Спящая красавица

Жан-Поль Сартр так сформулировал разницу между тревогой и страхом: - Представьте, - писал он. – Что вы стоите на обрыве. Горная дорога вьется серпантином, верхушки гор скребут облака, а вы вышли на крутом повороте из машины, подошли к краю и смотрите вниз. Там, далеко-далеко внизу, простирается земля – быть может, зеленая равнина, быть может – голые, выточенные ветром камни. Вы смотрите вниз. Если вы боитесь упасть, боитесь, что оступитесь, что ноги откажут вам, что вы оскользнетесь и рухните вниз – это страх. Если вы смотрите вниз и чувствуете смутное, запретное, запертое где-то в глубине чувство, если вы боитесь, что можете захотеть упасть – это тревога. Кхуши проснулась от тревоги. Во-первых, конечно, она проснулась замершей. Произошедшее вчера выбило ее из колеи, и она рухнула спать, как была, с мокрыми волосами и в сырой одежде. Сил не было совсем, и она заснула, коснувшись головой подушки. Кондиционер, выставленный Арнавом на максимум, всю ночь честно качал холодный воздух в закрытую комнату, и к утру Кхуши проснулась разбитой и полупростуженной. Спала она плохо, последние пару часов то просыпаясь, то забываясь тревожным сном, и утро не принесло ей желанной бодрости. Она потерла глаза, чувствуя, как в горле начинает першить. Потянулась. Потом резко села, натягивая одеяло по самые уши, и огляделась по сторонам. Кушетка стояла на своем привычно месте, постельное белье Арнава было аккуратно сложено на его половине кровати, но самого его нигде видно не было. Кхуши поглядела на часы – половина девятого, то есть как раз то время, когда он должен собираться на работу. Она вздохнула и мужественно вытащила себя из кровати. Не хватало ей только избегать встречи с ним. В конце концов, она ничего плохо не сделала. Он не прав, пусть он и стыдится. Но стыдно, почему-то, было ей. Кхуши то и дело одергивала себя, заставляя думать о чем-то другом, но все утро в голову ей лезли непрошенные мысли о вчерашнем вечере. Гнев сменялся страхом, страх – яростью, ярость – тоской и желанием сбежать домой. Но чаще, чем все эти чувства вместе взятые, ее переполняли тревога и стыд. Стыд за то, что не от гнева так часто билось ее сердце вчера, за то, что несмотря на все возмущение, была какая-то часть в ней, которая не хотела отталкивать Арнава. Громче стыда звучала в ней тревога. Кхуши знала, повторяла себе много раз, что Арнав просто врет, когда ласков, следует минутным порывам, когда нежен. Что сейчас ему одиноко, что он путает гнев со страстью, и что для него это закончится через полгода без особых потерь. Кхуши прекрасно знала все это, но знать иногда бывает недостаточно. Не важно было, сколько раз она повторит себе, что Арнав лишь разыгрывает спектакль себе на потеху, что-то в ней все равно будет замирать надеждой от каждого его прикосновения. Кхуши чувствовала себя так, будто заглядывает за край обрыва, и вдруг что-то смыкается в ее сердце, и небывалое, неведанное раньше желание шепчет ей на ухо горячечную смесь из любопытства и безучастности к собственной судьбе. - Любовь моя, передай, пожалуйста, чай. Кхуши вздрогнула и оторвала взгляд от своей тарелки, содержимое которой изучала уже добрых пять минут. Она встретилась взглядом с Арнавом, и вновь на нее нахлынуло это странное чувство. Будто бы она включила фильм ужасов, и жутко боялась, и знала, что сейчас, вот сейчас появится монстр и нужно зажмуриться, чтобы не было потом кошмаров, но не могла заставить себя отвести взгляд и только с мазохистской жадностью впивалась глазами в экран. Наваждение длилось лишь долю секунды, потом она отвернулась, потянулась за чайником и, не глядя, придвинула его в сторону мужа. - Держи, дорогой, - голос дрогнул на последнем слове, но Кхуши решила, что может и не обращать на это внимание. В конце концов, она спала с мокрой головой на холоде, верно? Вот у нее и першит в горле. Арнав вежливо улыбнулся и тоже поглядел в сторону. Он проснулся удивительно бодрым и свежим, все нелепые, зудящие