***
Алтон бежал по ухоженным улицам Централа, беспокойно оглядывался и тихо, очень выразительно ругался себе под нос: он никак не мог увидеть Барри, хотя заметил его ещё с полчаса назад. Мясник его тоже увидел и предпочёл скрыться, Многоликий даже крикнуть не успел, что он не собирается убивать этого мерзавца. Он остановился под высоким фонарём, выдохнул, уперев руки в бока. Барри, зараза, оказался мастер скрываться от преследования, даром что при жизни был простым мясником. Хотя, должен же был он уметь уносить ноги, когда его преследовали после очередного убийства? Иначе его поймали бы уже после первого, ну, самое большее, третьего раза, а он перед тем, как попасться, несколько десятков человек разделал. - Эй, жестяная банка! – без особой надежды на то, что его услышат, крикнул Многоликий. – Мне поговорить с тобой надо! В густых тёмных кронах парковых деревьев заунывно зашумел ветер, понёс по асфальту небольшую бумажку. Из-за фиолетовых туч вынырнула однобокая луна. - Я не буду тебя убивать, мне информатор нужен! В глубине парка вспыхнули два красных огонька, но стоявший к ним спиной Алтон не увидел ничего, кроме неисправного фонаря на другой стороне улицы – там свет постоянно мигал. Алхимик с досады ударил по ближайшему фонарному столбу и, зашипев, затряс рукой – без филофоского камня, благодаря которому он мог подсознательно преобразовывать что угодно, приходилось туго. - Вот же блин, - Многоликий душераздирающе вздохнул и подкатил глаза. – Такая идея пропадает… Характерный железный лязг заставил его обернуться. Из темноты выглянула знакомая черепушка, полыхнула алыми огоньками глаз. - Точно убивать не будешь? – с сомнением спросил мясник, с опаской поглядывая на алхимика. - Нет, - буркнул Алтон и, усевшись на скамейку под теперь окончательно неисправным фонарём (его лампочка, поборовшись с перебоями минуты две, всё-таки потухла), хлопнул по ней рукой. – Иди сюда. Да не трясись ты, не трону. Ты мне пока нужен. - Кто здесь трясётся? – Барри откинул черепушку так, что у нормального человека в таком положении, наверное, сломалась бы шея, и в недрах его доспеха загрохотал громкий смех. - Хватит ржать, - Многоликий смерил его презрительным взглядом. Честное слово, если бы не необходимость, в жизни бы не связался… Барри осторожно, бочком приблизился к скамейке, немного постоял так, окидывая ишварского кровопийцу изучающим взглядом. - Да садись уже, - раздражённо бросил Алтон. - Так что тебе надо? – Барри почесал черепушку, приняв озадаченный вид. - А сам не догадываешься? Что тебе известно об Эдварде Элрике, Стальном? - О-о, деньги, то есть тело, вперёд, - радостно потерев перчатки друг о друга, заявил доспех. - Какое те… Погоди, - возникшая на лице Алтона улыбка вкупе с прищуренными глазами создавала жуткое впечатление, - ты, кажется, неправильно понял. Если ты расскажешь, что знаешь о нём, я оставлю тебя в покое. Ну, а если нет… - он провёл пальцем по горлу. – И не думай, что скроешься, тобой могут заинтересоваться другие члены моей дорогой семьи. Алтон блефовал: никто из Одли не стал бы гонять мясника по Централу как лисицу по лесу, у них были проблемы поважнее, но Барри-то об этом не знал. Многоликий почувствовал, что он нервничает, хотя по черепушке, конечно, этого не было видно. Разве что по отвисшей нижней челюсти было понятно, что мясник в шоке от ультиматума и собственной глупости. - Тебе что, тела жалко? – почти жалобно протянул доспех. - А кто ты такой, чтобы я ради тебя заморачивался? – фыркнул алхимик. – Давай, рассказывай уже, я не собираюсь тут до утра сидеть. Барри потоптался, подошёл к скамье, но садиться не стал. Алые точки мигнули, будто он моргнул, рука сама дёрнулась к груди – за