Спящая красавица

Подобно тому, как после грозы воздух бывает чист и свеж, так и после вчерашних слез мысли Кхуши к утру успокоились, а в чувствах нашлась долгожданная ясность. Хотя обстоятельства ее жизни и не изменились, и настроение, в котором она проснулась, было далеко от того, чтобы назвать его хорошим, оно определенно было боевым. Первым делом, с превышающим необходимость тщанием намыливая голову, Кхуши решила составить список проблем, с которым ей необходимо как-то справится. Одно дело – чувствовать, что плохо все и сразу, совсем другое – четко представлять себе, что именно нужно исправить. Дом был полон предотъездной суеты, провожая молодоженов, а с ними и будущих родителей на Бали. Хотя такси в аэропорт должно было приехать только после завтрака, с раннего утра все не находили себе места, то порываясь в десятый раз перепроверить, все ли вещи сложены, то замирая в долгих объятиях. Арнав оставался единственным маяком невозмутимого спокойствия посреди бушующего моря беготни и заботы, и только насмешливо фыркал над утирающей слезы Монорамой. Справедливости ради, Кхуши прекрасно знала, что сам Арнав проснулся в пятом часу утра и с тех пор так и не ложился, то меряя комнату нервным шагом, то усаживаясь за работу. Кхуши проснулась вместе с ним, но быстро заснула снова, сонно улыбаясь тому, что и страшному Арнаву Сингх Райзада не чуждо ничто человеческое. Арнав в очередной раз закатил глаза, когда Монорама всерьез наставляла Акаша звонить ей каждые три часа – потому что никогда не знаешь, что может случиться на курорте, сын. Кхуши посмотрела на него с улыбкой – мол, сами-то по отношению к Анжали не лучше, - и Арнав помрачнел, снова склоняясь над ноутбуком. Не хотела бы Кхуши оказаться человеком, которому Арнав тогда писал. Кхуши покачала головой и вернулась к своим мыслям. Среди суеты было хорошо думать, и после пары пропущенных мимо ушей реплик и последовавших за ними ответов невпопад, Кхуши решила, что на ближайшие полгода план действий должен включать в себя выживание в тесном соседстве с одним невыносимым Зазнайкой, причем на условиях, которые не привели бы ее к полной финансовой кабале по окончанию замужества. Кхуши задумалась, наливая чашку приятно согревающего чая. Помнится, сразу после свадьбы она уже составила себе список того, что ей необходимо сделать. И первым пунктом там шло: не дать Арнаву Сингх Райзада разрушить ее жизнь и не стать такой же циничной, как он. Она с тоской подумала, что план-то был хорош, но вот в последние дни она совсем о нем забыла. Она решительно впилась вилкой в блинчик, твердо обещая себе больше не забывать об этом плане. Был, правда, в нем еще один пункт: не переставать верить в брак. С этим пунктом Кхуши откровенно оплошала, но в такое прекрасное утро думать об этом не хотелось, и она решила, что может отложить решение философских проблем на потом, в первую очередь разобравшись с практическими. Нужно было найти способ как-то зарабатывать деньги, и это стало первым в ее списке дел. Следующей заботящей ее проблемой был Шьям. Несмотря на то, что Кхуши верила в брак, голос разума в данном случае затмевал в ней все матримониальные убеждения. При всей любви к институту замужества, только слепой глухой и очень, очень не подающий надежды человек мог решить, что Шьям был хорошим мужем Анжали. Кхуши с облегчением, имеющим постыдно мало с заботами о счастье золовки, думала о том, что совсем скоро Шьям окажется на расстоянии в пару тысяч километров от Дели. Возможно, там его мысли немного придут в порядок. Возможно и нет, но с проблемами следовало разбираться по мере поступления. Кхуши потянулась за булочкой, решив, что сахар ее мозгу точно не помешает. Арнав, подозрительно молчаливый все утро, странно посмотрел на нее, с тем нечитаемым выражением лица, от которого становилось не по себе. И девушка тут же добавила еще один пункт в план действий, даже, скорее, уточнение к самому своему главному обещанию оставаться самой