Тёмная кровь

      - Это слишком опасно, - повторила Лиза. Полковник на её слова только улыбнулся. Расположившаяся в кресле Солярис, которую снайпер опасалась ещё со времён кампании в Ишваре, взглянула на неё со снисхождением.       - Опасно, но не стоит преувеличивать.       Лиза сдержала глубокий вздох: почти у всех государственных алхимиков было притуплено чувство опасности, и они с лёгкостью шли на то, чего обычные, нормальные люди опасались. Она понимала, что химеру необходимо поймать, пока та не убила ещё кого-нибудь, но ей было бы спокойней, если бы присутствовал ещё кто-то из алхимиков. А ещё лучше – кто-то из Одли. Двое на чудовище, которое в одиночку убивало алхимиков, прошедших бойню в Ишваре – это слишком мало. Но кто станет слушать человека, стоящего ниже по званию и, к тому же, имеющего об алхимии весьма смутное представление?       Телефон на столе пронзительно затрезвонил. Рой снял трубку, и Лиза повернулась к выходу, чтобы оставить их на время разговора, но Огненный остановил её взмахом руки. Солярис никак не отреагировала на такое проявление доверия – она идеально владела собой. Даже взглядом не выдала удивления, которое она испытала: среди государственных алхимиков считалось нормальным усылать куда-нибудь своих секретарш (а Лиза официально устроилась как раз помощницей Роя) во время важных разговоров, чтобы после не сболтнули чего лишнего. Алхимики не доверяли никому, кроме своей семьи, а в некоторых случаях и внутри самой семьи доверия не было. Снайпер же не была глупой, даже наоборот: Солярис бы сказала – слишком умной и догадливой. И ей это не нравилось уже потому, что у самих Одли хватало скелетов в шкафу. Одна Лиза, конечно, ничего не сможет им сделать, но если она, раскопав что-то, обратится к Рою… Вот тогда да, тогда дело примет серьёзный оборот.       Голос в трубке звучал взволнованно, на грани истерики. Огненный слушал почти полминуты, после чего молча положил трубку и поднялся.       - Объявилась, - бросил он в сторону алхимика и снайпера. – На окраине Централа, - добавил Рой, уже открывая дверь.       - Так быстро, - негромко сказала Солярис, проходя следом за ним. Слишком быстро, слишком нелогично. Раньше химера опасалась показываться в Централе, самое большее, что она себе позволяла – подходить к границам аместрийской столицы, в которой было чересчур много алхимиков высокого уровня, которые выделялись даже среди государственных. Что-то выгнало мутанта из глубинки, заставило пренебречь осторожностью. Причин для такого поведения могло быть совсем немного: либо голод, либо её сила стала на порядок выше, что позволило химере не опасаться государственных алхимиков Централа. Если первое – не страшно, один или два удара поставят точку в затянувшейся охоте, а вот если она нашла источник силы… Вот это уже серьёзно. Тогда даже умений Чёрной розы может не хватить. По-хорошему, стоило бы предупредить отца, но на это банально не хватает времени. Химеру надо ловить сейчас, пока она опять куда-нибудь не сбежала.       Они с Роем поехали на машине, Лиза – отдельно, занимать позиции. Вот только если химера и правда расширила границы своих возможностей, то снайпер её шкуру даже не поцарапает. Впрочем, Лизе эта тварь в любом случае не по зубам: её специально создавали такой, чтобы выдерживать многочисленные атаки, как военных, так и алхимиков.       Химеру они заметили минут через двадцать: она остервенело гонялась за не успевшими спрятаться людьми, а от плевков оружия подоспевших военных только вздрагивала. Рой резко затормозил, выскочил из машины и привлёк внимание мутанта небольшой вспышкой пламени. Тварь оставила визжавшую женщину, у которой от ужаса подкосились ноги, и повернула к нему уродливую голову. Несколько мгновений она только смотрела, потом шумно, судорожно втянула в себя воздух и вздрогнула всем телом.       - Одли-и, - прошипела рептилия, хлестнув хвостом по трёхэтажному красивому зданию и оставив в стене приличную длинную вмятину.       Новый огненный залп – на этот раз он был больше и бил целенаправленно, прямо по глазам – заставил химеру с воем попятиться.       А то, что произошло после, смяло всю невозмутимость Солярис: дымившиеся глаза рептилии покрылись маленькими молниями, сеткой алых разрядов. Меньше, чем через минуту, её глаза полностью восстановились и зажглись злобным торжеством.       - Я с-сильнее, - уверенно заявила химера и ударила лапой совсем рядом с ними. – Сильнее! – взвизгнула рептилия и зашлась странным, очень странным и безумным то ли смехом, то ли плачем. На пули снайпера, стрелявшей ей в голову всё это время, рептилия даже не реагировала – она их попросту не чувствовала. Так, стукнулось что-то об чешую и отскочило.       У отбившейся от рук химеры, похоже, окончательно поехала крыша. Оно и неудивительно – ранее её разум контролировали и удерживали в нормальном состоянии, но после побега прошло уже около двух лет, и психика невозможного в природе создания сильно пошатнулась. Теперь она была совершенно бесполезна. Оставалось только убить её, пока она не причинила ещё больше вреда.       Солярис вытянула руку в сторону когтистой лапы, и превратившиеся в шипы пальцы разрезали сухожилия. Химера, коротко взревев, завертела головой, выбирая, на кого напасть первым, но плюнула на выбор и поднялась на несколько пар задних лап, чтобы раздавить обоих алхимиков. Одновременно с этим она ударила хвостом, намереваясь подсечь их. Солярис увернулась, подметив про себя, что реакция у окаянной твари стала раза так в три лучше. Рой, наоборот, схватился за её хвост, и когда химера повернула его в другую сторону, резко отпустил его и оказался на спине рептилии. Не останавливаясь, он добежал до шеи и ударил огнём по тёмной гриве. Она занялась, как сухая трава, огонь быстро перешёл на шею. Химера резко пригнулась, упала и покатилась, чтобы сбить пламя, а Огненный мягко, как-то по-кошачьи приземлился рядом с ней, но на таком расстоянии, чтобы хаотично катавшаяся тварь не смогла застать его врасплох и достать.       Солярис приблизилась к ней со спины, откуда достать до философского камня было труднее, зато сюда морда этой твари точно не могла дотянуться. Огненный поддерживал пламя, щёлкая пальцами каждые три секунды, и химера с ума сходила от постоянной боли, которая чем дальше, тем сильнее становилась.       Тонкие чёрные шипы вонзились в зелёную кожу, пробили её и вышли с другой стороны, из грудной клетки. Химера судорожно дёрнулась, попыталась подняться, но рухнула обратно. Солярис сдержанно улыбнулась: камень был уже пробит, и теперь химере недолго осталось.       - Одли-и, - злобное шипение перемежалось с тяжёлыми хрипами.       Солярис подняла вторую руку, направила шипы прямо в голову чудовища. Рептилия застонала и даже успела встать на передних лапах, придвинуться к Чёрной розе, прежде чем сознание окончательно покинуло её, и она упала на землю, чтобы больше уже никогда не подняться.       - Даже быстрее, чем я предполагал, - сказал Огненный, разглядывая остекленевший глаз рептилии. – Я думал, она сильнее, раз умудрилась проглотить философский камень.       - Всё потому, что мы действовали вдвоём, - промурлыкала Солярис. – Ты очень здорово придумал, Рой. Хотя это было очень рискованно. Даже для тебя.       - Химер бояться – в лес не ходить, – улыбнувшись, пошутил он. Она вернула улыбку и поправила выбившийся из причёски локон.       Всё вышло как нельзя лучше: благодаря Рою убить химеру оказалось проще простого, одна из главных проблем устранена, и теперь можно вплотную заняться тем, для чего Одли, собственно, сюда и приехали.       Когда Мудрец Запада придёт в Централ, они вместе объявят войну его врагу. Не потому, что Одли такие правильные – враг легендарного Мудреца, который когда-то заложил основы алхимии Сины, был для них опасен. Несмотря на всю свою ужасающую силу и способности, лежавшие за гранью понимания обычного человека, они были такими же людьми, и справиться с тем, кого в своё время не убил Мудрец, не смогли бы. Другое дело, если объединиться с ним, и напасть всем вместе.       По легенде, этот самый враг собирался устроить локальный Конец Света – для Аместриса. По крайней мере, для начала, вполне возможно, что он пойдёт дальше и подомнёт под себя весь мир, а Одли становиться его жертвами и умирать не собирались.       К тому же, его жизнь может стать достойной платой Истине.

