Blue and Black Days

      Следующим утром Джетро неспешно и методично паковал свой старый походный рюкзак, оставшийся на память о службе в Морской пехоте, и старательно игнорировал тревожные, напряженные взгляды команды.       Гиббс знал, его названые дети беспокоятся о нем, но также знал и то, что его собственное беспокойство о них было в десятки раз сильнее. И потому собирался сделать все необходимое, чтобы Харпер Диринг больше не представлял угрозы ни для его семьи, ни для кого-либо другого. А в голове то и дело звучал скрипучий, но сердечный голос покойного Майка Фрэнкса, завещавшего: «Делай для семьи все, что должен». Негласное правило, которое стоило десятка прочих.       Однако и о правиле номер девять Джетро не забывал: достал из ящика складной нож, положил в рюкзак, застегнул молнию. Готово.       — МакГи, не давай Гиббсу этот чертов адрес! — первой нарушила затянувшуюся тишину Зива и громко скрипнула зубами. — Он просто упрямый дурак!       Гиббс молча поднял на подчиненную глаза и мягко улыбнулся. Он любил свою Зивер за ее прямоту и смелость, за то, что была собой, искренней и настоящей, а не тем оловянным солдатиком Моссад, что когда-то прятала чувства так глубоко, что те грозили разрушить ее изнутри. И всей душой гордился, когда Зива называла его отцом, пусть окружающие зачастую даже не догадывались, о ком на самом деле она говорит.       — Ладно, — Зина подняла ладони в знак примирения, но сдаваться не спешила и, ткнув в Гиббса указательным пальцем, эмоционально подвела итог: — Вы, безусловно, упрямы!       И, как всегда, была права — не поспоришь.       — МакГи, — Джетро протянул руку. И грустный верный Тим, вручив боссу стикер с адресом Диринга, без надежды спросил:       — Уверены, что вам не нужна компания?       — Да, — ответил Гиббс и вновь мягко улыбнулся — это было единственное, что он мог предложить своей команде напоследок. И если ему не суждено вернуться живым, по крайней мере, он сделал все, чтобы их последние воспоминания не были омрачены его ворчанием, окриками или недовольством. Они и так достаточно натерпелись.       Впрочем, сегодня недовольство было прерогативой другого человека — молодой пылкой израильтянки:       — Как это все бесит!       — Зива расстроена, — прокомментировал очевидное непривычно молчаливый ДиНоззо. В его взгляде читались тоска и желание отвернуться и сделать вид, будто ничего не происходит. Но Гиббс знал, на Тони можно положиться, он не спрячет голову в песок, возьмет на себя роль старшего брата и станет надежной опорой для остальных, если… Слишком много «если».       В гнетущей тишине Джетро закончил наконец сборы, закинул за спину рюкзак, взял со стола кобуру с пистолетом и направился к лифту, спрашивая на ходу по-военному громко, бодро и четко:       — Слово из пяти букв, которое помогает выжить?       — Удача, — отозвался Тони.       — Присматривайте друг за другом.       И еще через несколько мгновений стальные дверцы лифта сомкнулись за спиной Джетро, отрезая путь назад: сегодня эта история закончится. Так или иначе.       Очередная история. Быть может, последняя.