собой: сохранение душевного равновесия и психического здоровья. Потому что неважно, сколько она заработает, на лечение у психиатра после полугода брака с Арнавом Сингх Райзада ей все равно не хватит. *** На первом курсе Гарварда Арнав посмотрел, кажется, сотню романтических комедий. Он тогда встречался с Элли-из-Калифорнии, где жаркое солнце навсегда покрыло ее кожу бронзой, выжгло волосы добела. Арнав до того момента никогда не видел натуральных блондинок, и половину первого свидания нет-нет, да бросал недоверчивые взгляды на светлые пряди. Элли была бы идеальна во всем – от оценок до смеха, если бы не переходящая все границы страсть к романтическим комедиям. Все время, пока они встречались, а встречались они долго, каждые выходные Арнав обреченно вздыхал, наблюдая за как под копирку снятой историей любви молодых американцев. Фильмы были один другого скучнее, и раздражали его своей непродуманностью. В каждом из них герои встречались, обменивались парой шуток, затем сцена сменялось другой, третьей, и вдруг оказывалось, что они уже влюблены друг в друга по уши. Арнаву тогда это казалось жутко странным – зачем снимать историю любви, если в ней не рассказано непосредственно о том, как герои влюбляются? Арнав знал, как развивается деловой цикл – есть фазы роста и развития, пика, спада и кризиса, после которого цикл начинается снова. Разве не должно в любви быть так же? Так почему же создатели голливудских комедий намеренно опускали фазу развития каждый раз? Арнава очень злило, что он никак не мог ухватить тот момент, когда наступает любовь. На десятом фильме, обнимая Элли, он решил, что непременно должен провести собственное исследование и выяснить, что именно происходит между первой встречей и наступлением влюбленности. В его представлении, с небес полилась бы музыка, мир раскрасился новыми, невиданными цветами и сама жизнь кричала бы ему о новом чувстве. По крайней мере, в книгах все было так. С Элли такого не было, как не было ни с кем до или после, но он упорно ждал. А потом он повзрослел и решил, что любви ему не нужно вовсе и, значит, ловить себя на фазе роста ему нет никакой нужды. Он осознал, что все известные ему истории любви начинались с какого-то особенного события – бала, королевского званого вечера, безумного спасения прекрасной дамы в беде. Так что он намеренно и вполне успешно избегал ситуаций, при которых какие-либо нежелательные искры могут пробежать между людьми, а какие-либо незваные бабочки затрепетать в животе. Ему, из гордости и себялюбия, представлялось, что сердце Арнава Сингх Райзада если уж и будет сражено, то лишь в результате невиданных обстоятельств. Реальность была куда прозаичнее - он просто бросил короткий взгляд на жену, задумавшись, не попросить ли ее передать чай, и не плеснет ли она ему, после вчерашнего, весь чайник в лицо, и вдруг понял, что любит ее. Вопреки всем его представлениям, любовь выражалась языком не экономики, а геометрии, и оказалась похожа на луч – прямую, начавшуюся вдруг в одной точке и из нее устремляющуюся в бесконечность. Кхуши самозабвенно намазывала булочку джемом, что делала, нужно признать, каждое утро. Арнав подумал о том, сколько раз уже видел ее за этим занятием, и что каждый раз она выбирает именно клубничный джем, и что всегда сначала наливает чай и только потом делает бутерброд. Ее волосы не развивались от невидимого ветра, а небесные сферы не лили на них медоподобную музыку. Кхуши даже не смотрела на него. И все же, Арнав понял, что любит ее, и чувство это пришло легко и просто, словно он сделал вдох, и с глотком воздуха в нем щелкнул выключатель. Любовь не была чем-то… особым. Арнав не почувствовал ни волны тепла и света, ни потребности переосмыслить жизненные ориентиры. Возможно, если бы любовь изменила его на месте, он бы засопротивлялся, спасаясь. Но вот он влюбился, и был по-прежнему самим собой, со всеми своими минусами и плюсами, и даже неприязнь к любви в целом и общем осталась