откровенно, — искренне поблагодарила Сарина учёного. — Теперь я знаю всё, что мне нужно знать. Тон голоса, не допускающий дальнейшего обсуждения, достиг его разума, прорвавшись сквозь пелену мятежной вспышки. — И что теперь? — вопросил Джоэл. — Первым же самолётом в Штаты? Каур отрицательно покачала головой. — Мне очень жаль, Джоэл. Я, может, и хотела бы, но… Она вынула из кармана небольшой медный колокольчик и позвонила. В ответ на сигнал два мускулистых охранника-сикха появились с обоих концов сада, блокируя выходы. Суровая неумолимость читалась на лицах, обрамлённых черными бородами и увенчанных тюрбанами; униформа на них была голубая, цвета неодолимого муссона. Они нацелили автоматические пистолеты на Сингера, который против воли вздрогнул, осознавая, на каком тонком волоске повисло его будущее. — Что… Нет! — вскричал он, бросая вокруг себя взгляды в тщетных поисках пути побега. Каур спокойно забрала с тарелки с ужином острый кухонный нож на тот случай, если Сингер осмелится совершить последний отчаянный акт насилия прежде, чем охранники возьмут его под стражу. — Вы не имеете права! — хрипло крикнул он и на глазах у него выступили слезы. — Я американский гражданин! Я ничего не сделал! Каур не поддалась соблазну отвернуться и не смотреть на трогательную картину последних минут жизни молодого человека. Она чувствовала, что обязана принять последствия собственных решений, независимо от того, насколько неприятными они могли быть. Чтобы превзойти мать-Природу, ещё раз напомнила она себе, я должна быть более жестокой, чем она. Эта болезненная правда быстро становилась её мантрой. — Пожалуйста, — умолял Сингер, когда охранники справа и слева подхватили его и повлекли прочь. Сцена была весьма похожа на то, мелькнула у Сарины мысль, как с помощью специальных ферментов от главной последовательности ДНК отрезается дефектный участок. — Я никому ничего не скажу, обещаю! Просто отпустите меня, и вы никогда больше обо мне не услышите. Нет, так рисковать я не могу, думала она, удерживая на лице маску холодной отчуждённости. К тому же последняя просьба бесполезна; она уже консультировалась с другими высокопоставленными участниками проекта, и они единогласно поддержали её окончательное решение. Сингер был талантлив, но не незаменим; они не могли позволить ему поставить под угрозу будущее человеческой эволюции. Эхо просьб о милосердии словно еще витало в тишине сада, даже после того, как охранники увели учёного, или, может, Сарине Каур просто так казалось. Она осталась наедине со своими мыслями, вдыхая аромат окружающих её генетически модифицированных орхидей. Какая трагическая утрата носителя первоклассной генетики, прекрасно образованного, с грустью говорила она себе. Единственным утешением, кроме уверенности в том, что всё, что сделано, было абсолютно необходимо, это известие, что превосходная ДНК Сингера, одарившая его умственным и физическим совершенством, будет продолжать вносить свой вклад в проект и после того, как сам человек, со всеми его неурядицами и неуместными симпатиями, перестанет существовать. Как обидно, что мы не можем менять умы с такой же лёгкостью, как гены. Она ощущала, как толкается в ней развивающийся плод, напоминая самым что ни на есть непосредственным образом о том, кто стоял на кону. Я могу только надеяться, что наш следующий рекрут оправдает риск привлечения его или ее в Кризалис.