Эхо войны.

Пожалуй, это лето было слишком солнечным. Солнце днями напролет избегало облаков, которые могли бы обеспечить хотя бы минутную тень. Август выдался необычайно знойным, на улице пахло жарой. Ряды уютных, плотно теснившихся домов в Косом переулке светились под лучами, и их жители с жаждой вспоминали июнь - дождливый, свежий. Многие волшебники снизошли до магловской моды, потому что шорты и футболки превосходили по удобству неудобный магический антураж. Джорджа такая погода начинала злить - словно ничто не хотело соответствовать тому душевному состоянию, в котором он пребывал. Гермиона еще утром оторвала от календаря лист, под которым значился новый день - 11 августа. Никто и не подумал нанести в бывший магазин повторного визита - все знали, что бессмысленно уговаривать Джорджа присутствовать на семейном празднике. Однако незадолго до сегодняшнего утра в двери постучался Рон, по укоризненному взгляду которого было понятно, что если Джордж пропустит еще хоть одно событие, важное для родителей, вся семья от него отвернется. Впрочем, не это ставило под сомнение уверенный отказ явиться. Просто его эгоизм зашел слишком далеко, пора бы вылезать из этого панциря, делать вид, что все налаживается. Возможно, если он придет, мать перестанет тревожить этот дом своими неожиданными и неизбежно одинаковыми приходами. Рон был удивительно тактичен в своих высказываниях, отчего Джордж только разозлился. - Не будь таким черствым, хотя бы раз в жизни, - сказал Рон, юркнув в помещение. Джордж равнодушно убрал руку с дверного косяка, вряд ли бы это послужило хорошей защитой от непрошенных гостей. Тот прошелся вдоль стен, вдохнул еще не выветрившийся запах волшебных эликсиров, печально склонив голову. Странно, насколько прочно некоторые детали прошлого цепляются за настоящее. Фреда нет больше пяти лет, а аромат все такой же знакомый. Мысленно проведя хронологию, Джордж в который раз убедился, что понятия не имеет, чем эти пять лет занималась Грейнджер. Вероятно, стабильностью её существование не отличалось. Рон шумно втянул воздух в легкие и засунул руки в карманы вельветовых брюк. Выглядел он как заурядный работник аврората и как человек, судорожно пытающийся выстроить собственное счастье на руинах былого. - Ты не хочешь хотя бы иногда выходить на улицу? Здесь тоска смертная. - Именно такая. Нет, не хочу, - они стояли на разных концах комнаты, оба скрытые тенью. Только Джордж был выше и нескладнее на фоне младшего брата, - Если ты выглядишь так убого, Рон, то я, вероятно, кажусь мертвецом? - хмыкнув, спросил он. Парень отрицательно покачал головой, и Джордж уловил негласную мысль Рона. - Не кажешься. "А являешься", - мысленно добавил старший. Ему доставляло какое-то садистское удовольствие видеть потерянное лицо Рона, казалось, тот и забыл, зачем пришел. Но Рон неожиданно заторопился. Сверху Гермиона слышала какие-то голоса, от напряжения которых звенел весь дом. В это время она читала книгу, стараясь не прислушиваться к скучному разговору, как вдруг собеседник Джорджа оказался не на улице, а прямо под ней - на первом этаже. "Ты не хочешь хотя бы иногда выходить на улицу, Гермиона? В этой библиотеке тоска смертная. Ты только посмотри на гарпию-библиотекаршу" - в её голове эти слова были озвучены тем же голосом, что доносился снизу. Она раздраженно встряхнула головой - неприятно, когда в голове крутится уже готовая мысль, но что-то мешает её озвучить. - Приходи, в этом не будет ничего такого, - видя сомнение в светлых глазах брата, он добавил: - Там не будет ватрушек, веселья и карнавала. Всем так же хреново, как и тебе. И, чопорно поджав губы, аппарировал. Джордж хотел было спросить, зачем тогда вообще собираться, но вспомнил, что для Джинни это всегда было очень важно. Важно чувствовать себя частью большой, пусть теперь и неполноценной