Тропинка к порогу

Мощный жеребец Ардана выскочил из открывающейся глубокой ямы без особого труда, кобылка Рионны упала на передние ноги, но вскоре поднялась, а вот конь одного из воинов следом за ними не успел, земля стремительно просела под его копытами и животное рухнуло вниз, на открывшиеся острые пики. Всадник чудом успел соскочить с седла, раздался противный хруст, и всё было кончено, только шуршали ещё осыпающиеся комья почвы. Впрочем, сама ловушка оказалась лишь вступлением к основному действу: из-за камней по небольшому отряду открыли стрельбу невидимые лучники. Рой стрел взвился по широкой дуге и устремился к цели. Ардан, наученный горьким опытом, раскрыл магическую защиту сразу же, как только конь под ним споткнулся, поэтому стрелы, с противным, змеиным шипением падали вокруг него и спутников полукругом в трёх шагах. Попали только в лошадь воина, которому пришлось объезжать ловушку. Стрела торчала из шеи, но животное скакало дальше, как ни в чем не бывало. Лучники отступили, очевидно перебрались выше, но теперь били одиночными выстрелами, целясь в солдат. Один из воинов был ранен в руку, но из-за этого не останавливались. Склон становился круче, лошадей пришлось оставить, и вот тут стрелки показали себя во всей красе — щит мага не мог прикрыть всех, ведь двигались вверх неравномерно. На небольшом уступе Рионна наскоро сделала перевязку одному из раненых вояк, и до вершины добрались все, хоть и не совсем невредимыми. Впрочем, вскоре Дан увидел по лицам, что солдаты пожалели об этом, когда выпрямились на кромке обрыва. Выглянуло солнце, прятавшееся раньше за скалой, и залило сиянием небольшое плато, почти идеально ровное, покрытое девственно-чистым сверкающим снегом. А напротив небольшого отряда подрагивало, как протухший холодец, рыхлое тёмное пятно. Едва слезящиеся от снежного блеска глаза немного привыкли, оказалось, что это построилась в ожидании небольшая армия — эдак на сотню особей. Впереди переминались неровным строем наемники-орки и угрюмые южные твари, их Дан видел только в фолиантах нарисованными, а далее огромный отряд поднятых воинов-покойников, в немного помятой броне, отчаянно вонявших. Чуть в стороне сгрудилось около десятка низкорослых лучников непонятной расы. Они так были закутаны в черные тряпки, что казались подвижной кучей грязно-серого шмотья. Воины Дана невольно сдали назад, но остановились у кромки пропасти. — Никто и не говорил, что будет легко, — подбодрил их Стрей. — Надевайте и активируйте амулеты, что я вам дал, пейте зелья и держитесь. Мне понадобится минут двадцать для ритуала. Минимум. Он очертил мечом круг на снегу, произнес заклинание, и в воздухе стало заметно лёгкое колебание — повисла магическая защитная стена. Рионна первая бросила в круг свою сумку, достала короткий меч и кинжал, встала у черты чуть согнув ноги в боевой стойке. Солдаты нехотя последовали её примеру. За каждым из них после активации чар встало по паре призрачных защитников, но их время было ограничено. Тёмное пятно дрогнуло, зашевелилось, а потом все быстрее двинулось на людей. Для солдат и Рионны те минуты, во время которых Стрей, со стороны, вроде бы, совершенно невозмутимый, сосредоточенно раскладывал на снегу флаконы и кристаллы, свечи, ножи; чертил круги и фигуры, вписывая их друг в друга с точностью архитектора, творящего чертеж какого-нибудь пролета моста; а потом стоял, слегка раскачиваясь, и нараспев произносил Слова заклятья, показались вечностью. Они взмахивали мечами, рубили, кололи, снова рубили, и снова кололи, еле успевая выдёргивать оружие из тел, напиравших всё быстрее и быстрее. Чем завершилось чародейство Ардана, трое из них уже не увидело — даже тела погибших воинов затерялись в огромной куче трупов, что выросла возле защитной черты. Рионна и два уцелевших солдата были с ног до головы заляпаны кровью и стояли в луже из бурой жидкости, пытаясь отдышаться под защитой магии, когда земля под ними вздрогнула и пошла паутиной трещин. Вначале тонких, но они быстро расползались, становясь глубже и шире, превращаясь в зигзагообразные провалы, из которых полезло наружу несколько рогатых сущностей с