***
Воскресное утро показалось Альбусу праздником. Затея увенчалась успехом, Малфой жив, ссоре пришел конец — кра-со-та! Настроение было чудесное, и омрачить его не могли ни странные сны, ни голоса, ни гримуары профессора Криви. Малфой с ворчанием собирался на осмотр к Ишиасу (мастер предпочитал контролировать исцеление своих пациентов, даже если они ныли настолько убедительно, что приходилось отпускать их досрочно). Термен согласился с тем, что выписку героического ныряльщика стоит отпраздновать, и предложил Альбусу проигнорировать завтрак и наведаться вместо этого к эльфам на кухню. «Празднование надлежит сопровождать достаточным количеством снеди!» — смеясь, пробасил им вслед Артур. Утро было великолепным, однозначно. Слизеринцы, нагруженные корзинками для пикника («Не в руках же тащить!» — справедливо заметил Эридан, трансфигурируя пару полотенец), возвращались со второго захода на кухню, и тут Альбус заметил две удаляющиеся фигуры. Некто долговязый и русоволосый, а рядом — невысокий, энергично размахивающий руками брюнет. Альбус пробормотал товарищу что-то неразборчиво-оправдательное и поспешил догнать тех двоих. — Кристофер! Чарли! — они остановились у доски объявлений, и Альбус едва не налетел на Уоллорда. — Это… Спасибо вам! Спасибо за все! Похоже, его сияющая физиономия служила достаточным объяснением — Чарли расплылся в широченной улыбке, и даже у Кристофера Уоллорда, не замеченного в излишнем оптимизме, уголки рта поползли вверх. Правда, радость не сделала Альбуса более находчивым в разговорах, поэтому он просто вручил Уоллорду корзинку эклеров, сопроводив свои действия неловким: «Я жутко признателен, спасибо огромное за помощь!» Когда Термен окликнул его, мальчики тепло попрощались. Остались же на свете хорошие гриффиндорцы!***
Утро было уж слишком хорошим, чтобы таким же оказался и вечер. Когда Альбус лихорадочно искал свое эссе по Чарам, из кучи пергаментов, беспорядочно сваленных на столе, выпал один из его черновиков. — Столько писанины, Поттер… Писательствуешь, что ли? — улыбнулся Малфой, поднимая листок. — Ну-ка, что за нетленный опус… Он вдруг замолчал. Альбус обернулся — и похолодел: Малфой развернул то самое сочинение, на обороте которого он записал все свои странности. Список был увенчан злосчастным треугольником. Альбус потянулся за свитком. Мальчик ощущал себя будто застигнутым на месте преступления. Малфой, не выпуская пергамента из рук, опустился на кровать. Он прикусил губу, опустил глаза в свиток и снова взглянул на Поттера. Что-то решил для себя и кивнул Альбусу на стул: присаживайся, мол. — И давно… — слова, что необычно, давались ему с трудом. — Давно ты разыскиваешь Дары Смерти? Если Альбус и ожидал неудобных вопросов, то только не таких. — Д-дары? Ты знаешь, что это означает? Что все это такое? Сдавленный смешок. Недоверчивый прищур. — Старая сказка о трех братьях. Они обманули Смерть, а та предложила им выбрать за это награду. Воин выбрал непобедимую палочку, гордец — камень, возвращающий мертвых, а третий, сохранивший немного здравого смысла и разумной осторожности, попросил мантию-невидимку, с помощью которой мог спрятаться — в том числе и от Смерти. Старшие братья поплатились за свою беспечность, а младший — единственный, единственный из них троих! — прожил свой век. И с тех пор не обремененные инстинктом самосохранения волшебники пытаются завладеть этими Дарами. Чаще, конечно, ищут палочку, но некоторые, вроде Грин-де-Вальда, считали, что только собранные вместе Дары могут дать своему владельцу силу, неуязвимость и все такое. Зачем тебе это? Все они кончили плохо. Паршиво, я бы так сказал. Альбуса охватило необычайное волнение. — Я не… То есть, я хочу сказать… Ты не так… — он подскочил к висевшей на крючке теплой мантии и начал рыться в карманах. Он выворачивал их с упорством нюхлера: на пол летели сломанные перья, обрывки пергамента, какие-то