***
— Так что я спел ей песню, которую мама поет мне, когда я не могу уснуть, — закончил рассказывать за ужином Флетчер и поднял глаза на своих домашних. Мамина вилка со звоном упала на тарелку. - Ох, ты правда так и сделал? — спросил папа. Флетчер кивнул и вернулся к поглощению оленины. — Ее зовут Дэйзи. Она здесь новенькая и у нее нет друзей. Хотя я все еще не знаю, почему она рыдала. Когда я закончил петь, Гедеон позвал опять играть, и я сказал ей, что она тоже должна пойти с нами. — И она стала играть с вами? — спрашивает мама, исподтишка стреляя глазами на папу. Флетчер кусает губы и выглядит растерянным. — Нет… она убежала и куда-то спряталась. Но потом я слышал, как она кричала на каких-то ребят. Мамино лиц принимает самодовольное выражение, но папа говорит: — Ты молодец, что спел ей. Очень хороший поступок, Флетчер. Он пожимает плечами: — Мне нравится петь. И у нее уже выпал зуб! Ведь это же так круто. А когда у меня начнут выпадать зубы? — Может, хватит уже трепаться о зубах. Лучше передайте мне масло, — заорал Хэймитч с дальнего конца стола. И потом случилось кое-что, чего никто не ожидал. Даже не взглянув в ту сторону, мама схватила масло и залепила им прямо Хэймитчу в физиономию. — Вот тебе, — говорит она спокойно, когда масло соскользнуло с его лица и шлепнулось прямо в тарелку с картофельным пюре. - Ешь. Мы здесь не тратим еду впустую. Флетчер так хохотал, что обмочил штанишки. Глава Восьмая, в которой Флетчер находит привет из прошлого — Привет, Флетчер, — мальчишеский голос звенит над Луговиной. Тот, кому он принадлежит, мальчик по имени Гедеон, несется во весь опор к одинокому дереву, сбежавшему сюда из-за забора и протянувшего мощные ветви вверх на радость детям, которые обожают на них карабкаться. На бегу его густые волосы развеваются так, будто бы специально хотят показать — вот она какая, идеальная шевелюра. Вполне себе высокий и мускулистый для своего возраста — девяти лет от роду — он выглядит как юный боец, ведомый важной целью. Таким он вообще-то и является. — Где же ты? — вновь выкрикивает он. — Последняя игра по стикболу* в сезоне вот-вот начнется. И Дэйзи сказала, что разукрасит тебе физиономию, если ты не появишься на холме через две минуты! Затормозив под деревом, мальчик утирает рукой пот со лба и пытается отдышаться после быстрого бега. - Ну, а по правде, — добавляет он после минутного размышления, — раз уж я едва смог добежать сюда за две минуты, то тебя она собирается разукрасить по-любому. Слышится легкий шорох, и второй мальчик приземляется на землю рядом с ним. Он падает бесшумно и ловко, как кошка на лапы, и сразу выпрямляется, тряхнув копной светлых непослушных волос, чтобы они не лезли в глаза. Он пониже своего приятеля, и, волосы у него блондинистые, а бровей и ресниц почти совсем не видно, а вот цвет кожи у обоих мальчишек одинаково смуглый. Он ухмыляется и протягивает другу сильно потрепанную временем и непогодой стрелу с остатками самодельного оперения. Он явно очень доволен собой. — Даже не знаю, Гедеон. Наверное, это стоит пары синяков.***
— Так ты думаешь, что это твой дед отправил ту стрелу на дерево? — спрашивает Гедеон, недоверчиво округляя серые глаза. Друзья уже медленно бредут домой после затянувшейся затемно игры в стикбол. Их команда победила, но они ведь всегда побеждают, если играют с ровесниками. В сравнении с другими детьми у Флетчера самый меткий глаз во всем Двенадцатом, и у остальных ребят из-за этого не так уж много шансов. Дейзи так и не осуществила свои угрозы — ее смягчила победа — она только лишь толкнула Флетчера и заявила, чтобы он впредь не опаздывал, если не хочет схлопотать. - Ага! — радостно отвечает он на вопрос приятеля. — Только я думаю на того деда, который был браконьером, а не на того, который держал пекарню и погиб при бомбежке. Если это и впрямь он, это тогда объясняет, почему стрела еще не в дереве. И, кстати, у меня оба деда погибли от взрывов, так что… Гедеон вскидывает брови. Вот Флетчер всегда так — скачет с пятого на десятое. — Хочу поскорей показать это бабушке, — продолжая Флетчер, вынимая стрелу из заднего кармана, где она болталась всю игру. - Она, должно быть, будет просто без ума от нее. Ведь это ж что-то вроде тайны. Интересно, во что он целился? И почему промазал? Да это же кусок истории! - Ну, эту тайну вряд ли можно разгадать, — его друг запускает мяч свечкой в воздух и ловит его на лету, — …разве что ты соорудишь машину времени. Или не заставишь этого парня, Алдера, ее соорудить. Он же просто двинутый. — Он вовсе не так уж плох, Гедеон. Как-то показал мне в пекарне, как смешать ингредиенты, чтоб устроить взрыв. — Правда? — ухмыляется рослый мальчишка. — Может, я и ошибся не его счет. Когда же он переключает свое внимание на дорогу, Флетчер лукаво улыбается и резко переходит на бег. - Ну, во и славно, — кричит он через плечо, — ведь мы сейчас бежим к нему. — Да ты, должно быть, шутишь.***