горящими красными глазами. Снизу полыхнуло жаром, потянуло смрадом, снег таял, смешивался с кровью, стекал вниз и завоняло вдобавок палёной плотью. Демоны ревели: ступая на поверхность, они обретали плоть, мир отторгал их, прижимал к земле, им приходилось прикладывать усилия, чтобы выпрямиться в полный рост — немалый по человеческим меркам. Колдовство далось магу нелегко — вокруг глаз залегли тени, скулы обострились, да и само лицо немного изменилось, будто он заглянул в бездну и задержался там на пару мгновений — в глазах с покрасневшими белками ещё отражались искры пламени. — Взять! — крикнул Дан и указал на противника. Орки, сражавшиеся ближе всего, сообразили, развернулись, побежали назад, давя тех, кто стоял на пути, но это не помогло — замыкали строй умертвия, а эти не отступали. С жутким утробным воем нижние духи горячим ветром прошлись по плато, сметая всё на своем пути, покрывая белоснежную равнину кровавыми ошмётками, кусками доспехов, оплавленными мечами, пока всё не стихло. Солнце, будто не желая смотреть на происходящее, снова скрылось, и в наступающих сумерках отчетливо виднелся столб зеленого пламени на дальнем конце. Что бы ни задумал маг — он ждал Стрея. Оставив уцелевших солдат развести сигнальный огонь, а оба еле стояли на ногах и сражаться уже не могли, Стрей приказал им ждать подкрепления, которое должен был выслать Лариэль. — Ты догадался, за что тебя так ненавидит этот самый Шойх? Ты же раньше никогда не бывал тут, на севере? — спросила Рионна пытаясь хоть немного оттереть лицо и руки. Дан перебирал вещи в сумке, решая, что бросить, а что может ему пригодиться, поднял голову. — Да, я, кажется, понял. На самом деле оставался в неведении о причинах ненависти темного мага Стрей довольно долго. Врагов у него не было — Дан или выяснял с людьми возникшие недоразумения, после чего зачастую даже продолжал общение, или… враги просто не выживали. Но Шойха он вспомнил, впрочем, не столько человека, сколько почерк мага, когда решил исследовать свой собственный амулет, возвращенный после рудника. Вещь, как он и ожидал, оказалась заряжена целым набором заклятий такой силы, что можно было уложить небольшую деревню вместе с коровами, козами и цыплятами. И вот по рисунку магических плетений Дан и узнал студента, который поступил в академию, когда Стрей уже заканчивал обучение. Учился Дан, зарабатывая деньги частными уроками письма, математики, основ магии, и часто случалось — перебивался с хлеба на воду. Потому недолюбливал тех, кто швыряется бездумно деньгами, да еще нос задирает. Заносчивого северянина он заметил сразу и отнесся пренебрежительно — талантливому первогодку покровительствовала богатая родня, но все силы этот парень бросил отнюдь не на учебу. Они несколько раз конфликтовали — то в коридоре северянин хамил соученикам, то в таверне обслуге, но до драки не доходило. А вот при сдаче зимних проверочных заданий парень сломался. Начал расшвыривать свитки и чужие чернильницы, бросился с кулаками на преподавателя. Студенты удержали, разошлись, успокоились, а утром тельце собаки профессора обнаружили прибитым к крыше астрономической башни. Залезть туда было нереально, значит, управились магией. Происшествие долго разбирали, и решение о мере наказания выносил совет из преподавателей и студентов, куда входил и Дан, как выпускник. Он голосовал не только за отчисление, но и за то, чтобы «запереть» дар в парне на несколько лет, не давая магичить. Никто кроме Стрея, казалось, не обратил внимания на особую жестокость, с какой было убито животное, какое наслаждение северянин получал унижая и оскорбляя окружающих. Дар и в руках обычного хама мощное оружие, а если дать силу в неизмеримых количествах психу, он такого наворотит… — И он столько лет помнил? — Рионна пыталась не отставать от бегущего Стрея, и это ей почти удалось. Мысль, что она вскоре увидит сына, открыла второе дыхание. — Думаю, отчисление сильно ударило по его больному самолюбию и полностью перевернуло жизнь, — пожал плечами Стрей, не сбавляя шага. Его больше тревожил день сегодняшний. Дан и Рионна добежали до зеленого дыма и увидели огромный металлический круг