***

      Он называл себя Хоэнхаймом. Вёл себя этот Хоэнхайм совсем как обычный человек, хотя мог спокойно соперничать с Прайдом, и стеснялся того, что торговцы перед ним чуть ли не как перед божеством преклонялись. Нарт, оказывается, тоже знал о нём из легенд – он интересовался Синой, её алхимией, нравами её жителей и их мифологией, в которой Мудрец Запада занимал не последнее место, и появление персонажа легенды его, мягко говоря, ошарашило. Шрам видел в нём ещё одного подозрительного типа, силу которого может почувствовать даже ишварский ребёнок – несмотря на то, что ишвариты не использовали алхимию, у них был её аналог. Не такой мощный, как у Аместриса, не способный тягаться с альмедикой Сины, и, в принципе, не имевший к самой алхимии практически никакого отношения. В основном, этот аналог развивал интуицию и притуплял страх смерти и боли.       Раньше Шрам думал, что самое сильное ощущение внутренней мощи – у их вождя, но человек, сидевший перед ним, излучал такое количество энергии, что ему, воину, которого мало чем можно было напугать, было неуютно. И даже расслабленный, миролюбивый вид Хоэнхайма его не успокаивал.       - И куда вы думаете теперь направиться? – поинтересовался Лин, потягивая из глиняной кружки прохладный сладковатый напиток, купленный у торговцев.       - В Аместрис, - Мудрец Запада посерьёзнел. – В Централ.       - О, так нам по пути! – немного некстати встрял Ривер. Хоэнхайм улыбнулся его непосредственности, и Лин сделал удивительный для себя вывод: Мудрецу были по душе такие вот наивные личности, как Обжорство, который, несмотря на то, что жил уже около ста лет, так и не повзрослел окончательно. С другой-то стороны, вполне логично, что он предпочитает иметь дело с теми, кто точно не будет использовать его силу в своих целях. – А зачем вам туда? – немного наклонив голову, улыбнулся Ривер.       Реакция Мудреца вогнала Жадность в ступор: он мало того, что, похоже, ничего не заподозрил, не разозлился на несколько бестактный вопрос, так ещё и охотно ответил, что идёт объявлять войну одному вредному существу. «М-да, - Лин перевёл взгляд на листья пальмы, через которые просвечивало солнце, на верблюдов, напоминавших небольшие барханы, - и этот человек собирается бросить вызов Отцу. Ты бы ещё всему Аместрису об этом рассказал, чтобы Отец точно предупреждён был. Хотя, он и не будет мешать тебе спускаться в своё логово, даже наоборот. Смертник нашёлся… Так уверен, что справишься один? Три раза ха!»       - Бороться с таким демоном в одиночку – не геройство, а глупость, - веско вставил Шрам. На сам Аместрис ему плевать было с высокого бархана, но странная уверенность Мудреца в своих силах его раздражала. Как он смутно помнил из рассказов брата, один раз Мудрец уже сталкивался с существом, которое, якобы, сам и породил, но не победил. О конце легенды были разные мнения: одни говорили, что «сынок» испугался гнева Мудреца и смотался, и до сих пор боится показаться тому на глаза; другие утверждали, что поединок состоялся, и после своей победы созданный демон выказал презрение своим уходом. В любом случае, Мудрецу не хватило решимости убить его тогда, и Шрам сомневался, что теперь он перестал колебаться.       - Я не хочу рисковать чужими жизнями, - Хоэнхайм совсем уж помрачнел и смотрел прямо в глаза Шрама. От этого холодного, мудрого взгляда ишварита передёрнуло. Он вдруг вспомнил, с кем говорит, и пожалел, что вообще высунулся. – Это моя вина, и я её исправлю.       