Bloody Diary

Я бегу, ищу спасения в объятьях Луи, но они холодные, как и его глаза. Лишь отстранившись от него, я понимаю, что он мертв. Мне хочется кричать, проснуться, забыть холод от прикосновений смерти, но ни единого звука не вырывается из моей груди. Мне кажется, что я задыхаюсь, но разве можно умереть от того, что тебе сниться? Резко разворачиваюсь, пытаясь опять сбежать, но ноги словно прикованы к полу. Комнату наполняет кровь, и я тону в ней. На вкус она, как смерть. — Ты же оставишь его? — чужой голос шепчет мне на ухо. Я не понимаю ровным счетом ничего. Кто это? Кого мне нужно оставить? Что происходит? Неожиданно, кровь исчезает. Я стою в этой же комнате: Луи нет, сколько я его не зову. Зато появляются его руки. Спиной я чувствую холод его тела, чувствую его дыхание на своих ключицах; чувствую, как его руки опускаются по моим ребрам на живот. Длинные красивые пальцы с многочисленными металлическими кольцами обхватывают мою талию, и он разворачивает меня. Гарри. — Ты же оставишь его? — я вижу лишь зеленые глаза, я слышу его голос и чувствую его прикосновения. Пытаюсь заплакать, но он притягивает меня к себе, заставляя уткнуться носом в его шею. — Это ребенок. Наш ребенок. Оставь его. Он отпускает меня и толкает за плечи. Я падаю на спину и просыпаюсь.

***

Меня окутывает темный сумрак комнаты. За окном еле теплится полоска рассвета, и я надеюсь, что она сегодня не угаснет, как мои надежды на сон. Неужели это правда? Нет, нет, не может быть. Это чушь какая-то, магия, а магии не бывает. Так ведь?

***

Мне требуется еще несколько бессонных ночей, чтобы понять, что Гарри во сне был прав. Я беременна, и это либо ребенок Луи, либо… Я решаю позвонить Томлинсону только после того, как буду уверенна в этом. А для этого мне нужно набраться сил и сходить в больницу. Мне нужно набраться сил и признать перед самой собой, что что-то здесь не так, что сон был… реальностью? Когда я ищу свои документы для больницы, мои глаза натыкаются на этот чертов дневник, который стал началом моего кошмара. Тетрадь лежит в тумбочке, за книгами, куда я ее «точно не убирала». Открываю дневник, молясь, чтобы там не появилась новая запись, но в ту же секунду понимаю, как сильно я ошибаюсь. Черные чернила просвечивают сквозь страницу с историей бедной девушки Кристин, и я переворачиваю на вторую историю. «Кэтрин. Оставь его. Оставь нашего ребенка.» Я захлопываю страницы и, встряхнув головой, открываю его снова. На бумаге уже совсем иные слова, которые вонзаются в мои кожу как острые лезвия. «Октябрь 1930 года. Я не знаю какое сегодня число, да мне это и неважно. Она лежит рядом, на кровати с пропахшей от старости простыней. Ее глаза безжизненно закатились, а горло рассечено пополам. Это моя работа. Я пишу эти строки, а бумага скользит от крови на моих руках. От ее крови. В этот раз я не стал дожидаться того, что она узнает о своей беременности — я просто убил ее, пока у меня еще было время в этом городе. Скоро мне придется уезжать, скоро найдут ее труп, скоро мне опять будет не с кем поговорить. Потом я найду новую дурочку, которая влюбиться в меня, и даже я влюблюсь в нее на несколько мгновений… Но потом я убью ее. Мое безумие настигает меня каждый раз, когда я целую их в губы, каждый раз, когда касаюсь этой нежной, такой притягательной кожи. Мое безумие побеждает меня, и я становлюсь тем, кем был всегда под этой человеческой оболочкой. Я становлюсь дьяволом, становлюсь самим собой. В этот раз все было сложнее. У нее уже был жених, но ее мысли так ярко выделялись среди остальных — она думала обо мне, она думала о сексе со мной. Я слышал в голове ее голос, то, как она будет соблазнять, то, как ей плевать на своего жениха. Я решил не отказываться. Когда-нибудь придет время, когда занятия любовью, нет, секс, будет делом обычным, но доживет ли моя гнилая душа до этих времен? Все, что мне нужно делать, — это остерегаться, чтобы эти малышки не забеременели, и не показывать свою настоящую сущность людям с оружием. Ведь меня можно убить, но они об этом не подозревают. Меня можно убить простым ударом в сердце, но моя душа переселится в одного из тех мальчиков, в чьих жилах течет моя кровь. Мои дети — мое бессмертие, и я от него отказался двести лет назад. Я самолично убил всех своих детей и их потомков, выследил их, заколол, расчленил, сжег. Я не хочу перерождаться. Я не хочу жить в другом теле. Дьявол должен быть эгоистом, разве нет? К счастью, если я умру, я смогу возродиться. Мне нужно будет лишь найти ее — раненную, тоскующую по любви душу. И отравить ее». Я сама не поняла, как закончила читать и просто смотрела на чистые листы. Я раненная, истосковавшаяся по любви душа. Отравленная душа. Значит ли это, что ребенок внутри меня (если он там есть) не ребенок вовсе? Он… дьявол, как и его отец? Что за чертовщина! Я встала и закинула вещи в сумку, игнорируя приступ паники, нарастающий под грудью. Что-то происходит в моей жизни, что-то, мне не подвластное, что-то, с чем я не смогу справиться. Нет, одна я не вынесу эти девять месяцев… А может, это галлюцинации? Нет, дневник лежит на кровати, в ногах, словно послушная зверушка, а мои руки дрожат, как и несколько минут назад. Мне холодно, тоскливо, страшно. Мне не хватает Луи. Я не успеваю выйти из дома, как слышу шорох графия на подъездной дороге. Звук захлопывающейся двери, бряцанье ключей в связке, щелчки отрывающийся замков. На нем черная футболка, серые тренировочные штаны и черные конверсы. Я ощущаю на себе его обеспокоенный взгляд, я слышу, как он бежит ко мне, я чувствую на себе его теплые прикосновения. Луи. — Боже, как же я боялся, что ты натворишь глупостей! Почему ты мне не сказала, что ждешь ребенка?! — я лишь выдыхаю, предпочитая не отвечать. Вдыхаю его запах, который меня успокаивает. Теперь Луи здесь, со мной, значит, все будет хорошо. Так ведь?