— Флетчер, я что, похож на человека, который проводит свое драгоценное время, играясь в бирюльки с малыми детьми? — говорит Алдер, насыпая желтый порошок в колбу с вязкой фиолетовой слизью. Когда они друг с другом взаимодействуют, вещество застывает, зеленеет и превращается в крупные кристаллы. Гедеон, положив подбородок на стол, не может оторвать от этого зрелища огромных, как блюдца, глаз. — Ух ты. Пусть Гедеон и не был в восторге от перспективы визита к Алдеру Хоторну, одному из самых скользких и ядовитых типов, которые когда-либо посещали Двенадцатый, но в лаборатории бывать он любит. Гедеон обожает приходить на фабрику, где делают лекарства, а Алдер работает у своего дяди Вика, пытаясь изобрести новые и сильнодействующие средства. Флетчеру же Алдер нравится, хотя общаться с ним не то чтобы приятно, но сейчас он и понятия не имеет, как уговорить его помочь. Правда, Флетчеру вообще все нравятся, даже Дэйзи, которая орет на него при любом удобном случае. По его мнению, с ней было бы общаться легче, не доставай она его все время, и, может быть, она и не самая любезная девочка в округе, но какой смысл вообще кого-то ненавидеть, если этот человек пока никого не успел убить. А даже если бы уже успел, порой… ну, кто он такой, чтобы судить людей. Но шутки в сторону: сейчас он думает лишь о том, что в этой ситуации с Алдером предпринял бы его отец, или, хоть он бы в жизни в этом не признался, его сестра. Оба они мастерски умеют убеждать людей, подталкивая их сделать то, что им нужно. Но оба они еще и мастерски хитрят и плетут из слов такую паутину, что Флетчеру не снилось — сам он, пожалуй, худший лжец на свете. Так что он решает использовать два скоромных орудия, имеющихся в его распоряжении: честность и позитивный настрой. - Ну, поскольку это сулит очень интересное времяпрепровождение, то да, я думаю, — ты именно такой вот человек. Учитывая, что Алдер самый кислый из всех взрослых, которых он встречал, это утверждение просто образчик супер-позитивного настроя. Алдер распрямляется во весь свой недюжинный рост и запускает пальцы в свои роскошные, хотя и спутанные, кудри. С раздраженным вздохом он наклоняется к столу и берет в руки стрелу, и начинает ее вертеть перед глазами своими длинными артистическими пальцами. — Совершенно невозможно рассчитать изначальную траекторию полета по тому, как стрела воткнулась в дерево. Можно сказать лишь, что пущена она была самое меньшее тридцать три года назад, — бормочет он почти себе под нос. — Поэтому предположение, что стрела принадлежала к временам твоего деда, чисто гипотетическое. — Но я же знаю, как выглядят мамины стрелы! — протестует Флетчер. — И она на них совсем не похожа! Эта стрела обернута каким-то материалом, которого я прежде никогда не видел. — Это деготь, — отвечает Алдер и хлопает по рукам Гедеона, так что тот резко отдергивает их от зеленого кристалла. — А ты, конечно, можешь рискнуть и даже его проглотить, — принимается он язвить в адрес любопытного мальчишки. — Всего-то только и огребешь, что жуткие галлюцинации на следующие тридцать шесть часов. Гедеон корчит рожу, как только Алдер поворачивается к нему спиной. — Я и не собирался это есть. Только посмотреть, и, может быть, понюхать. — Так делать я бы тоже не рекомендовал, — отвечает ему Алдер через плечо. Выскользнув из-за стола, Флетчер едва поспевает за шагающим по лаборатории ученым в белом халате, который развевается у того за спиной. — Деготь? И что это за материал? — уточняет Флетчер, пытаясь не отстать и при этом увернуться от летящей белой ткани. — И почему мама не использует его для своих стрел? Водрузив стрелу на другой стол с приборами, Алдер берет из поддона с инструментами один из многочисленных скальпелей, сначала подносит его к глазам, а потом с быстротой молнии делает легчайший надрез вдоль стрелы, от которого та распадается пополам. У Флетчера от неожиданности отвисает челюсть. — В деготь вещи окунают для их гидроизоляции, — небрежно роняет ученый, прищурив свои кошачьи глаза и очищая использованный скальпель куском материи. И в это мгновение Гедеон затопал по комнате и принялся так оглушительно орать, что с ним не смогла бы сравниться даже визгливая Дэйзи