ней, немного выше, располагалась кровавая печать. - А придётся, - мстительно хихикнул доспех. – Если рассказывать всё, то это до-олго… - А ты по существу, по существу, - с ехидцей подсказал Алтон. - Стальной – это гомункул, - брякнул Барри. – Их таких семь всего. Всех не знаю, я видел в логове только дво… троих… - Эй, ну не так же кратко! – возмутился Многоликий. – И воо… Погоди. Что ты сейчас сказал? Он гомункул? Но они же выглядят совсем по-другому, я их сам видел! - Значит, то были другие гомункулы, - с важностью ответил он. – А эти как люди выглядят. И порезать их можно как людей, но они обратно срастаются. Не, Прайда плохо резать, он тенями постоянно защищается, так что его никто победить не может, разве что их главный главнюк... Заткнись и слушай, - вставил доспех, заметив, что Алтон собирается возразить. – Короче, эти гомункулы типа как грехи. Эдвард вот Гордыня, его настоящая форма – куча-куча теней с глазами и зубастыми ртами. Ещё знаю Похоть, он огнём плюётся. В смысле, пальцами щёлкает, и огонь получается. Как это работает, не спрашивай, я не в курсах о механизмах их фишек. Во-о-от. Ещё у них много жизней, которые в камне заключены. В красненьком таком. Помимо этого есть ещё пятеро, только я не знаю, где они сейчас, мне как-то об этом, знаешь ли, не рассказывали… - Условия меняются, - прервав тираду увлёкшегося доспеха на полуслове, сказал Алтон. Не успел Барри даже спросить, с какого это перепугу, как его опутало тем самым неисправным фонарём, как лианой, и потащило за поднявшимся алхимиком. - Стой-стой-стой, ты чего?! – испугался Барри. – Ты куда меня тащишь, а?! - Куда надо, - огрызнулся Многоликий. Он ликовал: что бы там ни говорили Вистан и Солярис, а он нашёл того, кто знает о загадочных существах, одним из которых, как казалось, является и Стальной. Пусть не так уж много, зато явно больше, чем сами Одли. Да они обязаны это увидеть! К тому же, от Алтона он ещё мог смыться, Многоликий вероятность подобного исхода не исключал, а вот попробуй убеги, когда рядом Алмазный и Чёрная роза – моментально к стене пришпилит, не вырвешься. И, в конце концов, похвастать такой находкой ему очень хотелось.***
Алтон ворвался в гостиную, лишь чудом не выломав дверь. Вид у него при этом был настолько радостный, будто он самого Мудреца притащил. Гадать, кто на этот раз стал его находкой, Вистану и Солярис пришлось недолго: по полу со страшным скрипом продвинулось нечто, напоминавшее окаменевшую лиану, в коконе которой возился кто-то, облачённый в доспехи, судя по звукам. - А аппетиты, я так смотрю, растут, - Алмазный ухмыльнулся. – Сначала это были животные, потом их трупики, а теперь это… Чудо в доспехах. - Какие трупики? – Алтон удивлённо взглянул на брата и чуть не повертел пальцем у виска. Когда он был маленьким, животных он притаскивал – похвастаться, было дело. Живых, конечно же. - А как же бедный чей-то хомячок? Ты же его в руке раздавил, пока нёс. Хм… ещё была змея в Ишваре, которая траванулась, когда тебя укусила. - А вот этого не было! – возмущённо крикнул Многоликий. В смысле, змея-то была, но он схватил её за голову прежде, чем она успела укусить. А так как в Ишваре он постоянно находился в напряжении, то алхимию использовал неосознанно на любом потенциально опасном объекте. Змее не повезло – она превратилась в окровавленный комок и ошмётки чешуи. Следующее пресмыкающееся, которое подползло к его палатке слишком близко, стало жертвой эксперимента: Алтон попытался создать собственную химеру, скрестив змею, скорпиона и ящерицу. Это удивительное создание прожило всего несколько дней, пока не убило само себя ударом ядовитого хвоста. Многоликий тогда сильно расстроился: жалко было терять предмет