Тёмная кровь

      Их попытались побить ещё у входа в Лиор: банда озверевших мужиков кинулась на троицу чужаков, решив, что вытрясти из богатеньких незваных гостей деньги и какие-нибудь драгоценности труда не составит. Кимбли с нарочито ленивым, почти скучающим видом ждал, пока к нему подберутся двое крепких мужчин, выбритых почти налысо, с татуировками на оголённых предплечьях, с кастетом и кинжалом в руках. Алтон же ждать не стал и кинулся доставшимся ему противникам наперерез с такой гримасой злого торжества на лице, что они невольно затормозили, но уже поздно – Многоликий влетел между ними вихрем, закружился в заплясавших вокруг него красных искрах, а когда руки преобразовались в лезвия, резко повёл ими вверх и сразу же вниз. На грязный асфальт, на стены брызнула тёмная кровь. На лицо Многоликого тоже попало несколько брызг, и он слизнул их со счастливым выражением на лице.       Эдвард быстро разобрался с напавшими на него юнцами, перебежал к тем, кто имел глупость напасть на Лотоса, но вырубить их не успел: устроенный Кимбли взрыв был достаточно мал, чтобы не задеть ни Стального, ни Многоликого, а вот мужикам не повезло. Алтон присвистнул, разглядывая кровавое месиво из плоти и костей – всё, что осталось от нападавших. Прайд с чуть большим трудом, чем обычно, загнал обратно поползшую по запястью тень. «Нельзя, нельзя злиться, - медленно говорил он себе, закрыв глаза, чтобы не видеть кровавый ужас. Он чувствовал, что тени вот-вот обовьют ноги – сдерживать свою истинную форму было не так легко, как раньше. – Хватит. Не думай. Не ду…»       - А я говорил, что это не для детей, - хмыкнул рядом Многоликий. – Ещё не поздно отправиться домой, мелкий.        «Замолчи. Просто замолчи». Прайд стиснул зубы. Алтон, удовлетворившись результатом, обернулся к напарнику и весело заметил:       - Вот это их разворотило! Мне кажется или ты стал лучше владеть своей алхимией? В Ишваре у тебя не так красиво получалось, - чуть сдвинув брови, сказал он.       - Радиус взрыва был слишком мал, - снисходительно объяснил Лотос, польщённый, но не подавший виду. – Поэтому от этих что-то да осталось.       Чем дальше они продвигались в город, тем хуже становилось: людей здесь было много, крику – ещё больше, а некогда чистые и опрятные улицы превратились непонятно во что. Попадались и трупы, которые почему-то не спешили убирать, и они лежали жутким напоминанием о человеческой жестокости. В глазах живых людей читалась свирепость, вся эта толпа передавала накопившееся раздражение от одного человека к другому, и люди, те самые люди, которые так почитали Корнелло, были обычными добропорядочными жителями, совсем недавно ходили друг другу в гости, радовались встречам, теперь стали настоящими машинами для убийств. В толпе стирались все понятия о морали, все преграды, они больше не были свободными личностями – они превратились в большущего, жаждущего крови зверя.       Эдварду чуть ли не каждую минуту приходилось управляться с тенями, которые остро реагировали на переполнявшую его боль. Хорошо ещё, что поглощённые совсем другим делом спутники не смотрели в его сторону и не замечали, как на запястье появлялся теневой «браслет», как над головой взвивалась чёрная полоса с расположившимся в ней глазом. Единственное, что видел Многоликий, когда его пристальный взгляд обращался на Стального – бледное лицо, сильно сжатые губы, его напряжённость, из чего сделал вполне логичный вывод.       - Что, страшно? – Стальной в очередной раз не понял, насмехается Алтон или действительно спрашивает без издёвок. Игравшая на губах ухмылка, плясавший в глазах дикий восторг ему ничего не прояснили – Алтон почти всегда кривил лицо в какой-нибудь гримасе.        «Чёрт, чёрт возьми, - он немного отстал от Многоликого и Лотоса, чтобы те не увидели похожую на змею тень, которая поползла следом за ними. – Я не смогу продержаться до конца. Я не сдержусь. Но они не должны этого видеть…»       - Эй, - окликнул их Стальной, нагоняя. – Давайте разделимся.       - Сбежать хочешь? – хихикнул Алтон.       - Придурок, - прорычал Прайд. Многоликий прямо в восторг пришёл от его слов – обрадовался, что, наконец, смог вывести из себя. – Так мы сможем действовать быстрее.       Кимбли, кажется, что-то почувствовал: развернувшись, он задумчиво посмотрел на Стального. «Неужели видел?» – со страхом подумал Прайд, делая вид, что смотрит мимо Зольфа, хотя сам не отрывал глаз от рук подрывника: разведёт в стороны – не разведёт?       - Уверен, что справишься? – с сомнением спросил Зольф.        «Да я становлюсь параноиком. Его всего лишь смущает мой возраст».       - Да, - твёрдо ответил он.       - Как знаешь, - пожал плечами Лотос. И, потеряв интерес к Стальному, развернулся к Многоликому – он как раз прыгнул на опьянённого царившим в городе хаоса юношу и, свалив того с ног, несколько раз ударил по лицу.       Эдвард видел ужас в глазах протрезвевшего бедолаги. Этот липкий, холодный ужас, хищное, на грани безумия, веселье Многоликого вызывали неприязнь, только вот спасти мальчишку он не мог – ишварский кровопийца поймал свою добычу и ни за что не выпустит, пока самому не надоест.       Прайд резко развернулся, чтобы другие алхимики не заметили выражения его лица, забежал за угол здания, споткнулся о лежавшее тело и покатился бы по асфальту, если бы его падение не смягчили тени, принявшие форму широкого круга. Перед ним появились и исчезли застывшее искажённое лицо, разбитый затылок, покрытый буроватой корочкой засохшей крови, нелепо раскинутые руки. Тени вскинулись, обвивая труп подобно щупальцам, медленно потащили к раскрывшейся зубастой пасти.       На него удушливой волной накатило такое отвращение, что горло перехватило невидимой удавкой, а глаза заслезились, словно в каждый из них насыпали по горсти песка. Он ненавидел поглощать умерших, их души, пусть не лишённые грехов, но такие живые, яркие, такие удивительные. Последний раз Прайд вынужден был убивать людей в небольшом запыленном городишке на востоке, на котором нужно было вырезать кровавую печать. Произошло это незадолго до того, как он был приставлен к Альфонсу.       Он содрогнулся, когда воспоминание о том ужасном дне всплыло в памяти. Жара, кровь, крики людей, их ужас, плач детей, которых тоже находили и уминали безразличные ко всему тени. Тщетные попытки остановить собственную силу, сопротивляться приказу Отца, до дикой боли во всём теле, почти до потери сознания. Идти против Отца было чистой воды безумием уже хотя бы потому, что он умел подавлять волю своих созданий – Прайд видел, как однажды это напугало Ривера, который даже не перечил, а попросту не так понял приказ. После пережитого Ривер предпочитал вообще не показываться Отцу на глаза, а получать указания оставил Лину – тот сам предложил так сделать, когда узнал, что с его младшим братом творил Отец. Как тогда Жадность не сорвался, Прайд не понимал до сих пор. Идеально владеющий собой Лин выглядел в тот день так, словно вот-вот нападёт на собственного создателя: бледный, с горящими глазами, юноша смотрел ему глаза в глаза и молчал. Прайд в то время обретался неподалёку, среди теней, которых в большущем каменном зале было достаточно, и мысленно просил Лина сдержаться. Не хотелось бы видеть, как чью-то личность стирают, как это ужасно, он испытал на себе и никому бы не пожелал испытать подобное. Жадность сдержался, но раз и навсегда запомнил эту сцену и не простил издевательства над Ривером.       