Тэтчер. — КАКОЙ ЖЕ ТЫ ПРИДУРОК! ЧТО ТЫ ВООБЩЕ ТВОРИШЬ? — ревет тот, на всех парах устремляясь к Алдеру, который спокойно продолжает держать скальпель в одной руке. Закатив глаза, ученый кладет свою длинную, тонкую руку Гедеону на лоб, чтобы не подпустить его к себе ближе, хотя мальчик упорно порывается до него добраться. Флетчер сильно закусывает губу, стараясь не расплакаться. Ведь бесценная стрела теперь представляет собой две одинаковые половинки. Причмокнув от досады, Алдер качает головой. - То, что я творю, называется научным исследованием, — он кладет скальпель обратно на стол, и возвращается к разрезанной стреле. — И вам обоим предстоит этому еще научиться, если вы желаете раскрывать ваши «тайны». Широким жестом он подносит что-то прямо Флетчеру под нос. Мальчишка тупо моргает пару секунд, прежде чем осознает, что же перед ним такое: кусок пожелтевшей ткани, свернутой в тонкую трубочку и перевязанной нитью, чтобы она могла поместиться внутрь полой стрелы. Флетчер уже тянет к артефакту руку, но Алдер убирает его в последнюю секунду. — Это вещь действительно довольно старая. И если мы хотим ее изучить получше, нужно быть с ней очень осторожным. Полностью забыв об обуревавшем его минуту назад гневе и своем желании заехать ученому по физиономии, Гедеон оживляется: — Можно нам тоже надеть халаты? Алдер смотрит на него мрачно. — Только если ты пообещаешь заткнуться. Флетчер улыбается.***
— Это его стрела, бабушка. Я это сразу понял, как только нашел ее на дереве. А потом Алдер нам помог выяснить, для чего она была нужна. Для передачи записок! И записка была — тебе! Рут Эвердин сидит на диване в доме своей дочери, вокруг неё скачут двое возбужденных девятилетних мальчишек. У нее на коленях — две половинки того, что она никогда больше не чаяла увидеть. Той самой стрелы. Стрелы, которую он сделал так много лет назад, когда единственным способом связи между ними были встречи под деревом на Луговине. Люк высверлил одну из стрел таким вот образом, чтобы в нее можно было класть короткие записки. И многие недели они обменивались посланиями, нацарапанными на крошечных кусочках ткани. И с каждой из таких записок она все больше влюблялась в обаятельного шахтера и все больше тяготилась своей жизнью в городе. Но потом стрела затерялась и… — Алдер сказал, что послание предназначено не ему и не мне, а только лишь тебе, — тараторит ее внук, у которого его глаза, вторгаясь в поток ее мыслей. — Он сказал, что я должен отдать ее тебе, и ты сама знаешь, что с ней делать. Как этот мальчик добр и заботлив. Прямо как его отец. Убеленная сединой женщина сжимает в руке крошечный клочок материи — привет из прошлого — ее пальцы дрожат. Слова, что она только что прочла, собственноручно написанные Люком, так много лет были скрыты от мира, но теперь они колокольным звоном отдаются в ее голове. Она может даже расслышать его голос, читающей ей эту записку. Особенно последние несколько слов. «Я люблю тебя, Рути.» Заметив, в каком его бабушка смятении чувств, белобрысый мальчишка неуверенно кладет ей руку на колено. — Я… Я знаю, что это очень личное. Но это хорошее послание, бабушка? — нежно спрашивает он. Сморгнув набежавшие слезы, Рут улыбается. — Оно чудесное, Флетчер.***
Тем же теплым летним вечером двое мальчишек сидят на крыльце, болтая ногами, пропущенными сквозь перекладины перил. Миссис Эвердин сделала им лимонад и рассказала множество историй о дедушке Флетчера, который пел так, что даже птицы замолкали, заслушавшись. — Ну и… я хочу сказать тебе «спасибо», Гедеон, — начинает блондин. Мальчишка повыше откидывается и ложится на струганые доски, и с размаху колотит согнутыми ногами по боковине крыльца. — За что? Я ничего не сделал, — говорит он. — Это же ты нашел стрелу, и ты же настоял, чтобы мы пошли к Алдеру. Я все равно считаю его двинутым, но, думаю, ты согласишься — он самый умный из всех двинутых людей на белом свете. Флетчер чешет в затылке. - Ну, может и так…, но когда мы были в лаборатории, и вдруг оба подумали, что он сошел с ума, ты тут же бросился и стал на мою сторону, когда я совсем растерялся. - Да, это ерунда, — Гедеон докучливо дергает плечом. Флетчер, лежа на спине, поворачивает голову и смотрит на друга. — Это ты так думаешь, Гедеон. Тот же поднимает руку, чтобы стукнуться кулаками с Флетчером в их секретном приветствии. - Ну, ты и сам знаешь, — Гедеон ухмыляется, глядя на мотыльков, которые резвятся в луче света от фонаря на крыльце. — Наверно, ты сам мог бы сделать для своего лучшего друга кое-что и покруче… *стикбол (прим.