прежней. Арнав честно поискал в себе гнев, но с удивлением ничего не нашел. Он-то думал, что, влюбившись, первым делом разозлится на это чувство, противоречащее всем его намерениям. Однако, злости не было, как не было и ни радости, ни горя. Не было желания бороться с этим чувством, как он обещал когда-то Анжали. Любовь не была болезнью, чтобы излечить себя от нее, не была неисправностью механизма, чтобы себя починить. Не стала она и невиданным благом, бальзамом на его раны, светом его сердца. Она просто была, как были у него руки, и глупо было бы злиться на то, что рук у него две, а не четыре. Возможно, с четырьмя было бы удобнее – можно одновременно есть и печатать, например, но у людей обычно рук всего две, и Арнаву никогда не приходило в голову гневиться из-за этого. Так же не стал он злиться и на то, что чувствовал, пусть даже без этой любви ему было бы удобней, потому что сразу же почувствовал он любовь как часть своего тела, любовь была у него и в нем самом и стала частью его существа. Он был теперь все еще самим собой - и успешным бизнесменом, и хорошим братом, и добрым внуком, и любителем костюмов троек, и тем, кто бегает по утрам. И, меж всего этого, он был тем, кто любит Кхуши, и эта его часть стала такой же неотъемлемой, как все прочие. Но и любовь сама переняла его черты. Подобно тому, как «Арнав» не было для него просто словом, но означало конкретно его, и, когда бы он ни слышал имя Арнав, он первым делом думал о себе, так и любовь теперь перестала быть абстрактной величиной. Она стала конкретным понятием – любовь Арнава к Кхуши, и каким-то внутренним, особым знанием он знал, что никогда уже не сможет этого изменить. Понимание это не было ни хорошим, ни плохим, как ни хорошо и ни плохо дышать. И этом смысле, не став облегчением, любовь стала все же некоторой определенностью. Возможно, в голливудских комедиях все было иначе. Возможно, в них бы сейчас заиграла лирическая мелодия, и Кхуши бы подняла глаза, и Арнав бы посмотрел в самое ее сердце, и увидел бы там ответ на свои вопросы. Но Кхуши мирно пила чай, а Арнав по-прежнему не знал, может он попросить ее налить и ему, и лучше пока не обращаться к ней с просьбами, касающихся чего-то, чем можно плескать в мужей. *** Когда пришло время проводов, Кхуши тепло попрощалась с сестрой, хмыкнув в конце: – Отдохни за двоих, ладно? Паяль рассмеялась и пообещала, что так и сделает. Кхуши пришло в голову, что наслаждаться замужеством в целом Паяль тоже нужно будет за двоих, но мысль эта была не неприятной, а спокойной, скользнувшей по сознанию, как ладья по ровной озерной глади. В конце концов, Кхуши понимала, что делает, выходя за Арнав ради сестры, и слезы, пролитые по ее собственной романтической жизни, кончившейся, не начавшись, уже давно высохли. Она улыбнулась Акашу, наставляя заботиться как следует о молодой жене. Когда подошла очередь прощаться с Анжали, Кхуши тепло обняла ее, вдыхая сладкий, мягкий аромат духов. Анжали была, казалось, лишена любых острых нот, и обнимая ее, Кхуши почувствовала на глазах слезы. - Кхуши, ты что? – Анжали погладила ее по щеке. – Мы же всего на две недели уезжаем. Ты и не заметишь, как пролетит время. Кхуши улыбнулась, снова обнимая ее. Было что-то такое теплое, такое бесспорно хорошее в Анжали, что вызывало волну заботы и любви. Хотелось защитить ее, оградить от всех проблем. Ее главная проблема, тем временем, стояла рядом, сверля глазами Арнава. - Хорошо отдохнуть тебе, зять, - Арнав сжал руку Шьяма в своей, не утруждая себя улыбкой. Глаза его жгли мужчину напротив, смотря прямо и ясно через все маски и выдуманные образы. Он видел Шьяма таким, каков он есть, и если Кхуши от такой картины хотелось рыдать, то Арнав лишь просто смотрел, не выказывая ни отвращения, ни любопытства. Шьям попытался оскалиться, показать, что ему дела нет до шурина, но улыбка вышла кривой, почти жалкой. Арнав наклонил голову, не отрывая от него взгляда, и Шьям сглотнул. Ему показалось