The Grandmentor

Часть 1: Пролог Появиться на свет было ошеломительно. По крайней мере, так Флетчер подумал, уже когда пожил достаточно, чтобы оценить масштабы бытия, столь обескураживающего и противоречивого. Это случилось, когда ему было минуты две от роду, и уже тогда все вокруг ему показалось слишком насыщенным, чтобы это могло однозначно нравиться. До этого ему было комфортно, он был почти невесом, дрейфовал в подвешенном состоянии, и разнообразие вносили только внезапные повороты и пинки. Размеренный стук был единственным сопровождавшим его звуком, не считая далеких голосов. Он различал три голоса, которые звучали часто. Один из них был низким, весьма мелодичным. Если бы он знал, что такое женский голос, он бы определил его именно так. Этот голос он слышал постоянно и любил его, особенно, когда тот пел. Потом еще был смеющийся голос. Этот был гораздо ниже, чем его самый любимый голос, и вместо того, чтобы успокаивать, этот голос заставлял его трепетать от радостного предвкушения чего-то, о чем он сам еще не имел ни малейшего понятия. Не зная, что делать с этим предвкушением, он просто посильней пинался, от чего его любимый голос становился громче. И наконец, был еще писклявый голос, который он слышал прямо где-то у лица, когда маленькие очаги давления вторгались в его, в общем-то, комфортный мирок. Его место пребывания неуклонно сжималось, но так как он пока не знал, что такое сжатие, он просто испытывал все возрастающее ощущение, которое он позднее определил как «теснота». Теснота нарастала и нарастала до тех пор, пока он не понял, что что-то скоро должно измениться. Он понимал, хотя и смутно, что это будут за перемены. Но только смутно. Перемены наступили, но ему они не нравились. Теплая, приятная жидкость, в которой он все время дрейфовал, куда-то утекла, теснота исчезла, а после нескольких сжатий стало и вовсе некомфортно. То, что произошло затем, он не хотел бы даже вспоминать, что было даже хорошо, потому что он и не смог бы этого сделать. Но теперь, когда весь этот ужас остался позади, вокруг не было ничего кроме различных раздражителей, которые нападали на него со всех сторон. Сумеречная темнота сменилась почти ослепительным светом. И еще появился воздух. Дышать было в новинку. Поначалу ему это вовсе не понравилось, но вскоре он обнаружил новый способ выразить свое неудовольствие, дыша особо агрессивно. От этого получался шум, и ему понадобилось немного времени, чтобы понять, что шумом был голос, и голос этот был его собственным. Формы вокруг него двигались, иногда быстро, иногда медленно. Некоторые не двигались вообще. Он обнаружил, что это здорово сбивает с толку, и постарался поменьше открывать глаза. Голоса звучали по-разному, и он понял, что они каким-то образом соотносятся с этими формами. Он был не согласен с такой ситуацией и выражал свой протест вслух, но от этого вроде бы ничего не менялось. Одна из форм его доставала больше всего: сверху она была темной, снизу – светлой, и, кажется, скакала не переставая. У нее был писклявый голос, и он хотел, чтобы она ушла. А смеющийся голос и его любимый голос, казалось, были одним целым. Он теперь не плавал, а был все время к ним прижат, перемещаясь от одной к другому и обратно. Он еще не знал, нравится ли ему быть к ним прижатым, но голоса, вроде, были уверены в том, что делают. Его любимый голос как-то особенно его расположил, и что-то совершенно новое случилось с его ртом. Это не было дыханием, но это было хорошо и, безусловно, приятно. От этого он испытал сытость, тепло и счастье. Повиснув у них на руках, он быстро отошел ко сну. Но даже в полусонном состоянии он чувствовал нечто, чему еще не мог пока подобрать названия. Он чувствовал себя любимым. Глава 2, в которой Флетчер давится пирожным Папочка опять принялся делать эти сладкие штучки. Флетчер был в восторге, поэтому он запрокинул голову и захихикал, и его звонкий младенческий смех разнёсся по этому месту – это был не Дом, но так как оно было под крышей, то, должно быть, это была Пекарня, а не Лес. Пекарня ему нравилась. Когда он там бывал, он оставался наедине с папочкой. Оставаясь привязанным к папиному животу, Флетчер наблюдал, как папины руки имеют дело с множеством пачкучих, липких, вкусных вещей. Папа всегда давал ему попробовать, и то, что он давал, неизменно было