Лин сдержался от прилюдного выражения того, что он об этом думает. Он принимал умеренный альтруизм, но когда тот переходил всякие границы, это выглядело скорее странно, чем благородно. С закидонами Прайда всё ясно: он ничем не рискует, когда спасает людей, разве что их же жизнями; к тому же, по приказу Отца их убивал, вот и хотел искупить свою вину перед теми, кто погиб, спасением тех, кому ещё можно было помочь. Но Хоэнхайм же никого не убивал (по крайней мере, своими руками) и собирался сделать глупость – ну не мог же он не понимать, что его ждёт, если он один бросит Отцу вызов? Прайд вон насколько силён, как хотел раз и навсегда разорвать свою связь с Отцом, а не пошёл против него открыто. Потому что бесполезно пытаться сделать что-либо с создателем гомункулов в одиночку. Сам Лин был бы совсем не против избавиться от власти Отца, только он не верил, что у них может что-то получиться: их было слишком мало, а чтобы победить создателя гомункулов, нужны были все они. Среди детей Отца, кроме Прайда, только Рой, пожалуй, ещё был настроен против него, а остальные… Оливии, то бишь Гневу, хватает того, что она заправляет в Бриггсе и её никто не трогает; Йоки с Корнелло – те даже мысли об измене не допускали; Ривер думал об этом иногда, но тоже боялся. Вот и получалось, что реальную оппозицию сейчас составляло всего лишь двое. И даже присоединись к ним Лин, мало бы что изменилось. Он не смог бы выбить сознание Отца из колеи, здесь Корнелло нужен.        «А они рано или поздно сорвутся. Оба. Прайд не будет вечно терпеть приказы, которые он ненавидит исполнять. Рою тоже нравятся люди. Жалость-то какая, двое – это мало… Ну, трое… - он покосился на Мудреца, который как раз набирал воду во флягу. – Но этот не обладает способностью контроля разума. И ещё неизвестно, удастся ли что-то сделать Нарту. Если бы эта троица отвлекла Отца хотя бы на час… Но так долго продержаться у них сил не хватит. Одли как вариант? Да не, Отец попросту отключит их алхимию, даже камни не помогут… Наверное. Если только они свою алхимию как-нибудь не изменили. А могли. Не зря же столько в Сине проторчали».       - Ну, мне пора, - немного грустно произнёс Хоэнхайм. По глазам же видно, с принявшими его людьми Мудрецу прощаться не хотелось. Но с караваном им было не по пути – он шёл в Ишвар и дальше, до самой Сины.       Лин смотрел, как по горячему песку неспешно и важно вышагивают похожие на ожившие барханы верблюды, как они медленно исчезают за песчаными волнами. Он подбросил на руке монету, появившуюся прямо на ладони и, несильно размахнувшись, швырнул её в песок, где она тут же затерялась. На удачу. Она им ещё понадобится в этом безумном мероприятии, которое ещё непонятно как закончится.       - Так вы тоже…? – до Хоэнхайма дошло, что ишвариты путешествовали не с караваном, а, следовательно, тоже держали курс на Аместрис.       - Да. И почти за тем же, что и вы, - не стал запираться Нарт.        «Вот же два… сапога пара. Ну что ж тебе промолчать до поры до времени стоило?» – с досадой подумал Жадность, предчувствуя, что сейчас Хоэнхайм станет их отговаривать.       Не ошибся. Мудрец опять заладил что-то про свою вину, что, дескать, сделать это может и должен только он. Нарт не перебивал, пока он говорил, зато потом стал давить своими аргументами. Вежливо и веско. И «господин альтруист», как его про себя величал Лин, к удивлению последнего, задумался.        «А парень-то не промах, - отметил про себя Жадность, проникаясь к молодому ишвариту уважением. – Заставить уверенного в своей правоте человека принять свою точку зрения – это вам не на шахтёров покрикивать».       