Я снова чувствую эту тупую боль. Да что она ко мне пристала, жить нормально не даёт. Вот у вас бывает так, что вроде не болит, а вроде бы что-то и ощущается, и это вас так мучает, что вы не знаете, что бы сделать, чтобы это раздражение прекратилось.
Мысли ворочаются медленно.
Дожили. Я уже сама с собой в голове общаюсь.
Хотя на это есть своя причина, я не чувствую, что могу говорить. Но безусловный рефлекс сработал безотказно, и я, видимо, что-то пытаюсь сказать, но из горла вырывается только хрип.
Вода. Мне нужна чёртова вода. Хочу воду.
А потом я догадываюсь, что стоит открыть глаза.
Лучше бы я этого не делала, потому что свет бьёт неожиданно и больно, я прикрываю глаза, пытаясь понять, в каком чудо-месте я оказалась: всё вокруг почти кристально белое, фу, отвратный цвет.
Наконец, полностью распахиваю глаза.
Я в палате больницы. О, так я выжила! Наружу рвётся истеричный смех, кажется, на меня плохо влияет наркоз и обезболивающее.
Слышу движение, и в моё поле зрения попадает Джеймс Мориарти.
Он грациозно отталкивается от подоконника, к которому стоял спиной, и медленно подходит к моей кровати, садясь на стул, стоявший рядом.
Мои глаза, похоже, распахиваются ещё шире, потому что Мориарти усмехается, по-доброму.
— Что ты тут делаешь? — голос до ужаса хриплый, словно я курильщик со стажем.
— Не хочешь воды? — не отвечает на мой вопрос Мориарти, наливает в стакан из графина воды и подаёт мне.
Я вытягиваю ту руку, которая не занята капельницей с физраствором, и пью, ощущая наслаждение, сродни… ладно, ничем не сродни.
— Спасибо, — невольно благодарю я и тут же понимаю, что вообще не стоит ему говорить хороших слов.
Мориарти забирает стакан и снова обращает взор на меня.
Я смущаюсь.
— Ну так что ты тут делаешь?
— Сижу.
Я сощуриваю глаза.
В голове начинают пробуждаться прошлые события, и у меня возникает тонна вопросов, но вместо их задавания я говорю:
— Мне кажется, я могу тебя отсюда выставить.
— Мне кажется, нет, — он красноречиво оглядывает меня, намекая на моё физическое состояние.
Я молча протягиваю пальцы к кнопке вызова медсестры.
— Что-то мне подсказывает, что доктора надо оповестить, что пациентка очнулась, — парирую я.
Я наблюдаю за тем, как его взгляд меняется и внутренне торжествую, чувствуя удовлетворение: ха, шах и мат, господин Мориарти.
— Если ты так пожелаешь, — пожимает он плечами и выходит из палаты.
Я тупо смотрю ему вслед, не веря собственным глазам: сдался? Или просто поставил меня в тупик. Или новая тактика.
Мориарти — клубок загадок.
Через пару мгновений входит врач. Это мужчина в возрасте, но его вид так и пышет здоровьем. В моём представлении врачи именно такие. Он спрашивает о моё самочувствие, а я пытаюсь понять, как себя чувствую.
Паршиво.
— На удивление, у вас сломана только нога. И то, я так понимаю, вы её сломали раньше, чем выпали из окна, — при слове «выпали» мистер Тейд усмехается. Интересно, он в курсе всей истории? Я киваю в ответ. — Вам повезло, вы отделались только ушибами, хотя вполне возможно, что помогло вам то, что по архитектурной задумке за окном был широкий выступ, а вы едва с него не скатились, но не упали ведь…
Я перевожу взгляд на Мориарти, который завис тенью у приоткрытой двери, и кое-что понимаю: я имею для него не самое маловажное значение; я не вижу того криминального гения, паука, которым он был раньше предо мной, теперь это беспокоящийся
обо мне человек, пытающийся скрыть это.
И это придаёт сил.