вкусным. Флетчер не мог никак взять в толк, почему мамочка настаивает, чтобы он ел зеленое, безвкусное пюре из гороха, когда на свете есть сладкая тягучая субстанция, и ее полно в Пекарне. Но у мамочки был Лес, и там все было совсем по-другому. Лес был, наверное, самым лучшим местом, чтобы поглазеть по сторонам и послушать. Мама вела себя там очень тихо, и он старался тоже не шуметь. Порой он просто спал, но и спать там было очень здорово, ведь он слышал успокаивающий стук ее сердца и чувствовал, как лицо обдувает теплый ветер. Пекарня же была лучшим местом, чтоб поесть. И заснуть там ему не удавалось, потому что папочка любил поговорить. Он рассказывал ему истории, которые Флетчер пока не понимал, о своих Братьях и о «Когда я был маленьким». Это звучало странно, потому что папочка совсем не был маленьким – скорей, наоборот. - Ну и что ты думаешь, малыш? – спрашивал порою он, меся что-то сладкое своей большой рукой. Флетчер пытался дать ему понять, что готов уже это попробовать, но слова ему пока не давались, так что он мог издать лишь мешанину из звуков. Но папочка ему кивал, будто и впрямь мог его понять, и потом говорил. - Думаешь, тебе захочется стать здесь хозяином когда-нибудь? Наверное, я должен был бы тебе сказать – подели все поровну с сестрой – но, только между нами, она слишком любит подольше поспать. И только мы с тобой встаем так рано, вместе с солнцем. Все это было Флетчеру абсолютно непонятно, и он опять выражал желание попробовать. Сегодня, однако, папочка уселся перед подносом с маленькими сладкими штучками и полностью сосредоточился на них. Эти штучки - идеального размера для флетчерова рта, а вот в папиных больших ладонях смотрятся крошечными и не вполне уместными. Он часто делает похожие штуки, но те обычно больше, снизу – сладкие и рыхлые, сверху – сладкие и клейкие. Было невозможно понять, почему папочка рисует на них яркие желтые солнышки, которые Флетчер постоянно видит в Лесу. Он много раз пытался заграбастать их и съесть, но мама никогда не позволяла. Но Пекарня была лучшим местом, чтоб поесть. Папа бурчит себе что-то нос, поднеся одну из сладких штучек поближе к глазам. И Флетчер пользуется моментом, чтобы дотянуться и схватить одну штучку со стола. Он уже некоторое время практиковался в хватании, но его ручки, как и голос, еще далеко не всегда его слушались. Его ротик сосредоточенно приоткрылся, и он изо всех сил потянулся вперед. Удивительно, но его маленькие пальцы действительно касаются одной из сладких штук, и он ее хватает. И все получается! Он пищит от удовольствия, а папа, все еще целиком погруженный в свое занятие, издает низкий довольный смешок, который Флетчер ощущает всем своим тельцем. Обычно Флетчера кормит мамочка, дает ему пюре и молоко. Иногда и папа тоже, хотя молока у него почему-то нет – часто это что-то сладкое или просто размятые кусочки папиной еды. Когда это не сладкое, Флетчер начинает причитать, намекая, что охотнее отправился бы в Пекарню и там поел, но папочка его пока еще не очень хорошо понимает. Иногда его пытается кормить Хоуп, но запихивать ему в рот еду у нее выходит хуже, чем строить ему смешные рожи. В любом случае, есть самостоятельно Флетчер еще не пробовал ни разу. Ведь ему всего шесть месяцев. Он все время тянет что-то себе в рот, но в основном лишь для того, чтобы получше это изучить. Но теперь же он намерен начать кормиться без посторонней помощи. В один миг он запихивает всю эту сладкую штуку себе в рот. Она туда влезает, ну, почти, и он закрывает рот, чтобы ощутить на языке взрыв липкой и рассыпчатой. Он так горд собой и счастлив, что хихикает и гулит. Только… вдруг он начинает кашлять. И потом вообще не в силах издать ни звука. И даже дышать. И бьется в панике. Но папочка уже отцепил его от себя и перевернул на животик. Он постукивает по спинке, и сладкий комок с чавканьем летит на пол, а потом он кладет Флетчера личиком вверх на стол и вытирает ему перемазанные губы и подбородок. Флетчер напуган. И все еще не может вздохнуть. В папиных глазах мелькает выражение, которое прежде Флетчеру видеть никогда не доводилось, а потом он резко приседает, кладет Флетчера поперек колена и стучит по его спинке так сильно, что это даже слегка больно. Но он начинает кашлять и выплевывает на пол то, что был не в силах проглотить. От страха и