шнурки… — А, Мордредовы портянки! Что ты знаешь о камне? Альбус вытащил черный камешек и вложил его в руку Малфоя — гравировкой вверх. Скорпиус уставился на камень, как на пришельца из иного мира. С опаской перевернул его, провел пальцем по тонкой трещине на обороте. Снова перевернул и ощупал вырезанную эмблему. — Ты же не хочешь сказать, что это… Нет, серьезно? Быть того не может… Альбус пожал плечами. — Может, он и не тот самый. Понимаешь, я видел странные вещи — в дополнение к тому бреду, который до того слышал. Я будто сон наяву видел: этот знак, он висел в воздухе, он у меня будто в мозгу отпечатался… А потом я упал в лесу и буквально наткнулся на этот камень. Бац! — снова тот же символ. Это выглядело подозрительно, так что я решил проверить. Я всю библиотеку перерыл, но ничего даже близко похожего не нашел. — Конечно, не нашел — это же детские сказки, — фыркнул Малфой. — Какие еще сказки? — Сказки барда Бидля, конечно! Только не говори, что не читал, ты ж не у магглов родился. — Я знаю барда Бидля! Не было у него такой сказки! — рассердился Альбус. — У меня вся серия есть, и такой сказки нет, уж можешь мне поверить! Белесые брови сошлись к переносице. Малфой облизнул губу, озадаченно поморгал… и тут просиял: — Серия, говоришь? В новом издании и правда не было сказки о трех братьях, но в любом старом сборнике она есть, ее обычно печатают после «Волосатого сердца чародея». И все из волшебников постарше точно ее знают, в семье же хранят старые книги! Я вот читал по семейной, ее до меня, наверное, поколений семь читало… Альбус покачал головой. — Нет, у меня — то есть у нас — новая серия. Папа вырос у магглов, так что никаких старых книг… — Тогда понятно. Хотя странно: твой отец победил Темного Лорда, а тот последние годы свихнулся на Старшей палочке. Твой отец не мог не знать этого. Слушай, — глаза у Малфоя загорелись. — А что, если взаправду была Старшая палочка? Тогда твой отец, он же должен был получить ее! — Нет. То есть, я не думаю, что это так. У него самая обычная палочка, он ее у Олливандера купил, в одиннадцать лет. Самое удивительное в том, что папа до сих пор ее не сломал ни в одном из происшествий. Малфой мечтательно уставился в потолок: — Самая могущественная палочка… Круто было бы иметь такую! Хотя… — тут лицо его вытянулось. — Пусть ее и называли непобедимой, но на самом деле она становилась трофеем того, кто победит ее предыдущего владельца. Блин, да за нее кучу народа убили! Вот уж точно — Дары Смерти до добра не доведут! На месте братьев самое умное было бы отказаться от этих вещей. По крайней мере, все были бы живы. — Сам же говоришь: мощь и неуязвимость, — вздохнул Альбус. — Довольно привлекательно для того, то готов рискнуть. — Привлекательно-привлекательно. Вот и Грин-де-Вальд так думал, только что получилось? Начинал талантливым изобретателем и лидером молодежи, а закончил мистером «Всеобщее презрение» в Нурменгарде. Альбус уставился в пол. — Мне кажется, кому-то не дает покоя его судьба. Кто-то хочет завладеть Дарами… Пренеприятный тип, которому нужны эти вещицы, — он горько скривился, вспомнив вчерашний сон. — Но зачем ему ты? Это же нелогично. Зачем кому-то одиннадцатилетка, пусть и с волшебной палочкой? Ах ты ж, черт… — в голосе Скорпиуса прорезалось беспокойство. — Если ты применил магию крови, тебя могло забросить на грань. На время, конечно, но что, если этого было достаточно? Альбус поднял глаза на него. Малфой вскочил с места и начал мерять шагами комнату. — На грань жизни и смерти, — пояснил он, заметив непонимание во взгляде Альбуса. — На время стать не живым и не мертвым, посетить границу этих миров — такое часто становится платой в подобном ритуале. Ты же не приносил жертвы? Не давал никаких обещаний? Не читал и не писал ничего подозрительного? — Я не бросаюсь в омут, очертя голову. В отличие от некоторых, — ехидно возразил Альбус. — Я все перевел и