вдруг, что он дворовый задира, вышедший на профессиональный ринг, шакал, забредший в клетку к тигру. Если бы Арнав стал ему грозить, Шьям бы знал, как себя вести, но Арнав просто пожал ему руку и двинулся к сестре, и от такой тишины, такой безусловной уверенности Шьяму стало страшно. К сожалению, он был из тех, кто от страха злится, и гнев этот не заставляет работать над собой, чтобы перестать боятся, но стелется красной пеленой на глаза, делая всех вокруг виноватыми в том, что они стали свидетелями слабости. Шьям повернулся к Анжали, которую только-только выпустила из объятий Кхуши, и подумал, какая же его жена замечательная. Такая замечательная, что хочется выть. - Сестра, обязательно позвони мне, как прилетите, - серьезно сказал Арнав. - И потом каждые три часа? – Анжали передразнила Монораму, и губы Арнава дрогнули. - Хорошо отдохни, - искренне пожелал он и обнял сестру. - Постарайтесь тут не поссориться, ладно? – она погрозила ему. - Ладно. Постараюсь не стать без тебя Синей Бородой. - Эй, - Кхуши возмущенно повернулась к ним. – Почему это вы станете Синей Бородой? Может, это я окажусь Черной Вдовой. - В общем, Ди, если в семье Райзада-Гупта произойдет ужасный несчастный случай, тебе сообщат первой. Возможно, конечно, прежде официальных заявлений ты увидишь мое безутешное лицо в репортаже о прекрасном молодом вдовце… - Чоте! - Шучу, шучу. Мы будем в порядке, - он наконец улыбнулся, и Кхуши подумала, что так, если смотреть со стороны, он даже выглядел нормальным человеком. Не красивым, а именно нормальным, потому что по-настоящему красив он был в минуты холодного, безжалостного гнева. Тогда он будто бы становился наконец самим собой полностью, обретал самую свою сущность, не прикрытую воспитанием, вежливостью и манерами. Тот внутренний огонь, на котором кует себя человек, что-то, о чем Кхуши привыкла читать в легендах, а не видеть в живых людях. Сущность эта была суть неумолимость, и, хотя Кхуши и считала, что куда лучше, когда ваша истинная суть – это доброта или, скажем, веселье, даже она не могла не признать, что было в Арнаве в эти минуты что-то действительно красивое. Когда-то, еще в детстве, Кхуши видела в музее старинный меч, любимый клинок какого-то махараджи. Меч, выкованный искусным мастером, был бы просто хорошим на вид, ничем не отличным от сотни других таких же добротных мечей, если бы не десятки битв, закаливших его своей яростью, омывших кровью и заточивших криком. Среди полного оружия рыцарского зала Кхуши тогда застыла перед одной только витриной, за которой молчаливо и грозно был выставлен клинок, испуганная и не смеющая отвести от него глаз. Меч ничего в себе не таил и ничего не скрывал, открывая всем свое смертоносную суть, и уважение вызывала холодная, не ведающая жалости честность такой вещи, которая не притворяется безобидным ножичком, не пытается стать тем, чего в ней нет, но является тем, чем только и может быть. Кхуши не любила оружие, как не любила она и Арнава, но, когда Шьям подошел к ним, она не смогла сразу прогнать невольной мысли о том, что много есть в мире красивых опасных существ, и ее муж был, пожалуй, самым красивым и опасным. Анжали и Паяль еще раз пожелали им не скучать, и Арнав, улыбаясь, легко приобнял жену, как и следовало бы хорошему супругу. В этот момент Кхуши с ужасом поняла, что не уверена, хотела ли она, чтобы он был обычным, нормальным и простым. Она отпрянула прочь, стоило двери закрыться, и поежилась. Арнав нахмурился, но промолчал. - Как непривычно тихо, - грустно улыбнулась бабушка. – Кхуши, милая, ты уверена, что вы не сможете к ним присоединиться? Может быть, только на пару дней? Кхуши покосилась на Арнава и покачала головой. - Боюсь, что бизнес требует сейчас неустанного внимания… моего дорогого мужа. Арнав весь скривился, стойко снося такое обращение. Очевидно, даже вся любовь мира не могла заставить его нормально воспринимать ласковые слова. - Да, бабушка, я же говорил. Сейчас нет