легкой боли Флетчер принимается рыдать. И папа берет его подмышки и поднимает на уровень своих глаз. Они у него широко распахнуты, а по лицу тоже текут слезы - папа пристально смотрит и пытается усмирить неровное дыхание. Потом он его так крепко обнимает, что становится почти невозможно дышать. - Не пугай меня больше так, сынок! – говорит папочка дрожащим голосом. Его всего мелко трясет, и от этого Флетчер только еще больше пугается. Он прячет личико на безопасном папином плече и вопит. - Все хорошо, малыш, - хрипло говорит папочка, поглаживая ему спинку. - Все будет хорошо. Глава Третья, в которой Флетчер впервые празднует свой день рождения - Ох, папочка, - Флетчер слышит восхищенный вздох своей сестры. - Какой красивый тортик! Почему-то сегодня с самого утра мама, папа и даже Хоуп спешили выполнить любое его желание. А так как Флетчер в основном хотел поесть, сегодня приключился настоящий праздник живота. Завтрак он любил больше всего, ведь кусочками бекона и яичницы при желании можно было покидаться. И папочка в этот раз не стал ругаться, когда он их швырнул, а только засмеялся и взял маму за руку. А в обед ему разрешили сидеть у мамы на коленях и есть прямо из ее тарелки, и он много раз кидался ее вилкой и хохотал, когда та, в конце концов, слегка дрожа воткнулась в стену. А на ужин он мог не есть ничего, кроме сырных булочек. И папочка не запихивал в него горошек, а Хэймитч, когда никто не видел, дал чуточку отхлебнуть своего сока. Флетчер его тут же выплюнул и скорчил рожу, а Хэймитч ржал над ним так долго, что в итоге и сам Флетчер рассмеялся. Да, это был отличнейший день, чтоб поесть, но теперь он вдруг стал еще лучше. - Толт! – заорал он возбужденно, молотя пухлыми ножками по своему высокому стульчику, который стоял сегодня во главе стола. - Успокойся, именинник, - усмехнулся отец, который все еще над чем-то колдовал в сторонке. Торт, где бы он ни был, пока пребывал вне его поля зрения, но раз Хоуп сказала, что он есть, значит, это правда. Флетчер замолотил ногами еще сильнее, стараясь донести до папы свою основную мысль. Он понятия не имел, что такое «День рожденья», о котором все сегодня болтали весь день, но так как весь день было полно вкусной еды, и ему все уделяли бесконечно много внимания, он решил, что «День рождения» означает, что они наконец отложили все свои дела и занялись настоящим делом - все время его развлекать, как им вообще-то и следовало бы всегда делать. Мама сидела за столом рядом с ним и улыбалась краешками губ, но улыбка у нее была немного грустной. А он так хотел, чтобы она не грустила хотя бы в День рожденья. - Мама! – закричал он, швырнув ей в волосы кусочком сладкого картофеля, чтобы ее развеселить. Когда у нее вырывался смешок, он тоже зашелся от смеха, довольный своим достижением. Хэймитч же хохотал так долго и оглушительно, что даже стены тряслись, а отсмеявшись, сказал ему: - Молодец, малой. - Уже готово? Уже готово? Уже готово? - лепечет Хоуп, подпрыгивая от нетерпения возле папы. Он кладет руку ей на головку, чтобы ее утихомирить, но она все еще порывается скакать, легонько кряхтя, и Флетчер находит эти звуки просто уморительными. - Почти, изюминка, - говорит папочка. - А ты пока выключи, пожалуйста, свет, - добавляет он. Хоуп бежит стремглав на дальний конец кухни, раздается щелчок, и становится темно – лишь маленький огонек светится все ближе и ближе, а мамин папин и сестричкин голоса поют песенку. Даже Хеймитч, кажется, слегка ее подтягивает. Флетчер был очень взволнован приближением торта, решив, что это он и есть, и решил тоже им подпеть, хотя он и не знал слов песни, и он продолжает петь и после того, как все уже замолчали. - Ладно, малыш, тебе пора задуть свою свечу! – ухмыляется папочка после того, как Флетчер наконец-то замолкает. Мама, смеясь, говорит: - Пит, я не думаю, что он это умеет. - Можно-можно-можно? Можно я ему покажу? - Хоуп снова заскакала на месте, насколько можно было разглядеть в неверном свете торчащей из торта свечки. Хэймитч снова засмеялся: - Думаю, мальчишке пока до это свечки и дела нет, светлячок. Он просто хочет его сожрать. Потянувшись вперед, Флетчер старается достать до торта, а заодно ответить Хэймитчу, что он был совершенно прав. Но губы и язык пока его не особенно слушаются, так что он просто визжит. - Можно мне