Надежда умирает последней

***

       — Оставь себе, — сказал он, — надеюсь, что ещё встретимся. Алекс ушёл, оставив меня одну на пляже, наедине со своими мыслями.       Что ж, в чём-то он оказался прав. Например, что ничем не обязывающие разговоры с мало знакомыми людьми помогают облегчить наши душевные страдания, и предоставил верный способ ненадолго забыться, пусть и во вред здоровью, которого и так нет.       Море. Волны, которые прибиваются к берегу, уничтожая себя, — прямо как я. Море, оно такое глубокое, манящее, спокойное. Оно так и манит в свои объятия. Объятия, которые навсегда подарят мне спокойствие… Спокойствие, вот что мне надо сейчас.       Я продолжала наблюдать за морской гладью, вертя в руках оставленную мне просто так пачку сигарет. Не задумываясь, достала одну, прикурила и затянулась. Вдохнув дым, почувствовала, как он обжег горло, но не обратила на это внимания. Эта не та боль, насчет которой стоило бы заморачиваться, поэтому следом за первой идет вторая затяжка, потом ещё одна и ещё. Остановилась я лишь тогда, когда руки стали дрожать, и сигарета попросту упала на песок, продолжая дымиться. Как ни странно, после этого ко мне пришло некое облегчение.       Посидев ещё какое-то время на пляже, я стала собираться домой. Холод на пару с голодом всё же одолели меня. Поднявшись на ноги, принимая вертикальное положение, с меня упала куртка Алекса. Вот же растяпа.  — И вот что мне с ней делать? — задала вопрос я, ни к кому толком и не обращаясь. Ничего лучше не придумав, я надела её на себя. Тут же в нос ударил запах одеколона, смешанный с табачным дымом. Накинув на голову капюшон, я отправилась домой.       Обратная дорога заняла у меня куда больше времени, чем ожидалось. Всё время меня не покидало чувство тревоги. Как будто что-то должно было случиться, и это было не напрасно. Я едва ли чуть не столкнулась с Канеки, но он меня не узнал, сочтя за обычного прохожего. Хотя, чему я удивляюсь? Эта куртка была слишком огромна для меня и полностью скрывала от посторонних глаз.       Кен прошёл мимо меня, едва задев плечом и бросив вслед только сухое «простите», даже не взглянув на того, с кем столкнулся. Это было мне на руку. Сейчас я не была готова ни морально, ни физически видеть его, не говоря уже о том, чтобы объясняться и выяснять отношения.       Когда фигура парня скрылась за поворотом, я поднялась к себе домой. Там меня встретила всепоглощающая тишина, и лишь слабое свечение лампочки на кухне напомнило мне, что в квартире я всё же не одна. Сняв с себя куртку Алекса и повесив её на вешалку, я поспешила на кухню.       Зайдя туда, я была очень удивлена увиденному. Аято сидел с довольно печальным и задумчивым видом, его взгляд был направлен на окно, куда-то в даль, а перед ним стояла открытая бутылка саке.       — Привет, — тихо поздоровалась я, присаживаясь напротив брата. Я взяла бутылку и налила содержимое в рядом стоящую чашку. Выпив саке залпом, снова взглянула на Аято. Ноль реакции. Ну что ж. Взяв бутылку в руки, направилась в свою комнату. Едва оказавшись у двери, до меня донесся голос Аято:       — Ты так и не рассказала ему правду?       Я остановилась. Его слова загнали меня в угол. С минуту помолчав, уставившись взглядом в дверную ручку, я развернулась к брату лицом.       — А ты как думаешь? — сказала я, не смея поднимать взгляда.       — Почему? — хрипло спросил он.       — Глупый вопрос, не находишь? Сам бы Хине о таком рассказал, будь ты на моём месте? — а в ответ тишина.       — То-то же, не тебе меня судить, — бросила я, прежде чем всё же удалиться к себе.       Уже у себя в комнате я дала волю эмоциям, которые на тот момент переполняли меня. Я в них буквально задыхалась, чувствуя жгучую боль в груди. Отчаянье смешалось с этой болью, медленно, но верно превращаясь в опустошённость. Это мой личный ад… От безысходности я начала кричать, биться в агонии, со злостью швырнув бутылку саке в стену. Она разбилась, и осколки разлетелись по всей комнате — так же разлетелось и моя душа; ее больше не собрать и не склеить.       Наткнулась взглядом на фотографию в рамочке. Там были запечатлены мы. «Такие счастливые…», — пронеслась мысль в голове. Я обвела взглядом комнату: буквально всё напоминало мне о нём… Боль захватило сознание. Я схватилась руками за голову — она везде, в каждой клетке моего тела. Вскоре мой организм не выдержал такой нагрузки, и я отключилась.