Нет, Хоэнхайм не сдался сразу, зато замолчал надолго. Около часа они ехали в молчании, прерываемом негромким похрустыванием немногочисленной зелени, которую с удовольствием уминал верблюд, единственный в их компании – его Мудрецу подарили торговцы, чтобы пешком до Аместриса не добирался. Ну и просто потому, что Хоэнхайма держали за божество, а божествам принято приносить жертвы. Лошади дружелюбно фыркали в сторону подаренного чуда и заинтересованно принюхивались, а он флегматично пережёвывал найденное лакомство. Он, в отличие от них, ничему не удивлялся: этот верблюд побывал не в одном переходе через пустыню и всякого повидал. В том числе и странных безгорбых верблюдов.       - Теоретически, это возможно, - очнулся от своих раздумий Хоэнхайм. В его сторону тут же заинтересованно повернулась вся компания. Ривер и вовсе вывернулся назад, но передумал и, поёрзав, просто сел задом наперёд в седле. – Скорее всего, сердцевина этого круга расположена в самом низу или на одном из нижних этажей. Возможно, даже совсем рядом с ним.       - Вот в том-то и проблема, - с присущей ему некой бесцеремонностью встрял Ривер. – Его нужно отвлечь.       - Я и отвлеку, - пожал плечами Мудрец.        «Ага, отвлечёшь, - хмыкнул про себя Лин. - А надолго ли? Подбить Эдварда с Роем, что ли? Безумство, конечно, но, может, выгорит. Прайд может некоторое время держать оборону тенями, Рой – не подпускать огнём… - но расправившая было крылья надежда тут же по-страусиному сунула голову в песок. – Ай, чёрт, я забыл, что Он может их контролировать. А такому натиску они долго сопротивляться не смогут. И опять наша проблема в это утыкается. Хм. Если бы это можно было как-то обойти… Послать бы кого к Истине с этим вопросом. Только вот не согласится же никто добровольно, блин, а заставлять – это как-то… Совсем по-отцовски».       Лин поймал на себе пристальный взгляд Шрама. Помнится, тот не так давно допрос устраивал: и как узнали такую секретную информацию, и как живы после этого остались, и то, и сё, и пятое-десятое. Они с Ривером тогда с блеском выкрутились, не придерёшься. Что же ему ещё надо, нелюдимцу хмурому этому?       Шрам отвернулся. Жадность раскрыл ладонь, на которой появился будто нарисованный жёлтый кружок. Рисунок очень быстро приобрёл объём и вес и превратился в монету.       - Ривер, - окликнул он брата. – Сыграем? – предложил Лин, подкидывая монетку на ладони.       - В «орёл-решка»? – оживился тот и повернул лошадку так, чтобы она пошла бок о бок с той, на которой сидел Лин.       Шрам снова покосился в их сторону и негромко фыркнул. Наверное, ему эта игра казалась глупой. Но почему бы не сыграть, не скоротать время, пока они едут через пустыню? Времени-то много, а делать что-то надо, иначе слишком много тревожных мыслей в голову лезут.       - Чур «орёл» мой! – радостно заявил Ривер.       Монета подлетела, шлёпнулась на руку. Обжорство прямо шею вытянул, так ему интересно было, выиграл он или нет.       - Пролёт, - усмехнулся Жадность.       - Ну-у, почему ты всегда побеждаешь? – Ривер надулся. – Каждый раз, что я ни выберу…       - Боги удачи на моей стороне, - преувеличенно пафосным тоном ответил Лин.       - Или просто кто-то очень хороший шулер.       - Кто? Я?! – он сделал вид, что обиделся. – Хорошего же ты мнения о брате!       Ривер засмеялся. Лин машинально подкидывал и ловил монету, пока не зазевался, и она не упала, напугав гревшегося на песочке скорпиона – тот сразу изогнул хвост дугой, готовый напасть на неведомого зверя, щёлкнул клешнями, но страшный круглый зверь не двигался, и через минуту скорпион осмелился приблизиться, хищно покачивая хвостом, который оканчивался острым крючком.       Они миновали высохшее русло когда-то протекавшей здесь, ныне мёртвой реки, небольшую котловину с потрескавшейся почвой на дне и дошли до зарослей акации – небольших деревьев с серо-зелёными, жалкими листочками.       