задуть, мамочка? - умоляет Хоуп, не переставая подпрыгивать. - Конечно, гусенок. Давай. От легкого дуновения свеча потухла, и все опять погрузилось во тьму. Мама встала и тихонько пошла через кухню, чтобы вновь зажечь свет. Но Флетчер даже в темноте знает, где находится торт. Он тянет к нему ручки, пока не добирается до него, и, схватив за основание, тянет к себе. Ему не нужно видеть, чтобы его съесть – и он набивает им рот раз за разом. Он отправляет в рот уже третью горсть, когда свет, наконец, зажигается. - Так что ты думаешь о…? – начинает папа, но тут же затихает. - Толт! – бормочет Флетчер с полным ртом восхитительной сладкой вкуснятины. Хэймитч так заходится смехом, что в итоге валится со стула. - Ты что, пьян? – вопрошает мама. - Пьян, - снова бормочет Флетчер, радуясь, что Хэймитч тоже оказался в центре внимания. Может быть, в «День рождения» так и надо проводить время. Выползая из-под стола, Хэймитч трясет головой. - Да я близок к истерике, солнышко. Хоуп, стараясь утешить папу, который явно весьма расстроен, верещит: - Ну, тортик был очень красивый, папочка. Мама же ухмыляется и говорит: - Пит, ему всего годик. Торт ему нравится не за внешний вид. С глуповатой улыбкой папа отвечает: - Да знаю я… Просто я вчера весь день трудился и хотел, чтобы он подивился на тортик, украшенный тем, что он так любит. - Ну, я подивилась, папа, - вставляет Хоуп. Флетчер перестает поглощать торт и глядит на них. - Толт! – выкликает он вполне отчетливо, напоминая всем о самом главном. - Если бы ты потерпел всего минутку, ты бы тоже увидел все эти шишки, Флетчер, - качает папа головой. Перед тем, как отправить в рот следующую порцию торта, Флетчер останавливается. - Сыски? - переспрашивает он. - Да, Флетчер! – говорит Хоуп плаксиво. - Там повсюду были сосновые шишки, которыми ты так любишь швыряться. И они были такие миленькие, но ты их даже не увидел. Он снова делает паузу и поднимает вверх ручку, чтобы все могли увидеть ее содержимое. - Толт! – орет он. - Может, на будущий год, Пит, - говорит мама, стараясь не смеяться. Глава Четвертая, в которой Флетчер приучается к горшку - Флетчер, ты должен сидеть спокойно, - вздыхает мама, пытаясь удержать его в сидячем положении на холодном и жестком стульчаке его горшка. Он не вполне понимает, почему все это так необходимо. На полу в ванной лежит вполне себе годный подгузник, который можно носить с собой где угодно, в отличие от горшка, который всегда остается в ванной комнате. Он не знает, куда ходит мама в лесу, когда ей это надо, но там, определенно, горшочков он не замечал. Флетчер полагает, что и она носит подгузник. Так почему же ему пора прекращать это делать? Сегодня папа на работе. Уж он-то не заставляет Флетчера ходить на горшок. По его словам, Флетчер начнет это делать сам, когда будет готов, и не надо его принуждать. Но мама с этим не согласна. Хоуп - в школе, а они с мамой торчат уже все утро в ванной, в ожидании, пока он сделает свои дела. Он бы их давно уже сделал, не считай он таким странным – тужиться, сидя. Он бы предпочел где-нибудь в уголке уединиться вместе со своим подгузником. Разве он о многом просит? Маме тоже вряд ли нравится сидеть так долго в ванной. Она начинает ерзать на месте, даже если приходится подождать ужина, а здесь гораздо более запущенный случай. - Флетчер, поверь мне, тебе это понравится. Тебе вообще не надоело таскать эти вонючие подгузники? - Не-а, - отвечает он. - Разве ты не хочешь ходить на горшочек, как большой мальчик? - спрашивает она уже более напряженно. Сегодня с утра она даже не переплела свою вчерашнюю косу, и выбившиеся из нее волосы торчат во все стороны. Флетчер пока еще в своей пижаме с узором из мишек, и мама тоже - в чем спала. - Не-а, - говорит Флетчер. Кусая губы от все возрастающего раздражения, она продолжает: - Только у больших мальчиков бывают свои собственные луки, личные силки и тому подобное. Разве ты не хотел их иметь? - Не-а, - говорит он, хотя на самом деле он хотел. Мама складывает руки на груди и стискивает зубы. - Так вот, значит, как ты задумал действовать? - Не-а, - говорит он. Испустив тяжкий вздох, она поднимается с колен, а затем вновь садится, уже скрестив ноги. - Мы не выйдем из этой ванной, пока ты, Флетчер, не сделаешь свои дела. Можешь мне поверить, я уж получше твоего умею ждать.