переводчика) — stik — палка, ball – мяч. Очевидно, вымышленная автором детская командная игра. Глава Девятая, в которой Флетчер проявляет творческие способности — Не думаю, что у меня это хорошо получается, — вздыхает Флетчер, ни к кому в отдельности не обращаясь. Он стоит напротив маленького мольберта в гудящем от детской болтовни классе. Сегодня в школе день живописи. Мало кто об этом знает, но обширная программа дополнительных занятий по искусству в Дистрикте Двенадцать для начальной и средней школы спонсируется Пекарней семьи Мелларк и лично Эффи Бряк. Государственная власть в Панеме слишком занята решением таких насущных проблем, как продовольственное обеспечение и стабилизация демографической ситуации, чтобы субсидировать еще и всеобщее образование в области прекрасного. Но его отец, а заодно и Эффи, считают, что искусство — это важно. Так что в их школе есть и учитель рисования, и все необходимые для таких занятий принадлежности, приобретенные на доходы от пекарни и щедрые пожертвования этой эксцентричной леди. Но Флетчер-то об этом знает. Ведь он не раз слышал дома разговоры на эту тему. Мама, которая, по словам отца на все смотрит со своей «безжалостной практичностью» — что бы это ни значило — утверждает, что деньги фактически идут на ветер, мол, почему бы не потратить их на то, чтобы получше всех накормить. Но папа против такой постановки вопроса страстно возражает. Он настаивает, что искусство — основополагающая вещь. И хочет, чтобы его дети и их сверстники научились через него самовыражаться. И, хотя это не говорится вслух, он явно ужасно гордится, как щедро одарены художественными талантами оба его отпрыска. И эта невысказанная гордость тревожит Флетчера до такой степени, что не выразить словами. И вот он стоит напротив чистого холста на своем мольберте и мнет в руках кисть, совершенно не представляя, что же ему нарисовать. Тогда как все остальные в классе уже яростно ваяют свои будущие шедевры. Слева от него Гедеон пытается выразить на холсте восторг от сегодняшней победы их команды по стикболу. Хотя обычно с кистью он управляется похуже, чем с мячом, сегодня он чуть не скачет у мольберта от переполняющей его радости. Его рисунок, может, и не так чтобы точно запечатлевает момент, зато он живой и выразительный. А самое главное, процесс творчества явно без остатка его захватил. В другом конце класса Дэйзи покрывает свой холст жирными мазками темной краски — прямо поверх чего-то желтого. Она хмуро зыркает на Зика Альберта, который посмел отпустить замечание по поводу ее изобразительной манеры и того, что рисунок кого-то там ему напоминает… Но он быстро заткнулся, когда в лицо ему угодило содержимое целого тюбика желтой краски. На прочих рисунках — кошки, собаки, дома, а кто-то даже решил изобразить вообще весь город. В центре кружка из мольбертов стоит их учительница, мисс Хонейвэл — высокая женщина со светлыми жидковатыми волосами. Ее Флетчер считает довольно симпатичной, хотя она уже и старая, ведь ей уже где-то лет двадцать пять. Но она еще и забавная: может даже маму рассмешить, поэтому Флетчеру она по правде нравится. На мисс Хонейвэл слегка изгвазданный комбинезон, в котором она всегда пишет красками вместе с учениками. Она и сейчас это делает. Всегда так славно посмотреть в конце урока на ее работу. Но сам класс живописи представляется Флетчеру все менее славным. У него и у Хоуп этот урок в один и тот же день. Так что когда Флетчер придет в пекарню, таща за плечами рюкзак, она уже будет торчать там, демонстрируя папе свой очередной шедевр. Хоуп уже в седьмой классе, и она действительно талантлива. Свои же классные работы, какими бы хорошими они ему не казались, Флетчер неизменно прячет в рюкзаке. И когда папа обычно спрашивает, что он сегодня нарисовал, Флетчер принимается подметать пол и говорит, что покажет ему, когда закончит выполнять свои обязанности на день. И Пит об этом неизбежно забывает. Все-таки есть и плюсы в том, что у папы дырявая память. Так что вся пекарня завешана работами Хоуп, а рисунки Флетчера копятся у него под кроватью. И мальчик неизменно подметает пол, пока его папа и сестра рассуждают о живописи и о том, как она отражает их чувства. Флетчер тоже очень старался отразить свои чувства в рисунке, правда-правда. Но у него ничего толком не выходило кроме бессмысленных разноцветных сгустков краски. Он не особо и хотел рисовать свои чувства, но все, казалось, считали, что без них настоящее искусство вообще немыслимо. А от него все ждали именно настоящего искусства — все только и делали, что говорили ему об этом. Но