своей гордости. - Проехали, - махнул на него рукой Вистан. – Этого зачем ты притащил? На лице Алтона проступило выражение довольства. - Это – «язык», - гордо ответил он. - Чей? – Вистан громко рассмеялся, испортив брату всю малину и драматичность момента. Алтон испытал неодолимое желание швырнуть в него чем-нибудь. Хотя бы тапком. Потому что более масштабных разрушений отец и сестра не потерпят, а вмазать братцу хочется. – Ну, чего ты надулся, как мышь в толчке? - Барри, повтори им то, что рассказывал мне, - в его тоне звенело плохо сдерживаемое раздражение, которое грозило вот-вот перерасти в очередную вспышку неконтролируемой ярости, но одного предупреждающего взгляда Солярис хватило, чтобы его угомонить. На рассказ у Барри ушло пару часов: старшие алхимики очень часто задавали вопросы, на половину из которых он либо знал весьма туманный ответ, либо не знал вовсе. Так они узнали, что гомункулы служат врагу Мудреца, что они – почти бессмертные, необычайно быстро регенерирующие существа, которых очень трудно убить, если это вообще возможно – как это сделать, Барри понятия не имел. Гомункулов было семеро, и каждый из них носил имя одного из смертных грехов, но предпочитал выдуманное самостоятельно, человеческое. Обращаться даже в логове по данному Отцом имени считалось у них дурным тоном. Из них такое мог позволять себе только Прайд – он же первый гомункул, он же Эдвард Элрик, якобы юный алхимик, на самом деле живший на этом свете не одну сотню лет – или же сам Отец, потому что фальшивые людские имена считал необходимостью для конспирации в мире людей и не более того. Вторым, судя по описаниям Барри, Похотью, оказался Рой Мустанг. Барри не поверили: Огненный слишком был похож на человека, чтобы оказаться гомункулом. - Да они же к тому и стремятся! – крикнул распалённый Барри. – Вести себя так, чтобы от людей отличить нельзя было! - В общем, брать их надо, - Вистан задумчиво крутил в руках цепочку своего серебряного медальона. – Вот только вопрос – как… - он поднял глаза на мясника, расположившегося в кресле напротив. - Я так понимаю, традиционные методы здесь бесполезны? - Бесполезны, бесполезны, - радостно поддакнул Барри. Он совсем не походил на того себя, который появился, опутанный трансмутированным фонарём. Он тогда чего только не передумал - от медленного откалывания небольших кусочков доспеха до немедленного уничтожения кровавой печати с предварительным вынесением второго в его жизни смертельного приговора, - но уже на первой минуте разговора освобождённый из тисков каменной лианы, сообразил, что убивать его никто не собирается. Разговаривать с родственниками Многоликого оказалось куда приятней, чем он думал. А меньше чем через час он уже ощущал себя с ними чуть ли не на равных и наглел на глазах, хотя определённые пределы всё равно не переходил. - А если уничтожить их философские камни? – предложил хищно улыбнувшийся Многоликий. Он забрался в третье кресло с ногами и спрятался за длинной чёлкой. - Не знаю, - пожал железными плечами мясник. – Не пробовал. Умрут, наверное. И они не дураки же, чтобы вам подставляться. - Но нам убивать их и не надо, просто поймать, - Солярис рассеянно погладила Алмазного по жёстким чёрным волосам. - Ага, - многозначительно сказал Барри, видимо, сделав для себя какие-то выводы. – Только вы нацелились на самых-самых. А ещё Прайд постоянно бдит. То есть, его тени. К нему никак не подберёшься, я со спины уже пробовал. - Бдят они, как же! - Алтон коротко рассмеялся. – Его как раз со спины и продырявили в Лиоре! - Чё, серьёзно?! – с восхищением выдохнул мясник, наклонившись вперёд с негромким скрипом. – Кто?! - Ишварит, - фыркнул Алтон. Ему надоело сидеть в одной