мысли выветрились за проведенную на свежем воздухе ночь. Он чувствовал себя спокойно и ровно, как море в безветренный день, как идеально отлаженный механизм, и это чувство он любил. Он с аппетитом позавтракал и даже был так благосклонен к миру, что милостиво согласился подвести семью на какой-то безумный конкурс. Кхуши вздрогнула, когда его стул скрежетнул по паркету, но немного расслабилась, стоило Арнаву выйти из-за стола. Бабушка проводила внука обеспокоенным взглядом, потом переглянулась с Анжали. Возможно, знай Арнав об их мыслях, он бы понял, что такой покой на воде – верный признак грядущей бури. *** Кхуши критично оглядела себя в зеркале. Последние дни она была сама не своя из-за постоянно терзавшего ее ощущения чужого взгляда на коже. Ощущение было тяжелым, липким, как жаркий воздух перед грозой, и не давало ей сосредоточиться. Казалось, стоит только полностью погрузиться в свои заботы, как невидимая угроза ударит исподтишка. Так что Кхуши была как на иголках и не придавала большого значения разговорам Паяль о конкурсе. Оказалось, на деле, что конкурс был значительным событием, и даже всегда спокойная бабушка по дороге нервно ерзала на сиденье, с недовольством поглядывая на бесконечные пробки Дели. В машине Кхуши немного успокоилась, как часто бывало теперь, когда они покидали Шантиван. От сидящей рядом Анжали веяло покоем и уверенностью, бабушка, подумав, что и все остальные волнуются из-за конкурса, тепло сжимала ее руку, а на сидящего за рулем Арнава легко можно было не смотреть. Весь день он вел себя как ни в чем ни бывало, и Кхуши решила, что и ей так будет лучше. Сделать вид, что между ними ничего не произошло – тем более, что ничего особенного и правда не случилось. Это не был ее первый поцелуй, не была их первая пощечина, и чувство тревоги она сможет, если постарается, вынести и задвинуть в дальний ящик. Кхуши почувствовала себя лучше, и с головой погрузилась в предконкурсную подготовку. По оставшимся неясными причинам бабушка решила, что им стоит разыграть сценку из легенды о Хиир и Рандже. Почему она выбрала такую грустную историю для веселого конкурса оставалось тайной, но Кхуши деликатно не стала спрашивать. Так что теперь, наскоро пробежавшись глазами по распечатанному тексту, она сидела в гримерке, старательно нанося праздничный макияж. За последние дни она осунулась от волнений, но под светом многочисленных ламп и умело нанесенной вуалью косметики усталость сменилась томной загадочностью, полупрозрачностью, которая отличает звезд экрана от реальных людей. Кхуши добавила последний штрих помады и поднялась, покрутилась из сторону в сторону, оценивая результат. Наклонилась к коробке с украшениями и бережно достала тяжелое, но хрупкое, сотканное из сотни золотых нитей и десятка подвесок колье. Хлопнула дверь. Кхуши вздрогнула и тут же зашипела от боли – одна из подвесок кольнула ее палец, впиваясь в кожу до крови. Кхуши прижала палец к губам и огляделась. Гримерка была завещана ждущими своей очереди костюмами и только теперь Кхуши заметила, какие жуткие, неверные тени они отбрасывают. Шевельнулась занавеска в дальнем углу и Кхуши попятилась, прижимая к себе подвеску, отошедшую от основного колье. - Кто здесь? – Кхуши всматривалась в дальний угол, самый темный и потому самый зловещий. - Эй, я спрашиваю, кто здесь? Гримерка занята, подожди снаружи. - Кхуши, - позвал голос из-за ее спины, и Кхуши подскочила на месте. Она резко обернулась и столкнулась нос к носу с бабушкой. Та оглядела ее с беспокойством. - Кхуши, все в порядке? - Д-да. - Я бы хотела с тобой поговорить, - бабушка смолкла. В комнате повисло напряженное молчание. Кхуши выжидающе подалась вперед. - На самом деле, мне стоит извиниться, - бабушка тяжело вздохнула. - Что случилось, бабушка? - К сожалению, нам придется отменить наше выступление. -Что? Что случилось? - Моя спина совсем разболелась. Она беспокоила меня еще с утра, но после этой ужасной пробки, когда мы сидели в машине