он — не художник. В отличие от Хоуп и своего отца. Он просто ребенок, который может рисовать. Наверное, это совсем неплохо. Только… вот папу это может основательно расстроить. Кисть вываливается у него из рук в момент, когда звенит звонок с урока. И он понимает, что просто пялится на холст, застыв без движения, уже, наверно, пять минут. Гедеон снимает с мольберта картину и размахивает ею над головой в полном экстазе. — Здоровски. Скорей бы рассказать родителям об этой игре! Флетчер ему улыбается. — Ты идешь? — ему явно не терпится сорваться с места. Флетчер пожимает плечами. — Я скоро буду. Мне тут нужно… кое-что доделать. — Ладно. Увидимся! Его друг удаляется, и все остальные одноклассники тоже толкутся в дверях, и Флетчер набирает в грудь побольше воздуха, радуясь грядущему уединению. — А это интересная картина, это точно, — произносит голос за его спиной. Он вздрагивает от неожиданности, наконец, заметив мисс Хонейвэл. Она подтягивает поближе свой табурет и усаживает на него, разглядывая чистый холст так, как будто собирается сделать его подробный критический разбор. — Мне нравится сдержанность композиции, — она потирает подбородок. — Очень минималистично, что должно великолепно сыграть при правильном подходе. Хотя я должна отметить, Флетчер, ты мог бы смелее подойти к цветовому аспекту. Флетчер выдавливает скупую виноватую улыбку. — Так ты собираешься рассказать мне, почему весь урок смотрел куда-то в пустоту? Или мне придется тебя пытать? — ухмыляется учительница. — Я просто… не знал, что рисовать, — заикаясь, объясняет Флетчер. На лице мисс Хонейвэл отражается растерянность. — Но учителя мне говорят, что на всех уроках ты рисуешь непрерывно. И тебе девять лет. В твоем возрасте не бывает нехватки идей, Флетчер. Он качает головой. — Так это просто бумагомаранье. А тут искусство. Это серьезно. Я должен изобразить, что я чувствую. Мисс Хонейвэл складывает руки на груди и наклоняется вперед. — Правда? И кто тебе такое сказал? - Ну, мне никто этого не говорил, но мой отец с сестрой постоянно обсуждают то, как живопись повествует о чувствах. И мне просто… — Тебе просто девять, — заканчивает мисс Хонейвэл. — Я не в том смысле, что девять лет — это плохо. Я бы сама хотела сейчас побыть девятилетней. Поверь мне, это прекрасный возраст. Никакой ответственности, куча прикольных занятий, никто не ждет, что ты будешь вести себя как взрослый… — Вы хотите сказать, что становится взрослым не так уж хорошо? — Флетчер занервничал. У него были обширные планы на то. Когда он будет взрослым: для начала остаться с ночевкой в лесу — и не просто на одну ночь с мамой. Она сама там дольше и не остается. Она говорит, что папа не может без нее дольше обходиться. Но Флетчер слышал, как она рыдает во сне, и подозревает, что это она не может дольше обходиться без папы. А мисс Хонэйвелл, рассмеявшись своим мыслям, отвечает: - Ну, есть некоторые преимущества, но по большей части, тебе сейчас гораздо лучше. — Какие такие преимущества? Она прочищает горло. — Ты сам о них скоро узнаешь. Но, возвращаясь к рисованию, я прощу прощения, но вынуждена сказать, что твои папа и сестра ошибаются. — Однако они оба прекрасно рисуют, — настаивает Флетчер, защищаясь. Мисс Хонейвэл встает и шагает обратно в центр комнаты, где стоит ее мольберт. — Я не утверждаю, что они плохо рисуют. Или даже, что они не рисуют свои чувства. Я говорю только, что не каждый должен это делать, — взяв в руки свой холст, самый настоящий, в рамке, она его протягивает Флетчеру. Она нарисовала Дэйзи — надо же, именно ее – так, как та смотрелась на уроке. Девочка на картине глядит на темные мазки на своем рисунке и вздыхает. Выражение на ее лице почти задумчивое. Флетчер подумал, что она на картине… ну, прелестная. Почти хорошенькая, что вряд ли является правдой, потому что Дэйзи ужасная злючка, а в его глазах это нивелирует всякую её привлекательность. Учительница должна быть просто отличной художницей, чтобы нарисовать что-то подобное. Картина была в фиолетовых тонах, и от этого казалась удивительной. Картина заставляла его что-то чувствовать. Он не мог это чувство описать, потому что прежде ничего подобного не испытывал. Но это чувство было очень эмоциональным, в этом он был уверен. — Так что ты думаешь, я испытывала, когда я это рисовала? — задает вопрос мисс Хонейвэл. Флетчер качает головой и довольно долго молчит. В итоге он откашливается и говорит: — Я не уверен, но это какое-то большое чувство. — Не-а. Не правильно. Мальчик моргает в замешательстве. — Все просто. Я не рисую свои чувства, Флетчер, — она