***

- Эй? Кто-нибудь дома? – доносится снизу папин голос. Мама вдруг садится – прежде она лежала на полу, свернувшись калачиком – и откликается: - Мы тут, в ванной, - голос у нее вдруг срывается. Флетчер, сидя на горшке, колотит ногами. Ступени стонут от папиных быстрых шагов. Он так громко всегда ходит, и Флетчер знает, что маме это действует на нервы, потому что она слегка стонет. Флетчер же считает, что это лишь забавно и весело хихикает себе под нос, еще сильнее суча ножками, так что звуки его ударов по горшку отражаются эхом от стен. Дверь резко распахивается, и папа говорит: - Прости, что я задержался к обеду. Вы, должно быть, уже ели без меня. Ты что, малыш, опять устроил бес… - Привет, папочка, - радостно говорит Флетчер. Папа улыбается в ответ и целует сына в лобик. - Ну, привет, малыш. Что у вас тут происходит? - Я не хочу на горшок, - отвечает тот без обиняков. Мама издает протяжный звук и снова валится на бок. - Правда? - спрашивает папа, хотя он уже видел мамину реакцию. Флетчер кивает и продолжает лупить ногами. Его животик громко урчит, и мальчик глядит на папу с надеждой. - И долго вы тут сидите? - папа усаживается рядом с мамой. Вместо ответа мамочка лишь стонет. Папа снимает Флетчера с горшка, укладывает на спину и быстрым, привычным движением застегивает на нем подгузник. Завершив процедуру, он вновь смотрит на маму. - Не вздумай ничего мне говорить, - бормочет она. Пит поворачивается обратно к сыну. - Просто, я полагаю, что для него это слегка рановато. У мальчиков ведь все там по-другому. И то, что Хоуп сама села на горшок, еще не значит, что и он будет в этом плане вундеркиндом. У него есть кое-что выдающееся, с чем ему предстоит управляться всю жизнь. Так ведь, сынок? Целиться и попадать – ведь это важный навык в жизни. Флетчер не особенно понял, о чем толкует папа, но голос у того был в точности такой, каким обычно папа шутит, так что он рассмеялся. - Я разве не сказала: не вздумай ничего мне говорить?! – нахмурилась мама, и тут вдруг ее живот тоже громко заурчал. Папа смеется. - Ладно. Давайте покормлю вас обоих завтраком. Или обедом. Уже и не ясно, как это называть – раз уж пропустили все на свете из-за своего самого дикого в мире упрямства. Сынок-то стоит своей мамы… Поднявшись с пола, он подхватывает Флетчера на руки, подбрасывает в воздух и ловит. - Ты ведь научишься, когда будешь готов, да, Флетчер? – спрашивает папа, улыбаясь. - Не-а, - говорит Флетчер. Глава Пятая, в которой Флетчер учится печь - Ну что, ты готов, малыш? - спрашивает папа, пробираясь вместе с Флетчером в пекарню по глубоким свежим сугробам. На самом деле пробирается только папа, а Флетчер сидит у него на закорках, пытаясь на ходу ловить летящие снежинки. - Хочу печь! - прихлопывает он ладошками в рукавичках одну особенно большую, но стоит развести руки – там опять ничегошеньки нет. - И ты помнишь правила: чего в пекарне нельзя делать? - уточняет папа, уже поднимаясь на ступеньки булочной. Он снимает с себя Флетчера за талию и ставит на ноги. Флетчер гордо кивает. Они с папой повторяют это вместе каждый вечер перед сном. - Ну, давай-ка вспомним вместе, - говорит папа, перебирая ключи. - Нельзя лезть… - …к печи, - орет Флетчер. Вставляя ключ в замочную скважину и поворачивая, папа улыбается. - Хорошо. Теперь дальше. Нельзя хватать... - …ножи, - Флетчер скачет на месте. Папа распахивает дверь и пропускает его внутрь. - Так ты скоро и меня обставишь, Флетчер. И какое последнее? Нельзя… Флетчер останавливается у стеклянного прилавка и печально вздыхает. - Нельзя снимать пробу. Наклонившись к нему, папа помогает ему снять варежки, шапку, шарф, пальтишко. - Да я бы мог прямо сейчас и отойти от дел. Ты уже готов стать лучшим пекарем во всем Панеме, - он подмигивает и снова выпрямляется, снимая и свое пальто. - Ну, и что мы будем с тобой делать? Даже не спрашивая, Флетчер бежит вдоль прилавка прямо на кухню, выкрикивая прямо на бегу: - Печеньки!

