Семья

У стража-командора лицо треугольное, с острым подбородком, с россыпью веснушек на бледной коже. И глаза у нее синие, цвета теплого лазурного моря. А под ними темные круги, от постоянной усталости и оскверненной крови в жилах. У Амелл грация дикая, плавная и текучая, как у змеи. Даже за своим массивным столом она сидит чуть прогнувшись, словно ей неудобно в таком положении. У Амелл цепкие длинные пальцы и длинные тонкие руки, такие руки в романах торгового принца целуют графы и на такие пальцы надевают богатые украшения. Но эти руки держат цепко боевой посох и покрыты они мозолями и следами от многочисленных заноз. Ей бы могли петь песни многочисленные кавалеры, но вместо этого песни ей поют порождения тьмы глубоко из глубин, призывая в последний путь. И Амелл не хочет слышать эту песнь, она тихая, как колыбель матери, которой у нее никогда не было. Женщина усталая, присмиревшая за годы службы, она больше не рвется в бой, не рвется решать проблемы других, пусть это делает кто-то за нее, свою лепту в благополучие этого мира она внесла, хватит с нее геройств и рискованных мероприятий. В руках у нее письмо, написанное размашистым почерком пополам с аккуратными маленькими буквами, близнецы Хоук даже письмо пишут одно на двоих. - Значит, Андерс и Справедливость, - Амелл в задумчивости потирает подбородок, пробегаясь взглядом по строчкам. Вновь и вновь. Описание сумбурное, сбивчивое, ни один из Хоуков не обладает красивым слогом, чего не скажешь о авторе книги, написанной по их приключениям. Книга эта лежала на краю стола, с красным знаком из ломанных линий на обложке. Оно описывало приключения прекрасные, полные интриг и душевных терзаний. Краткий пересказ близнецов в своих письмах был более сухим, зато более правдоподобным. Амелл узнала о семье Хоуков (о своей семье – напоминает ей собственный разум и тут же сомневается, можно ли считать кузенов настолько близкими ей) восемь лет назад. С первым письмом, которое начиналось с такого вальяжного «Здравствуй, кузина». Такого простого, словно они писали ей и до этого. Мол, вернувшиеся после долгой жизни в, какое совпадение, Лотеринге, обратно в родные пенаты, они обнаружили довольно объемную родословную, среди которой значилась и сама страж-командор. Амелл ожидала чего угодно – просьбы выслать денег по братски, помочь с очередной проблемой в виде летающего то тут то там дракона, даже мольбой забрать Андерса обратно в себе. Последнего, увы, страж сделать не могла, все же она знала ретивого мага слишком долго, чтобы думать, что тот силой будет оставаться в крепости. Но оскверненная кровь не бдящие храмовники и очень скоро отступник поймет это и вернется сам – нужно только подождать. А письма все приходили и Амелл отвечала на них, сначала из вежливости, дабы не показаться неучтивой и не бросить тень неприязни на орден среди марчанской знати, а после уже из простого интереса. А через год Страуд привел к ее вратам двух юнцов, детей, только вошедших во взрослую жизнь, представив их как Хоуков. Хоуки сунулись на глубинные тропы, в поисках забытых сокровищ и новых проблем. Именно там младшая из них, Бетани, подхватила скверну. Семья приняла решение отдать девушку стражам, ну а близнец последовал за ней, упершись как баран и выев последнее терпение у Страуда, который честно надеялся, что дико раздражающий парень не перенес посвящения и просто сгинет за свою твердолобость. Но они оба выжили, что удивительно, нечасто сразу двое переносят скверну внутри. И теперь были частью стражей. И частью семьи Амелл. Очень долгое время единственной семьей Амелл были лишь только книги, да Йован с Сураной. Но Йован скрылся в Тевинтере, в поисках новой жизни и новых знаний, а Сурана умчался в Вейсхаупт по первому приказу. Бетани и Карвер являли собой удивительную смесь абсурдности и семейной теплоты, ранее стражу-командору неведомой. Ругались они часто, словно дети, однажды во время обеда сестра даже показала язык брату. Но во всем остальном были удивительно слажены, как часовой механизм на центральной башне. Рассказы их были довольно сумбурными, то, что Бетани находила увлекательным, Карвер считал противоположно неприемлемым и наоборот. И рассказы их, от этого, разнились полностью, хоть история была и идентична. Но это были