без всякого движения, моя поясница совсем плохо себя чувствует. Не уверена, что мне стоит сегодня напрягаться. А ведь Рандже нужно много двигаться на сцене… не думаю, что мне это будет полезно. - О, мне так жаль. - Да, мне тоже. Я так ждала этого выступления. Мне так хотелось выйти на сцену, – она смолкла, предаваясь своей печали. Затем подняла голову, решив, что пауза выдержана. – Но, Кхуши, тебе ведь совсем не обязательно отказывать от выступления. - Что? – Кхуши непонимающе посмотрела на нее. - Да-да, - бабушка энергично взмахнула руками, словно ей в голову только что пришла прекрасная мысль. – Если я не смогу участвовать, это еще не значит, что и ты не должна. Я уверена, ты великолепно выступишь, да и твой костюм уже готов, - она кивнула на праздничное, свадебное сари, которое Кхуши успела надеть. – Нет, решено! Нет никакой нужды отменять наш выход. Семья Гупта-Райзада еще может победить, верно? - Д-да? - неуверенно сказала Кхуши. – Наверно, я могу прочитать монолог… какой-нибудь несложный, из Пенджабских легенд. Бабушка нахмурилась, но Кхуши говорила все уверенней. - Конечно, я не готовила ничего специально, но я с детства помню несколько песен, так что… - На самом деле… - прервала ее бабушка. В этот момент дверь хлопнула снова и в гримерку влетел Арнав. Он шел широким шагом, не поднимая головы от своего телефона. - Бабушка, можешь, пожалуйста, отдать мне ключи? – он оторвался от деловой переписки и поглядел перед собой. И подался назад, сбившись с дыхания. Кхуши выглядела, словно ожившая фантазия, словно собирательный образ всех невест, сложившийся из тысяч историй и миллиона слов. Арнав вспомнил, как в раннем детстве мать читала ему сказки, и в некоторых из них были прекрасные принцессы, которых спасали храбрые рыцари. И вот тогда, в детстве, он всегда представлял себе принцесс именно так. Арнав моргнул. Потер лоб рукой, все еще сжимавшей телефон. Бабушка заметила его замешательство и ухмыльнулась. - Чоте! Как удачно, что ты зашел. Арнав пришел в себя достаточно, чтобы понять – ничего удачного для него в этом не было. Удачным было бы оказаться на другом конце Дели, вырубить связь и постараться притвориться ветошью на пару дней. - Чоте, - продолжала она, мягко притягивая его за локоть. – Нам нужна твоя помощь. - Нет, - Кхуши рванулась вперед, вставая между ними. – Бабушка, я знаю, что вы задумали. Не нужно. - Что? – брови бабушки удивленно взлетели. Кхуши замялась, напряженно соображая. - Я имею ввиду, Арнав не любит такие вещи, вы же знаете. А мне так хочется прочитать монолог. Я прямо как-то вся настроилась. - Что здесь происходит? – прервал поток ее слов голос из-за спины. Кхуши сглотнула и повернулась. Арнав смотрел на нее вопросительно, понемногу вникая в ситуацию. - Чоте, я хочу попросить тебя выйти на сцену вместо меня. - Что? Но я же… - он заметил, как облегченно выдохнула Кхуши, и расплылся в гаденькой ухмылочке. Улыбка, только-только появившаяся на губах Кхуши, исчезла. Арнав ухмыльнулся шире. – Конечно, бабушка. - Да? - бабушка недоверчиво посмотрела на него. Арнав подозрительно легко согласился. – Ты уверен? В смысле, да, конечно, спасибо тебе. Костюм вон в той сумке. Она еще раз поблагодарила их обоих, посетовала на боли в спине и пожелала удачи. Когда за ней закрылась дверь, Кхуши нервно сглотнула и посмотрела на мужа. Тот самодовольно ухмылялся, сложив руки на груди. - О чем вы думали? Зачем согласились? – налетела она на него. - Потому что ты не хотела. - Что? –Кхуши удивленно отступила. Арнав сделал шаг вперед. - Я согласился, потому что видел, что ты не хотела, чтобы я соглашался, - он пожал плечами. – Немного реверсивной психологии никому не помешает, как думаешь? - Что? – Кхуши непонимающе смотрела на него. Он подошел еще ближе, и мысли предательски разбежались, ни одной не ухватишь. Кхуши посмотрела ему в глаза, и поймала себя на том, что не может отвести взгляда. Пропасть, в которую заглядываешь с края обрыва, они пугали и притягивали