семьи. Ему бы вообще хотелось наговорить вслед Рону так много язвительного и злого, после чего он бы ни за что не вернулся бы в этом дом. Да и за кем? За своей бывшей девушкой, разве что. Кулаки молодого человека самопроизвольно сжались. Какие идиоты. Нельзя же всем вокруг проживать свою жизнь понапрасну? Он надеялся на исключительность своего образа жизни, а оказалось, что и остальные бездействуют. Где носило этого придурка, когда Грейнджер пропала? При всей семье Рон отчаянно утверждал, что искал её, но поиски не дали результатов. От подобного оправдания, казавшимся теперь намного более нелепым, чем тогда, Джорджу стало тошно. Но вспышки злости были столь же коротко временны , как и приступы человечности, к которым Джордж был подвержен меньше всего. Пройдя наверх, Джордж достал рубашку, какие-то штаны и даже галстук. Джинни любит галстуки. Деревянная лестница с протестом скрипнула под девушкой, когда та появилась в поле зрения молодого человека. Он скользнул взглядом по босой ступне, дальше вверх, остановился на бедре, маняще прикрытому тканью его рубашки. Стоп. Дальше нельзя. Оставив свои наблюдения без внимания, Джордж безразлично скрестил пальцы и обратился к ободранной стене. - Надеюсь, только мне не повезло быть вот так вот встреченной молодыми людьми, потому что ты смотришь на меня чересчур неприветливо, - с колкостью подметила девушка, присаживаясь напротив. Джордж с облегчением отметил, что с ней очень приятно молчать. Просто не отвечать, даже если сама она хочет блеснуть скудными достижениями. Не дожидаясь ответа, Гермиона вновь начала. - Кто это приходил? - Мой брат. - Правда? - тонкие брови удивленно взлетели вверх. - Мне кажется, я не похож на лжеца, - грубо ответил он, прерывая жестом следующий вопрос, который был готов сорваться с языка. Она напоминала ему маленького ребенка, потому что в ней не хватало, критически не хватало всего, что он привык видеть: отсутствие чувств, гордость, тяга к знаниям. Она отпрянула. - Куда-то собираешься? Он пригласил? - Джордж перехватил её взгляд, направленный на приготовленную одежду, и отрицательно покачал головой. Какой смысл говорить ей правду, если она забеспокоится, подумает, что тоже приглашена, начнет собираться? Ей и надеть-то нечего, кроме как своих лохмотьев, или футболки Джорджа. Пытаться отгородить от внешнего мира Гермиону - вот в чем его изувеченная и ненормальная забота. - А цветы зачем? - он предполагал, что её заденет тот факт, что цветы куплены для другой, но голос звучал спокойно и ровно. Все еще умеет держать себя в руках, - Можешь не отвечать. Она давно научилась не оправдываться перед Джорджем, потому что ему было все равно. Их отношения уже складывались за гранью нормального, но Гермиона не хотела об этом думать. Ненормально - значит интересно. А остальное уже не имеет такого решающего значения. Джордж и не догадывался, какое противостояние иногда разворачивается в душе его сожительницы, ему казалось, что ничего не помнить означает жить без забот. Гермиона равнодушно посмотрела на него, и от этих карих глаз повеяло холодом. Глупо было надеяться, что эти глаза смотрят на него с особым выражением, спасают от безумства. Нет, это всего-навсего самовнушение, очень наглое и правдоподобное. Как она смотрит на него? Прохладно. Как и в Хогвартсе. Хлопнула входная дверь, над которой одиноко зазвенели колокольчики, когда-то извещавшие о приходе покупателей. Джордж осмотрел высокий потолок, уже серый от пыли, и усмехнулся. Когда-то под этим сводом толпились люди и в том углу... Вон там... Джордж прищурился, словно стараясь разглядеть несуществующее прошлое, стояли два молодых человека, одинаково рыжие и веселые. Успешные хозяева процветающего магазинчика. Разве может что-то нарушить эту идиллию? И Джордж снова и снова возвращается душой в Оттери-Сент-Кэчпоул, под