***
Пройдя через Дерево Мёртвых, Всадник просто выкинул попутчицу из седла. Его не волновала её судьба. В душе («В чём?», - криво усмехнувшись, поинтересовался он про себя) было пусто. Да, он только что обрёк на вечные муки ту, что когда-то поступила так же с ним. Да, он теперь мог видеть, что происходит вокруг него. И что дальше? Картина перед его глазами была жуткая: как ни крути, ад – не самое приятное местечко. Его безумно тянуло туда, наверх, в жизнь. Ему хотелось мчаться на своём верном скакуне, ощущая дыхание ветра, до тех пор, пока не выбьется из сил. Потом приехать на постоялый двор, почистить своего любимца, поужинать тёплой похлёбкой… и подняться на крышу. Он резко оборвал воспоминания. Этого нет, и никогда больше не будет. - Почему нет? – раздался вкрадчивый голос… в пространстве. Как гессенец ни старался, он не мог даже представить, откуда именно он раздаётся. – Твоя душа свободна. - Что? – он не мог поверить своим ушам. - По контракту с Мэри Арчер, твоя душа была поднята для мести, но ничего не говорилось о возвращении, - несмотря на вкрадчивость, голос был ледяным. Создавалось впечатление, что ему только и нужно, что заманить в свои сети, а какие-то чувства ему совсем не ведомы. – Только ты сам решаешь, остаться ли здесь. - Нет! Я хочу жить! – вскричал Всадник. Голос рассмеялся. - Ну, так иди! Скачи на своей лошадке, ты свободен, как ветер. Только ты всё равно вернёшься. «Нет, - подумал гессенец. – Я ни за что не вернусь». Он снова прошёл сквозь Дерево Мёртвых и поскакал к тому единственному месту, которое мог назвать своим домом.***
Илия прислонилась к стене и облегчённо выдохнула. Только что она пережила самую мучительную пытку из всех в её жизни. За ужином юный Мэсбот решил поведать ей об их захватывающих приключениях, произошедших несколько месяцев назад. Это было ужасно: знать, что Всадника использовала та, кто его предала, но что ещё хуже, понимать, что можно было вновь его увидеть, если пересечь леса и болота, если поехать в соседнюю деревню. Она даже не помнила, как и когда это случилось. Как она осознала, что гессенец для неё так важен. Как только она увидела его, ещё семилетней девчонкой, она поняла, что он хороший. Что он не такой, как остальные. Наверное, это произошло на крыше, когда она, прежде не умеющая молча усидеть на одном месте, высидела около двух часов, чтобы просто находиться с ним рядом. Это не стоило усилий – он буквально заражал спокойствием, а ей хотелось быть подле него. И сейчас осознание того, что его можно было увидеть хоть издалека, хоть ненадолго было даже ужаснее, чем понимание того, что она никогда больше его не увидит. Что надо жить настоящим, выходить замуж, создавать семью… и терпеть нелюбимого мужчину, который даже физически не сможет соперничать с тем, о ком она думает постоянно вот уже 20 с лишним лет. Раздался громкий стук в дверь. И кого это принесло посреди ночи? Илии было всё равно. Но это посетитель, и она не должна заставлять себя ждать. Девушка открыла дверь – и остолбенела. Высокий мужчина в длинном сером плаще, который когда-то был чёрным, с короткими тёмными волосами, холодными голубыми глазами, акульим оскалом и гигантской чёрной лошадью за спиной. Гессенский кавалерист. Нет, этого не может быть, это невозможно. Должно быть, это обычный путник, которого измученное сознание принимает за наёмника, убитого двадцать лет назад. - Проходите, - как можно нейтральнее говорит она. - Уже на «вы»? – это шипение… его ни с чем не спутать. Это он, это действительно он! И пусть происходящее сейчас – за гранью реальности, всё уже не важно. Илия улыбается радостно, как никогда прежде. - В детстве я не была слишком вежливой. - Вежливость – лишь слова, - он заходит, как к себе домой и, мгновенно сориентировавшись, ведёт коня в стойло. Не веря своему счастью, девушка идёт за ним. - Сколько времени прошло? – вдруг спрашивает он. - Двадцать один год. - Муж? - Нет. Я одна. Илия прячет глаза и краснеет. - Расскажи всё, - шипение… радостное? Как-то странно. - Только если дорогой гость отведает фирменный бульон, - улыбается хозяйка. Дорогой гость не отказывается.***