одновременно, и тревога нахлынула на нее с новой силой. Арнав подошел еще, стоя теперь так близко, что между ними было не вытянуть руки. - Дорогая, неужели ты не рада? А где же «мой дорогой муж» и «любовь моя»? – он наклонил голову, скользя взглядом по ее лицу, от глаз до губ. На губах он задержался. Кхуши сглотнула, пытаясь собраться. Что с ней происходило? Сердце рвалось из груди беспокойной птицей, кровь стучала в ушах, дыхание сбилось и даже в частых вдохах воздуха не хватало. - Мой любимый муж, я просто боюсь за вас, - она улыбнулась. Не знала, где нашла в себе силы, но улыбнулась, твердо уверенная, что ни в какую пропасть падать не собирается. Не сейчас. - Боишься? – Арнав насмешливо вздернул брови. - Конечно. Ведь вы только что согласились принять участие в выступлении, из которого ни знаете ни строчки, - Кхуши вздохнула с театральной заботой. – Не сладко вам придется на сцене, а? Арнав замер. Потом тоже улыбнулся. - Что-нибудь придумаю. Ты же знаешь, я – Арнав… - Сингх Райзада, знаю-знаю. Вот только, - Кхуши постучала пальчиком по губам, изображая задумчивость. – Ведь вам не нужно быть сегодня Арнавом Сингх Райзада. Нужно быть Ранджой. Вы хоть знаете, кто это? - Найду в интернете, - пожал плечами Арнав и развернулся, ища глазами сумку с костюмом. Не паниковать. Главное, не паниковать. *** Люди вежливо захлопали, приветствуя вышедших на сцену. Арнав сощурился от яркого света, но прожекторы тут же потускнели, скрадывая свет так, что на сцене были видны лишь их тени. Заиграла тихая, далекая музыка. В полумраке Кхуши, казалось, светилась. Серебром сияла ее кожа, темным золотом сверкали руки, звездной ночью горели глаза. Она неровно дышала, тоже очарованная, испуганная сценой, и этот трепет еще больше придавал ей вид взволнованной невесты. Кхуши отвернулась от зала и взглянула на Арнава. - Вы знаете, что говорить? - Ты начинай, а я подхвачу, - кивнул он. - Уступаете? Нет уж, вы начинайте. - Что за? Кхуши… - Что? Не можете? – Кхуши насмешливо посмотрела на него. – А я думала, Арнав Сингх Райзада – первый во всем. Арнав сжал зубы, сверля ее взглядом. Потом усмехнулся. - Как скажешь. Повернись ко мне спиной, - сам он тоже отвернулся от нее. Сцена все еще оставалось темной, и темноте этой можно было различить две фигуры, стоящие спиной друг к другу. Первым заговорила фигура справа и свет прожектора тут же подсветил говорящего. - Я – Ранджа, - начал Арнав. – Сегодня день моей свадьбы. Я говорю это, и не верю своим словам. Как может человек быть так счастлив? Страшно поверить этому. Он смолк, собираясь с мыслями. Потом поднял подбородок повыше, будто всматривался в небо. - Я – Ранджа. Но что это значит? Это просто имя, слово, оно отзвучит и исчезнет, словно и не было. Раньше, - он двинулся вперед, вдоль сцены, и свет прожектора следовал за ним. – Я жил бесцельно. Были в моей жизни и радости, и печали, но все они лишь заполняли пустоту внутри. Я помню восторг жестоких битв, помню печаль шумных застолий, - он повернулся, наконец, лицом к залу. – Вы спросите, указывая на меня, «Кто это?». Вам скажут – это Ранджа, он музыкант. Но много лет уже я не играю музыку. Свирель моя издает звуки, но мелодия ее – Хиир. Воздух, которым я дышу – Хиир. Солнце встает и в его рассвете я вижу Хиир, и в звездных ночах – лишь Хиир. Хиир, Хиир, Хиир, слышу я в ветре, в шелесте трав, в шуме моря. В спокойных долинах, где пас я скот, в горных кряжах, где скрывался, в речной воде, что укрывала мои следы, в пении птиц, что утешали меня утром – везде Хиир. Глаза мои видят мир таким, каков он есть, и уши мои слышат прекрасно, но сердце мое – только Хиир. И потом, когда укажете вы на меня и спросите о том, кто я, а вам скажут, что то идет Ранджа, он музыкант, что играет лучше всех, знайте - я играю лишь то, какой была бы Хиир, будь она песней. Арнав повернулся и пошел назад, к Кхуши, по прежнему невидимой для зрителей. - Много лет были мы в разлуке, но перешагнули мы через наше прошлое сегодня