никакой возможности уйти в отпуск. - Ну ладно, как скажешь, - бабушка недовольно поджала губы, и Арнав замер, с опаской ожидая, что за этим последует. – Просто я подумала, что Кхуши будет очень одиноко. Ты целыми днями на работе, а мы с Монорамой уже не в том возрасте, чтобы молодой девушке было интересно проводить с нами все свое время. Монорама на этих словах с громким стуком поставила чашку на стол и вышла из комнаты с гордо поднятой головой. Бабушка проводила ее взглядом и продолжила. - В общем, вы уловили, к чему я клоню. - Нет, - честно сказал Арнав. - Нет, - соврала Кхуши. - Может быть, вам стоит навестить родителей Кхуши? Погостить у них недельку… - Что? – Арнав открыл рот и снова закрыл. Кхуши бы несомненно оценила его дурацкий вид, если бы не волна ледяного ужаса, окатившая ее. - Бабушка, не стоит. Это плохая идея. - Почему? - Э… - Кхуши замялась, пальцы сами собой начали сминать уголок дупаты. – Я не думаю, что Арнаву… - она замолкла, надеясь, что окружающие смилостивятся и не заставят ее продолжать. - Арнаву что?.. – поторопила ее бабушка. - Да, что там со мной? - Арнав скрестил руки на груди, с недовольством глядя на жену. Кхуши сглотнула, переводя взгляд с одного на другого. Положение было критическим. - Я имела ввиду, что Арнаву будет не удобно ездить в офис из нашего района. Очень далеко. Жуткие пробки, - она нервно рассмеялась, но смех неловко повис в тишине. - Я прекрасно доберусь. Спасибо, - уведомил ее Арнав, задирая нос на опасные высоты. - И у нас воду подают только утром. - Люблю мыться с утра, - глаза Арнава засверкали азартом. - И дом очень маленький, тебе будет тесно. - Буду ближе к тебе, любовь моя. - Тетя заставит тебя есть традиционные индийские блюда, ты такое не ешь. - Мой девиз – всегда пробовать что-то новое. - К нам в гости все время приходит толпа соседей. - Отлично! Люблю людей. Подружимся. - И… напротив нас гараж Хэппи, оттуда всегда много шума. - Всегда питал тайную страсть к автосервису. - У нас дома могут водиться мыши, – в отчаянии выпалила Кхуши. - Много лет мечтал о собственном домашнем животном. Кхуши зарычала от безысходности. Арнав ухмылялся с видом человека, познавшего счастье в этой жизни. - Вот видишь, это не проблема, - бабушка хлопнула в ладоши, загоняя смех поглубже. – Значит, решено. Если уж не в медовый месяц, то хотя бы к семье ты съездишь. Развеешься. Да? - Да, - из духа противоречия жене подхватил Арнав и тут же замер, поняв, что разговор идет о реальной возможности жить в доме тети, способной задушить половозрелого мужчину в порыве родственных чувств. - Да? – Кхуши с сомнением на него посмотрела. Он засомневался на секунду, но потом уверенно кивнул. - Да. Съездим к твоим родным, развеемся. Бабушка с довольным видом удалилась, оставляя молодых наедине. - Кхуши, я думаю, тебе стоит начать собирать вещи, если мы хотим успеть проехать до пробок. - Что? - И лучше как можно скорее позвонить твоим родным и предупредить. - Что? - И, возможно, мне стоит сначала принести тебе домкрат. - Что. За?! – Кхуши смотрела на него так, будто бы Арнав признался ей в том, что он оборотень и каждое полнолуние оборачивается маленьким розовым ежиком. - Домкрат. Ну, знаешь, чтобы поднять твою челюсть с пола. Он фыркнул и с резвым шагом взлетел по лестнице наверх. - Очень смешно! Детский сад! – крикнула ему в спину Кхуши, подумав про себя, что с такой жизнью ей не домкрат, а подъемный кран для челюсти скоро будет нужен Арнав, посмеиваясь, вошел в спальню, прикрыл дверь и постоял немного, бездумно, автоматически заворачивая рукава рубашки. Ему нужно было подумать. Он откинулся на кушетку, смотря в потолок и не видя его. Его мозг был заточен под бизнес-категории, и поэтому он представил себе свой брак, как сделку, своего рода обмен. На другом конце города Аман вдруг дрогнул рукой, теряя равновесие в простой позе лука. Сложные асаны ему жена больше не доверяла, зная о необъяснимой взаимосвязи между удерживанием равновесия