Из всей их семейки именно Лин и Ривер больше всего походили на родных братьев – не только внешней схожестью, но и отношением друг к другу. Наверное, примерно так же к самому Прайду относилась Оливия, чью заботу он принимал с удивлением и благодарностью. Эта парочка ходила вместе сколько он их помнил, к тому же, Жадность был первым, кого Обжорство увидел, когда появился на свет. Забавный курьёз вышел: Отец, как всегда, сидел на своём каменном троне, а Лин с любопытством смотрел на появившегося в центре круга образования нового брата. А уж когда увидел, что тот на него похож, так обрадовался, что даже игнорировавший чувства своих созданий Отец это почувствовал. Ривер поначалу немного испугался кружившего около него гомункула, но когда осознал, что Жадность не желает ему вреда, успокоился. А вот вид Отца его выбил из колеи: создатель гомункулов умел одним взглядом унизить любое живое существо, заставить его почувствовать себя тщедушной песчинкой. Ривер избытком гордости не страдал, но ему это, естественно, не понравилось, особенно после доброжелательности Лина.       Тени подтянули застывшее тело к зубастой пасти, и та втянула труп с мерзким громким чавком. Он почувствовал, как человеческое тело расщепляется, растаскивается на множество маленьких кусочков, видел пролившуюся на асфальт кровь. Прижав руку ко рту, он прилип спиной к стене.       Как же мерзко ощущать себя беспомощным... А ещё хуже - то же самое может случиться с Альфонсом после того, как Отец откроет врата с помощью своих ценных жертв – ему достаточно надавить на волю Прайда. После этого ценные жертвы будут ему не нужны, а кто лучше всего подходит, чтобы убрать ставших для него бесполезными алхимиков? Правильно, Прайд или Обжорство. Но Ривера, скорее всего, уведёт за собой Лин, вряд ли они вообще останутся в Централе после того, как приведут свою ценную жертву, так что выбор Отца падёт на него.       Он сполз по стене, сжался в комок. Тени лениво передвигались по окровавленному камню, дотрагивались до головы, плеч, рук, а неподалёку слышались голос Многоликого, взрывы, устроенные Лотосом и вопли напуганных людей.       Гомункулы не должны привязываться к тем, к кому их приставили в качестве наблюдателей, но оставаться равнодушным к Альфонсу, к смешному солнечному мальчишке? Это было свыше сил уставшего от одиночества Прайда. Но как сохранить ему жизнь, как уберечь от Отца? Даже если бы Альфонс вдруг перестал быть алхимиком, Врата возможно открыть – гомункулам это под силу. Оттолкнуть от себя, сделать так, чтобы он уехал куда-нибудь подальше? Перехватят раньше, у Отца достаточно для этого сил, и приставят тогда к Альфонсу какого-нибудь Йоки или Корнелло. И если первый просто противный тип, то второй может реально покалечить – чтобы не сбежал, например.       Альфонс приносил ему радость.       Этот мальчишка был его болью.       Но отказаться от него Прайд уже не мог, да и не хотел. Оставалось только вцепиться и не отпускать, найти в себе силы не бояться, что в любой момент могут выскользнуть тени, настолько же смертоносные и быстрые, как шипы Чёрной розы.       Что-то тёплое и мягкое коснулось его скрещённых рук. Прайд медленно поднял голову и увидел перед собой девчушку в коротком синем платьице. Светлые волосы, собранные в два хвоста, испуганно-обеспокоенное лицо – всё в веснушках, с парой-тройкой подзатянувшихся царапин на щеке, видимо, от кошачьих когтей. Маленький осколок прежней мирной жизни, затерявшийся в исходившем злостью и кровью городе.       - Дяденька, вам плохо? – участливо пропищала она. Прайд сдержал нервный, на грани истерики, смех. Наверное, его кривая усмешка её напугала – скуксившись, девчушка повернулась, чтобы убежать, но вдруг с отчаянным писком испуганного птенца кинулась к нему и попыталась спрятаться. Казалось, её не волнует, что из кармана плаща выглядывают серебряные часы, что вокруг танцуют тени.       