Но я всё ещё многое помню, чтобы разом списать всё его отвратительное ко мне отношение.
Доктор Тейд желает мне скорейшего выздоровления и уходит, а Мориарти закрывает за ним дверь.
— Либо ты рассказываешь всё, либо убирайся, — ставлю я ультиматум, потому что устала. Плевать, что выглядит так, будто я думаю, что Мориарти можно вертеть, но я слишком сильно устала, чтобы думать, анализировать, лавировать, быть начеку.
Мориарти снова усмехается: как же мне хочется стереть эту ухмылку хорошим ударом в лицо! Но сейчас у меня это точно не получится.
— Что ты хочешь знать? — вопрос меня обезоруживает, я не ожидала, что он так просто… согласится.
— Что с Генри?
Взгляд Мориарти не меняется, но я почему-то готова поспорить, если будет такая необходимость, что его глаза стали чернее и злее.
Я пытаюсь устроиться удобнее.
— Он в психбольнице, — раздаётся ровный ответ.
— Но?
Встречаюсь с глазами Джеймса и послушно замолкаю: он давит несильно, но ясно даёт понять, что не стоит его раздражать, а я почему-то соглашаюсь с этим и молчу, потому что и без слов ясно всё понимаю.
Его бесит сам факт того, что он не может «стереть с лица земли» моего брата. Похоже, Шерлок и Джон этому помешали.
— Ты и Генри… Как долго вы знакомы? — спрашиваю я спустя непродолжительное молчание, за которое Мориарти успел вернуться на стул.
Но Мориарти поступает так, чего я от него никогда бы не ожидала.
Он двигается ближе, переплетает свои пальцы с моими и поднимает голову.
— Я скажу это один раз и больше не повторюсь, — начинает он глухим тоном. Как мне кажется, моё сердце перестаёт биться оттого, что я вижу перед собой нормального, адекватного, без забабахов человека, и я готова идти за таким человеком. — С твоим братом я познакомился давно. Как он и говорил, в малом возрасте. Тогда мы быстро нашли общий язык. Встречались на общих сходах наших родителей… — значит, он не просто Мориарти без титула, — а после поступили в один университет и даже на один факультет. После этого наши отношения стали портиться, — он улыбается чарующей улыбкой хищника. — И с этого началось наше соревнование во всём, — я понимаю, что он многое не договаривает, но, может быть, я это выясню позже? — Но гораздо позже… — перед делами в Америке? — мы заключили пари, цель которого ты знаешь…
— И тут ты вспоминаешь, что у Генри де Вера есть сестра и она компьютерный гений. А что насчёт моих родителей? — перебиваю я.
— Не прерывай, — строго говорит он, сжимая мои пальцы.
Как долго продлится этот Мориарти?
— Твоих родителей я не убивал, поверь. — я хмыкаю. — И это не сделал твой дражайший братец, — ехидно растянул последние слова Мориарти. — Это сделала погода. Но кто же знал, что он поедет крышей, и возомнит себе то, чего нет?
— А что насчёт меня?
— Тебя учить и учить манерам, — притворно вздыхает Джеймс, расслабляя свои пальцы и чуть поглаживая мой большой. — Нет, я не знал, что Тесса Элизабет де Вер в «подпольном» миру принцесса информатики, — иронизирует он. — Но оказалось, что это будет отличный удар поддых, если открыть код мне поможет сестра Генри де Вера. Гораздо позже я понял, что я уже не так важен мистеру де Веру, когда он узнал, кто мой «информатор», важна ему стала ты, важнее, чем я. И выдуманная месть.
— И зачем ты заставил убить меня человека? — тихо спрашиваю я.
— Тесса, — только он может произносить моё имя так, что я готова плыть на волнах его голоса, — не забывай, кто я есть. Любовь моя, я далеко не ангел. Мне дико скучно жить, — он некоторое время молчит, а я, кажется, не дышу. — Не забывай дышать, — насмешливо бросает он, будто читает мысли. — Я заметил одну интересную вещь: тебя мне хочется разгадывать…
— Мучить.