и дурацкими идеями, приходящими в голову начальства. Последнее время способность руководства Арнава мыслить трезво всерьез беспокоила ее, драматически сказываясь на совместных занятиях йогой. Арнав тем временем думал о плачевных провалах в собственном образовании. Он не знал, вообще не имел понятия о том, что положено делать любящему мужу. Как бывало часто в минуты сомнений, Арнав обратился к авторитетам. Адам Смит, основатель классической экономической теории, считал, что все люди – разумные эгоисты. Каждый человек стремится улучшить свою жизнь. Однако, каждый живет в обществе других людей. И разумный эгоизм подталкивает людей к тому, чтобы вести себя в соответствии не только со своими, но и с чужими интересами. Ведь, в итоге, помогая другому, вы помогаете обществу, в котором вы живете и, значит, самому себе. Хорошим быть выгодно. Арнав решил, что спорить с Адамом Смитом не стоит, и он будет делать тоже, что и всегда – получать удовольствие, максимизировать свою полезность. У Арнава не было опыта в романтической любви, но был в любви просто. Он любил свою сестру, и ее счастье делало счастливым его. Возможно, в любви к Кхуши все было так же? Если она будет счастлива, то и ему будет хорошо. Арнав сел, его мысли пошли по привычному пути. Взвесить свои слабые и сильные стороны и выработать стратегию. Разработать несколько вариантов решения, взвесить плюсы и минусы каждого в контексте обстоятельств, среды и действий конкурентов. Его руки сами собой потянулись к ручке с бумагой, и он стал споро писать. Через полчаса он вышел из комнаты, ненужные теперь исписанные листки были порваны и выброшены. На лице Арнава было то спокойное, уверенное выражение, как было всегда, когда он шел встречаться с партнерами, как следует готовый к переговорам. Да, проект «любовь» был сложным, но ведь чем больше риск, тем больше дивиденды, верно? - Алло, здравствуйте, тетя, это Арнав Сингх Райзада, - он улыбнулся, потому что читал где-то, что улыбку слышно по телефону. *** Кхуши не могла перестать смотреть, нет, пялиться на Арнава. Тот как ни в чем не бывало вел машину, будто бы каждый день он соглашался провести неделю в доме Гупта. - Я подумал, что бабушка права и тебе понравится. Паяль и Анжали уехали, и тебе, возможно, и правда будет одиноко в доме. К тому же, разве неплохо будет, если мы какое-то время погостим у твоей семьи? - Неплохо? - Ну да, - Арнав бросил на нее быстрый взгляд. – Вы же успели, наверно, соскучиться друг по другу. Я слышал, как Паяль говорила брату, что хотела бы, чтобы после Бали они недельку пожили у ее родных. Я подумал, что ты, наверно, думаешь так же. - О, - только и сказала Кхуши. И продолжила пялиться на мужа. Он сжалился. - И это хорошо для создания образа идеальной семьи, не находишь? - Верно, - Кхуши расслабилась и усмехнулась. Так-то лучше. На какой-то момент она перестала понимать, что происходит, но Арнав, очевидно, честно придерживался пунктов договора, вот и все. К тому же, разве не плохо будет увидеть родителей и тетю? Кхуши улыбнулась, отворачиваясь к окну. Арнав проследил за ней взглядом, скользнув по лицу и остановившись на улыбке. Кхуши, прильнув к окну, смотрела на знакомую дорогу, и по мере того, как они приближались к тетиному дому, сердце ее наполнялось радостью. Вдали от Шантивана ей становилось легче дышать, а родное окружение каждой знакомой стеной, каждой приветливой улыбкой напоминало ей о том, кто она на самом деле, за пределами этого дурацкого шестимесячного контракта. Арнав со сдержанной радостью включил радио. Уильям Бентам когда-то заметил, что все наши действия направлены на уменьшение страданий и достижение счастья. Арнав считал, что Бентам был совсем не дурак. Значит, нужно сделать так, чтобы страданий в жизни Кхуши было меньше, а счастья – больше. Кхуши про Бентама не знала, но улыбалась все равно, думая о том, что счастья на эту неделю в ее родном доме станет меньше, а страданий – больше. Для Арнава Сингх Райзада.