Илия открыла глаза. Она лежала на кровати в своей комнате. Девушка улыбнулась. Вставать не хотелось. Хотелось лежать и вспоминать свой прекрасный сон во всех подробностях. Ей приснилось, что ночью в её дверь постучался гессенский кавалерист. Что он вошёл, как к себе домой и поставил лошадь в стойло. А она накормила его фирменным бульоном и, пока он ел, рассказала обо всём, что произошло за эти двадцать лет. Потом она постелила ему в единственной свободной комнате – своей. Он сидел на её кровати и задавал какие-то вопросы. А она сидела рядом с ним и отвечала. На этом сон обрывался. Он был таким чётким, как будто всё произошло взаправду. Ей и раньше снились сны о Тёмном Всаднике, но, как правило, это были расплывчатые воспоминания. Иногда об их сидении на крыше, иногда о том недолгом объятии в конюшне. Словом, то, что уже было. Впервые она увидела сон-«продолжение». Внезапно на неё накатила грусть. Это только сон. Продолжения не будет. Никогда. Наверняка, это из-за рассказа того мальчика. Она впервые за двадцать лет говорила с кем-то о Всаднике. И вчера она пережила потрясение, узнав, что могла его увидеть. Вот ей и приснился сон о том, что он пришёл к ней. Всего лишь сон. Девушка застонала и перевернулась на другой бок. И оторопела. Она лежала на цветах. На огромном букете своих любимых белых астр. Они находились рядом и, когда она перевернулась, оказались под ней. «Может, это не сон?», - робко заикнулось подсознание. Илия подскочила, наскоро оделась и буквально слетела по лестнице вниз. Никогда ещё она так быстро не бегала. Пролетев мимо удивлённого Крейна, который зачем-то поднялся в такую рань, она прибежала в конюшню. И чуть не расплакалась от разочарования. Там находилась только лошадь констебля. Сдерживая слёзы, она вернулась в здание и накрыла завтрак. Вскоре постояльцы разошлись: Икабод и юный Мэсбот отправились искать улики, а Катерина ушла за травами. Илии нужно было готовить обед. Но дело не клеилось: два или три раза она чуть было не осталась без пальцев, когда резала овощи. А сейчас она собиралась повернуть на огне котёл, в котором кипела вода, голыми руками. «Обожжёшься», - раздалось сзади знакомое шипение. Девушка резко обернулась, но за спиной никого не оказалось. «Почудилось», - решила она, но полотенце всё-таки взяла. Затем нужно было положить овощи в кипящую воду. Будучи сегодня очень рассеянной, трактирщица взяла плошку с очистками овощей и понесла к котлу. - И как твои постояльцы остались живы после такой стряпни? – раздалось всё то же шипение. - До чего же навязчивая галлюцинация, - пробормотала девушка. - Смотри в огонь, - кажется, галлюцинация оскорбилась. Внезапно огонь, пылающий в очаге, словно расступился перед чем-то. Затем особенно смелые язычки пламени принялись лизать невидимый предмет. Всё выше и выше. Пламя из очага перекинулось на невидимку и очертило его контур – силуэт высокого мужчины с растрёпанными волосами и плащом за спиной. Илия ахнула. Это был он. Она торопливо окатила его водой и огонь погас. - Но как?.. - Днём я призрак. Меня невозможно увидеть или почувствовать, я могу только говорить. Осязаемым я становлюсь после заката. Когда я призрак, моё присутствие может выявить лишь огонь. И он же может убить. Девушка испугалась не на шутку. - Пожалуйста, больше так не делай! Ответом ей был шипящий смех.***