Мориарти темно улыбается.
— Из-за тебя я забываю весь остальной мир. Мне хочется рвать его на куски и бросать тебе. Хочется открыть разные грани возможного и показать всё. И всё тебе, для тебя. Статистика говорит, что ты притягиваешь магнитом к себе опасности, знаешь, сколько уже убито?
— И это говорит Джеймс Мориарти, — вздёргиваю бровь я. Я хочу в это верить, очень хочу, но сразу же, как я верю, Мориарти топчет меня.
— Никто не отменял остального.
Мы молча смотрим друг на друга.
Я легко пожимаю его пальцы, будто скрепляю наш странный союз.
Наш маленький мир распадается со стука в дверь.
— Можно, — говорю я чуть громче, чтобы услышали.
Это Джон. Он аккуратно заглядывает и входит, а потом замечает Мориарти. Их взгляды пересекаются, и в них точно не самые добрые эмоции.
Я фыркаю.
— Серьёзно?
Джон будто очнулся. Он поворачивается ко мне, хотя искоса следит за Мориарти, который встал со стула и поправил пиджак, застёгивая его.
— Привет, Тесса, — он мягко улыбается мне.
Я расплываюсь в ответной улыбке, понимая, что Джон простил меня.
— До встречи, — нейтральным, но своим знаменитым тоном бросает Мориарти, стремительно выходя их палаты, захлопывая за собой дверь.
Я закатываю глаза.
— Актёр.
— Смело, — отмечает Джон.
Я улыбнулась уголком губ.
— Не его мне надо бояться, да и мы пересмотрели наши отношения.
Джон протестующе поднял руки, ставя прекрасный букет из белых лилий в вазу с водой и садясь на стул, с которого встал Мориарти.
— Почему вас пропускают? — недоумённо спросила я, ведь обычно сначала пускают только родственников и то ненадолго. — Кто оплатил эту палату? — она для избранных личностей. Я начинаю подозревать, что не Мориарти: он бы никогда в жизни не пустил сюда Джона Ватсона.
Джон запрокидывает голову и хохочет.
— Не поверишь кто.
Я во все глаза смотрю на Джона, даже рот приоткрылся.
— Он? — молча хватаю ртом воздух. — Извинение такое?
— Да, — кивает Джон, продолжая посмеиваться.
— Я была большего мнения о Майкрофте Холмсе, — протягиваю я.
Джон качает головой.
— Они с Шерлоком два сапога пара, хотя Майкрофт активно пытается показать, что он воспитаннее и тактичнее Шерлока. Кстати, Шерлок передавал привет, желает, чтобы ты выздоровела, но сам он не видит смысла приходить.
Я киваю, расплываясь в улыбке: типичный Шерлок Холмс.
— Если хочешь это услышать, то Генри признан невменяемым, и он теперь закрыт в дурдоме.
— Сколько дней я пробыла в отключке? — Джон называет цифру. — Даже не знаю, что чувствую по отношению к нему, в безопасности ли я, — мыслю вслух я.
— Со временем ты всё расставишь по полочкам, — успокаивает Ватсон. — И да, все обвинения с тебя сняты, ты для Майкрофта отныне чиста, как белый лист бумаги, — Джон заговорщически мне улыбается.
— Шерлок заставил?
— А то.
Мы вместе ещё долго смеёмся.
— Если всё обустроил Майкрофт, то каким образом Джеймс тут находился? — меня всё же мучает этот вопрос, хотя я подозреваю решение этой загадки.
— Шерлок. Давно не видел, что бы он выходил полным победителем из споров с братом.
Я киваю: стоит многое осмыслить.
Шерлок Холмс — удивительный человек, в чём-то он превосходит Мориарти, миру повезло в том, что они имеют в лице Шерлока, словом, Шерлок и Джим не по разные стороны баррикад, просто живут они разными вещами.