***

Папа сажает его прямо на кухонный стол между стойкой для специй и миксером, а сам начинает доставать ингредиенты и смешивать их один за другим, объясняя, что зачем нужно и как одно с другим сочетается. Сосредоточиться на объяснении сложно, но Флетчер очень старается, потому что папа говорит очень взволнованно и вместе с тем серьезно. Он все тщательно отмеривает и разрешает Флетчеру залить каждую составляющую в миксер. И даже не кричит, когда он случайно просыпает на себя то, что называется «ванилин». Хотя все было в принципе неплохо, когда папа начал это смешивать, Флетчер слегка заскучал. Прежде этот момент бывал едва ли не лучшим в каждом посещении пекарни, ведь можно было всего отведать. Но папа сказал, что теперь в пекарне пробовать больше нельзя – делать это можно только дома. Так что теперь, пока венчик превращает все в однородную массу, Флетчер играет с одной из баночек из набора специй, который стоит рядом. Она ярко-красного цвета, а этот цвет его любимый. Ему интересно, каков же он на вкус. Красными были клубничины, яблоки и множество других вкуснейших вещей, так что, наверняка, и эта специя – самая вкусная среди прочих. А поскольку это не было одним из ингредиентов, он понадеялся, что папочка не станет возражать, если он чуть-чуть попробует. И он тряхнул баночку так сильно, что крышка сама собой слетела, и специя засыпала ему лицо, взметнулась в воздух и, самое ужасное, в массу для печений. И она ужасно жгется. Специя оказалась совсем не вкусной. Она жутко защипала глаза и заставила его чихать. А, попав ему на язык, обожгла его как огнем, и ему ужасно захотелось пить. А еще красное облачко залетело к папе в нос, тот принялся чихать, и чихал долго предолго. Флетчер очень страдает. В свой первый законный рабочий день в пекарне он умудрился все испортить. Папа больше не разрешит ему сюда приходить, а раз Хоуп не хочет быть пекарем, пекарню им предстоит отдать в чужие руки. Хотя он и старался вести себя как взрослый, он не мог справиться со слезами, которые уже навернулись на глаза. Он пару раз всхлипнул, а потом расплакался уже в полную силу. Папа снял его со стола и крепко обнял. - Не плачь, Флетчер. Все в порядке. Нет повода плакать. - Я вс-вс-все испортил! – промямлил Флетчер сдавленным голосом. Но папа с ним не соглашается - он мотает головой, а потом возвращается к миксеру и смешивает ужасную специю с массой для шоколадных печений. - Ты должен кое-что еще узнать про выпечку, малыш, - начинает он, сажая Флетчера обратно на столешницу. - Это, если честно, вообще про жизнь, но пока тебе всего четыре, давай считать, что это лишь про выпечку, хорошо? Флетчер кивает, пытаясь сглотнуть слезы. - Иногда, когда случается что-то ужасное, в конце от этого становится намного лучше. Флетчер не может этого понять. - Но этот красный же такой противный… Папочка улыбается и выключает миксер. - Давай подождем, пока все не будет готово. И потом посмотрим, ладно, малыш? - Лядно, - говорит Флетчер.

***

- Мама! Мама! Мама! – выкрикивает Флетчер, врываясь в дом и размахивая над головой пакетом с шоколадными печеньями. – Я плидумал вот это. Плидумал печеньки! Мама стоит у кухонного стола, занимаясь тем, что называется «дубить». Флетчер не очень понимает, что это такое, знает только, что от этого все воняет, и что это одна из немногих вещей, из-за которых злится папа. Но в этот момент папа, кажется, слишком счастлив, чтобы злиться, и от этого становится счастливее сам Флетчер. - Что? - спрашивает она с той самой улыбкой, которую Флетчер просто обожает – ведь она очень редко так улыбается. - Я плидумал печеньки! - повторяет Флетчер, хватанув ртом воздух, достает печенье и протягивает его маме. Позади закрывается входная дверь, и вот уже и папа тоже дома. - Надо же, сынок, как быстро ты умеешь бегать. - Я хотел скорее маме показать! – Флетчер с огромным волнением наблюдает за мамой, откусывающей кусочек печенья. Она начинает жевать, и тут же едва не подпрыгивает от удивления. Папа ухмыляется. - Ух ты, бельчонок, - говорит она с набитым ртом, - они такие неожиданно острые. Они вкусные, но просто я не думала… - Ты уже сказал, что сам их изобрел? - интересуется папа. Мама улыбается и кивает, а папа подхватывает его на руки и кружит. - Думаю, мы назовем их в твою честь, малыш. Неожиданно Острые Печенья Флетчера. Как тебе? - Давай еще такие сделаем, - отвечает Флетчер. Глава Шестая, в которой Флетчер совершает нечто плохое Первое, что Флетчер узнал о гусях, что у них большие клювы. А второе – что они ужасно больно им клюются, если доберутся до тебя. И за это Флетчер гусей сильно невзлюбил. Но деваться от них было некуда – ведь гуси принадлежали Хэймитчу и Хоуп – и все время паслись во дворе, приводя его в трепет. Это было выше его понимания. Ведь животные нужны, чтобы ими питаться. Сколько раз они уже ели гусятину на обед, и она была на вкус просто отменная. Не хуже, чем курятина, индюшатина, оленина и все прочее. И ведь гуси не ловят мышей, как кошки, и не гоняют енотов, как собака мистера Тома. Гуси только щиплются, гогочут и шипят, и повсюду гадят. Гуси отравляли его существование. Но у Флетчера был план. Ведь завтра - его первый урок стрельбы из лука.