Этой ночью Илия и Всадник сидели на крыше. Однако он согласился подняться туда только после того, как зашло солнце. Это показалось девушке странным. - Почему ты не любишь закат? - Он делает видимой кровь на моих руках, - простой и лаконичный ответ, заставляющий вздрогнуть. - Но у тебя на руках нет крови! - Есть. Ты сама видела, как я убивал людей. - Но это война, а на войне не считается! – Илия сама поразилась тому, как по-детски это звучит. Да она и сама ощущала себя всё той же семилетней девочкой на крыше отцовской таверны. Всадник только фыркнул. Минут десять на крыше царила тишина. Это были самые долгие десять минут в жизни девушки. Она не могла сидеть спокойно, это было ей в тягость. Но она понимала, что не должна прерывать молчание. И на двенадцатой минуте, когда она уже вся извелась, Всадник вдруг сказал: - Тогда я воевал всю жизнь. Илия взглянула на него. Впервые в его глазах она увидела не иронию или безразличие, а горечь. - Расскажи мне, - тихо попросила она. - Моя мать умерла, когда мне было шесть. Браслет, что ты сейчас носишь, принадлежал ей. Она была колдуньей и заговорила его на исцеление. Отец любил её, и не выдавал инквизиции. Тем не менее, когда она погибла, я узнал, что такое настоящая ведьма. Мачеха меня не любила, как это и бывает. Я мешал ей. Она и отца убедила в том, что я - исчадие ада. Вряд ли она умела колдовать, но мне она казалась прислужницей дьявола. И в один прекрасный день меня повели на плаху. Для искупления грехов обезглавить меня должен был родной отец. Но я нарушил планы толпы: отрубил голову отцу, а заодно и его любимой ведьме. И сбежал. Меня, конечно, преследовали, но в лесу я укрылся у разбойников, потом - думаю, ты сама поняла, как - стал их атаманом. Тогда во мне и проснулась тяга к адреналину. Но какой смысл нападать на тех, кто заведомо слабее? И я пошёл в наёмники. После меня повысили до кавалериста и отправили в Сонную Лощину. Всадник замолчал. Это была, пожалуй, самая долгая и эмоциональная речь в его жизни. Если, конечно, история, рассказанная, как вызубренный отрывок неинтересной книги, может считаться эмоциональной речью. Илия не знала, что ему сказать. Да и нужны были ему слова? Что для него её жалость? Но и промолчать нельзя. Сейчас с самым безразличным видом он ждёт ответа на его исповедь. Тогда девушка молча обняла его. Объятия - лучший способ передать сочувствие и желание помочь, но при этом без единого намёка на жалость. Всадник вздрогнул: он явно не ожидал этого. - Ты хороший, - снова шепнула она, как когда-то в детстве. Мужчина недоверчиво хмыкнул. Так они и просидели всю ночь на крыше маленькой таверны, молча глядя на звёзды и понимая друг друга без слов, в первый романтичный эпизод в их жизнях.***
Утро Илия снова встретила в своей комнате. Но она уже не считала случившееся вчера сном. Она точно помнила каждую секунду, проведённую на крыше, кроме того момента, когда отключилась. Вывод был один. - Спасибо, - улыбнувшись, сказала она в пустоту. - За что? - шипение раздалось прямо рядом с ней: призрак находился на её кровати, что, впрочем, совершенно не пугало девушку. Она не ответила, потому что знала, что он понял, за что именно она поблагодарила его.***
Весь день Всадник был рядом с Илией, неотступно и безмолвно следуя за ней. Она могла чувствовать его присутствие по пронизывающему холодку, от которого по коже бродили мурашки. Ощущение не было неприятным для девушки, чего нельзя сказать о её постояльцах. - Я чувствую необычные вибрации в этой комнате, - отметил Икабод. - Это нехорошая энергия, - пожаловалась Катерина. - Здесь не было никаких убийств? - Нет, с чего бы? - удивилась Илия. - Мне кажется, что здесь бродит неприкаянная душа. Этот человек убивал и сам был убит. - Ты говоришь глупости, - мягко сказал жене Крейн. Но Катерина была уверена в своей правоте: она заметила мимолётную улыбку, скользнувшую по лицу трактирщицы.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.