***
- Доброе утро, Мари! Приглашаю вас на завтрак, - бесцеремонно ворвался в комнату Фред Мари вздрогнула и притянула одеяло к себе. - Здравствуйте, Фред. Секундочку, я сейчас буду. Какой бред: всё, что я знаю об этом человеке - имя. И вдобавок к своей странной и даже страшной внешности он невероятно открыт и расположен ко мне так, как будто знает меня давно и не боится делить крышу над головой с посторонним человеком. Облачившись в ту немногую одежду наскоро взятую с собой, Мари пошла на кухню. За столом сидел Фред и с нескрываемым любопытством разглядывал гостью. - Приятного аппетита! Угощайся тыквенным супом и моим фирменным салатом. Кстати, почему ты приехала в Эстонию? - Если бы я могла знать. - В жизни не слышал более странного ответа, ну ладно, не буду допытывать. По твоему взгляду я заметил, что у тебя есть вопросы. - Было бы несколько странно, если бы в этих обстоятельствах они не возникли. - Ты никогда не видела фриков вроде меня? Тебя смущает то, как я выгляжу? - Не видела. Но это не смущение. - Тебе страшно, и это нормально. Именно такое впечатление я и должен производить, но бояться тебе определённо нечего. - Расскажи о себе? - Я Фред, и мне 29. Я татуировщик и повар. Твоя очередь? - Я Мари. И мне, кажется, 26 лет. Если судить по паспорту. А так - я ни черта о себе не помню. - Ты это серьёзно или это типа шутка такая? - Какие шутки? Частичная потеря памяти - не так весело, как ты думаешь. - Прости, я не.. -Всё нормально, не зацикливайся. Расскажи о своей семье, ты говорил, что у тебя есть сестра. - Да, и ты, наверняка, видела её хоть раз. Её зовут Элина. Только теперь мы видимся всё меньше и меньше, но такова жизнь. Моя маленькая сестрёнка становится большим человеком. Но, по правде, я не рад некоторым переменам, впрочем, не могу в это вмешиваться. Сейчас она в турне, и вернётся через месяц-полтора, когда я уже буду в Австралии. - Элина? - Да, Элина Борн. Тебя что-то удивляет? - Вы такие разные, - Ну, да, она – дива, а я – ты сама видишь. И так было всегда. - Если честно, я не думала, что она живёт в этой маленькой комнате с медведями и зайцами. - Что я могу сказать – для нас выбраться в Таллинн было большим чудом. И я с нетерпением жду, когда Элина успокоится и, наконец, поступит в университет. Меня немного беспокоит то, как развиваются события. И это уж, прости, не для прессы. - Как тут с работой? - Как и везде. Если у тебя есть виза, ты можешь попробовать что-нибудь незаморочное. Я работаю в забегаловке, недалеко отсюда, и нам нужны официанты. Если тебя это устроит, приходи. Мне было бы приятно помочь. - Спасибо, Фред. Но я ведь вовек не расплачусь с тобой. - Доброта – это бесплатно. Мне просто нравится быть таким, и здесь нет никаких подводных камней. Собирайся, я хочу показать тебе Таллинн. Ты непременно влюбишься в него. - Я никогда не видела моря. Покажи мне его, пожалуйста. - Конечно, одевайся потеплее.***
- Море – это главная причина, по которой я всегда возвращаюсь домой. Его холодная, сильная энергия, перемешанная с ветром, в которой легко утопить все страдания бытия. Если ты чувствуешь боль, тебя всегда притянет море. - А тебе больно, Фред? - Знаешь, я не был готов откровенничать с посторонним человеком, но в тебе есть что-то такое, что заставляет меня вывернуться перед тобой наружу. Ты такая странная в этом своём беспамятстве, и это так невероятно красиво, если это правда. Ты спрашиваешь, больно ли мне. Не знаю, я сделал это частью собственной жизни. В этом есть мой особый культ. Я выстроил стену между