пожимает плечами, и от этого ее тонкий белобрысый хвостик качается туда-сюда. — А бывает, я даже рисую, чтобы отвлечься от чувств. У меня рождается идея, ее я и рисую. В этом нет «глубинного смысла» и всего такого. Я занимаюсь живописью ради удовольствия. — Это как рисовать, пока миссис Одэйр ведет урок? — спрашивает мальчик, позабыв, что учителям вообще-то не нужно было этого знать. — Вот именно, — говорит его собеседница, явно не придав значения тому, что мальчик не уделяет должного внимания занятиям в классе. — Но ведь все думают, что искусство должно что-то означать? Мисс Хонейвэл смеется. — Не знаю, может быть. Я просто рисую. Пусть остальные заботятся о том, что это значит. Флетчер кивает, как будто он только что постиг одну из величайших тайн вселенной, а его учительница берет свой холст и прислоняет его к стене, чтобы он подсох. — Мисс Хонейвэл, — приступает он, в конце концов. - Да, Флетчер? — Можно я побуду здесь еще и дорисую? — Я очень надеялась, что ты так и сделаешь.***
- Так, значит, это Гедеон, который забивает победный мяч? — спрашивает папа, на его лице широкая улыбка, и он раскатывает тесто для пирога с гусятиной. Флетчер кивает и старается сохранить серьезный вид, хотя уголки губ уже загибаются вверх. И тут неожиданно подает голос мама, которая до этого тихонько ощипывала гуся для будущего пирога: — Мне очень нравятся вся эта… волнистость. Мол, это сон или что-то вроде, — сразу видно, что она смущена тем, что озвучила свое суждение об объекте искусства, потому что еще через секунду она перерубает шею птице с громким треском. По другую сторону стола ее муж пытается скрыть возглас радостного удивления. В конце концов, он просто неловко маскирует его кашлем. Китнисс от этого тряхнула головой в его сторону и нахмурилась. Хоуп тоже поднимает голову от своего домашнего задания, над которым она уже давно корпит, сидя за кухонным столом. Она выглядит взволнованной и потрясенной. — Должно быть, ты пережил что-то очень сильное, чтобы это нарисовать, я действительно впечатлена. Флетчер пожимает плечами. То, чего они не узнают, их и не расстроит. Глава Десятая, в которой Флетчер не обращает внимания на девчонок Дэйзи Тэтчер очень его достает. Она правда очень сильно его достает. Не было ни единого дня, ни единого, чтобы эта девчонка не провоцировала какой-нибудь неприятности в его жизни, и он от этого устал. Можно подумать, что в девять лет девочка себя так вести не будет. Можно было бы так и в самом деле подумать. Но нет, именно так она себя и ведет, и будто в доказательство того, что она и не собирается оставлять его в покое, она за ланчем вылила целый стакан молока ему прямо на голову. И потом… И ПОТОМ. Она стоит посреди школьного двора и, как это ей свойственно, ревет, что он ужасный тупица, а струйки молока в это время затекают ему в глаза. Все пялятся, и многие смеются. Все это ужасно унизительно. Все знают, что Дэйзи задира, но обычно у ее поступков есть хоть какие-то причины. Честно говоря, причины эти никогда не были слишком стоящими, но, по крайней мере, она находила повод мстить — если он случайно наступит ей на ногу или даже не так на нее взглянет или еще что-то в этом роде. А в этот раз он вообще ничего ей не сделал, только показывал Аннике Поттер как правильно рисовать собачку, чтобы она не смахивала на лошадь. Анника сама недавно попросила его с этим помочь, что само по себе было довольно странно. Но Флетчер соврал бы, сказав, что помогать ему не нравится. Ему льстила мысль, что кто-то считает его рисунки настолько хорошими, чтобы у него чему-то научиться. В любом случае, они с Анникой тихонько сидели и никого не трогали, а Дэйзи на другом конце школьного двора гоняла в стикбол. И он не мог взять в толк, почему она бросила игру, чтобы прийти его помучить. Это было просто бессмысленно. А теперь он тащится домой вместе в Гедеоном, стараясь не обращать внимание на противное хлюпанье в ботинках и мокрые насквозь носки. Его обычно столь неукротимые светлые волосы сейчас свисают с головы жалкими сосульками, а подсохшее на коже молоко не позволяет улыбаться безболезненно. — Тебе надо что-то с ней делать, Флетчер, — его друг качает головой и цокает языком. — Это выходит за всякие рамки. — Я просто ничего не понимаю, — Флетчер бросает на него взгляд из-под слипшихся светлых прядей. — Обычно она меня достает, только если мы с ней находимся, ну, поблизости друг от друга. — Но в этот раз она была далеко, — с умным видом говорит Гедеон, — она была вообще в другой части двора. Если ты спустишь ей это с рук, что