перепроверил, прежде чем сделать. Было бы глупо, если бы кто-то из нас в ходе ритуала… пострадал. Дела и так обстояли паршиво. — Просто пневмония. Ее, кстати, магглы лечить научились без всяких заклинаний, — пробурчал Скорпиус. — И, если уж на то пошло, я тоже просчитываю последствия. Например, Уизли послал за подмогой. И сбросил мантию, чтоб она на дно не потянула. И вообще, я хорошо плаваю, и в холодной воде тоже. Так что этот заплыв опасным для жизни не назовешь. А вот связываться с незнакомой магией — это рискованно. — Слушай, все же обошлось, чему я очень рад, так что давай закончим с этим! Однозначно никаких жертв и клятв не было, поэтому ты, скорее всего, прав. Но вся эта свистопляска началась намного раньше. Помнишь занятие по полетам? Тогда голос назвал меня наследником и отправлял искать что-то. И потом у Криви… Прежде чем увидеть символ, я слышал шепот: «Ищи, ищи!». Все это было намного раньше. — Чем тогда объяснить этот внезапный интерес к тебе? — Я не знаю, — прошептал Альбус. — Все пошло наперекосяк с первого дня. Я вижу фестралов, хотя при мне никто не умирал; слышу голоса и вижу знаки; говорю с портретами и потом жалуюсь надгробию на то, как мне страшно… Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Малфой прекратил метаться по комнате. — Я не думаю, что ты сумасшедший, — твердо ответил он. — В конце концов, мы волшебники, и того, что мы не понимаем или не можем объяснить, хватит на целую библиотеку. Мне вот показалось, что я вижу тебя в кустах у берега, а на самом деле ты был уже на середине озера — но если бы не та мелькнувшая тень, я бы даже не догадался искать тебя там. Так что я хотел бы услышать от тебя подробный рассказ. С самого начала. Ну, или с того места, которое на него более всего похоже.***
Свой рассказ Альбус закончил только к отбою. К этому времени Скорпиус угнездился за расчищенным столом и черкал что-то в своем блокноте, внимательно слушая товарища. Наконец он отложил перо и уронил голову на скрещенные руки. Альбус насторожился, ожидая окончательного вердикта. Вот сейчас Малфой встанет и объявит, что не желает больше оставаться рядом. Назовет его опасным, или свихнувшимся, или просто не поверит ни единому слову… — И ты молчал все это время! Поттер, ты не доживешь до тех славных времен, когда тебя можно будет называть по имени! — Знаешь, иногда твои реплики только запутывают меня. Еще больше, хотя я каждый раз думаю, что уже достиг предела. Малфой чуть приподнял голову — ровно настолько, чтобы смерить Поттера укоризненным взглядом. Впрочем, серьезно относиться к человеку с отпечатком пуговицы под глазом было почти невозможно. — Альбус! — тоном, каким произносят сами собой разумеющиеся вещи, ответил Малфой. — Помнишь латынь? А в зеркало себя видел? «Белым» тебя назвать затруднительно. Разве что ты доживешь до седых волос — а ты не доживешь, если будешь продолжать в том же духе. — Ну, спасибо… — протянул Альбус. — Постараюсь дожить специально для тебя. А то ж не дождешься, чтоб ты меня по имени назвал. Все по фамилии да по фамилии… — Я могу использовать второе имя, — невозмутимо откликнулся Малфой. — Тогда, исключительно ради соблюдения равноправия, я буду звать тебя Гиперионом. — Ты совсем с катушек съехал? — белобрысый сделал вид, будто обиделся. — Не то? Может, по-домашнему? Гипериончиком? — Ал! — Малфой кинул в него свитком. — Скорпи! — Поттер не остался в долгу и тоже прибег к метательному оружию. Попросту бросил подушкой. — Скажи мне, кто твой друг — и я скажу, кто ты, — философски заметил Малфой, нахлобучивая подушку на манер треуголки. — Я, выходит, совершенно безбашенный тип с гриффиндорскими замашками, — он погрозил Альбусу пальцем и широко улыбнулся. — Все ты, придурок несчастный… Так что даже не думай сбежать. Ты совершенно нормальный, хоть и вляпался в неописуемую чертовщину. Поэтому кончай праздновать труса. Мы еще придумаем, как тебе помочь.