***
— Итак, коллеги. Наш незапланированный консилиум касается очень тонкого вопроса. К нам вечером поступил больной с гипокортицизмом. Криз мы преодолели, состояние стабильное, но есть вероятность полагать, что в данной ситуации имел место шантажный суицид, и тогда дальнейшее лечение должно осуществляться силами психиатра, в чьей компетенции дифференцировать спонтанное желание покончить с собой от трагической оплошности, которую допустил больной, снизив дозировку препаратов, обеспечивающих его жизнедеятельность. Естественно, необходимо действовать максимально деликатно, поскольку он — очень известный и уважаемый человек. — Вы связались с кем-либо из родственников? — К сожалению, такой возможности нет, но мы делаем всё возможное, чтобы организовать перевод в профильную клинику по месту жительства. — Коллега, я, кажется, знаю, как мы можем преодолеть сложившуюся ситуацию. Мы переведём больного в неврологию, а там пусть разбираются. В конце концов, человек может ошибаться? — Это абсурд! Принимать по меньшей мере десять лет препараты, а потом перепутать дозировку? — Да мало ли. — Ваше «мало ли» бездоказательно. — Ровно как и ваша попытка навязать всем нам, что имело место хорошо спланированное самоубийство. Мы медики, а не детективы. В тонкостях человеческих душ пусть разбираются психиатры, это не нам решать! — Коллеги, прошу вас прекратить балаган! Я услышал только одно конструктивное предложение, на нём и остановимся — надо немедленно организовать перевод в Таллинн. Случай незаурядный, но пусть этим занимаются врачи по месту регистрации больного. — Да, это будет правильно. — Вам не кажется, что вы просто хотите снять с себя ответственность? — Что ты сказал? — Я, кажется, ясно выразился. — Мы поговорим с тобой об этом позже, вопрос закрыт. Так судьба Стига была решена. Его переводу предшествовало много суеты, главный врач больницы постарался сделать всё, чтобы никто не узнал имени загадочного пациента, для которого была выделена спецмашина. В больнице все всё знали и держали язык за зубами. Фельдшеры, крепкие, плечистые мужики, в очередной раз погрузили Стига на носилки и поволокли в машину. Седативные препараты обеспечили Стигу хоть и болезненный, но всё-таки продолжительный сон. — Может, автограф попросить, когда он очнётся? — Ты совсем придурок, Орав? Звонко хлопнув дверью, старший фельдшер стряхнул пышный сугроб, наслоившийся на стёкла сзади.***
Утром приехала Элина. В это время Стига уже доставили в Таллинн. Элина попыталась вызнать хоть у кого-нибудь как Он, что с Ним, но все упорно отмалчивались. Дежуривший в тот день реаниматолог услышал перепалку в приёмном покое и подошёл. Элина увидела его, и внутри неё всё сжалось — от него веяло спокойствием и каким-то тихим ужасом, и они, эти ужасы, рвутся наружу, тянутся к Элине, пугают её. — Я знаю, почему вы здесь, мисс Борн. Верно, вы хотите что-то узнать, выйдем? От этого предложения ей стало ещё страшнее, что он такого хочет сказать? И всё же она послушно вышла на улицу. Врач вытащил мерзкое дешёвое курево из кармана и задымил. Разговор ожидался не из приятных. — Мисс Борн, — начал он, дыша на неё горьким ароматом никотина, — если вы хотите знать, жив ли ваш друг, я обрадую вас - да, вашими молитвами, наверное, но жив. — Но, есть какое-то «но»? — попыталась перехватить инициативу в разговоре Элина. — Да, и вся проблема в том, что ваш друг (возлюбленный), я не знаю, кем вы друг другу приходитесь, да и не моё это дело, нуждается в лечении. Я имею в виду особый профиль. Мы не говорим об этом открыто, потому как вопрос очень скользкий. Скажите мне одно: был ли у него повод сводить счёты с жизнью, как вы думаете? — Я думаю, нет, повода не было, — Элина говорила это и понимала, что лжёт как никогда в жизни. — Что ж, ясно, — вздохнул врач и промахнулся, стряхивая пепел в урну. Он знал, что Элина всё равно ничего толкового не скажет. «Все они одинаковые» — подумал он, но постарался не высказать эту мысль глазами, ибо Элина смотрела на него ещё более внимательно, ещё более пристально, чем минуту назад. — Мы организовали перевод в Таллинн, координаты вы можете уточнить в приёмном покое, телефон, адрес. Но на вашем месте я бы воздержался от визитов. — Почему, доктор? — Это просьба лечащего врача, не могу сказать вам большего. Короткий и неприятный разговор подошел к концу, Элина направилась в такси, где её уже ждал брат.***