еще она может учинить? Это опасный путь! — И что ты хочешь, чтоб я сделал? Я не дерусь с девчонками. — Флетчер, ты ни с кем не дерешься, — фыркает Гедеон. — Я в жизни не видел, чтоб ты кого-то даже задел. Мальчишка пониже ожесточенно пинает камень. — Я просто думаю, что драка не может дать хорошего результата. Гедеон пожимает плечами. — Возможно, возможно. Но жесткое поведение результат дает. И если ты на хочешь, чтобы Дэйзи и дальше устраивала тебе этот кошмар до конца начальной школы, тебе надо что-то предпринять. — Я собираюсь ее просто игнорировать, — резко отвечает Флетчер. — И со временем ей это должно надоесть. - Ага, как будто она не увлекается тобой еще с первого класса… — бормочет Гедеон прямо перед тем, как их окликает звонкий девичий голосок. — Флетчер! Постой! — выкрикивает девочка, бегущая к ним по дорожке. Когда она их нагоняет, то кладет руку Флетчеру на плечо и пытается отдышаться. Гедеон усмехается, но ничего не говорит. — Привет, Анника, — улыбается Флетчер и вздрагивает, почувствовав, как кожа на лице больно натянулась из-за высохшего молока. - О, я поверить не могу, что она такое с тобой поступила! — возмущенно выдыхает девочка, заправляя одну из своих длинных кос за ухо. Флетчер пожимает плечами. — Она все время к тебе липнет, — продолжает она, потянувшись, чтобы убрать его волосы с глаз. — И это не очень-то приятно. Гедеон тактично кашляет. - О, привет Гедеон! — мило здоровается она. — Я тебя не заметила. Он фыркает. — Я вообще-то все время был здесь, Анника. Она хихикает. — Ну да, конечно… я просто хотела узнать, Флетчер, может, ты, когда разберешься с делами на день, придешь ко мне домой и еще немножечко поможешь мне с рисунками? — Прости, но Флетчер _занят_, — подчеркивает это слово Гедеон. Повернув голову, насколько это вообще возможно в текущих обстоятельствах, Флетчер поднимает брови: — Разве? — А ты забыл? Мы же месяц ждем, пока твоя мама доделает мой лук… Ты, Флетчер Мелларк, поклялся, что, когда это случится, поучишь меня стрелять. И он будет готов сегодня. - Ох, — отвечает Флетчер, кивая головой и корча рожи. — Наверно, я забыл за всей этой суматохой. Прости, Анника. Темноволосая девочка останавливается, и на лице у нее написано явное разочарование. — Ну ладно, может быть, ты мог бы прийти ко мне и помочь завтра? Я и правда интересуюсь… искусством, знаешь ли … — настаивает она. — Конечно, ты… — Гедеон неожиданно негромко закашлялся. — Ладно, я спрошу у родителей, и если они разрешат — то почему бы и нет. — Тогда ладно, — говорит она радостно, поворачивая обратно, тогда как мальчики продолжают двигаться вперед. На миг она оборачивается и кричит через плечо. — Считай это свиданием. — Она и правда интересуется искусством, — Флетчер в замешательстве чешет голову. — Может, мне надо поговорить с Хоуп или с папой — они в этом намного лучше разбираются, чем… я… Он замолкает, потому что его лучший друг, закинув голову, громко смеется. — Для такого умного парнишки ты бываешь порой ужасно недогадливым, ты это знаешь? Сморщившись от накативших на него эмоций, очень похожих на гнев — хотя ведь Флетчер всегда такой ровный и спокойный, если дело не касается его сестры — он открывает рот, чтобы возразить. Но Гедеон и слова ему не дает вставить. — Этой девчонке и дела нет ни до какого искусства, — говорит он. — Тогда почему она постоянно просит меня помочь ей с рисунками? Фыркнув, его лучший друг пробегается не очень чистыми пальцами по своим спутанным темным волосам. — Потому что ты ей нравишься, Флетчер. - Ну, да, то есть, она мне тоже нравится. Она очень приятная и сегодня дала мне конфет. Могу и с тобой поделиться, если хочешь. Видимо, его друг был действительно всерьез озабочен, раз пропустил такое предложение мимо ушей. - Нет, нет, нет — ты ей не в этом смысле нравишься… Флетчер вдруг останавливается как вкопанный и смотрит на своего друга ошарашено, как будто у того выросла вторая голова. — Она упомянула о свидании, — Гедеон от досады вскидывает руки. — Разве для тебя это ничего не значит? Если ты не начнешь обращать внимания на такие вещи, тебя могут на раз окрутить, понимаешь? Кстати, никогда, ни при каких обстоятельствах, не бери у Анники Поттер хлеб, и вообще ни у одной девчонки в классе. Ты меня услышал? - Ну, я, может быть, взял бы его у Дэйзи, — смеется Флетчер себе под нос, прежде чем его поражает другая мысль. - Но, это, наверно, не самая хорошая идея, потому что она вечно подсовывает мне всякое, по чему ползают жуки. Оба мальчика тяжко вздыхают и продолжают свой путь в пекарню. — С девчонками все так непросто, — в конце концов, прерывает молчание Флетчер. — Нет чтоб как раньше, когда мы всех их просто ненавидели, — обреченно произносит Гедеон. — Тех старых добрый дней уже не вернуть, — вздыхает его лучший друг.***