К ним приближалось трое. Подростки с глазами вышедших на охоту волчат, с таким же нервным оскалом, какими-то дёргаными движениями подходили к нему. Теней они не увидели – те втянулись в тёмный кружок под ногами Прайда, - а на часы, по дурости своей, внимания не обратили.       - Эй, мелкая! – позвал её парень со сломанным носом, зло прищурившись. – Давай сюда что стянула!       - Иди сюда, не бойся, - ласково, но со скрытой угрозой произнёс второй, чернявый красавец с холодными зелёными глазами.       - Всё ты врёшь! – пискнула она, высунувшись из-за плеча Прайда, изображавшего безучастность ко всему происходящему. – Знаю я вас!       - Слышь, не дерзи старшим-то, - заговорил третий, щуплый, похожий на ящерицу, с серебряной серьгой в ухе. Его лицо наводило на мысль об ишваритах. Полукровка идеально владел своим голосом – одной интонацией мог в дрожь вгонять. Правда, зря он так девочку пугает, после такого она им точно ничего не отдаст.       - А я и не дерзю… жу… Вам, - несколько сконфуженно закончила она.       - Ножик-то отдай, - спокойно произнёс второй, усмехнувшись. – Негоже девчонке с оружием-то бегать.       - И мой веер, - почти прошипел полукровка, зло сверкнув глазами, похожими на разгоревшийся закат.       - А вот и не отдам! – заупрямилась девочка.       На Эдварда никто не обращал внимания. Кроме, пожалуй, девочки, которая в его присутствии так расхрабрилась, что смогла спорить с этой троицей. Он же с тревогой слушал, что происходило в другом квартале, куда уже добрался Многоликий. Не слушать он не мог – даже если закрыть уши руками, идеальный слух гомункула сослужит свою службу.       Полукровка был первым, кто заметил сидевшего у стены сверстника.       - Ты её брат что ль? – процедил он, смерив незнакомца взглядом.       - Да! – поспешно воскликнула маленькая нахалка. – И сейчас он тебе это.. наваляет, во! – с гордостью произнесла она.       - Че-его-о? – возмутившись, Стальной поднялся и демонстративно отошёл. Он, в конце концов, не святой, чтобы сходу помогать всем и вся, тем более что подростки всего лишь хотели вернуть свои вещи – ни злобы, ни похоти в них он не ощущал. Отшлёпать-то отшлёпают, чтобы неповадно было, но не более того. К тому же они, похоже, друг друга знают, вот пусть и разбираются сами.       - Хо-о, - протянул удивлённый полукровка и, вскинув бровь, заступил ему дорогу. – Ну и кто из вас врёт?       Ошибся, ишварит желал подраться. Горячая южная кровь давала о себе знать. Дать, что ли, один раз для острастки?       - Какой, нафиг, брат, - ковыряя пальцем в носу, протянул тот, что со сломанным носом, - видел я его, совсем по-другому выглядит.       - Н-да? – озадаченно и немного расстроенно откликнулся обладатель веера, обходя незнакомца по кругу. Остановившись, он присвистнул и, вытянув из кармана часы, поднёс к глазам. А в следующий миг его лицо исказилось в гримасе бешенства и праведного гнева. – О-о, так ты армейская ша-авка, - ядовитым тоном произнёс полукровка, буквально цедя слова звенящим от злости голосом. Часы он бросил на землю с таким видом, будто притронулся к гремучей змее. Ещё и руки демонстративно вытер, засранец мелкий.       - Лар, - предупреждающе окликнул его чернявый. – Не надо.       Похоже, он не знал, что не стоит влезать между ишваритом и государственным алхимиком Аместриса. Эдвард совсем не удивился, когда полукровка буквально взорвался.       - Не надо?! Такие, как он, убили моих родителей, а ты – не надо?! Да их убить мало, придурков этих, возомнили себя невесть ке… - он мог ещё долго и бурно высказывать своё мнение, но зеленоглазый подошёл и закрыл ему рот.       - Прошу прощения, господин алхимик, - вежливо, но холодно сказал он. – Лар малость перенервничал, сами видели, что здесь творится.       - Извинения приняты, - таким же холодным, подчёркнуто вежливым тоном ответил Стальной. Он понимал ярость Лара. Прекрасно понимал. А также понимал, что ишварит не успокоится, пока не поваляет его в грязи или не прирежет.       - Не советую вам здесь задерживаться, - подал голос парень со сломанным носом. – Алхимикам здесь..кхм…       - Не рады, - закончил за замявшимся подростком Прайд. – Только вот сами вы тоже с этим не управитесь.       Лар таки вырвался из рук друга и, пока опять не схватили, подскочил прямо к Стальному и прошипел ему в лицо:       - Тебе-то откуда знать, выкормыш государственный?       Он что, совсем разум потерял, так на алхимика кидаться? Или жизнью не дорожит?       - Знаю. Видел, - процедил Прайд, постепенно теряя терпение. – Не меньше вашего на это насмотрелся.       Девочка, до того только с испугом наблюдавшая за перепалкой, вдруг влетела между ними и закричала:       - Лар, я отдам тебе веер, и нож тоже, и дразнить больше не буду, только не злись!       Эдвард уже и сам заметил, что в ладони полукровки посверкивает маленькая метательная звезда. Такой не то что ранить, убить при должной меткости можно, а в том, что Лар не промахнётся, можно не сомневаться.       Она хотела как лучше, но, похоже, Лар после её слов только сильнее разозлился. Оно и правильно, Эдвард бы тоже взбесился, если бы кто-то из знакомых стал защищать его врага.       - Он – алхимик, - размахивая руками, запальчиво объяснял он. – Ну как ты не понимаешь?!       - Отойди, - тихо попросил её Прайд. – Не лезь, куда не просят.       Девочка его словно не слышала. Интересно, учитывая, как с ней разговаривает Лар, она в курсе, что такое государственные алхимики и с чем это едят. И, тем не менее, защищает его от ишварита. То ли добрейшей души человек, то ли она не желает, чтобы полукровка переходил определённые границы, и скорее второе, чем первое. Либо он уже разучился понимать людей.       - Мелкая, кыш отсюда! – шикнул на неё тот, что со сломанным носом, заметив, как потяжелел взгляд Лара. На губах ишварита играла нехорошая, очень злая усмешка, руку он поставил так, чтобы было удобно метнуть звезду. Он даже не понял, что его манёвр уже раскусили.       - Бархан от бархана не сильно отличается, да, Айли?       Эдвард слишком хорошо знал этот взгляд, чтобы знать, что произойдёт в следующий момент. Всего на несколько мгновений взвившиеся тени устроили полный мрак, которого хватило, чтобы схватить тихо пискнувшую девчонку поперёк талии и метнуться к другому дому, а потом, когда подростки шумно удивлялись странному затмению, шагнуть уже в другую тень, поменьше, и словно раствориться в ней. Он слышал топот ног, слышал, как они остановились, озадаченные тем, как он мог так быстро скрыться и, главное, куда.       А затем он услышал звук пощёчины. Хорошей такой.       - Лар, ты с колокольни упал? – судя по ледяному голосу, говорил чернявый. – Она всего лишь ребёнок. И он всего лишь ребёнок, и уж точно он не участвовал в ишварской бойне, так что напрасно ты на него взъелся. Не все государственные алхимики – демоны, ты и сам это знаешь.       Видимо, Лар уже немного пришёл в себя, потому что его слова больше тянули на попытку оправдаться, чем на обвинение.       - Она – ребёнок алхимика, Дэви. А этот парень не столичный идиот, я в этом секу, ты ж знаешь. Не знаю насчёт Ишвара, но убивать людей ему явно приходилось. Прикажешь это ему с рук спустить? Спокойненько пройти мимо? – к концу он опять стал заводиться. – Ты не понимаешь, зачем он пожаловал в Лиор?       - Лар, - одного слова хватило, чтобы ишварит осёкся и замолчал. Эдвард невольно восхитился: одно слово – а таким тоном сказано, что сразу понятно – сейчас лучше помолчать в тряпочку.       - Хватит сычиться, - попытался свести всё в шутку третий. – Идёмте лучше Айли искать, пока на неё кто-нибудь ещё… не наткнулся.       - Действительно, - голос Дэви немного потеплел, - мелкая – та ещё чертовка, но не хотелось бы, чтобы её кто-нибудь… обидел.       