в земле, очищенный от снега, с выбитыми символами змеи и сокола, а на нём, как на алтаре — безвольное тело Алри. Рядом спокойно стоял Шойх, опираясь о меч в ножнах. — А вот и зрители! Вы как раз вовремя. Я почти закончил. Придётся немного подождать, пока луч солнца встанет на нужную отметку, так что мы можем слегка поболтать. Что же, Стрей, вспомнил меня? Отлично. Ну, раз уж мы такие старые друзья, я готов дать тебе шанс — убьешь меня, заберешь мальчишку. А ты — побудь там, бабы всегда только мешают. — Он взмахнул рукой и наемницу отбросило на несколько шагов, и сразу же перед ней замерцала магическая преграда, созданная на сей раз тёмным. Приступим? Шойх отбросил ножны, и Дан увидел собственный меч с черным матовым лезвием. — Отличная вещь, — заметив то, как отреагировал Дан, Шойх покрутил мечом, языком поцокал, восхищаясь, но стоял так, что преграждал путь Стрею к ребенку. — И клинок, он ведь из звёздного метала? И руны на нём, и балансировка — неповторимая вещь, единственная в своем роде. Он расстегнул у горла тяжелый плащ, подбитый мехом, и отбросил в сторону. Открылось взгляду неестественно худое туловище с впалой грудью, в бархатной куртке, длинные узловатые паучьи руки, в противоположность коротким и кривым ногам. Дан окончательно вспомнил: шумная студенческая пирушка в дешевой таверне, крики, споры, добродушная ругань, отвратная выпивка и заливистый женский смех. Девушки охотно флиртуют с Даном, да и со всей его компанией, наклоняются пониже, демонстрируя, как одарила их природа, давая заглянуть в вырезы блузок, стреляют глазками. И голос Шойха, как же его тогда звали? Эрнест? Эристон? — Зачем вам этот нищеброд, красотки, идите сюда. И откровенное женское, после беглого взгляда: «Фу-у. Ну и урод» И дикая ненависть, полыхающая в тёмных глазах, — да уж, откровенность не купишь ни за какие деньги. Шойха, или тогда еще Эристона, отчислили из академии без права приёма в любое другое заведение, обучающее магии или к частному лицу. По сути, это и был тот запрет практиковать, на котором настаивал Стрей, да только магия осталась при Шойхе. Для любого мага это значило, что его сравняли с простыми смертными, даже хуже — дар у него был, но он не умел им пользоваться, и никто не стал бы его учить. Прежде чем покинуть заведение, Эристон орал дурным голосом и клялся отомстить. — Я вижу, теперь у тебя прояснилось, Ардан Стрей. Значит, понимаешь, что я тебя ненавижу давно, ненависть эта проросла корнями и дала буйные побеги. Как это мило со стороны богов, что именно твой сын — обладатель столь редкого дара. Это просто подарок — я получу то, что желаю больше всего в жизни, да еще заодно посмотрю, как ты корчишься. Может поумоляешь? Нет? Жаль. Очень хороший, смелый мальчик — даже пытался на меня напасть. Стал бы хорошим Хранителем для Ангхи. Избранный. Такой судьбы хотела мамаша для своего сына? Прискорбно, что его кровь откроет врата всего на несколько часов, надеюсь, я успею найти то, что мне нужно, и жертва не будет напрасной. Соберу ключ из всех четырех камней — смогу открывать Хранилище одноглазого бога когда пожелаю. — Ты подохнешь, — процедил Дан сквозь зубы, — у тебя ведь всё чужое. Знания, имя, даже меч. — Не пытайся, тебе не разозлить меня, Стрей! А вот ты сейчас потанцуешь. *** Стрей парировал удары, проводил атаки и контратаки, старался не поддаться ярости и думал: боги, от чего вы поставили в зависимость жизнь моего ребенка? Мелочь, какая же по сути ерунда, да приди ты тогда парой часов позже, когда в таверну выходят профессионалки, они за твоё серебро так приголубят — ползком спасаться будешь, стонать «хватит!». Усмири гордыню, сдай Шойх экзамен — и был бы сейчас у брата-князя придворным магом. Мелочи, те самые, едва заметные, но которые и складываются в пёструю мозаику, врезаются в память намертво. Радость первого шального выигрыша в салочки у таких же сопливых мальчишек как ты, первый поцелуй — робкий, неумелый, нелепый. Обида, вроде бы пустяковая, от небрежно брошенного слова — случайно, без злого умысла, но ранившая до глубины души. Острые осколки, что складываются в весьма неожиданную картину, которая и есть жизнь.