Колокольчик на двери звякает, когда мальчишки входят вместе в булочную. Возле прилавка отец Флетчера, щурясь, глазирует целый поднос печенья. Во рту у него зажата фигурная лопатка, но даже сквозь сжатые зубы он не забывает их поприветствовать. — Привет, пап, — вяло отзывается Флетчер, бросает ранец на подоконник и снимает с крючка свой фартук. — Здрасьте, мистер Мелларк, — кивает Гедеон, прежде чем сжать кулак и дать своему другу их фирменный «салют». — Увидимся позже. Дверь за Гедеоном захлопывается прежде, чем Флетчер успевает выпалить. — Ага… увидимся позже. После того, как мальчик долго уныло глядит ему вслед, он берет в руки стоявшую в углу швабру и принимается яростно мести, поднимая больше пыли в воздух, чем сметая на совок. По мере того, как он продвигается, след от капель молока становится все длиннее. Отец некоторое время за ним наблюдает, упираясь локтями в прилавок и положив подбородок на руки, и, в конце концов, говорит? — Ты собираешься мне рассказать, что с тобой случилось? Или мне сразу заказать новую плитку на пол, чтобы ты и ее мог протереть до дыр? Флетчер только хмыкает. Еще немного проводив его глазами, отец добавляет: — Как бы мне не нравилось то, как на тебе смотрятся подтеки молока, пожалуйста, не показывайся в таком виде маме. Ты же знаешь, как она относится к тем, кто впустую тратит еду. Флетчер быстро разворачивается и хрипло вскрикивает в ответ: — Это вовсе не я сделал, ясно? С нежным сочувствием во взгляде Пит спрашивает: — Так кто же это сделал, сынок? Флетчер тут же чувствует себя ужасно виноватым из-за того, что прикрикнул на отца, но при этом и не готовым рассказывать больше, чем необходимо. Он пожимает плечами и бормочет: - Так, одна девчонка. Брови его папы взлетают так высоко, что могли бы даже скрыться под волосами, будь они все еще на том же самом месте, где и в юности. — Так ты больше не отрицаешь существования девчонок, да? — Они просто люди, пап, — Флетчер закатывает глаза. Пит выпрямляется и упирает руки в бока. — Ты уверен? Потому что ты в свое время чуть было меня не убедил отправить маму спать на диван? — Я разговариваю с девчонками уже с третьего класса, — он снова принимается подметать. Кивнув в знак того, что уловил эту важную информацию, его отец снова берет в руки кондитерский шприц, чтобы продолжить свою работу, но потом, вдруг вспомнив что-то важное, снова садится. — Кстати, о девочках. Одна из твоих одноклассниц только что сюда заходила. — Она тут покупала хлеб, да? — спрашивает Флетчер подозрительно. Пит мотает головой. - Нет, но она купила весь остаток сделанных тобой вчера печений. Так, я попытаюсь вспомнить, как ее зовут… — И сколько со вчера оставалось? — Флетчер приникает к швабре с любопытством наклоняет голову. - О, она купила их штук пятьдесят. Но она все время их покупает, каждую неделю. Честное слово, ни у кого в городе толком нет шансов попробовать твоих печений, потому что эта девчонка их явно обожает. — И какая же девчонка, пап? - Ну, прости, сынок, ты же знаешь, какая у меня порой дырявая память. Дай-ка припомнить… у нее очень сильно вьющиеся темные волосы, темная кожа, миленькие карие глазки и очаровательная щелочка между передними зубами. — ДЭЙЗИ?! — поражается Флетчер. Тряхнув головой, Пит восклицает: - Да, Дэйзи. Вот как ее зовут. Я помню ее имя, когда она здесь, но стоит ей выйти за дверь, и все, что остается в голове, «эта малышка с милой щелью между зубами». — Но… почему она есть печенья, которые я изобрел? Ведь на коробке же так и написано «Неожиданно Острые Печенья Флетчера». Она же меня ненавидит. Почему она покупает именно то, что я сделал? - Ну, я не знаю, сынок, — папа пожимает плечами. — Может, ей нравится шоколад и кайенский перец. То есть, они вместе и впрямь хороши, хотя не так уж много детей кроме тебя так считают. Может быть, ее родители их любят. — Она живет с бабушкой, — мальчик вскидывает руки, разбрызгивая повсюду капельки молока. — И у миссис Тэтчер… диабет или что-то в этом роде. Она не может есть ничего сладкого. - Ну, может у этой девочки такой вот изысканный вкус, — Пит понимающе ухмыляется. Не в силах этого вынести, Флетчер крутится на каблуках и валится на спину, швабра со стуком падает на пол рядом с ним. — Вообще не понимаю я этих девчонок, — стонет он. Из-за прилавка слышится тихий смешок. — Ты в этом не одинок, малыш.