***
В три закончились занятия, около четырёх Альбус спустился в подземелье и занялся чтением, а в пять его уже доставили в больничное крыло. До половины седьмого Термен просидел с ним, несмотря на огромную нелюбовь мастера Ишиаса к посетителям. А дальше в планах целителя значился здоровый сон и приём зелья каждый час. Как слизеринцы объяснили въедливому колдомедику, что случилось, Альбус не знал, но дремать ему это не мешало. Он решил, что на все расспросы будет отвечать, что отделается общими фразами, мол, это была случайность, и всё произошло слишком быстро, и успокоился на этом. До отбоя оставалось не более получаса, когда у больничного крыла раздался шум — топот, чьи-то довольно громкие споры... Наконец, этот кто-то забарабанил в уже запертую на ночь дверь. К шуму добавилось недовольное ворчание мастера Ишиаса и шарканье его тапочек. Дверь открылась, и Альбус смог различить знакомые голоса. — Мастер, у него, похоже, лихорадка... — это, несомненно, Уоллорд. Кто ещё может говорить так, будто сомневается в существовании не то что предмета разговора, а даже самого себя! — Да, верно... Чарли, Кристофер, давайте его сюда. Кого могли привести гриффиндорцы, да ещё в таком составе? Уоллорд обычно вместе с Ренчем и Присколлом. Чарли, напротив, держится от этой компании подальше. Он предпочитает общество зубрилки Дианы, которой глубоко безразличен — по крайней мере, пока не роняет её учебники. — Оставьте м-ня... — речь третьего звучала невнятно. — Слуш-те, не трогайте, а? И вы, доктор... Займитесь своими делами... — Займусь-займусь. — Голос Ишиаса не предвещал ничего хорошего. — Сейчас уложим вас на кушетку, и займусь. — Всё нормл-но... Я в полном п-рядке... — Мастер, он сидел в библиотеке, а когда мадам Пинс приказала всем разойтись, сказала, что скоро отбой, он начал буянить, — зачастил Просто Чарли. — Сами смотрите, у него такой жар — оладьи печь можно. Это бормотание — когда уже они закончат и уберутся отсюда? Альбус с трудом подавил желание вскочить с кровати. Мордред бы побрал Ишиаса и его режим! Если Альбус сейчас попадется им на глаза, мастер отправит его в постель, накачав снотворным по уши. Он узнал и этот хриплый, через слово запинающийся голос. Третьим вошедшим был Скорпиус Малфой.***
Колдомедик довольно быстро выпроводил гриффиндорцев и полностью занялся больным. Альбус сидел, обнимая колени, и смотрел, как на потолке отсвечивают золотистые, голубоватые и пламенно-рыжие всполохи чар целителя. Трижды он проходил в свой кабинет, и трижды Альбусу приходилось нырять по одеяло и прикидываться спящим. Мастер Ишиас, впрочем, был поглощён работой: разогревал остро пахнущую скипидаром мазь, смешивал зелья, разводил какой-то эликсир и бубнил себе под нос, отсчитывая количество капель. Наконец, послышался скрежет раздвигаемой ширмы, и через минуту целитель ушёл к себе, забрав единственную лампу. Босые ноги Альбуса глухо стукнули об пол, и мальчик прислушался: не насторожился ли Ишиас? Но из-за двери кабинета всё также доносилось бормотание колдомедика — похоже, он не мог найти что-то и потихоньку переходил из своего обычного состояния лёгкого недовольства к полномасштабному раздражению. Но так или иначе, все его помыслы были далеко от палаты. Половинка стареющей луны, так удачно выглянувшая из-за туч, помогла Альбусу без помех добраться до крайней койки, стоявшей прямо у окна. Первое, что отметил мальчик — шумное учащенное дыхание Скорпиуса. Крылья носа трепетали в такт вдохам, а когда Малфой поворачивал голову — а он буквально вертелся, сминая подушку — на шее становилась заметна пульсирующая жилка. На лице, кажущемся при таком скудном освещении пугающе серым, выделялись более тёмные пятна — горячечный румянец? Тонкие пальцы сминали сползающее всё ниже одеяло. Было странно видеть его таким. Странно и жутко. Альбус поправил почти упавшее одеяло и сел рядом. Совпадение? Даже последний наивный дурак в такое не поверит. Термен обмолвился, что Малфой был на озере. В озере он был, а не на озере! К глазам подступили слёзы. Отчаяние, гнев... Вина... Чувства перепутались в плотный клубок. Он