Девочка беспокойно завозилась под мышкой, позвала их, но парни не услышали.       - Воспитывать некому, вот и шалит, - слышал Прайд удаляющиеся голоса.       - Не то чтобы некому, но папочка её больно балует, - хмыкнул Дэви. Эдвард прямо увидел, как он усмехнулся. – Ну а братцу некогда.       - Значит, мы поможем, - как-то кровожадно это прозвучало из уст ишварита. – Что? – недовольно протянул он – видимо, товарищи его осудили, молча, зато очень выразительно. – Ишвара, да не собираюсь я её до полусмерти избивать, я настолько изверг, по-вашему?       - Ла-ар, - и снова Эдвард отчётливо увидел его дразнящую ухмылку, - так ты, правда, веер носишь?       - Да, - с вызовом ответил ишварит. – Я знаю, что в вашей стране это выглядит странно, но такие веера, вообще-то, распространенная практика. В Крете, например, они у всех есть.       - Так уж у всех? – наиграно удивился Сломанный нос. - Ну и какую пользу могут принести кретианцам дамские штучки?       - Заткнись, Мюр! – рявкнул полукровка и пихнул засмеявшегося друга в плечо. – Эти веера – не чета вашим бесполезным подобиям, - немного спокойнее продолжил он, - ими можно, как минимум, сильно поранить, ну, вены порезать, горло так вообще на раз… Лезвия у них между складками, понятно?       Эдвард дождался, пока они отойдут на порядочное расстояние, и только затем вышел из тени. Девочка побежала за ними – отдавать стянутое, раз уж обещала вернуть. Прайд долго-долго смотрел, как мелькает синее платьице среди грязных домов, как она осторожно переступает через лежавших людей. Она уже не боялась трупов, крови и огня, даже его тени не вызвали у неё удивления. Она была так похожа на молодых алхимиков, вынужденных сражаться в Ишваре… И Рой о них рассказывал, и сам видел: они тоже уже ничего не боялись, пытались жить обычной жизнью после того, как убивали. Но они слишком долго были под солнцем пустыни, чтобы вернуться к себе прежним, слишком много видели, чтобы забыть. Айли пока была не такой, но какова вероятность того, что, став старше, она не станет изучать алхимию? Бархан от бархана не сильно отличается – в этих словах ишварита, разозлённого выходкой девчонки, была своя правда.        «А Лар-то боится, - осенило Эдварда. – Боится, что она станет государственным алхимиком, боится, что будет её ненавидеть. Да… Не позавидуешь ему».       Он слышал, как Айли звонко окликнула ребят, как винилась, отдавая им вещи. Слышал, как Лар читал лекцию по поводу восточного оружия, втолковывая девочке, что она могла легко порезаться таким веером. Стальной слушал их перепалку и улыбался, радуясь за этих детей. Айли ругали, но не слишком сильно, девочка иногда удручённо шмыгала носом, но не плакала. Дэви снова осадил бурчавшего Лара, и тот послушно замолчал, правда, ненадолго.       Удивительно, что в Лиоре ещё остались люди, не подчинившиеся эффекту толпы, которые оказались сильнее. И это было прекрасно. Если поговорить с такими людьми (а их может оказаться не так уж и мало), то, возможно, удастся справиться с этим восстанием, утихомирить с их помощью других лиорцев?       Знакомый смех выбил Прайда из состояния, близкого к умиротворению. Тени отреагировали мгновенно, вытянулись длинными иглами, поднялись так, чтобы пронзить любое живое существо, которое подойдёт слишком близко. А у него всё внутри похолодело: Многоликий, по-своему успокоивший толпу в другом квартале, двигался точно к группке детей.       Эдвард выругался и побежал к ним, забыв о тенях, о том, что их могут увидеть. Алтон двигался быстро, очень быстро, и Прайд даже не знал, кто из них успеет раньше. Он был самым старшим гомункулом, но далеко не самым быстрым, а вот Алтон наверняка использовал алхимию, чтобы быстро пробраться через завалы…       - Сволочь, - прорычал Прайд, становясь на тень, которая была похожа на широкую доску. Плевать, что увидят, главное – успеть.       