***

      Лифт медленно скользил вниз, приближая неминуемую развязку. Еще одно особенное для Гиббса место: личный офис, который столько повидал, в котором принимались судьбоносные решения, который дарил спасительные минуты передышки и гасил бьющие через край эмоции, не позволяя сорваться при свидетелях.       Ублюдок Диринг посягнул даже на этот кусочек его жизни: во время взрыва Тони и Зива находились в этом чертовом лифте. Что, если бы тросы не выдержали? Что, если бы в здании начался пожар, пока они были заперты в смертельной ловушке? Что, если…       Гиббс не хотел даже думать о подобном, но отогнать страшные картины, рисуемые растревоженным воображением, оказалось нелегко. И все, что копилось в его душе в течение последних, таких долгих дней грозило вырваться из-под контроля и накрыть черной волной беспокойства, горечи и вины.       И тогда, повинуясь порыву, Джетро сделал то единственное, что, как он верил, изменит расстановку сил в его пользу. Он остановил лифт, достал из кармана сотовый и по памяти набрал номер, который давно должен был забыть, но так и не забыл.       Была не была. В этой точке невозврата ему все равно уже нечего терять.       Долгие гудки с неожиданной силой ударили по натянутым нервам.       Негромкий щелчок заставил сердце остановиться.       От повисшей после тишины перехватило дыхание…       Черт, он даже не верил, что действительно сделал это.       Но отступать было некуда. Джетро закрыл глаза, запрокинул голову, упираясь затылком в спасительно-холодную стену лифта, и молча ждал, не решаясь начать разговор, неожиданно прерванный четыре с половиной года назад.       И все, что ему оставалось, — верить, что Холлис не подведет и как всегда сделает первый шаг навстречу.       Время замедлилось, сердце едва билось… И наконец:       — Ну же, Джетро, — в ее все еще родном голосе слышалось недоверчивое удивление, но он был таким же задорным, теплым и нежным, каким запомнился, каким полюбился. — Много времени прошло, ты должен был найти, что сказать.       Джетро судорожно, криво улыбнулся, откашлялся, но так и не смог побороть вставший в горле ком и хрипло, с трудом выдохнул:       — Холлис… — осекся и нервно поджал губы, не зная, что сказать.       — Ладно уж, для тебя и это прогресс, — мягко усмехнувшись, она милостиво признала его очевидное поражение и, Джетро не сомневался, непременно закатила глаза — одна из тех ее маленьких привычек, которые он так любил. И по-прежнему теплым, но теперь уже серьезным тоном продолжила: — Я слышала, что случилось в Адмиралтействе. Рада, что все наши целы.       «Наши» — осознание, что Холлис все еще причисляет себя к его людям, на мгновение выбило воздух из судорожно сжавшихся легких.       Джетро через силу сделал неглубокий вдох и вновь откашлялся, осипший от избытка эмоций:       — Да, наши целы. Но многие погибли. Столько жертв за одно мгновение — я всех знал по именам… Я никогда не имел дела ни с чем подобным. Чтобы здесь, дома… — Джетро и сам не ожидал от себя подобной откровенности, но оказался не в силах побороть внезапное желание поделиться. Поделиться с той единственной, перед кем ему было нестыдно обнажить свои слабости и страхи. Они с Холлис через многое прошли, и, даже несмотря на внезапный и, казалось бы, беспричинный разрыв, Джетро по-прежнему хотел ей доверять.       И слова сами пришли к нему, легко и естественно, словно только и ждали ее, внимательного, чуткого слушателя. Хотя он помнил, как порой эмоциональная полковник умудрялась поспешить с выводами и поднять бурю в стакане воды, но этим скорее умиляла, чем злила.       — Этому ублюдку Харперу Дирингу удалось достать даже старину Даки, хотя того не было в Адмиралтействе во время взрыва: из-за инфаркта мы его едва не потеряли. И МакГи досталось. Гаденыш играл со мной, Холлис! А я не смог его вовремя остановить! Он осквернил даже «Келли» — прислал мне макет лодки как предупреждение.       Холлис шумно вздохнула: она знала, как много «Келли» значила для него. Для них обоих — с самого первого дня их знакомства. И, конечно же, понимала, как мучительны для Гиббса чувство беспомощности и осознание, что он не смог предотвратить трагедию.       — Мне жаль, Джетро.       — Да…       — И что теперь?       Гиббс оторвался наконец от стены, в которой минутой ранее искал опору, сделал пару шагов в замкнутом пространстве лифта. И коротко, не вдаваясь в лишние детали, пересказал последние события и свой план, не опасаясь, что Холлис поднимет панику и начнет отговаривать. Она, как и Вэнс, слишком хорошо знала Джетро, чтобы напрасно надеяться, будто его можно остановить.       — Значит, вновь собираешься на войну, gunny?       Гиббс не мог не улыбнуться, хотя и почувствовал резкую боль: он понимал, прошлого не вернуть. Как бы пленительная ни была иллюзия.       — Пожелаешь мне удачи? — спросил хрипло, стараясь замаскировать горечь.       — Удачи, Джетро! Ты поймаешь его и надерешь сукину сыну задницу. Как всегда.       Да, Холлис по-прежнему знала, что он хотел услышать, и ее уверенный, по-военному твердый голос без труда настраивал на боевой лад. И, прикрываясь бравадой, Джетро не мог не спросить, хотя сердце оборвалось в ожидании ответа:       — Я поймаю его и тогда?       И тут же между ними протянулась плотная звенящая тишина. Гиббс не сомневался, в этот миг они делили одно на двоих сокровенное воспоминание.       Поздний вечер в его подвале, золотистый свет лампы, ее вопрос:       — Что ты видишь в моих глазах?       — Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал.       — И поцелуешь…       — Да.       — Когда?       — Когда поймаем Шарифа.       — Хорошая идея. Я лучше пойду, пока не передумала. — Холлис засуетилась, собирая свои вещи, затем направилась к лестнице. — Ты знаешь, мы и так создаем помехи для твоей команды. Мы не можем вмешивать ничего личного в поиски Шарифа.       — Мы поймаем его и тогда?       — Помехи…*       Холлис молчала, и Джетро буквально кожей ощущал сковавшее ее напряжение и сильнее сжимал трубку. Он понимал, между ними пять тысяч миль и почти пять лет разлуки — с этим ничего нельзя было поделать.       Наконец Холлис негромко, чуть неуверенно произнесла, напоминая, какой хрупкой и ранимой порой бывала, несмотря на свою силу и стойкость:       — Ну… я могу угостить тебя красным бурбоном Rustyʼs Hawaiian. Только не обольщайся, на самом деле это не бурбон, а кофе.       — Я по-прежнему люблю и то, и другое, — отозвался Джетро как можно спокойнее, лишь бы не выдать своего потрясения. Он и сам не знал, что хотел услышать в ответ на свой вопрос, и, неподготовленный, оказался сбитым с толку.       Неужели это возможно? Холлис действительно хотела встретиться с ним? После стольких лет? Или что, черт возьми, на самом деле было скрыто за ее словами и предложением выпить кофе? И был ли вообще в ее словах какой-либо скрытый смысл, помимо очевидного? При условии, что очевидного не было вовсе…       — Хм… Хорошая идея, но между моим подвалом и твоим островом навскидку часов десять пути, если повезет.       — Ну считай, нам повезло… — Холлис рассмеялась, но это был нервный и будто болезненный смех.       Джетро в недоумении нахмурился, переложил трубку из одной руки в другую, давая им обоим время собраться с мыслями. И хотя на мгновение ему показалось, будто он знает, что последует дальше, все же оказался неготовым к ее словам:        — Я в Вашингтоне, Джетро.       — Черт… — сорвалось с его пересохших губ, и Холлис вновь рассмеялась, но на этот раз ее смех прозвучал звонко и мелодично.       — Не один ты умеешь удивлять, да, Джетро?       — Но… когда?       — Если прижмешь гаденыша сегодня, то завтра вечером.       Конечно, Холлис поняла, что он спрашивал, когда именно она вернулась с Гавайев на континент, но Джетро не стал допытываться, принимая тот ответ, который ему был предложен. Однако по-прежнему не верил в столь неожиданный поворот: Холлис здесь, в Вашингтоне? Рядом… Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.       Гиббс не находил слов и лишь водил головой из стороны в сторону, пытаясь осознать только что услышанное.       — Эй! Не расслабляйся, gunny! — громко приказала маленькая мисс Армия, словно почувствовала его растерянность. — Соберись! Ты должен вернуться со щитом. Я жду от тебя хороших новостей.       И этого оказалось достаточно, чтобы Джетро уверился: он вернется домой живым. Ради своих названых детей. И ради женщины, которую любил.