***

      Пробуждение настигло меня около обеда. Всё тело ломило от озноба, голова раскалывалась, как будто по ней всю ночь стучали отбойным молотком. Разум пришел в норму не сразу; я поняла, что нахожусь дома, в своей комнате, лишь спустя некоторое время, когда взгляд сфокусировался на окружаемом пространстве. Валявшиеся осколки напомнили мне о вчерашнем дне, все последние события пронеслись перед глазами. Я с грохотом откинулась на подушки и устремила свой взгляд в потолок. От созерцания трещин на потолке меня отвлекла моя домашняя живность, которая ворвалась ко мне в комнату вместе с дедулей.       — Здравствуй, Тоука, как ты себя чувствуешь? —заботливо спросил дедушка.       — Привет, бывало и хуже, — ответила я, попытавшись улыбнуться, но вышло как-то натянуто, скорее, даже измученно.       — Обедать будешь? — спросил он. Я хотела было отказаться, но мимо проходивший Аято меня перебил:       — Да будет она обедать, куда она денется. Правда, сестрёнка? Мне ничего не оставалось, как согласиться.

***

      На следующий день я забрала свои документы из универа. Ректор долго не хотел мне их отдавать. Знал бы истинную причину этого поступка, то, возможно, понял бы меня. Выходя уже из своего бывшего университета, я столкнулась с человеком. Подняв глаза на прохожего, сильно удивилась.       — А мир-то тесен, — протянул Алекс, не скрывая улыбки.       — Целиком и полностью с тобой согласна, — ответила я.       — Ты здесь учишься? — спросил парень, окинув здание взглядом.       — Больше нет, — я потрясла перед ним папкой с моим личным делом.       — Почему же я не удивлён?       — Слушай, Алекс, ты вчера у меня куртку оставил, может, заберёшь? — спросила, переступая с ноги на ногу.       — Оставь себе.       — Где-то я это уже слышала, — сказала я, и мы оба рассмеялись. — Ладно, я, наверное, пойду. Может, ещё свидимся, прощай, — сказала я и поспешила домой, оставляя Алекса в недоумении стоять и смотреть мне вслед.       После неожиданной встречи с новым знакомым прошла неделя, за ней началась следующая. За столь короткое время я изменилась, точнее, вернулась к первичному состоянию, которое я назвала «До встречи с Канеки», правда с некими обновлениями: стала курить, иногда и спиртное употреблять, чего я раньше никогда не делала. Что не изменилось во мне, — так это потребность в одиночестве. Я стала всё больше и больше сторониться людей, никого не подпуская к себе, даже родных. Я замкнулась в себе.       На звонки и смс от Канеки я по-прежнему не отвечала, как и на звонки Мей. Да, я понимаю, что поступаю эгоистично по отношению к ним, (в особенности к Канеки), но по-другому не могу, это выше моих сил.       Моё состояние с каждым днём ухудшалось, что не было удивительно. Вскоре таблетки перестали помогать, и приступы всё чаще и чаще стали меня мучить. Сил хватало лишь на заполнение моего дневника, но и это становилось всё тяжелее. Но я не сдавалась — должна была его дописать. И я дописала. Хоть и поздно, но Канеки обязан узнать всё… всё до малейшей детали. Пусть меня уже не будет, но он узнает.       Резко голова начала кружиться, в глазах потемнело, из рук вывалилась ручка и упала на пол, закатившись под кровать. Я зашлась в кашле, появился медный привкус крови во рту. И вот снова случился приступ. Я чувствовала, что теряю связь с реальностью, воздуха становилось катастрофически не хватать, и сознание всё же решило покинуть меня. Прежде чем полностью отключиться, я услышала перепуганный голос Ризе и её крик о помощи…