младшие, что же до старших… Амелл не знала их лично, лишь только по письмам, корявые строчки на бумаге, порой перепачканные кляксами и, иногда, следом от массивной лапы. Любовь к собакам, как однажды написала Мариан, у них семейное. Как и поиски проблем на ровном месте. Последнее и было причиной внезапной встречи между родственниками. Случай в Киркволле достиг ушей стража-командора раньше, чем письмо с рваным объяснением происходящего от самих близнецов. Амелл было понятно, отчего близнецы стремятся в крепость, ведь стражи не имеют ничего общего с политикой, да и от Вольной Марки находятся далеко, король благоволит Серым стражам, а значит, кто бы за ними не гнался, законным путем он близнецов не получит. Если, конечно, сама страж-командор их не выдаст. Солона откинулась на спинку кресла, прикрывая глаза. Ситуация казалась щепетильной, но сама она абсолютно никакого отношения к ней не имела. Да, Хоуки ее родственники, довольно близкие, но все же не настолько, чтобы ворковать над их проблемами. Женщина никогда не знала, что такое семья. Ее личное пространство – была лишь только ее жесткая кровать в общей женской спальне. Все остальное приходилось делить с другими жителями круга, даже туалетные принадлежности, не раз и не два на своей расчёске она обнаруживала темные и светлые волосы, явно не со своей рыжей головушки. Она никогда не имела личного пространства, даже в моменты, когда было плохо и из глаз лились слезы ей некуда было убежать, всюду были любопытные глаза, следящие за каждым ее шагом. Амелл вообще не понимала, как при таком количестве людей Йован мог практиковать свою магию и тем более как при этом могли устроить заговор. У Солоны не было девушек-подруг, ей было неприятно общаться на темы о тайных обжиманиях по чуланам и одновременно ловить на себе пристальный взгляд молодого храмовника. У нее были только Йован и Сурана, тихие и скрытые, как и она сама. Они нечасто разговаривали, это было не так уж и нужно, но всегда старались держаться вместе. И когда Йован с мольбой на устах и с ладонью сестры Лили в своей руке просил их помочь, они не смогли отказать. Но когда появились проблемы дружба их, внезапно, дала трещину, Йован сбежал, Сурана тоже попытался удрать, но его отловили, лишь только Амелл стояла на месте, испуганно смотря на Игвинга, пытаясь хоть как-то объяснить свои действия. Если бы не Дункан, оказавшийся там в самое удобное время, они бы оба ходили с обжигающим солнцем на своих лбах, безразличным взглядом впиваясь в людей, словно смотря не на живое существо, а на серую каменную кладку. Но разве не заслужила она, хотя бы в последние годы своей жизни, покуда песня в голове звучит еще очень тихо, насладиться тем, что люди называют семьей? Взбалмошной, крикливой, ссорящейся по пустякам, но никогда не расстающейся. Амелл бы все отдала за то, чтобы услышать заветное «я с тобой» от близкого человека. - Страж-командор, - тяжелая дверь открылась и в проеме появился Хоу, - там у ворот девушка с мужчиной, говорят, что пришли к вам. - Спасибо, Натаниель, - Амелл растянула губы в учтивой улыбке, которую дарила всем стражам. – Проводи их ко мне. Сердце стучало волнительно, прерывисто, пропуская лишний удар. Неужели она еще способна волноваться? После всего, что произошло и какие истории про нее сложили? И почему волнение охватывает ее при мысли, что она встретится с людьми, которых до этого знала лишь только по письмам. Оттого ли это, что они ее семья, или от глупых надежд, не связанных с ними. Через некоторое время двери открываются, издавая неприятный скрипучий звук, напоминая, что пора бы их уже смазать, и Натаниель пропускает в кабинет две фигуры. Амелл могла бы сказать, что видит зеркальное отражение, если бы девушка не была тоньше своего брата и широкие плечи мужчины могли полностью загородить собой сестру. Они оба имели прямые носы и короткие стриженные волосы. У обоих были глаза голубые, напоминающие теплое южное море, так сильно похожие на те, что каждый день из зеркала видела сама Амелл. Оба были завернуты в серые плащи, припорошённые дорожной пылью и следами засохшей крови. - Первая на моей памяти крепость, где нас сначала не кинули в тюрьму. – Бодро изрек отступник, подмигивая сидящей за столом стражу-командору. – Привет кузина, как жизнь?