Западно-таллиннская больница славится своими специалистами, и неудивительно, что Стига перевели именно в неё. На четвёртый день пребывания в ней, он чувствовал себя лучше, и врачи разрешили ему гулять по коридору, не прибегая к серьёзным физическим нагрузкам. Более того, они пристально следили за тем, чтобы он вовремя принимал таблетки и не пропускал уколы. По понятным причинам они были заинтересованы в сохранении его жизни. Мари готовила план побега из больницы, ибо её нахождение здесь не имело никакого смысла по её скромному мнению, но была одна небольшая проблема — она не помнила дороги домой и периодически её одолевало страшное беспокойство на тему Фреда, который так и не удосужился появиться. И однажды случилось то, о чём Мари себе и не могла помыслить. Вялый и совершенно измученный Стиг шёл в сопровождении врача в сторону неврологии, Мари выскочила из столовой с набитым ртом и случайно натолкнулась на Каспарса. — Vabandage, härra Kaspars! (Извините, Господин Каспарс) — пробурчала она, вытирая рукавом рот. Каспарс был в глубоких раздумьях и в результате пропустил всё это это мимо ушей. Мари застыла на мгновение. «Откуда я его знаю?» — призадумалась Мари. Странность заключалась в том, что она говорила исключительно по-эстонски, а думала на русском языке. Неврологическое отделение было полупустым, и каждый «ценный экземпляр» давал Каспарсу надежду на интересную научную работу. В этом месяце ему сказочно везло. Вечером облачённый в больничное Стиг сидел в столовой и ковырял диетическую котлету. — Tere-tere! (Привет!) Услышал он женский звонкий голос, слишком довольный и радостный для такого мрачного места. Он не пожелал ничего отвечать, только поднял глаза и посмотрел на незнакомку. Она выглядела приветливой, но её голос плохо коррелировал с внешностью. Стиг чувствовал нарастающий диссонанс и жестом пригласил её присесть. Конечно, ему было достаточно дерьмово, чтобы он мог позволить себе игнорировать любые проявления общения, но пос какой-то необъяснимой причине он перевёл взгляд с котлеты на девушку. — Millised saatused? Psühhoos, depressioon, paanika, halvad närvid või püüe vältida armee? (Какими судьбами? Психоз, депрессия, паника, расшатавшиеся нервишки или попытка отмазаться от армии?) — она завела дурацкий разговор, не ожидая от неприветливого, но жутко симпатичного мужчины каких-то интересных и вразумительных ответов. И как она и ожидала — он молчал, только воткнул вилку в тарелку с такой, что стекло взвизгнуло, издав совершенно гадкий скрежет. — Mul on 8 koda. Tule kolme koputab. (У меня 8 палата. Заходи на три стука). Мари вскочила из-за стола, так что всё стоявшее на нём вздрогнуло и отправилась в свои покои. Спустя пару часов, когда вечерняя смена подошла к концу и большинство врачей разбрелись по особо тяжёлым пациентам, Мари услышала стук. — Tule siia, palun. Мари отложила книгу Таммсааре, и пробралась в коридор. — Vabandust, ma olen Stig. Meeldiv tutvuda. (Простите, меня зовут Стиг. И приятно познакомиться) — Mari. Pole viga. Kuidas käsi käib? (Мари. Ничего страшного. Как вы?) — Halvasti… (Плохо) Так они и познакомились. Девушка со странным прошлым, за которое она то и дело старалась уцепиться, и он, так упорно отрицающий «вчерашний день». Конечно, они не стали ни друзьями, ни хорошими знакомыми за один вечер, проведённый за разговорами о жизни. Но кое-что всё-таки произошло.