Шрам вдруг остановился. Одновременно с этим по спине Жадности пробежался холодок: к ним приближалась какая-то опасность. Нарт тоже почувствовал – нахмурился и собрался. Он может сколько угодно улыбаться, говорить, что хочет нейтрализовать круг в Аместрисе, иметь вид человека совершенно безобидного (а уж на фоне неулыбчивого, грозного Шрама он ещё больше таковым казался), но нельзя было забывать, что он – ишварит. Нападать на них, в принципе, безумие, даже если имеется численное превосходство. Такое только государственные алхимики себе позволить могли, потому что были сильнее.       - Двадцать, - тихо сказал Нарт, прищурившись.        «Так быстро определил? – в который уже раз за этот день он изумлял Лина. – Талантливый какой, ты посмотри. Большинство из них просто ощутили бы опасность, а этот ещё и определил, сколько их. Хорошо, что я не Зависть, а то точно локти бы себе сгрыз».       Лин покосился на Мудреца. Этот человек мог разогнать нападающих одним жестом, использовав запредельного уровня алхимию. Обогнавший брата Шрам выглядел очень даже внушительно. Ну, и они с Ривером, похожие на синцев, которые, несмотря на то, что их алхимия, в основном, служила медицинским целям, могли использовать своё искусство не только в этой области. Неужели у пустынных бандитов хватит ума на них напасть? Если да – они покойники. Ишвариты в паре по опасности мало чем уступают государственным алхимикам, а им самим даже напрягаться не придётся, что очень даже хорошо: Шрам и без того их постоянно в чём-то подозревает, а уж если увидит улучшенную реакцию… Даже этого ишвариту будет достаточно, чтобы его подозрения укрепились. Хотя, не о нём надо волноваться: подкованный в алхимии Нарт тоже глазастый. До правды, может, не докопается, но зачем рисковать лишний раз?       Их действительно оказалось двадцать. Двадцать невысоких, проворных существ, покрытых короткой густой шерстью. Шакалы. «На кого ж они здесь охотиться собрались, раз образовали такую большую стаю? – задумался Жадность. - Или голод согнал несколько стай в одну?»       - О, а я-то думал… - Ривер соскочил с лошади и, невзирая на предупреждения остальных, пошёл к попятившейся стае. Лин потрепал испуганно всхрапывавшую лошадь по шее, почесал за ушами. Бедняга немного расслабилась, но смотрела на хищников, не смея оторвать глаз. Лошадь братца жалась к боку его скакуна, в страхе глядя на безрассудного хозяина.       А шакалы между тем вели себя странно: по идее, они должны были успокоиться сразу же, как только Ривер к ним подошёл, но они только больше озлобились и нервно скалили желтоватые зубы. Несколько из них отделилось, чтобы зайти по бокам.       - Ривер, отойди от них, - не повышая голоса, позвал Лин. Но тот как не слышал, знай стоял себе и пытался поладить с дикими зверями. Зверушки его любили, однако эти были явным исключением.       Ривер не стал пререкаться: он уловил запах голода и злости, исходивший от скучковавшихся хищников. Обжорство медленно попятился к своей лошади. Шакалы перешли в такое же медленное наступление.       Самый крупный самец вдруг сорвался с места и подпрыгнул. Ривер ушёл в сторону, челюсти поймали пустоту, и вожак приземлился на песок, от которого мгновенно оттолкнулся для нового прыжка.       - Стой. Они все больны, - предупредил Нарт, удержав повод лошади Лина, чтобы тот сломя голову не помчался спасать брата. Здесь надо было действовать осторожно, иначе и себя можно погубить. – Бешенством, - добавил он, метнув в приготовившегося прыгнуть на Ривера со спины шакала что-то острое и длинное. Коротко взвизгнув, так и не завершивший прыжка зверь упал на песок и стал кататься по нему, заливая брызгавшей из шеи кровью, пока не затих, уткнувшись носом в песок.        Шакалы брали их в кольцо, не обращая внимания ни на что, кроме желанной добычи: запах звериной крови их только раздразнил.       Лин, отшвырнувший от себя молодого шакала, вдруг услышал приглушённый смешок где-то в зарослях акации или чуть дальше, но сделал вид, что ничего не заметил. Только оставив свою лошадь на попечении Хоэнхайма и меланхоличного верблюда, которому, похоже, и шакалы до лампочки были, Жадность жестом указал ишваритам на подозрительное место.       - Справитесь? – по губам старшего прочитал он. Лин покосился на Мудреца и кивнул. Ишвариты мгновенно развернули своих коней, прорвали кольцо хищников и направили их на заросли.       И в это самое время в игру вступил Хоэнхайм: он направил обе руки на озверевших шакалов, одновременно с этим сотворив из песка две руки, одной из которых выхватил Ривера из под самого носа хищников, а второй отогнал от себя шакалов. Песчаная рука опустила Ривера рядом с братом и присоединилась к своей копии, растопырив пальцы так, что обоз был полностью закрыт. Судя по визгам шакалов, их это зрелище проняло.       Со стороны акаций послышались дикие крики, стальной скрежет и ржание лошадей. В небо что-то взмыло, пролетело по параболе и шлёпнулось перед Обжорством. Тот удивлённо присвистнул, глядя на то, что осталось от руки безрассудного бандита.       - Господи, Ривер, ты безнадёжен, - тяжело вздохнул Лин. Он знал, что шакалы не смогли бы убить его брата уже потому, что у того в запасе далеко не одна жизнь, но всё страшно немного было. – Я ж тебе говорил, чтобы ты не лез к каждой…       Жадность прервал безумный протяжный вопль, мало чем напоминавший человеческий. Мудрец оборотился на крик, направил свою длань туда, и земля вздыбилась, заставляя всех участников схватки скатиться по образовавшейся горке, у подошвы которой всех, кроме ишваритов, связали песчаные путы.       - Чтобы ты не лез к каждой животине, которую видишь, - нимало не смутившись тем, что увидел, назидательно закончил Лин.       - Вот это алхимия-я, - восхитился Ривер, благополучно пропустив его слова мимо ушей. – Ты это видел?!       Лин посмотрел на ишваритов и с удивлением отметил, что Нарт залит кровью едва ли не больше, чем Шрам. Причём кровь явно не им принадлежала, иначе оба попросту не встали бы. «Это ж сколько народу вы там поубивали, пока вас не вытащили? – Жадность, уже решивший, что сегодня его больше ничто не удивит, понял, как ошибался. Он понимал, конечно, что Нарт – ишварит и всё такое, что сама пустыня учит своих детей жёсткости и непоколебимости в бою, но никогда бы не подумал, что Нарт пойдёт первым. А судя по недовольному лицу Шрама, так оно и было. – Вот вам и жертвенный «агнец»… С режимом берсерка. Люди, как всегда, полны неожиданностей».       Пока ишвариты отмывались от следов побоища в небольшом оазисе, который скрывался за акациями, Ривер доставал пойманных разбойников, спрашивая, как они дошли до жизни такой. Он не издевался, ему на самом деле было любопытно: Ривер всегда очень интересовался людьми. Пленники только морщили небритые физиономии и плевались ругательствами в адрес самого Ривера и его матери.       Они исходили в бессильной злобе. Обжорство веселился от души.       Минут через десять Хоэнхайму окончательно надоело выслушивать их оскорбления, и он попросил пленников замолчать. Вежливо так попросил. Лин, наблюдавший за этой сценой в отдалении, хмыкнул: перегнул Мудрец с вежливостью, его не то что разбойники – дети бы не послушали.       Но когда из зарослей невысоких деревьев появились ишвариты, пойманные заткнулись моментально и только испуганно таращились на двух демонов, которые за минуту успели покромсать половину их шайки на кусочки. Некоторые, будучи слабее духом, смертельно побледнели.       Об ишваритах и их мастерстве ходили легенды. Говорили, что один ишварит стоит сотни воинов, что убить они могут даже голыми руками, нажав на какую-то точку на теле, или вообще взглядом, испугав выбранную жертву настолько, что от испытанного страха та умирала. Преувеличение, конечно. Но в каждой подобной легенде доля правды всё-таки есть. Ишвариты были сильными воинами, с детства развивали в себе чувство опасности; их монахи могли парализовать человека, нажав на какую-то точку теле – лишить возможности передвигаться самостоятельно, но никак не убить. А вот взглядом они напугать до смерти действительно могли, но лишь в том случае, если противник не был силён психически; если же их противником оказывался закалённый в боях воин, то никакие игры в «кто кого переглядит» не могли лишить его самообладания. Все их возможности не выходили за грань человеческих, но слухи, переданные по принципу «испорченного телефона» раздували силу ишваритов так, будто они были, самое меньшее, полубогами.       