вместе, держась за руки. Не важно, что было раньше. Не важно, кто был прав, а кто – нет, - он вернулся на то место, откуда начал, и встал, выпрямляясь, спиной к Кхуши. - С этих пор пойдем мы повсюду вместе, - он нащупал в темноте руку Кхуши и сжал ее в своей. - Неразлучимы мы с Хиир, неотделимы, как неотделим человек от своей тени. Арнав замолчал и замер. Свет переметнулся от него к Кхуши, высвечивая ее фигуру, а его превращая в тень. - Сегодня, - громко, уверенно начала Кхуши. – День моей свадьбы. Сегодня я стала женой моего любимого Ранджи. Мне кажется, что жизнь моя только сегодня началась. Будто бы все, что было раньше и навсегда осталось в прошлом, теперь не имеет значения, и есть лишь бесконечные возможности. Ранджа, Ранджа, Ранджа – я слышу теперь отовсюду. Сердце мое стучит его именем, глаза мои видят лишь его. Пусть он отошел всего на секунду, я все равно вижу его перед своими глазами – не важно, открыты они или нет. Разве могла я мечтать о таком? Кхуши сделала шаг вперед, потом еще один. Прижала руки к груди, белые на красном, они сверкали золотом браслетов. - Раньше жила я словно бы во сне, не доставало чего-то моим радостям, не хватало яркости краскам, сладости еде, солнца - дням. Шла я по жизни, не ведая ни цели, ни смысла, и ноги мои ступали сами собой. А потом встретила я Ранджу, - она счастливо улыбнулась. Закружилась, подхватывая накидку и любуясь переливами света на шелке. – Звуки его свирели разбудили мое сердце, взгляд его глаз пробудил мою душу, а прикосновения его разбили сон, сковавший мое тело. Ранджа, тот, который дал смысл моему существованию, тот, кого искала я в жизни этой и прежних. Ранджа, любовь моя, жизнь моя, сегодня стала я его женой. Многое пришлось нам пережить, но все же сегодня – первый день моей жизни. Все только начинается. Сколько счастья ждет нас в будущем, сколько раз услышу я наш смех, сколько всего мы успеем совершить! И если люди спустя годы и будут говорить о нас, то скажут только – вот Хиир и Ранджа, что жили вместе счастливо и долго. И, кроме этой, славы нам не нужно, - она обняла себя руками, закутываясь в праздничную накидку. - Так что улыбка не может сегодня сойти с моего лица, и мир кажется мне краше прежнего, и даже сладости стали слаще. Кажется, прими я сегодня самый горький яд, и он бы показался мне сладким. По залу пронесся печальный вздох, словно порыв ветра шелестел в высокой траве. Кхуши подняла повыше свадебное угощение. - Свадебная сладость. Разве не говорят, что нужно съесть ее на счастье? – Кхуши откусила кусочек. – Какое сладкое угощение. Надеюсь, что такой же сладкой будет… - она замолчала. – Надеюсь, что такой…. – и снова она смолкла. Она потрясла головой, прогоняя подкрадывающуюся темноту. - Что такое? – тихо обратилась она к залу. – Почему все вдруг переменилось? Перед глазами все плывет, все темнеет. Ранджа! – позвала она. – Ранджа, - прошептала. И упала. Свет нескольких прожекторов слился на ее фигуре, маленькой и неподвижной. Потом один из лучей скользнул в сторону, медленно пополз по сцене и поднялся, наконец, по темной одежде Арнава. Он встревоженно вскинул голову. - Хиир? – он осмотрелся и заметил тело. – Хиир! – он бросился к ней, рухнул на колени. – Хиир, - позвал он снова, дрожащими руками приподнял ее, укладывая ее голову себе на колени. Ресницы Кхуши дрогнули. - Что с тобой? Очнись, - попросил он, и эта просьба была самой искренней, какую Кхуши когда-либо от него слышала. Словно не было в этой жизни для него ничего важнее, словно одно только горячее желание держало вокруг все его существо. - Очнись, прошу тебя. Давай же, - он потряс ее за плечи, но тщетно. – Ты не дышишь. Неужели все так кончится? Хиир, не оставляй меня. Только не так. Только не сейчас, когда мы наконец обрели друг друга, - он легко, невесомо коснулся губами ее лба. – Ну же, Хиир. Ты же знаешь, без Хиир нет Ранджи, - он рассмеялся, но смех был тихим и горьким, соленым от слез. – Смотри, любовь моя, гордый Ранджа на