тешил свою гордость, задирал нос, полагая, что он выше всеобщей подлости, что он прав, что он лучше прочих. Что в результате? Весь факультет пережил по его милости немало «приятных» минут, получив жёсткую встряску. А тот, кто был его другом, мечется в жару. Альбус Поттер, одинокий и непонятый! Такой самонадеянный, такой себялюбиво-слепой! Всему виной его гордыня. Гордыня и глупость. И сейчас он абсолютно, беспросветно, безнадежно бесполезен. Он может просто сидеть рядом и считать вдохи. Где-то в груди шевелится безотчётный страх: если он уйдёт, один из этих вдохов станет последним. И он сидел — пока не пришёл мастер и не отправил в постель, заставив выпить зелье. Оно полностью соответствовало названию. Глоток — и он погрузился во тьму безо всяких сновидений.***
Термен пришёл за ним рано утром. Они говорили, пока Альбус натягивал мантию, и из-за ширмы доносилось только невразумительное бурчание, словно там кружил пчелиный рой — раздражённый, недовольный и невыспавшийся. За ночь Ишиас успел возвести вокруг второго своего пациента баррикаду из ширм, так что о его присутствии напоминали только периодические приступы сухого кашля. Слизеринцы вышли из больничного крыла в полном молчании. Лишь оказавшись в подземельях, Эридан сказал: — Белинда и Алек убедили профессора Синистру, что вчерашнее было нелепой случайностью. Вроде как у тебя шарф ветром унесло, недалеко. Ты пошёл за ним и провалился — неглубоко, по колено. Однако этого оказалось достаточно, чтобы вызвать перебой в работе сердца, отчего ты потерял сознание и начал захлебываться. Малфой и твоя сестра были неподалеку. Малфой вытащил тебя и оказал посильную помощь, девочка позвала нас. Все живы, конец истории. Никакой драки, никаких поисков волшебной палочки. — Но откуда... — Альбус никому не рассказывал о гриффиндорцах. Он не знал, что мешало больше: уязвлённая гордость или участие брата. — Следы, Поттер. Мы затоптали большую часть, когда только прибежали, но кое-что осталось. Когда Артур вернулся за твоими вещами, он заметил следы квиддичных сапог, часть вытоптанного круга, разрытый сугроб, в котором осталась пуговица от твоей мантии. — Сапоги есть у всех команд. — Во вторник поле забронировано для Гриффиндора и Пуффендуя. С пуффендуйцами поменялись мы, к тому же все наши тренируются в кроссовках. Плюс твои следы рассказали, что ты прочёсывал берег, а затем — и само озеро. Значит, искал что-то. «Акцио, вещи Альбуса Поттера!» — и мы поняли, что именно. Ни один волшебник не забросит собственную палочку на такое расстояние. Не хватит силы, да и смысла лишено. Остается связать факты. Альбус не нашёлся с ответом. — Ты можешь не называть фамилий. Пять человек из команды Гриффиндора, и остаётся только узнать, кто из них не участвовал. Думаю, девушка — там не было следов маленьких остроносых сапожек. И ещё один человек. Эридан сделал паузу и продолжил уже тише: — Твой брат был там, верно? Альбус промолчал в ответ. Но Термен и не настаивал. Альбус очень хотел задать вопрос: «Он же поправится?» Но так и не набрался смелости спросить.***
— Какого Мордреда лысого, Ал! — Роза просто кипела от гнева. Даже объяснения профессора не мешали ей выплескивать своё негодование. А ведь она любила Травологию, даже после уроков задерживалась в теплице... И уж конечно, десятью минутами позже она могла бы высказать кузену всё то же самое — но за работой. Но нет, она взывала к его совести здесь и сейчас. Альбус только кивал, выслушивая ее монолог. Похоже, за ночь она отрепетировала свою речь, в которой ярость дополнялась беспокойством. Но в настоящий момент мысли мальчика были далеко. Его не занимали ни сентенции сестры, ни рассказ о Дьявольских Силках. Ему вдруг подумалось, что теперь у его совести есть лицо. Лицо с пылающе-алым румянцем, потрескавшимися тонкими губами и упавшей на горячий лоб челкой. — Извините, профессор, могу я выйти? — услышал он собственный голос. Невилл озадаченно посмотрел на Альбуса, но все же махнул рукой, отпуская его. Роза послала вслед испепеляющий взгляд (и у кого только научилась!) и отвернулась. Дверь теплицы скрипнула, и