Лавируя между разрушенными домами, тень на несколько мгновений поднялась, и Прайд увидел Алтона – тот использовал нечто, похожее на каменную площадку, достаточно большую для того, чтобы вместить одного, а, возможно, и двух человек. Площадка крепилась на каменном столбе, который становился всё длиннее и длиннее, втягивая в себя землю и асфальт.       - Вниз! – бросил он тени и сам пригнулся. Тень нырнула, его сильно качнуло в сторону. Алтон издал невнятное восторженное восклицание, и гомункул замер. Заметил – не заметил? А если заметил, то что? Навешать лапшу на уши про то, что это алхимия такая особенная? А поверит ли?       Эдвард пребывал в неведении: Алтон замолчал, но к нему не приближался. И попробуй пойми, решил он после расспросить об увиденном странном явлении или попросту не заметил, сконцентрировавшись на зачистке квартала.       Тень буквально летела над землёй, но, всё-таки, Многоликий успел раньше: Прайд слышал, как его каменное нечто остановилось с громким шуршанием, как Алтон спрыгнул на землю, тихий девчачий писк и ругательство ишварита.       - Вы только посмотрите, кто у нас здесь, - удивлённо протянул Алтон. Эдвард по голосу мог определить, что ишварский кровопийца широко ухмыляется. А вскоре он это и увидел: тень вырулила из-за полуразрушенного дома, опустилась на асфальт и втянулась в его собственную. Многоликий стоял напротив полукровки, напуганного, дико злого, бросавшего вызов одним своим видом. Остальные обнаружились чуть поодаль, и, судя по решительному виду, были готовы прийти на помощь в любую минуту. Алтон ждал, когда они нанесут удар, нарочито расслабленный. Но Прайд-то знал, что из такой позиции алхимик может ударить мгновенно.       - Алтон! – повысив голос, позвал Эдвард. Многоликий встал к нему вполоборота, не выпуская детей из поля зрения.       - Ась? Стальной коротышка? Ты ещё здесь? – вполне искренне изумился он. На Прайда накатило раздражение – ишварский кровопийца умел злить одним взглядом, не то что голосом.       - Ты не забыл, зачем мы здесь? – прищурившись, процедил Прайд, позволяя проявиться в голосе накопившемуся раздражению.       - М? – он посмотрел на Стального, перевёл взгляд на ишварита, снова на алхимика. Ухмылка сама собой превратилась в оскал. – Именно этим я сейчас и занимаюсь. Видишь – ишварит? – он махнул рукой в сторону Лара. – Ты ж знаешь, на что они способны. Присоединяйся, - вдруг предложил он, поманив Эдварда пальцем.       - Я такими подлостями не занимаюсь, - лёгкое раздражение в голосе превратилось в звенящую злость. – Оставь ребёнка в покое, Многоликий.       Вся весёлость участника ишварской бойни исчезла мгновенно, словно её выключили. Взгляд холодных лиловых глаз, похожих на пустое звёздное небо, стал острым и злым. Многоликий больше не играл – ему больше не нужны были маски, и серьёзное, очень серьёзное, бледное лицо выдавало тихую пока что ярость, грозившую вот-вот превратиться в нечто большее.       Слава Богу, в которого Прайд никогда не верил, всё внимание алхимика-убийцы, этой задиристой, очень умелой и кровожадной пираньи сосредоточилось на нём. До драки хотелось бы не доводить, да что уж поделаешь. Он может отбиться, Лар – нет.       Но ишварит, чёртов вспыльчивый ребёнок, испортил всё на корню: он самонадеянно решил, что раз алхимик отвлёкся, значит, схлопочет метательную звезду, от которой не успеет отбиться. Он видел в бою не настоящих алхимиков, а милых тепличных людей, которые встречались и среди армейских псов – не все из них выдерживали испытание в Ишваре, брали-то, в основном, из Централа, так что когда Дэви говорил об алхимиках, кое в чём он был прав: далеко не все из них становились демонами во плоти. А в Лиоре алхимиков вовсе можно было по пальцам пересчитать.       