***
Может быть, Майкрофт и всемогущ в плане подвижек законов в больнице, но не до конца, за Джоном закрывается дверь. Палата пустеет и становится тихо. Я обвожу взглядом комнату, вынося вердикт, что мне здесь не нравится. Можно ли устроить то, что я как можно быстрее выпишусь отсюда?
Молча смотрю в окно, откуда виднеется кусочек водянистого серого неба, из которого вот-вот польёт дождь, говорю как потомственный англичанин.
Первая капля ударяется по стеклу, с секундной задержкой по прозрачной поверхности идёт обстрел водой, и чистые ручейки ползут вниз, не найдя успеха в своём деле.
Я не сразу понимаю, что плачу сама. Слёзы текут тихо и ненавязчиво, не давая о себе знать, а в следующий момент я плачу навзрыд от боли, переполняющей меня, радости, облегчения и ещё одной тонны боли.
Заходит пожилая медсестра, бросается ко мне, заботясь обо мне, пытается выяснить, что не так, но, кажется, понимает, что со мной, и поэтому не вкалывает успокоительное, а лишь аккуратно и легко, словно хрустальную, прижимает к себе, гладя по голове.
***
Меня обдувает холодный ветер, предвещающий о долгожданном вступлении в свои права зимы.
Я оборачиваюсь к Алексу.
— Я выгляжу нормально, чтобы смело смотреть в глаза людям, когда они будут таращиться на меня? — в который раз, но по-другому спрашиваю я.
Алекс закатывает глаза, перехватывает ручки инвалидного кресла и катит меня по пандусу.
— Ты и сама прекрасно знаешь.
Я довольно улыбаюсь и смотрю вперёд, вдыхая морозный воздух. Бросаю взгляд на небо, может быть, снег пойдёт? Но, похоже, погода не собирается баловать и дальше. Хотя, думается мне, что большинство лондонцев не рады холоду, а холод у нас уже при ниже нуля градуса, если по Цельсию.
Да! Я вижу эти взгляды. И в ответ помахиваю одной ногой, показывая, что никакой не инвалид. Любопытные прохожие отводят смущённые взгляды.
— Центральный парк? — уточняет Алекс.
— Да. И хот-доги. И сахарная вата. И…
— Если у тебя будет отравление, то Мориарти меня убьёт, — прерывает мои перечисления Алекс.
Поворачиваюсь к нему настолько, насколько позволяет гипс на ноге.
— С каких это пор тебя волнует мнение Мориарти? Вот меня не волнует, — ветер бросает мне в лицо мои волосы, отчего я плююсь ими, негодуя.
Алекс смеётся.
— А ведь верно, — он подмигивает мне и срывается с места, катя кресло.
Я заливисто смеюсь и уверена, что смотрят на нас как на дураков, но какая разница? Поражаюсь силе Алекса, но не зря он на ЦРУ работает.
Алекс останавливается, делая вид, что выдохся. А в ближайшем трейлере мы покупаем хот-доги — это еда богов.
— Мне, кстати, дали отпуск.
Я хлопаю ладонями, затянутыми в перчатки.
— Неужели чудо свершилось?
Алекс усмехается.
— Всё равно мне надо уладить дела с моим мёртвым коллегой, — ироничной тянет Алекс.
Я прищуриваюсь, изучая его. Алекс сел на скамейку, придерживая ручку от кресла.
Напарник Алекса, агент от Англии, к моему удивлению оказался мёртвым при весьма мутных обстоятельствах, которые мне никто не собирался раскрывать, как бы я изощрённо не выпрашивала детали. Ну ничего, доберусь до компьютера. К слову, Мориарти, пользуясь моей беспомощностью, не давал мне их, огранича мои происки даже на телефоне. Как он это сделал, не знаю, но этот человек явно дождётся от меня.
— Но ты просто обязан вернуться в Лондон на Рождество. Кара просто мечтает тебя увидеть.
— С чего вдруг?