коленях умоляет тебя. Неужели и на это не хочешь посмотреть? Кхуши молчала. - Хиир! Прости меня, я не знаю, что говорю. Забудь про мою гордость, забудь про то, что было. Я столько раз причинял тебе боль, прости меня за это! Все жестокие слова, что я когда-либо сказал, моя гордость и тщеславие, которые ранили тебя… прости мне их. Я тоже прощаю тебе все, я простил тебе все давным-давно, - по щеке Кхуши протянулась соленая дорожка слез. Арнав провел рукой, стирая их. – Кожа еще хранит на себе румянец, но той, что краснела, больше нет. Нет, - эхом отозвались его слова, разнеслись по замершему залу. – Нет! – покачал головой. – Разве может быть такое, что ее больше нет? А, если так, разве есть теперь я? Может быть, - он замолчал. Зал замер в напряжении, зрители затаили дыхание. Арнав потянулся к ее руке, прижал к себе, коснулся губами пальцев. - Руки уже холодеют. Тебя нет больше в этом теле, в этом мире… но ведь, может быть, есть другой? Хиир, слышишь? Где бы ты ни была, сколько бы жизней у меня это ни заняло, я найду тебя. Мы встретимся снова. Разве могут человек и его тень разлучиться? Нет. Куда бы ты ни пошла, я последую за тобой, - он аккуратно надкусил свадебное угощение. – Я злился на тебя, я вспомнил теперь каждый раз, когда был зол и несправедлив к тебе. Помню и то, как ты гневалась на меня. Теперь все это не важно, - его голос стал тише, Арнав опустился рядом с Кхуши. Он медленно, сонно приподнял руку и убрал с ее лица выбившуюся прядь. – Не важно, что было. Не важно, что будет. Мир вокруг нас не важен. Есть только ты и я, и то, что я чувствую, что я тебя… Он смолк. Его ладонь скользнула вниз, мягко легла рядом с ее. Прожекторы выключились и загорелся верхний свет в помещении. В зале раздались хлопки – сначала редкие, потом все громче и громче, пока, наконец, аплодисменты не обрушились со всех сторон. Кхуши открыла глаза. Прищурилась от яркого света. По коже все еще бегали мурашки, сердце стучало, как после долгого бега. Арнав тоже открыл глаза и подслеповато вглядывался в зал. Потом легко поднялся и протянул ей руку, помогая встать. Поклонился, не размыкая их ладоней, и Кхуши поклонилась тоже. Она боялась смотреть на мужа, старательно глядя в зал. Чувства смешались, Кхуши не понимала, где, среди ролей Хиир, идеальной жены, бесконечных ссор и непонимания была она настоящая. Что она чувствовала к Арнаву? Что она чувствовала к себе? Шекспир говорил, что все люди актеры. Но, играя так долго, примеряя одну маску за другой, Кхуши начала забывать, какой была прежде. Ей показалось, что сними она сейчас костюм Хиир, под ним окажется костюм миссис Райзада, затем – доброй сестры, хорошей дочери, веселой подруги, учительницы традиций для Лаваньи, продавщицы сари… Все это были замечательные образы, и в каждом из них была нотка истины, однако никакой из них не был полностью, по-настоящему ею. Она робко поглядела на мужа. Тот подмигнул ей и подтолкнул к выходу со сцены. - Говорил же, - он ухмыльнулся. – У меня все прекрасно получится. - Что? – Кхуши нахмурились, с трудом вспоминая их разговор перед выступлением. Казалось, они были на сцене вечность, и теперь все, что было раньше, отстояло так бесконечно далеко. – Арнав… то, что вы сказали на сцене… - Мм? – Арнав вел их к гримерке сквозь толпу ожидающих своего выхода. – Ты про что? Кхуши уже открыла рот для ответа, как прямо перед ними возникла Паяль. Она явно нервничала, переминаясь с ноги на ногу. - Кхуши, могу я поговорить с тобой минутку? Кхуши с Арнавом переглянулись. - Дорогая, я буду в гримерке, - он вежливо кивнул Паяль и скрылся в толпе. Кхуши повернулась к сестре. - Что-то случилось? - На самом деле, у меня есть к тебе ужасная просьба. - Что? Ужасная? Как просьба может быть ужасной? - И все же, я должна попросить о том, чего ты делать совсем не захочешь . И Паяль попросила. И такой была Кхуши, что не стала она злиться на нее, а, наоборот, обняла. И сказала: - Я обязательно выполню твою просьбу. Тебе не стоило даже