мальчик вдохнул свежий воздух. Ночью начался снегопад, и сейчас все еще припорашивало. Снежинки падали на лицо и таяли, едва его коснувшись. Альбус поймал одну на рукав: шестилучевая кружевная красота. Но только он поднес ее поближе, чтобы рассмотреть, как она начала оплывать по краям и совсем растаяла. На рукаве осталась капелька-бусинка. Стоило убрать ее от лица, от горячего дыхания, как она застыла. Вновь лед, но далеко не такой правильной формы, как прежде. Какие слова точнее опишут это? Сломанный? Исковерканный? Так же с людьми. Почему Альбус причиняет столько боли тем, кто рядом? Если вспомнить, то с самого рождения все у него наперекосяк. Маме пришлось уйти из спорта из-за него. Папу едва не выставили из Аврората из-за того, что он дневал и ночевал в Мунго после того неудачного альбусова полета. Дома их с Джеймсом пришлось расселить по разным комнатам, потому что иначе что-то вечно затапливало или взрывалось. Любое семейное сборище проходило нормально строго до тех пор, пока Альбус не вылезал из своего угла и не пытался осчастливить всех своим обществом. А в Хогвартсе? Брат. Кузина. И теперь Малфой. Он сам не заметил, как дошел до окраины леса. Над ухом раздалось знакомое фырканье — на него смотрел Маренго. Альбус рассеянно погладил фестрала между ушей: — Ничего-то я тебе не припас... Уходи, пока тоже не влип в неприятности. Фестрал довольно щурился и никуда уходить не спешил. Он проводил мальчика до каменного круга. Альбус привычным жестом смахнул снег с надгробия. — Это снова я. Очередная порция нытья, уж извините вашего глупого тезку. На этот раз я побил все рекорды глупости, однозначно, — мальчик вздохнул. Беседы с мертвым профессором явно не относились к категории нормального, но отчего-то приносили облегчение. И именно сейчас это требовалось больше всего. — Вот представьте себе самовлюбленного, заносчивого, ограниченного засранца. Он разобиделся на друга, потому что подумал — обратите внимание, всего лишь подумал, — что тот его хочет использовать. Только хочет использовать в своих целях, а не использует, это тоже нужно особо отметить. Так вот, этот засранец узнает все-таки, что был не прав, и идет мириться — но слышит, как его называют придурком (совершенно справедливо называют, заметьте) и меняет свое решение. Отправляется шататься по окрестностям, натыкается на пятерых соперников и закономерным образом получает по шее. Возомнив себя великим дуэлянтом, он достает волшебную палочку — и остается без нее. В итоге мы что имеем: пару синяков, не столько больно, сколько обидно, и потерянную палочку. Она, к слову, отлетела куда-то в сторону озера. Далее этот гений что делает? Правильно, топает по льду. Альбус умолк. Дальнейшие события слишком напугали его, чтобы рассказывать о них в той же манере. — Я не знаю, что на меня нашло. Я был расстроен и зол на себя, и просто зол... Да тут еще Джейми — я правда не думал, что он будет с ними... И палочка — это же главный инструмент волшебника. Как бы я без нее вернулся? Вообще не подумал позвать кого-нибудь, попросить о помощи. Было такое чувство, будто я остался один, совсем один во всем Хогвартсе. Только я и это белое поле вокруг. И где-то лежит палочка, которую я должен подобрать. Я шел и вглядывался в эту белизну, шел, хотя под ногами уже был не снег, а ледяная корка... В первое мгновение я даже не понял, что провалился. Только что все было белым-бело — а теперь вдруг меня окружает нечто темное. Она была обжигающей, эта вода. У меня перехватило дыхание, что-то кольнуло в груди... И все, пустота. Ничего, понимаете? Ни попыток выплыть, ни судорожных вдохов, ни даже мыслей — ничего. А потом — кошмары в больничном крыле. Я проснулся там, будто вынырнул. На какой-то миг я подумал, что все это только приснилось, но... Не приснилось. И я не утонул. Как оказалось, я был все же не один. И только тогда я понял, какого свалял дурака. Вот же ж надо было! И знаете, какая глупость: мне было больней оттого, что столько людей переживало из-за меня, а не из-за того, что я... ну... чуть не умер. Глупо жаловаться на такое именно вам, правда? Альбус растянул губы в жалком подобии улыбки. С живым он разговаривал или нет, а совсем без мимики не обойтись. — Но самое паршивое не это. Малфой загремел в больничное крыло. И это из-за меня. Ему плохо, просто очень плохо. — Альбус сглотнул. — И я ничем не могу ему помочь. Из замка донесся звон колокола, возвещающий о конце урока. Поттеру пора бы идти — прогулять Трансфигурацию не решились бы и самоубийцы.***