***

- Хорошо, у тебя неплохо получается, - говорит мама. - Но, когда ты натягиваешь тетиву, ты должен вести стрелу в своей щеке, как будто хочешь утереть нос. Сосредоточенно закусив губу, Флетчер сильнее натягивает тетиву своего крошечного лука, который сделала для него мама. Со лба стекают капли пота. - Очень хорошо, - улыбается она. - Теперь целься, как я тебе показывала, и, когда будешь готов, стреляй. Стрела вылетает из лука и сильно мажет мимо цели, улетев куда-то в лес. Флетчер пялится в землю, розовея от смущения, но мама берет его за подбородок, вынуждая посмотреть прямо в свои серые глаза. - Ты все сделал очень хорошо, - говорит она ровным голосом. - После того, как ты научился правильно держать лук, прицеливаться уже несложно, и у тебя, я знаю, меткий глаз. Ее уверенность в его силах его немного успокаивает. Хотя он и уверен в ее любви, но мама никогда не расточает комплиментов, как это делает отец. И когда она говорит ему что-то приятное, Флетчер знает – ему и впрямь удалось ее порадовать. К концу урока она уже начинает попадать в мишень, хотя пока и далеко от серединки. И он не особенно печалится по этому поводу, потому что мама, видимо, весьма довольно его достижениями. - А теперь запомни, - говорит она, когда они уже пришли домой и его маленький лук занял свое место на полу рядом со средних размеров луком Хоуп и большим – маминым. - Не трогай свой лук, если рядом нет меня или папы. И никогда, ни при каких обстоятельствах не берись пока стрелять в одиночку. - Папа что, умеет стрелять? - спрашивает Флетчер удивленно. Мама вдруг заметно мрачнеет. - Умеет, - произносит она после заминки. - Просто он не любит это делать. --- В следующие несколько недель Флетчер практикуется в стрельбе под руководством мамы каждый день. Хоуп им обычно тоже помогает, хотя сама больше и не ходит на охоту. Хоуп не выносит даже вида мертвых животных, которых добывает на охоте мама. Но когда они с ней иногда уходят в лес, она там собирает грибы, растения и всякое такое. Флетчер же считает собирательство ужасно скучным и уверен, что, когда научится стрелять не хуже Хоуп, станет все время ходить с мамой на охоту. - Но тебе придется ходить еще и в школу, - разочаровывает его Хоуп. - Хочешь-не хочешь, а придется. Он принимается с ней спорить, она парирует, и вот они уже изо всех сил орут друг на друга. А когда они ссорятся, мама всегда так сильно сердится, так что даже может разрыдаться. И если папа в этот момент в Пекарне, приходится звать на помощь Хэймитча, если мама долго не выходит из своей комнаты. Поэтому Флетчер обычно старается не ругаться с сестрой, но порой это бывает нелегко. И вот наступает день, когда ему удается поражать центр мишени уже через раз, тогда Флетчер делает вывод, что он уже готов. Возможно, ему бы стоило еще немного потренироваться, но чаша терпения уже переполнена: в этот самый день один из гусей Хэймитча так сильно ущипнул его за ляжку, что остался синяк. А ведь он уже через пару недель пойдет в школу – что о нем подумают другие дети, если дознаются, что его способна обидеть какая-то стайка глупых птиц? В воскресенье, единственный день на неделе, когда папа с мамой могли поспать подольше, он тихонько выбрался из своей кровати и оделся. Он все еще не очень хорошо умел завязывать шнурки на ботинках, так что он обулся не в них, а в коричневые мокасины для охоты, которые специально для него пошила Хэйзелл. Так было даже лучше, потому что их кожаные подошвы скользили вообще бесшумно, и он смог без звука проскользнуть вниз по лестнице и просочиться сквозь заднюю дверь, попутно закинув свои колчан и лук за плечи. Он надеялся, что в момент его появления гуси будут спать, однако же те бодрствовали. Может, эти жуткие птицы вообще толком не спят? Это бы его не удивило. Он озирается, высматривая, нет ли кого поблизости – чтобы не нарушить хотя бы одно из маминых правил - и, убедившись, что никто его не видит, крадется по двору, держа курс на сарай. Гуси уже привыкли, что он стреляет возле