собой и остальными людьми слишком рано. Когда отец покинул нас, было нестерпимо, но мы как-то пережили это, и я понимал, что должен быть опорой для своей семьи, но мать не доверяла мне. Я оставил всех, кроме Элины за пределами своего мира, и, если честно, не жалею. Дело не в том, что я не люблю своих родных, просто мне лучше быть одному. Меня рвёт на части, когда я вижу, как глупо люди расходуют свою жизнь. Так и с сестрой. Она хороша собой и очень талантлива, но в голове у неё много глупостей, которые она периодически воплощает. Мы всегда были близки. Я могу сказать, что кроме неё у меня нет никого ближе. Но она отдаляется всё больше и больше, и это нормальный процесс. Не хотелось бы дожить до дня, когда я буду получать от неё открытки на Рождество. Когда я учился в школе – это было тяжелое время. Я тогда чуть не наложил на себя руки. Да, я всегда был таким. Может быть, со вкусом у меня тогда были большие проблемы, но моё нутро мало поменялось с тех пор. Так вот, в школе меня избивали каждый день, начиная с 10 класса. Были спокойные дни, но это как затишье перед бурей. Я всегда знал, что это не прекратится. Сестра видела меня чаще мамы. Я специально возвращался как можно позже, говоря, что задерживаюсь у друзей. На самом деле я просто гулял в парке или посещал факультативы по английскому языку. Мама не должна была это видеть. Но Элина видела. Она плакала, обнимала меня, воровала у мамы тональный крем, и мы маскировали следы побоев, чтобы это не становилось достояние общественности. Оттого она сообразительна не по годам. Но однажды моя маленькая сестрёнка оказалась в таком состоянии, что я, взрослый человек, переживший многое и увидевший настоящие ужасы, оказался бессилен. Я вернулся домой с работы и почувствовал невероятный сквозняк. На дворе стояла весна, но было достаточно прохладно. Я чувствовал ветер в доме и заподозрил неладное. Пройдя в комнату Элины, я увидел её сидящей на окне. Она свесила свои стройные ноги наружу и облокотилась на оконный косяк. Я шёл беззвучно и постарался подобраться как можно быстрее. Обхватив её обеими руками, я стащил её на кровать и закрыл окно. Она была как кукла – словно неживая, обмякшая, заплаканная. И я не знал, чем ей помочь – потащил в ванную, окатил холодной водой. Какой же я кретин! Вместо того, чтобы расспросить, что случилось. Она молчала несколько дней. Мне казалось, что она так со мной и не заговорит. Я боялся спросить её об увиденном, но оставить в таком состоянии я её не мог, и в итоге пришлось оставить работу на две недели. - Ты узнал что-нибудь в конце концов? - Со стороны Элины были какие-то полунамёки, но я ничего не понял. Она ничего мне не рассказала. Такое бывает, когда она крепко виновата. Я не лезу ей в душу, я надеюсь, что она сама мне всё расскажет. Но спустя какое-то время она пришла в себя, ударилась в работу, сейчас у неё турне по Европе, так что жизнь налаживается. Но я не чувствую себя менее виноватым. Что я за брат, если она мне не может ничего рассказать. Я не вижу никакого смысла шпионить за взрослым человеком, да и какой смысл – всё равно ничего нельзя узнать от неё. Она научилась скрытности у меня. А уж расспрашивать её друзей – последнее дело. В общем, это мучает меня. - Я не знаю, чем тебе помочь. Прости. - Нет чего-то, за что тебе следовало бы просить прощения, ты слышишь меня, и даже этого много. - Ты такой странный, Фред. - На себя посмотри, - рассмеялся тот, почёсывая проколотое дырявое ухо. Знаешь, я никогда не жил с девушками. - Ну, неудивительно, ты на страшную женщину похож. - А ты как к этому относишься? - До тех пор, пока я не просыпаюсь, видя твоё страшное лицо рядом, всё в порядке. - Какие у вас фантазии, Мари. - Что? Эй, нет, я не имела ничего такого в виду. - Слушай, у меня есть идея. Я хочу кое-что с тобой сделать. - Мне уже страшно, Фред. - Расслабься, я немного поправлю твой имидж. Ты станешь украшением нашего ресторана. - Вишенкой на торте. - Да, а ведь это отличная мысль.***