позе, и теперь он лёг в кресле поперёк - закинул ноги на один подлокотник и подложил руки под голову, которая покоилась на другом. – Ребёнок, к тому же. Эта зараза звезду метательную в него швырнула, и мы химеру упустили, - вспомнив этот неприятный инцидент, он помрачнел. - Химеру? – заинтересовался Барри. Насколько ему было известно, в логове гомункулов химер было до кучи. Неужели одна таки возжелала новых впечатлений и сбежала? Но как тогда ей удалось выжить в столкновении с Многоликим, который, судя по слухам, стоил десятка обычных государственных алхимиков? Слухи-то, может, преувеличенные, но Одли действительно сильны. Не зря же гомункулы о них беспокоились. Вон и Прайда за Многоликим присматривать приставили. И чтобы от такого мутант, пусть даже обладающий улучшенными физическими показателями, сбежал… Реакция Алтона его удивила: на невинный, с точки зрения мясника, интерес к химере он разозлился. - Не лезь не в своё дело, консерва ходячая, - процедил Многоликий, буравя его взглядом. Старшие алхимики, державшие себя в руках гораздо лучше, отреагировали куда спокойнее, словно эта химера для них ничего не значила. Но слов Алтона было достаточно, чтобы Барри понял: он только что наткнулся на какой-то скелет в шкафу Одли. «Ой-ёй, проткнёт, как есть проткнёт, - если бы Барри не был доспехом, он бы боязливо поёжился. – А у меня даже топорика с собой нет…» - сокрушённо подумал он. - Как ребёнок мог ранить сильнейшего из гомункулов? – вопрос Вистана переключил внимание Многоликого с мясника на Алмазного. – Глупо звучит как-то. - Глупо говорить, что это глупо, если сам не видел! – Алтон, как всегда, вспылил мгновенно. Соскочив со своего насеста, он привычно дотронулся рукой до серебряного медальона, но с досадой вспомнил, что артефакта с ним больше нет, и, сникнув, вернулся обратно, сопровождаемый удивлёнными взглядами родственников. - А он кого-то держал в это время? – Барри не смог удержаться, чтобы не встрять снова, хотя безопаснее было бы молчать. – Эту… химеру? – он опасливо покосился на Алтона. - Держал, - угрюмо подтвердил тот. - О, ну тогда всё ясно! Он слишком сосредоточился на том, чтобы держать, он не может выполнять несколько задач сразу, если что-то требует большой сосредоточенности. - Интересно… - прошептал Многоликий. Уставившись в какую-то точку на потолке, он изводил всех своим молчанием минут пять. По-прежнему ни на кого не глядя, он также тихо продолжил: - Стальной дорожит своим братом. Если речь пойдёт о его защите, Стальной не сможет ни атаковать нас, ни защитить себя, если я правильно понял. - Правильно, правильно, - покивал черепушкой доспех. И тут он осмыслил слова про самое дорогое для Прайда существо и сильно удивился: Барри не помнил, чтобы Эдвард рвался защищать кого-то из своих братьев. – Какой брат? - Тебе это так нужно знать, жестянка? – настроение у Многоликого явно улучшилось: он уже смотрел не так злобно, снова развалился в кресле и довольно усмехался, гордясь тем, что он так ловко всё придумал. - Не помню, чтобы он кого-то защищал. Вообще, остальные его боялись. Кроме Похоти вроде. - Да причём тут другие гомункулы? – недовольно протянул Алтон, скосив глаза на мясника. – У него же брат… якобы брат есть. Ценная жертва, наверное. Альфонс Элрик. - Не, не знаю такого, - он бы поморщился, но черепушка была не в состоянии передавать ничего. Когда его воскрешали, заботились, в первую очередь, чтобы он был боеспособен, а о том, что ему непривычно, когда на лице… то есть, черепе ничего не отражается, не подумали. - Бедный мальчик, - хихикнул Многоликий, - ничего-то о своём «брате» не знает… Тебе что-то не нравится? – совсем другим тоном осведомился он, заметив, как Вистан