В десять минут перемены вполне можно добежать до замка и подняться в кабинет Трансфигураци. Еще и время останется — а вот это является существенным недостатком. — Что, Поттер, сегодня в гордом одиночестве? — встретил его ехидный голос Ренча. — Тебя пуффендуйская кузина искала. У вас вроде совместная Травология была? Где бродил, Поттер? Проверял, не помер ли еще твой чистокровный дружок? Как его вчера крючило... Здесь Альбус сделал то, чего от себя сроду не ожидал — бросился на него с кулаками. Без единого слова, без воплей и криков... А в следующий момент он пытается вырваться из чьих-то цепких рук, а Ренч пятится. Глаза у него круглые-круглые, лицо побледнело, на подбородке — видимо, выше не достал — пунцовое пятно от удара, воротник разорван. — Десять баллов со Слизерина, — интонации МакГонагалл промораживают до печенок. — Вас проводить в больничное крыло, Поттер? — Что?.. Не-ет, я... — он не узнает собственный голос. Губы повинуются с трудом. Альбус касается лица и недоуменно смотрит на кровь, оставшуюся на ладони. Он поднимает взгляд на МакГонагалл — она все еще ждет его ответа. — Я дойду сам. Он наклоняется за сумкой, и на ней расплывается алое пятно. В ушах будто барабаны бьют. Прижать, что ли, галстуком? Мордред, вот теперь точно больно. Разбитый нос, кажется, ощущает каждую ниточку в ткани. Еще и пульсирует, гад... Альбус покидает класс под чеканящий выговор директора: — Я могу снять баллы и с Гриффиндора, мистер Ренч. Раз уж ваши травмы не требуют срочного лечения, не соблаговолите ли вы рассказать мне, что происходит?..***
Альбус постучался, но никто ему не открыл. Решив, что целитель занят, он вошел — и тут же навострил уши: мастер Ишиас стоял у камина и оправдывался. — … не знаю, право слово, Сметвик. В Мунго я ни разу не встречал подобного. Обычно Бодроперцового вполне достаточно, но здесь... Больше похоже на нечто маггловское. — Припоминаю, коллега, нечто подобное описано у Гиппократа и Парацельса. В сакральных трактатах есть пропись Животворящей настойки, возможно... — Это прекрасно, но для изготовления настойки требуется эмоциональная связь зельевара с больным! Я поинтересовался у того юнца, который обучает здешних студиозусов — так вот, он заявил, что у него пока нет соответствующей лицензии! Его мэтр — наш поставщик лекарственных зелий — в глаза не видел мальчика, так что он не возьмется за такой безнадежный заказ. — Что в таком случае остается? Ишиас, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не сорвать злобу на своем собеседнике. С плохо скрываемой ехидцей в голосе он ответил: — Маггл Гиппократ советует положиться на природу, по возможности облегчая состояние больного до наступления кризиса. — У Малфоев же нет домашнего зельевара? В таком случае, ограничьтесь противокашлевым зельем и ивовым отваром. Можно также добавить охлаждающие компрессы. В остальном придется положиться на природу. Целитель буркнул что-то и погасил огонь. Пнул в сердцах каминную решетку, помянул Мордреда, развернулся... — Опять вы, Поттер? Сядьте и уберите сейчас же вашу кровавую тряпку. Акцио, кровоостанавливающее! Эпискеи! — мастер размахивал волшебной палочкой так энергично, будто мух разгонял. — О, еще и губа! Превосходно, Поттер, просто превосходно! Он добрых полчаса колдовал над разбитым лицом Альбуса — с ворчанием, с руганью, с призывом всевозможных кар на головы безответственных студентов. Зато когда все было готово, не осталось ни следа травмы. Целитель вытолкал Альбуса вон, только лишь тот заикнулся о том, чтобы навестить однокурсника. «Состояние не располагает!» — рыкнул мастер и захлопнул дверь. И на сей раз, причина была не в его нелюбви к посетителям.