Рыжие кудри сыпались на пол. Мари не видела себя в зеркале и доверилась самому странному мужчине, которого только могла знать. -Мне кажется, тебе должно это пойти. И ещё, я приготовил кое-что для тебя. Мари посмотрела в зеркало - непривычно короткое каре, вишнёвые губы. Она невероятно нравилась себе. - Я представлял тебя такой, когда ты только написала мне. Но я не был разочарован, когда ты явилась среди ночи, такая кудрявая с кусочками осыпавшейся туши и потухшими глазами. Я так хочу вдохнуть в тебя жизнь, измученное существо. Это становится моей навязчивой идеей. Оставайся у меня. Я не знаю, что это будет значить. Просто будь тут. - Что ты скажешь сестре? - Зачем мне что-то говорить сестре? Ты сама всё скажешь. - Спасибо, я подумаю. Так жизнь Мари наполнилась странным человеком по имени Фред. Полумужчиной, полуженщиной. Что это? Полулюбовь? Полуотвращение? Полупривязанность? Полужалость? Она почти не тосковала по своей прошлой жизни, она твёрдо решила отказаться от закоулков памяти. И всё-таки, ей хотелось узнать, как поживает её доктор. Она много рассказывала о нём Фреду, и они решила поискать хоть что-нибудь относящееся к нему в Интернете. Дело в том, что уже три недели его телефон не отвечал. Мари не знала, в чём дело. И лучше было не знать. История Евгения Петровича закончилась в день прилёта Мари. Пишут - самоубийство. Но Мари знала, он не мог. Слишком сильная тяга к жизни, в которой было так много смысла. И она рыдала, рыдала в чужой стране, на руках у чужого человека, который не знал слов утешения. - Фред, это ведь всё неправда. И это бесконечно несправедливо. На его месте должна была оказаться я. - Что ты такое говоришь! - За нами следили, значит, тебе угрожает опасность. Я не знаю, почему меня ищут, но мне надо уйти. - Кто тебя ищет, что ты такого натворила? - Я не знаю, кто. Мне приписывают скандальную статью, о которой я не помню ничего. Я не хочу копаться в своём прошлом, оно разрушило мне жизнь. Я хочу пожить как обычный человек, не скрываясь, не прячась. Я хочу работать, ходить в кино, гулять в парке, на балконе курить и не думать, чёрт подери не думать, что кому-то интересно меня уничтожить. А я вздрагиваю от каждого хлопка двери, просыпаюсь каждую ночь ожидая страшных звонков. - Боже, если бы я мог знать. - Ты бы не позвал меня к себе, ведь так? - Нет, напротив. А теперь мне страшно тебя потерять. Ты так быстро стала частью моей жизни, что я не хотел бы в ней что-то менять. Что бы это ни значило. Фред был необыкновенно серьёзен. - Знаешь, что мне больше всего нравится в культуре Востока? - завёл Фред странный разговор. - Догадываюсь, - всхлипывая ответила Мари. - Нет, я не про культ смерти как принятие её логичности и естественности. Я про другое. Вот ты знаешь, например, почему защитники религий выглядят такими страшными? Чем страшнее - тем лучше защищают, так считают на Востоке. Так вот, тебе очень повезло. У тебя есть я, а я, ты сама видишь, какой. - Глупый, глупый, страшный Фред с очень красивой и тонкой душой. - Тебе не нужно бояться, с тобой уже случилось самое страшное.