— Она мечтает увидеть всех, если ты понимаешь, о чём я, — загадочно шепчу я.
Алекс фыркает.
— Предположим, Джон согласится. Остальные-то нет.
— Я надеялась на твою помощь. И Джона.
Алекс снова смеётся, и я не могу удержаться от смешка.
— Уговорим Шерлока. А Мориарти?
Я махаю рукой.
— Не представляю, как я это сделаю, что бы он никого попутно не убил, но сделаю это, — по-чёрному шучу я.
— Слышал бы он тебя…
Я пожимаю плечами.
— Кто знает, может, у деревьев есть уши, — и театрально кошусь в сторону голых деревьев.
— Никто за нами не следит, — расслабленно проговорил Алекс, прикрывая глаза.
— Слово агента?
— Слово агента, — кивает головой Линеровский.
Я улыбаюсь и довольно, как кот, щурюсь, когда сквозь ошмётки облаков выглядывают настырные солнечные лучи.
***
В какой-то момент моя жизнь частично переплелась с жизнью Мориарти. Нет, я многого не знаю, но часть Мориарти, я подозреваю, принадлежит мне. А он нагло пользуется моей беспомощностью. Нога всё ещё в гипсе, и я вынуждена быть на его попечении. Он бескомпромиссно и сразу влез в мою жизнь, словно стремясь устроиться под кожей.
У него, помимо одного неуютного и одного уютного домов, есть ещё помпезная, но мною любимая квартира на последнем этаже небоскрёба, причём, весь этаж эта квартира и занимает.
Джеймс сидит перед ноутбуком в простых тёмных спортивных штанах и чёрной футболке, сосредоточено изучая что-то на экране.
За несколько дней нашего проживания я узнала многое и ничего. Уже подмечаю малейшие изменения в настроении, знаю, что он любит (из разных категорий), позволяю узнавать себя, да даже если бы не позволяла, он бы всё равно всё узнал.
Я исподтишка изучаю его, мысленно обводя пальцами черты лица.
— Что? — спрашивает он, не отрывая взгляда от монитора.
У него сейчас одно из тех настроений, когда он уютный, домашний и почти мой.
Я качаю головой и устремляю взгляд на экран своего ультрабука.
Когда-то давно я подумала, что это больная любовь. Нет, это не любовь, ещё далеко не любовь. Мы обходим друг друга кругами, как хищники, сближаемся и отдаляемся, калечим друг друга и не понимаем. На первый взгляд мы совсем не подходим друг другу, но на самом деле в каждом из нас таится похожее, нечто одинаковое, что позволяет нам понимать друг друга, хотеть. Собственно, на хотении, желании присвоить всё и закрутилось. Это не любовь. Но что, если не любовь? Я знаю, что он хладнокровный убийца, подозреваю, что он не оставит Генри в покое, но до поры до времени молчу, знаю, что скоро у него снова начнётся противостояние с Шерлоком, а, возможно, одной меня ему станет мало, или я наскучу. Но есть такой вариант развития, что я стану элитой, избранной для него. Это не любовь. Возможно, когда-нибудь он и начнёт брать в расчёт мои мысли и чувства, возможно, я буду значить для него больше, чем что-либо другое. Завязок чувств, если Джеймс Мориарти чувствует больше.
Меня пронзает мысль.
Я молча смотрю на экран, где мерцают нули и единицы, провожу по кнопкам. И не верю в то, что вижу. Придётся.
Отныне я самая могущественная личность на планете.
Я знаю этот код.
Поднимаю взгляд и встречаюсь с внимательными глазами Мориарти. Как давно он меня изучает?
Прикрываю крышку ультрабука, снова возвращаю взгляд.
Вздёргиваю бровь.
— Что? — возвращаю вопрос. — Джеймс, — добавляю, зная, что иногда его имя, сказанное мной, производит эффект на Мориарти.
Мориарти легко — так многообещающе — улыбнулся и вернулся к своему компьютеру.
Я усмехаюсь.
Игра началась.