беспокоиться. *** Арнав и правда нашелся в гримерке, замер темным росчерком перед зеркалом, скептически оценивая узел галстука. Он глянул на отражение вошедшей жены и спросил: - Все в порядке? С Паяль все хорошо? - Да, она просто… - Кхуши замялась, не зная, как начать. Для нее просьба сестры звучала естественно, но как объяснить этому Зазнайке, что и малые деньги конкурсного приза могут спасти положение дел в чьей-то семье? Разве заставишь его просто так отказаться от желанной победы? - Что «просто»? – Арнав повернулся к ней. – Эй, что-то случилось? - Нет. На самом деле, - Кхуши оглядела комнату, ища поддержки. Комната была пуста, разве что занавеска в дальнем углу чуть дрогнула при ее появлении. - Ты хотела о чем-то поговорить, верно? – поторопил ее Арнав. – До того, как Паяль подошла. Хотела что-то спросить? - Да, верно, - Кхуши кивнула, в миг растеряв всю храбрость. С какого вопроса начать, если ответы на оба из них ее пугают? Она храбро подняла подбородок повыше. Если уж начинать, то с самого важного. – То, что вы сказали на сцене, - она процитировала. - Не важно, что было. Не важно, что будет. Мир не важен. Есть только ты и я, и то, что я… Что вы хотели сказать в самом конце? - Не знаю, - Арнав пожал плечами. – Подумал, что лучше оставить небольшую недосказанность. Так эффективней. - Эф…эффективней? – Кхуши потрясла головой. Она совсем запуталась. – Вы о чем? - Кхуши, это же конкурс. Я рассчитал, что на судей лучшее впечатление произведет романтическая пауза в конце. Он направился к вешалке, где висел его пиджак. Кхуши стояла столбом посреди гримерки. Ей казалось, что ее только что щелкнули по носу. Она чувствовала себя обманутой, и глупой, и наивной. Она чувствовала отчаянье и злость - на себя за дурацкие надежды, на Арнава – за то, что он был самим собой. Но разве можно злиться на машину за то, что она такая, как есть? Кхуши горько, криво улыбнулась. В глазах стояли злые слезы. - Конечно. Как глупо с моей стороны, - она всхлипнула и тут же яростно стерла слезы со щеки. Арнав в недоумении посмотрел на нее. - Что такое? Ты почему плачешь? - Не обращайте внимания. Это просто соленая вода. От нее вам никакой пользы. Кхуши развернулась к своим вещам и сдернула свое сари с вешалки. Руки у нее дрожали, и ткань никак не хотела сниматься с плечиков. - Кхуши, - Арнав перехватил ее руки, развернул девушку к себе. – Что произошло? - Ничего. Просто я… на секунду забылась, - ее губы искривились в сардонической усмешке. – Но вы вовремя мне напомнили. - О, - Арнав нахмурился, не совсем понимая, что происходит. Сегодняшнее представление подействовало на него странным образом. Он вроде и был самим собой, но никак не мог отделаться от надоедливого зуда где-то в районе макушки. Словно было что-то важное, что он забыл. - Кстати, - Кхуши скрестила руки на груди. Не так она хотела сказать ему о просьбе Паяль, но, в конце концов, обстоятельства формируют наше поведение, верно? И в этих обстоятельствах ей хотелось его задеть. - Дорогой муж, я совсем забыла вам сказать. Мы должны будем отказаться от приза, если победим. - Что? – Арнав придвинулся ближе, отвлекаясь от тревожных, непривычных мыслей. – Что ты говоришь? Кхуши хотелось смеяться от нелепости происходящего. Может, то, что происходило на сцене, было настоящим, а сейчас – фарс? Она подняла глаза на мужа, и улыбнулась. Нет, вот она, ее настоящая жизнь, хмурит брови и сжимает ее руки. - Вы слышали. Нам придется отказаться от приза. Я могла бы вам объяснить почему, но не буду. Знайте только, что причина очень хорошая. Или ее нет вовсе. Может быть, это что-то важное, может - мой каприз, - ее глаза сверкали гневом, и яростью светился его взгляд. Он стиснул пальцы на ее руках сильнее, но она не обратила на это внимания. Не важно, оставляли его руки синяки или нежно гладили, каждое прикосновение кололо иголкой. Кхуши казалось даже, что уж лучше он ее ранит прямо, физически, чем снова притворяется, потому что постановочная ласка била