морщится, будто ему подсунули недозрелый лимон. - Да подло это, - скрестив руки на груди, ответил Алмазный. – Пацана незачем в это втягивать, он и так по жизни настрадался. Прайда можно обезвредить и без такой гадости. - Ну-ну, - усмешка Алтона превратилась в хищный оскал. – Назови мне ещё что-нибудь, что может настолько выбить Прайда из колеи, чтобы он о себе забыл. Ты его вообще только со стороны и видел, а я с ним в Лиоре был. Я говорю, он ради безопасности чужих ему малолеток подставлялся, а если сделать приманкой его брата… Он сделает всё, чтобы Альфонсу ничего не угрожало. По-другому настолько сильного гомункула и не отвлечёшь, но Вистану этот план всё равно не нравился. Он не был борцом за справедливость, но использовать слабых и беззащитных в качестве приманки не любил. К тому же, по Алтону видно, что молчать он не собирается, и наверняка откроет Альфонсу, кто его брат на самом деле. И что тогда будет с обоими – страшно представить. Барри вскоре выпроводили в другую комнату, согласившись дать новый топор за обещание не сбегать. Мясник думал, что если он сбежит, его всё равно из-под земли достанут – важный источник информации же. Да и сбегать было ни к чему: Одли его пока убивать не собираются, вон даже топорик достанут, а он не дурак, чтобы от такой халявы отказываться. Алтону же не терпелось начать операцию прямо сейчас, и его с трудом угомонили, объяснив, что у них нет способов схватить Прайда. Придётся ждать, пока отец – единственный человек в семье, который настолько хорошо знал древнесинский, что перевод трактата должен был занять у него, самое большее, неделю – расшифрует содержание древнего свитка. Ну а потом и саму алхимию Неба опробовать, понять, что это вообще такое, и можно ли её использовать в качестве ловушки для гомункула.***
Там, где он проходил, фонари начинали безудержно мигать или вовсе гаснуть. За невысоким человеком в алом плаще тянулись длинные изломанные тени, пустой взгляд золотистых глаз был направлен в никуда. Они ушли из Лиора, но Лиор не хотел отпускать его. Пока Эдвард находился в обществе алхимиков, пока они давали отчёт Рою, всё было ещё ничего, но как только стемнело, а он остался наедине со своими мыслями, воспоминания захлестнули его с головой. Покачиваясь, он брёл наугад, даже не думая, куда хочет прийти. Кто-то окликнул его у входа в парковую аллею. Прайд даже не услышал. Он погрузился во мрак теней от густо переплетённых между собой ветвей, опираясь на их широкие стволы своими тенями. - Прайд, - прозвучало за его спиной. Он замедлил шаг, но не обернулся. Тени за ним плавно шевелились в ночном воздухе, как тысячи щупалец в морской воде. - Перестань думать о них. Ты же с ума сойдёшь, - не давал ему покоя настойчивый голос. - А я уже давно того, - с хриплым смешком ответил он. – Уйди, я сейчас плохо себя контролирую, - прошептал Прайд. Голос был хорошо знакомым, и хотя кто это, он, погружённый в мысли о лиорском аде, вспомнить не мог, не хотелось бы вредить кому-то ещё больше. - Чтобы ты страдал здесь в одиночестве? - Как будто вдвоём страдать легче, - Эдвард остановился у невысокой скамеечки и, сев на неё с ногами, уткнулся лбом в колени. – Когда кто-то видит чужие страдания, ему только хуже. - Я-то страдать не собираюсь, - обладатель знакомого голоса уселся на скамейку рядом, почти вплотную. Тени взвились над их головами, в их сердцевине открылась полная острых, вполне способных причинить физический вред, зубов. Прайд, вздрогнув, соскочил на землю и попятился. Философский камень, заменявший сердце, колотился как бешеный: он только что опять чуть не сорвался. «Какое же я ничтожество… - до крови прикусив губу, думал он. - Даже когда у меня есть своя воля, я не