золотистые яблони недалеко от домика. Закатное солнце бликами играет на кронах деревьев, медленно опускаясь за горизонт, чтобы завтра возвратиться и пробудить беззаботных жителей прекрасного графства. - Эти конфетки произведут небывалый фурор. Клянусь шляпой МакГонаггл, - прищурившись, сказал Фред. Он сидел на сухой траве и вертел в руках небольшой сверток. Это было одни из тех прекрасных каникул, которые близнецы провели дома. Близнецы. Как же остро теперь это слово отдается в голове. Не просто братья, а почти одинаковые люди. Фред бросает конфетку и Джордж в последний момент схватывает её на лету. - Сомневаюсь, если честно. Выглядит достойной только трепки от Грейнджер, а не покупателя, - с подозрением ответил Джордж, осматривая предмет, - Впрочем, все целиком и полностью зависит от свойств. - О, свойства исключительно положительные, - рассмеявшись, заверил рыжий, - Только нужно все-таки протестировать это на ком-нибудь, если ты понимаешь о чем я. Они сидят вдвоем, пребывая в полной гармонии с удивительной природой этого края. Бескрайние холмы, уже остывшие под вечер, плавно сливаются с небом вдалеке, нескошенная трава беззащитно колышется под порывами ветра. Такие места не меняются веками. Именно по этой причине Джордж боится туда приходить, потому что нанеся туда визит, его взору предстанет знакомая картина, в которой сама природа не посмела что-либо изменить. С болью, которая обрушится на него в тот миг, когда он посмотрит на гряду, на дикие цветы, невозможно будет совладать. Все будет указывать на то, что вот-вот на пригорке покажется Фред в своей смешной широкополой шляпе. Он носил её, потому что ему казалось, что солнце плохо влияет на состояние людей и лишает их рассудка. Джордж грустно улыбнулся. И почему Гермиона вышла на улицу без шляпы? Не иначе, как хочет, чтобы её мозги спеклись на солнце. С каждой секундой желание отправляться в Нору меркло в каждой клеточке тела. Мерлин, ну почему же из такой большой семьи смерть забрала именно Фреда? Легче было бы оплакивать Перси, или Чарли, но только не его... Внезапно воскресли слова Гермионы, которые она я смятении и гневе выбросила на ветер, только их ветер не унес. Они предназначались Джорджу. Вернее, согласно мнению Грейнджер, эгоисту, трусу и самому черствому сердцу на планете. Да он бы вообще предпочел, чтобы вместо сердца в груди лежал холодный камень! Гермиона действительно ушла. Он даже не заметил, потому что она тихая, как кошка. И аккуратная. Бесшумно надела заношенные босоножки и ушла. Он видел в окно копну каштановых волос и худой силуэт. Все это так напоминало Гермиону Джин Грейнджер. Увы, пока что лишь пустую оболочку. Ему вдруг вспомнилось лицо говорящего Рона. Вот будет потеха, если младший брат решит еще раз попробовать позвать Джорджа на обед и у дверей встретит возвратившуюся с прогулки Гермиону Грейнджер. Но его не нужно упрашивать. Джордж пойдет, потому что, возможно, это его последний визит. Цветы на тумбочке упорно ждали своего часа, не увядая. Они источали пряный, нежный аромат, кружащий голову. Людям нужно быть цветами - представлять красоту и дарить удовольствие. Недолго, но самозабвенно. А высохшим бутонам, подобным ему, место на помойке. Джордж хотел бы глянуть на часы, но вспомнил, что выкинул их из окна второго этажа. "Черт с ними. Все равно никуда не годились". Решив не ждать непонятно чего и кого, Джордж лениво переоделся, грязную футболку швырнув в дальний угол. Может, сюда он и не вернется. Пойдет по полям, где трава растет до груди и пахнет счастьем, заавадит себя и неживыми глазами будет любоваться небом. "Надеюсь, небо и Фред не будут смотреть на меня с осуждением" - подумал Джордж, неуверенно взяв палочку в руки. Странное чувство покоя и безмятежности завладело им, хотя сегодня он собирался умереть. Красиво и