сильнее. Воздуха между ними стало мало, и каждый вдох резал ее ножом. Внезапно весь мир словно задался одной целью – ранить ее, болели ее глаза от невыплаканных слез, болели губы, которые она кусала, чтобы не раскричаться. Ей было обидно и жалко себя. Хотелось сбежать, закрыться где-нибудь и не выходить неделями. Хотелось ударить Арнава со всей силы, только чтобы увидеть искреннюю эмоцию на его лице. Кхуши хотелось уйти от него подальше и никогда не видеть, и не знать его вовсе. Ей хотелось быть с ним, и понять его полностью, и найти что-то, что прекратит наконец эту боль. Ей было плохо потому, что он был таким, каков он есть, и плохо от того, что она не знала, каков он есть. - Что ты несешь? Почему я должен отказаться от победы? - Абсолютное доверие. Помните? Пункт договора, на который вы согласились. У меня есть три возможности заставить вас делать что-то без всяких объяснений. Я использую одну из них сейчас. Арнав зарычал. Ему хотелось ударить ее, но вместо этого он с размахнулся и с силой всадил кулак в стену. Рука тут же заболела, и, когда он ее отдергивал, зацепилась за вешалку. Та потянула за собой перекладину, на которой висела, и палка упала, ударив их обоих по лицу. Кхуши схватилась за лоб, Арнав зашипел, потирая скулу. Занавеска в дальнем углу дернулась, но никто не глядел в ту сторону. - Из-за чего ты так взъелась? – спросил он устало. Гнев пропал, и Арнаву теперь просто хотелось домой спать. - Какая вам разница? Может быть, я не злюсь, а просто притворяюсь. Как вы. Вы же у нас мастер притворства, верно? - Что за? – в глазах Арнава блеснуло понимание. Он фыркнул. – Ты так ведешь себя из-за того, что маленький спектакль на сцене был лишь выдумкой? - Да, - подумала Кхуши. - Вот еще, - сказала она вслух. – Какое мне дело до того, что вы изображаете? Мне просто интересно, как человек может быть настолько лживым? Арнав сглотнул, загоняя гнев поглубже. Он сделал шаг вперед, еще один, подходя вплотную. - Эй, мне жаль, что я тебя расстроил, - он наклонился и взял ее за руку. – Послушай, Кхуши, мне правда очень жаль. - Что? – Кхуши непонимающе следила за его пальцами, нежно поглаживающими ее. Потом подняла взгляд и замерла, столкнувшись с ним глазами. Арнав смотрел виновато, и видеть такое выражение на его лице было странно. Не то, чтобы оно его не красило, просто не уживалось с его обычным образом. Кхуши нахмурилась. - То, что я говорил на сцене… я не знал, как закончить свою речь. Не знал, что я чувствую, не понимал, что и кому хочу сказать. Кхуши замерла. Его слова откликались в ней, находили созвучные себе ноты. Арнав улыбнулся, тепло и мягко, без всякой агрессии. - Помнишь, ты сказала, что нам нет смысла враждовать эти полгода? Я думаю, ты была права. Кхуши забыла, как говорить. Арнав продолжал. - Мы оба наделали ошибок, оба наговорили того, чего не хотели. Может, оставим все это в прошлом и начнем с чистого листа? Кхуши, - он притянул ее руку к своим губам и прошептал. – Последнее время я чувствую, что что-то во мне переменилось. Возможно, я чувствую, что я начинаю в тебя… Он смолк. Кхуши вся вытянулась вперед и вверх, ближе к мужу, ожидая, что он скажет. - Что? Что вы чувствуете? - Я чувствую, что… - Арнав почти коснулся губами ее пальцев. – Что ты ведешься, как ребенок. Он резко отпустил ее пальцы и отступил. Кхуши непонимающе заморгала. - Что это значит? - Ты говорила, что не понимаешь, как человек может быть настолько лживым. Так смотри же, дорогая, - Арнав поднял свой пиджак, упавший с рухнувшей вешалки, и отряхнул его. – И смотри внимательно, потому что я еще даже не начинал. С этими словами он вышел, оставляя Кхуши кипеть от обиды и злости. - Как он так может?! – возмущенно воскликнула Кхуши. Арнав совсем запутал ее, и только одно она знала точно – ему совсем, никогда, ни при каких условиях нельзя верить. Особенно, если он ведет себя так, словно вместо камня у него есть сердце. Занавеска в дальнем углу, там, где тени становятся ночью, шелохнулась.