могу унять эти чёртовы тени, не могу подчинить их до конца! Какой же я сильнейший гомункул, если сам с собой справиться не могу?!» Ему хотелось выть, кататься по земле, безумно хотелось выпустить всё, что накопилось, но присутствие голоса его сдерживало. Перед ним Прайд не мог так себя вести. Единственной уступкой, которую он себе позволил, были слёзы. Но и их трудно было заметить – особенно в такой темноте, когда он спрятался под густой кроной, куда совсем не проникал лунный свет, да ещё и отвернулся. Он не видел, как из огромного багрового глаза, который появился там, где только что была пасть, тоже покатилась слеза. Зато Рой, видевший даже в кромешной тьме не хуже сильнейшего гомункула, это заметил. Всё было очень плохо: таким он видел Прайда только лет тридцать назад, когда того заставили вырезать одну из кровавых печатей. Случившийся за этим срыв был поистине страшен: он действительно будто сошёл с ума и, казалось, вот-вот раздробит собственный философский камень. Прайд думал, что, раз ушёл далеко в пустырь, его никто не видит, и лишь поэтому позволил себе такую дикую истерику. Огненный, наблюдавший за ним в отдалении, запомнил это жуткое зрелище надолго, если не навсегда, и поклялся себе, что в следующий раз не даст Прайду довести себя до подобного состояния. - Не надо сдерживать себя только потому, что я здесь, - Рой отодвинул похожую на змею тень в сторонку и шагнул ближе. Старший гомункул не ответил. Огненный отогнал от себя ещё несколько теней и ещё немного приблизился к нему. - Перестань… - голос у Стального сильно дрожал – сдерживался он, видимо, из последних сил. – Эти тени… Прайд почувствовал, как они проткнули чужую плоть, и содрогнулся. Кто бы это ни был, ему конец. - Я же… Я же говорил тебе уходить! – в отчаянии крикнул он. – Почему ты не ушёл сразу?! Когда он ощутил через тени ещё и привкус чужой крови, Эдварда прорвало: прижавшись к нагревшемуся за день шероховатому стволу, он съехал по грубой коре на землю, содрогаясь в безудержных беззвучных рыданиях от собственного бессилия. Но в вечном холоде теней Прайд вдруг ощутил чужое тепло. Чей-то глубокий вздох взъерошил волосы на затылке, отчего по коже побежали мурашки. Не до конца отдавая себе отчёт в том, что делает, он вцепился в этот источник тепла и жизни. Он что-то бессвязно бормотал, путаясь в собственных мыслях, не мог сдержать нервную улыбку и водил перед собой безумным невидящим взглядом. Когда приступ истерики ослаб, и Эдвард смог соображать здраво, он поднял глаза на человека, за которого цеплялся последних минут двадцать, наверное, и тут же отпрянул. Он никак не ожидал, что это будет Рой. Он не представлял даже, что Огненный решится на такой рискованный шаг. Любой другой гомункул на его месте скрылся бы, едва заметив, что Прайд не в себе, только Оливия, может, попыталась бы привести его в чувство, но чтобы Похоть… Как бы дружелюбно тот не относился к Прайду, они никогда не были близки, хотя были почти ровесниками, если брать во внимание именно гомункуловский возраст. - Ты?! – Стальной ошалело таращился на него, не веря тому, что видит. Все мысли разбежались в самый неподходящий момент, и он только открывал и закрывал рот, как вытащенная из воды рыба. - Я, я, - с весёлым огоньком в глазах подтвердил поднявшийся Огненный и протянул ему руку. Прайд икнул, закрыл лицо руками и глухо застонал. - Ты не должен был этого виде-еть, - он взглянул на мужчину сквозь растопыренные пальцы. - Боишься, что после этого я буду считать тебя слабым? Открою тебе страшную тайну, Эдвард: все люди когда-нибудь плачут или срываются. И будет куда хуже, если ты будешь терпеть до последнего, пока однажды тебя всё-таки не прорвёт. - Я вообще не должен