Но находилась и другая крайность: некоторые особо умные полагали, что слухи настолько сильно преувеличивают силу ишваритов, что, на самом деле, никакие они не воины, и вообще, победить их можно одной левой. Пойманные разбойники, видимо, относились ко вторым. До тех пор, пока не увидели Нарта со Шрамом в действии. Привыкшие безнаказанно грабить и убивать люди вдруг осознали, что столкнулись с кем-то, кто куда сильнее, проворнее и умнее их самих. На снисхождение победителей никто из них не надеялся: где ж это видано, чтобы ишвариты отпускали тех, кто посмел на них напасть и проиграть?       - Да, ребята, попали вы, - беспечно сообщил Ривер очевидную вещь. Люди ему, в общем-то, нравились, но защищать бандитов он не собирался. Если ишвариты решат с ними расправиться – пусть их. Если отпустят – значит, судьба у этой шайки такая, выйти из воды сухими. Лин тоже так считал. В конце концов, они – люди взрослые, знали, на кого нападают, а раз поверили глупому мнению, что ишваритов можно легко и безболезненно победить, сами виноваты. Будь это ребёнок, подросток даже, Жадность бы ещё подумал, а так… Впрочем, вряд ли эти двое напали бы на ребёнка - такое было бы ниже их достоинства.       Выжившие разбойники попытались взять своих победителей лестью, после даже извинения принесли – наверное, первый раз за свою жизнь. Нарт задумчиво смотрел поверх их немытых голов, Шрам угрюмо и очень веско молчал, давя на них одним взглядом, тяжёлым, пробирающим до мурашек даже закоренелых грабителей и убийц. Ривер прицепился к верблюду Хоэнхайма, скармливал тому найденные «верблюжьи колючки» и, казалось, вовсе забыл о пойманной Мудрецом шайке. Лин поглядывал в их сторону из-под жиденькой сени акаций и в задумчивости подкидывал на руке монету, которая почему-то неизменно выпадала орлом. Хоэнхайм некоторое время тоже просто наблюдал за этой сценой, а потом ему стало их жалко. Люди же.       Лин как услышал, что Мудрец их отпустить собирается, так от удивления даже монету на песок уронил. У Шрама же невольно дёрнулся глаз. Он прощать этих людей не собирался, и ход мыслей Хоэнхайма не понимал. Один Нарт остался спокоен аки статуя Ишвары, да Ривер увлечённо трепал верблюда по горбу, только краем уха ловя обрывки разговора.       - Нет, ну это уже слишком, - изумление Жадности было столь велико, что он даже не заметил, как произнёс это вслух.       - Их жизнь – это сплошной грех, - развил его мысль Шрам. – От того, что вы их отпустите, ничего не изменится. Они не перестанут грабить караваны и нападать на людей.       Чтобы измениться, они должны были раскаяться, но сейчас их заверения в том, что к грабежу они больше не вернутся, были продиктованы страхом перед ишваритами. Они понимали, что иначе себе жизнь не выторговать, и готовы были бросать на ветер какие угодно слова, лишь бы выбраться из капкана, в который добровольно угодили.       - Они обманывают, - по-прежнему смотря поверх их голов, произнёс Нарт. – Это прекрасно видно.        «Так ты ещё и детектор лжи ходячий? – Лин подобрал упавшую на песок монету. Не ахти какое редкое умение, чтобы увидеть, врёт человек или нет, не надо быть сошедшим с небес полубогом, но вкупе с остальными способностями ценной жертвы это производило впечатление. – Не, Отец, чёрта с два я тебе такое чудо отдам, самому нужен. Сам не знаю пока зачем… А, потом придумаю. Что я, дурак что ли, такими ценностями разбрасываться?»