них из лука, так что, пока он доставал стрелу и натягивал тетиву, они не испугались, а только клекотали что-то себе под нос. А ему как раз хотелось бы их напугать. Пугнуть, не больше. Послать в них пару-тройку стрел, чтобы она усекли - впредь им лучше оставить Флетчера в покое. Но уже в момент, когда он отпускает стрелу в воздух, один из них вдруг распускает свои крылья и они оказываются прямо у нее на пути. И звук, который гусь издал, когда стрела вонзилась в самый кончик его крыла, был не просто ужасным, но еще и жутко громким. Он был страшно похож на человечий крик, и Флетчер почувствовал, что его вот-вот вырвет, хотя он еще даже не завтракал. Не прошло и минуты, как из своей парадной двери показался Хэймитч, и Флетчер услышал, как по лестнице его дома несется Хоуп, а за нею и мама с папой. Они-то, верно, думают, что на гуся напала лисица. Иногда такое случалось, и Хоуп всегда плакала. У него не оставалось времени даже чтобы спрятаться. - Я хотел их только напугать, - заорал он как безумный. Услышав это, Хэймитч рассмеялся и, взяв на руки перепуганного гуся, вытащил из его крыла стрелу, переломив ее посередине. Но Хоуп все равно заголосила. - Да как ты мог, Флетчер? Как ты посмел стрелять в моих гусей? - Я… Я не думал… Я просто… Но закончить свои объяснения он уже не успел, потому что мама, схватив его за руку, утащила его в дом. Он даже не успел выпустить из рук свой лук.

***

Папа зол. Очень-очень зол. - Это, - он машет в воздухе маленьким луком Флетчера, прежде чем швырнуть его на стол, - вовсе не игрушка. Флетчер посмотрел на маму в надежде, что она успокоит отца, но у нее на лице застало холодное и строгое выражение. - Ты меня очень разочаровал, Флетчер. - Я только хотел их попугать, - еле выдавил он. Хоуп все еще рыдает, и после его слов принимается рыдать только громче. - Ты чуть не убил одного из любимчиков своей сестры, - жестко говорит мама. - И, кроме того, пренебрег важным правилом. А правила нарушать нельзя ни в коем случае. Папа откидывается на спинку стула, крепко сжимает кулаки и смежает веки, а потом резко подается вперед, хватает лук Флетчера и одной рукой переламывает его пополам. Мама мгновенно оказывается рядом с ним и ведет себя так, как будто детей вообще нет рядом. - Пит? - спрашивает она нежно. - Ты еще здесь, с нами? У папы вырывается глубокий вздох. - Да. Я в порядке. Просто… Мама кивает и поворачивается к Флетчеру. - Я думала, у тебя хватит чувства ответственности, чтобы владеть своим собственным луком. Но это, оказывается, не так. Так что новый лук у тебя появится не раньше, чем я смогу его для тебя сделать. Флетчер совсем повесил голову. На то, чтобы сделать лук для Хоуп, у нее ушло не меньше полугода. Но смысла спорить нет совершенно. Он сам во всем виноват. - Мне так жаль, - говорит он, пытаясь проглотить слезы. - Понятно, что тебе жаль, - говорит, в конце концов, папа очень строгим голосом, - но это не умаляет тяжести того, что ты совершил. Это становится последней каплей. Чувство вины уже просто невыносимо. Не в силах взглянуть отцу в глаза он убегает вверх по лестнице.

***

- Флетчер? – мягкий голос зовет его из-за двери. Потом дверь приоткрывается, и за ней появляется мама. - Мне правда-правда очень жаль, - плачет он в подушку, отрываясь на нее лишь на секундочку. О том, что она уже рядом, он догадывается только тогда, когда чувствует, что она села на кровать, а нежные руки начинают поглаживать его спину. - Я т-т-так рас-с-сроил Хоуп, - заикается он. После минутного молчания, мама говорит: - Так и есть. Но она тебя простит. Она же любит тебя, бельчонок. Флетчер пытается избавиться от слез, но принимается плакать еще сильнее. Мама приподнимает его за плечи и прижимает к себе, баюкая его как прежде, как младенца. И, когда она его приподнимает, он краешком глаза замечает папин силуэт в дверном проеме. - Иногда мы делаем любимым людям больно, Флетчер. Но, честное слово, тот, кто действительно тебя любит, всегда тебя простит. - Всегда, - эхом отзывается папа.