благородно, черт возьми. Потом его взгляд резко переместился на букет хризантем. Нельзя оставлять их здесь умирать. Молодой человек положил ключи на подоконник и вышел. Он слабо помнил, как пользоваться волшебными способами передвижения. Лучше пешком. От магии только вред. Это аксиома. Люди смотрели на него с неприкрытой жалостью, как будто она могла помочь. Жалость - это обратная медаль зла. Джордж из последних сил выносил мерзкие взгляды взрослых. Еединственным, кто вел себя нормально, оказался ребенок. Своенравный мальчишка открыто вступал в дискуссию с матерью, уверяя, что не нуждается в теплой мантии. Джордж внезапно подумал, что если случится чудо, которое помешает умереть, то он обязательно воспитает сына. Эта мысль вызвала у него приступ истерического хохота, но вместе с тем показалась теплой и родной среди темного хаоса размышлений. Мальчик удивленно посмотрел на него, щурясь от яркого солнца. Он чем-то напоминал Поттера, только ему не хватало знаменитых очков. Джордж не совладал с собой и улыбнулся ребенку, скрыв это от матери. Наверняка подумает, что он какой-нибудь пьяница, решивший похитить её чадо. Отойдя на приличное расстояние, молодой человек запустил руку в карман и не обнаружил там волшебной палочки. "Черт. Она осталась на тумбочке". Лицо Джорджа омрачилось. Ну, вот опять, судьба, не скрывая сарказма, смеется над ним и его попытками что-то изменить. Камешек подлетел в воздух и полетел над брусчаткой, позвякивая в свинцовом воздухе. Джордж подумал, что нужно пнуть еще один, но передумал и в спешке пошел обратно. Никто не помешает ему воплотить то, что задумано. Он рывком открыл дверь, пребывая в глубочайшем негодовании, и замер на месте. Гермиона медленно повернулась к нему. Она была в новом зеленом платье и в руках держала нелепый букет цветов: розовых, красных, желтых. Шли секунды, а она молчала, и Джордж ощущал только нарастающее отвращение к себе. Не возникало сомнений - она думала, что он возьмет её с собой. "Эгоист и трус...". Гермиона смотрела на него с заботой, которую раньше он не смел замечать. Она жила с ним бок о бок три месяца, но он даже не счел нужным известить её о своем уходе. Даже не попрощался. Галстук как удавка сдавил шею, и Джордж раздраженно ослабил его, не спуская глаз с Гермионы. Ему хотелось запомнить её живой, чувственной, настоящей, а не такой, какой заставила быть жизнь в этом доме. Стены вокруг буквально выросли и давили на нее, она выглядела испуганно и нерешительно. Джордж чувствовал, как летит к черту огромная иллюзия собственной жизни, не выдерживая конкуренции этих чистых, обескураживающих глаз. В нем просыпалось чувство вины, которое молило о том, чтобы Джордж кинулся к ней в ноги и целовал их, потому что если бы она не пришла в этот дом, он был бы уже мертв. Неизвестно каким образом мертв, но точно не жив, потому что в тот холодный день он не имел сил ни на что, кроме как смотреть в горлышко опустошенной бутылки. К черту их всех! Джинни, Молли, Ронни-подлизу! Ему не нужны глупые слова утешения. Миллион раз доказано, что слова - жалкий суррогат поступков, крайне бездейственное и глупое изобретение человечества. Гермиона сделала неуверенный шаг к двери и остановилась в нерешительности. Как мало в ней было от прежней знакомой. Но может, ему удастся раскрыть её по-новому, несмотря на всю ту боль, которую получилось им разделить? Джордж был не уверен, что это правильно. Но как поступить иначе, когда хорошенькая девушка стоит в твоем доме, а ты собираешься умереть с часу на час? Конечно, остаться. - Иди сюда, - выдохнув, приказал он и обессилев, сел в кресло. Гермиона молча села к нему на колени и дрожащими руками стянула галстук. - Так куда ты собирался? - собственнические нотки мелькнули в женском голосе, но Гермиона сама их испугалась и замолкла. Он прикрыл глаза. - Никуда.