Лекарство от зла

Это случилось где-то через месяц после начала эксперимента. Виллис очнулась от ночного сна с ощущением какой-то тяжелой потери, какой-то глобальной неправильности. Встала и подошла к окну. Сотый этаж ее не пугал, но пугала вся эта непривычная роскошь, которая теперь стала нормой ее жизни. Вкусная еда четыре раза в день, красивая одежда. Виллис так и думала про себя – «одежда», не различая все эти новомодные платья-туники–брюки–плащи–юбки, сваленные в общую кучу в шкафу, занимавшем половину комнаты. Вторую половину занимало окно. Виллис пугала роскошь. Роскошь или просто комфорт были предвестником расплаты. Роскошь была ловушкой Ночных. Они убивали все живое. Никто не знал, зачем. Вел ли их инстинкт или чья-то злая воля? На этот вопрос искала ответ группа Морозова, но он оставался так же неуловим, как ответ на вопрос: "в чем смысл жизни?". Виллис вдруг вспомнила Криса, того Ночного, который пытался овладеть ею на Гефестионе. Она убила его так же, как Талестра убила Валерана. Она не жалела о содеянном, но о смерти последнего земного принца думала с ужасом и возмущением. Она злилась на Талестру, она злилась на себя, она злилась на Айрта. И здесь начиналось самое плохое, зона, где чувства приходили в хаотическое движения, а мысль отказывалась повиноваться хозяину. Она не могла себе честно ответить на вопрос, какие отношения их теперь связывают, и когда началось это таинственное "теперь". Во всем была разлита какая-то гнусь, какая-то фальшь, которую невозможно различить слухом, только сердцем. Виллис поймала себя на том, что стала думать образами и словами Валерана. Виллис спустилась на скоростном лифте с сотого на первый этаж за несколько секунд, не почувствовав головокружения. Она старалась не смотреть на свое отражение, вообще не смотреть по сторонам. Морозов сказал ей, что у нее гипертрофированное чувство вины. Анг’Ри, напротив, был в восторге от всего, чем вознаградила его, особенно в плане еды, их новая родина, и его совсем не волновало, что далеко не все кузнечики увидели вожделенное небо в алмазах. Камера межпространственного переноса мгновенно доставляла Виллис к месту ее работы, к камере Валерана, не оставляя времени для того, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, пригладить непослушные волосы, и, главное, справиться с мерзким ощущением, что она исполняет обязанности надзирателя. Отправляясь на очередное «свидание» с подопечным, она не знала, что ее ждет на этот раз. Как и положено наследному принцу, Валеран был спесив, и капризен, и очарователен. Очарователен в роли жертвы. Перед началом эксперимента Морозов дал ей ознакомиться с уголовным делом последнего земного принца. «Вы должны ясно представлять, с кем имеете дело, и не поддаваться… на провокации. Вы, конечно, можете отказаться от своей миссии. Но тогда нам придется применить к нему жесткие меры… ». Виллис напряженно всматривалась в лицо Валерана и все равно не могла представить его в роли палача, хотя знала, что на Земле он был палачом. Еще труднее было его представить в роли предателя, хотя документы и записи его разговоров по коммуникатору свидетельствовали о том, что он был предателем. В роли Криса… Она представила его в роли Криса… Слишком ярко и явственно. Как хорошо, что Валеран всего лишь человек и не умеет читать мысли! Дни шли за днями. Они беседовали, он учил ее играть в шахматы, читал ей наизусть классику, рассказывал разные занимательные истории из жизни древних царей и цариц. Один раз даже попытался научить ее петь на арктурианский манер, но Виллис этот звукоряд показался какофоний. Они не говорили об исходе эксперимента, о Земле, о Талестре, о том, «как он дошел до жизни такой», о смерти. Сегодня Валеран нарушил это негласное правило: - Ты знаешь, на что похожа смерть изнутри? Ты много раз видела смерть снаружи, но хотела бы ты узнать ее изнутри? Виллис не ответила. Он и не нуждался в ее ответе. - Представь себе рояль. Вот идет время, и его внутренние струны ослабевают. Он начинает играть фальшиво. А смерть – это как если бы все его клавиши разбили молотком. Смерть – это фальшь мироздания, которую нельзя исправить. Твой друг ее исправил. Я ведь должен быть ему благодарен, правда? «Он мало двигается» - подумала Виллис, - «нужно сказать Морозову, чтобы дал ему возможность тренировать мышцы». Как быстро, однако, принц, некогда худой, как стрела, потерял былую форму! - Они не атакуют, почему, как ты думаешь? - Может быть, копят силы? - Чепуха, - Валеран вскочил со стула, видимо, слишком стремительно и сразу же сел обратно, - вся Земля превращена в один сплошной военный полигон, у них есть ядерное и гравитационное оружие и нет никаких тормозов - Кружится голова? Я позову Морозова. - Погоди, Виллис, погоди звать Морозова, я хочу тебе сказать что-то, чего он не должен слышать… Я знаю, почему они не атакуют, потому что они уже… Но закончить фразу принц не успел… Реанимационная бригада во главе с Морозовым примчалась через полминуты. Валерана быстро уложили на кушетку, подключили к нему какие-то трубки и датчики. Врачи делали свое дело. Морозов был мрачен. - Дорогая Виллис, ох! Девочка моя! Как же ты довела до этого? Куда же ты смотрела? Впрочем, о чем это я! Трудно рассмотреть в человеке чудовище, если сморишь на него влюбленными глазами, прости за прямоту… - Но я ничего не почувствовала? - Да? И тем не менее мутации, которые произошли с его организмом… Кровь, которая больше не переносит кислород, это тебе как? - Ему можно помочь? - Я не знаю. Я не знаю, можно ли ему помочь, и я так и не понял, чем все это закончится и к чему приведет. Я не уверен, что ему нужно помогать.