Многоликий отбил полетевшую в голову звёздочку вверх даже не обернувшись, а, поймав, сильным резким движением запустил обратно, тоже не глядя. Такому, как он, и смотреть на цель не надо было, убивать, не видя противника, он научился ещё в Ишваре.       Непроизвольно Прайд толкнул ребёнка тенью, и Лар отлетел к стене. Звезда стукнулась об тень и упала на землю. Кто-то за спиной ахнул, но он не обратил на это внимания.       - Я сказал – не смей трогать детей, Многоликий, - Эдвард и сам удивился, как спокойно и, в то же время, с какой яростью это произнёс.       Алтон, похоже, пропустил его слова мимо ушей: он таращился на закрывшую полукровку тень. Она плавно шевелилась, то опускаясь, то поднимаясь, расширялась и сужалась, словно сама подбирала форму для более удачного нападения.        - Что? – недовольно спросил Прайд, сверля противника взглядом. Алтон, не будучи в состоянии говорить, молча указал пальцем на тень. Эдвард с недоумением посмотрел вправо. Замерев, он секунд десять смотрел на свою тень, пытаясь не поддаться панике. Да, он очень глупо раскрыл свои способности перед Одли, а тот увидел, но он ещё не понял, что это. Да и откуда, если сами слуги Отца пичкали всех Одли ложной информацией о создании гомункулов?       Алтон, сильно нахмурившись, соображал. Об ишварите он совсем забыл – его интересовал прокол Стального и природа этого явления.       - А, ты об этом? – стараясь придать своему голосу уверенность и беспечность, осведомился Прайд. Даже рожицу удивлённо-довольную состроил. – Это моя алхимия, не знал?       - Вот это? – «О, так говорить мы не разучились? А жаль, твоя болтовня уже достала». – Алхимия?       Гордость сменилась на лице разочарованием и досадой, но в мыслях Прайд вздохнул с превеликим облегчением: расслабляться-то рано, однако, убедить Одли в том, что его способности относятся к алхимии – вполне выполнимая задача.       - Ну и как тогда Барри аж два – ой, нет уже три – раза удалось от тебя сбежать? – ехидно поинтересовался Алтон. Эдвард махнул детям рукой, чтобы уходили, пока Многоликий отвлёкся. Айли, умница, смылась сразу, даже до того, как Лар попытался ранить ишварского кровопийцу метательной звездой, а Дэви с Мюром бочком пошли вдоль стены, опасливо косясь на двух алхимиков.       Но один ребёнок не уходил, игнорируя знаки товарищей. В его глазах, багряных глазах цвета закатного неба, бился ужас. Он ощущал идущую от тени жажду убийства, понимал, что если привлечёт к себе внимание, второй алхимик, так неестественно легко отбивший смертоносное орудие, убьёт его и даже не поморщится.       - Видишь ли, - вдохновенно начал Прайд, позволяя второй тени уйти чуть в сторону, чтобы подтолкнуть полукровку к проходу между разрушенными домами, - я не очень меткий, и…       - Короче, неудачник, - прервал его Многоликий кивком головы. – Более того, неудачник со странными наклонностями. Вот на кой тебе ишвариты сдались?       Эдвард успел заметить, как в сторону Лара метнулось нечто, похожее на меч в виде хлыста – как он смутно помнил, в некоторых восточных странах подобное оружие было весьма распространено. Убежать от мгновенного, змеиного броска Многоликого смог бы разве что другой алхимик.       Или гомункул.       Тень выдернула вскрикнувшего мальчишку из-под лезвия гибкого меча, и в ту же секунду туда, где он сидел, обрушился удар странного оружия. В асфальте осталась значительная вмятина. Несомненно, для обычного человека Многоликий был ужасным противником, не оставляющим и шанса не то что на победу, но даже на выживание.       Эдвард глубоко вздохнул, глядя на склонившего голову набок Алтона, который, дразнясь, попросту стоял и ждал, когда на него нападут.       Да к чёрту всё. Надоел.       Церемониться с Одли он больше не будет.