испытывать подобных эмоций, - очень тихо сказал Прайд, уставившись себе на ноги. Рой перестал улыбаться и присел рядом. Одна из теней тут же выскользнула из-под руки Стального, почти коснулась его, но вдруг исчезла, так же внезапно, как и появилась. - По мнению Отца – не должен, - кивнул Огненный. - Но глупо думать, что человек будет вести себя, как машина. - Но я же не… - вырвалось у Прайда. - Человек, - перебил его Похоть. – И поверь, не хуже, а то и лучше многих из тех, кого я знаю в этом мире. Тебе не надоело отгораживать себя от людей? - Я не могу по-другому, - как-то потерянно сказал Эдвард, по-прежнему не глядя на него. – Ты же видел, я не могу контролировать себя до конца, и… - Боишься, что когда-нибудь причинишь вред тем, кто тебе дорог? – закончил за него Рой. Стальной ломал в руках кусок коры и, похоже, даже не замечал, что делает. – А ты не пробовал перестать себе говорить, что не можешь контролировать свои тени, и просто сделать это? Прайд горько улыбнулся: все его прошлые попытки проваливались. Единственное время, когда тени ему подчинялись – относительное душевное равновесие, и стоило проявиться каким-либо сильным эмоциям, его истинная сущность начинала буянить. Он столько раз пытался и столько раз терпел поражение, что уже почти не верил в то, что может это изменить. - Или ты хочешь, чтобы Альфонс умер от твоих рук? – продолжал Рой. Говорить напрямую об этом, ещё и после недавнего приступа, было жестоко, но раз уж пошёл такой откровенный разговор, не молчать же? Прайд должен понять, что сам вбил себе в голову, будто он беспомощен против воли Отца или своей боевой формы, иначе его разум действительно может не выдержать, когда его заставят убить человека, который стал ему братом. Лучше пусть сейчас посмотрит своим страхам в лицо, чем потом будет жалеть целую вечность. - Нет, - в медовых глазах резко повернувшегося Эдварда читались страх, почти паника и немая мольба о помощи. - Говорят, люди становятся сильнее, когда защищают других, - припомнил Огненный, наблюдая за усевшимся ему на палец зелёным светлячком. - Звучит пафосно, но может, стоит попробовать? - Переступить через нашу природу? – в голосе Эдварда слышались задумчивость и наметившийся вызов. И пусть его улыбка была больше похожа на оскал, он снова стал походить на того, кем был до начала заварушки с Одли. – А что, мне это нравится! – он пружинисто поднялся, загнав обратно высунувшуюся было над плечом тень. - Мы это уже сделали, - Стальной буквально летел, так что догнать воодушевившегося Прайда удалось только у выхода из аллеи. – Нам осталось только сохранить то, что мы приобрели, как люди. Задумавшись о чём-то, Эдвард остановился под приглушённым светом фонаря, у самой лампы которого вились ночные мотыльки. Он некоторое время молчал, разглядывая похожие на больших светляков звёзды. - Ал уже давно спит, - с сожалением сказал Прайд. – А мы сегодня с ним так и не виделись. Угораздило же этот поезд так задержаться… - Ты точно один дойдёшь? – засомневался Рой, видя, как старший гомункул помрачнел. Возможно, он просто неприятный инцидент с задержкой поезда вспомнил, ну а вдруг снова Лиор? Он же себя виноватым считает, что не мог остановить Многоликого и Лотоса, хотя вот его вины в действиях других алхимиков нет. Но как это объяснить гомункулу, который ставит жизни даже малознакомых людей чуть ли не выше своей? Вон Розу он также подобрал, просто потому, что ей нужна была помощь, а обратиться было не к кому. К тому же, одиночество на него давит. - Не беспокойся, больше не сорвусь. Бывай, полковник, - не оборачиваясь, он несколько раз взмахнул рукой и скрылся за домом. Нет, хотя бы основам субординации его, всё-таки, стоит научить.