Душа Вокалоида

Во сколько начинается утро у нормальных людей? Часов эдак в восемь. С чего начинается утро у нормальных людей? Завтрак, гигиена, выбор одежды на день, и все такое. У Семена в этот раз очень необычное утро, которое началось в пять часов. Никакого завтрака не предвидится, на улице только-только светает. На душе Семена лежит неприятное ощущение того, что он и вовсе не спал, просто лежал с закрытыми глазами, однако воспоминания о новом сне говорят об обратном. Конечно, не стоит исключать тот вариант, что они лунатики, а лагерь превратился в Токио на это время, но это было бы слишком уж дико, поэтому стоит остановиться на том, что это всего лишь сон. Чудом нащупав телефон на столе, Семен взглянул на время и заряд батареи. Первое показывало 05:24, а второе 77 процентов. «Заряд был намного меньше? Или нет? Впрочем, не важно» — подумал он и положил телефон обратно на стол. Странно получается, пять утра, а спать совсем не хочется, и такое уже не в первый раз. То есть не хочется, то спать не хочется, что будет дальше? Окончательно в чувства Семена привел легкий тычок пальцем ему в щеку. — Тоже не спишь? — Мику лежала рядом с ним и выглядывала из-под одеяла. — Куда уж тут спать, с такими-то снами. — Ты взял и заснул в самый неподходящий момент, подлец. — Не от меня зависит, ты ведь понимаешь. — Если не от тебя, то от кого? — нахмурилась Мику. — Это нам предстоит узнать, по возможности, конечно же. Семену захотелось встать с кровати, но кое-кто блокировал его движения своим телом. На все его попытки вырваться, Мику лишь улыбалась и прижималась еще сильнее. — Ты какая-то сегодня особо теплая, — подметил Семен. — Это ты у нас любитель в одежде поспать, — засмущалась Мику и вновь спряталась под одеяло, — а я сегодня вот решила поспать без нее. — То есть ты сейчас совсем без… — Ну уж нет, — из одеяла высунулась ладонь, которая закрыла Семену рот, — я с тобой в одной кровати, если ты не заметил, я просто избавилась от части. — Можно быть со мной и подобрее, — проговорил Семен прямо в ладонь, — ты не цундере из аниме, в конце же концов! — Если хочешь, то могу и цундере побыть ради тебя, — захихикала Мику, — но тебе это вряд ли понравится. — Просто будь собой, — Семен убрал ладонь со своих губ, — и я буду счастлив. — Хочешь, чтобы я снова говорила с тобой через дисплей телефона? — усмехнулась Мику. — Не делай из этого драму, — Семен сделал небольшую паузу, — для меня это совсем не важно. — Я все еще не знаю, что со мной происходит, — Мику высунулась из-под одеяла, — но спасибо тебе, за твою доброту. — Просто говорю то, что должен говорить. — Раз так, — Мику перевела дыхание, — закрой глаза и избавь меня от вопроса «Зачем?». Семен послушно сделал то, о чем его попросили. — Можешь считать, что это твоя награда за неосознанное проявление доброты. Мику вылезла из-под одеяла и удобно устроилась прямо на Семене. Из одежды на ней оставалась только расстегнутая рубашка и часть нижнего белья, исключая лифчик. Девушка сглотнула слюну и начала медленно ложиться на него, прислоняясь своей грудью. Она внушила себе то, что они обнимались уже не один раз, пускай и не в такой обстановке, ее движения стали более резкими. Семен постарался остаться с каменным лицом, но увы, не вышло. В такой момент хочется скорее отпустить эмоции наружу, нежели пытаться сдерживать их. Да и тем более зачем? Так он и отпустил свою «сдержанность», после чего его щеки залились краской. Мику начала елозить своим телом вперед-назад, вжимаясь своими руками в его плечи. Семен неторопливо переложил свои руки ей на спину и начал помогать с движениями. Обстановка накалялась настолько быстро, насколько это вообще было возможно. — Перест… — не успел Семен договорить, как его рот занял её язычок. Мику не собиралась отступать и уже вовсю расстегивала пуговицы на его рубашке. Минуту назад она тоже заливалась краской, но в какой-то момент смущение перегорело и его совсем не осталось. Семен поймал ее язык во рту и начал обсасывать, это в буквальном смысле заставило Мику окончательно свалится прямо на него. Девушка застыла и наслаждалась моментом, лишь иногда пытаясь своей ладонью приблизиться к его щеке. Если бы не ограничение в виде потребности в воздухе, кажется, они бы так и не оторвались друг от друга. — Тебе немного заносит, — оторвалась от него Мику, тяжело вздыхая. — А тебя, хочешь сказать, нет? — Семен все же нарушил договор и открыл глаза. — И что ты хочешь этим сказать? — А ты? — Вопрос, который разрубил предыдущий, — Ты сама-то не против? Последний вопрос — это как выстрел в голову. Мику знала, что она хочет ответить, но просто не могла, не могла ответить что-то вообще. Потому что ей было страшно. Минуту назад ее разум был затуманен, а сейчас все медленно возвращается на свои места. — Я… — запнулась Мику, — просто я… не хочу, чтобы ты обо мне плохо подумал, тебе будет казаться, что я тебе не доверяю, а на самом деле я просто… — А на самом деле ты просто боишься, и в этом нет ничего ужасного, — Семен легонько обнял ее. Мику пыталась сказать что-то еще, но в ее горле застрял ком, который не позволял ей сказать ни слова. В какой уже раз это происходит? И еще не один раз произойдет, если так продолжится. — Сейчас ты, наверное, думаешь, что я тебе совсем не доверяю, да? Я взяла и все оборвала на полпути, — Мику уткнулась носом в его шею, — прости меня. — Мне не за что тебя прощать, ты ничего плохого не сделала, о чем ты вообще говоришь? — Не хочу, чтобы ты думал о том, что я тебе не доверяю, понимаешь? — Ты доверяешь мне больше всех на свете, — Семен схватил ее за плечи и перевернул под себя. Семен аккуратно взял ее за руки и растащил их в разные стороны, перехватив все ее движения руками. Одно дело, когда она сидела на нем и ей ничего не мешало, и совсем другое дело, когда Семен просто взял и сковал ее своими руками, ко всему прочему еще и перевернув под себя. Их взгляды пересеклись друг с другом. — Не стоит, я ведь не собираюсь вырываться с боем, — улыбнулась девушка. — Мне просто так нравится, вот и все. — А вот так? — Мику обхватила его своими ногами и прижала к себе. — Вот так мне нравится еще больше. — Отпусти, я хочу кое-что сделать. Все равно что приказ, на который нельзя ответить отказом. После того как он был исполнен, Мику засунула их ему под рубашку и остановилась на спине. Теперь они лежали прямо как одно целое, ну, разве что не хватало прямого контакта тел. Но и без этого было очень приятно и уютно. Только вот нужно было двигаться с мертвой точки, а то так можно до самого конца смены вместе пролежать. — Если хочешь, то можешь что-нибудь сделать, я не против, — Мику покраснела и отвела свой взгляд. — Например? — задумался Семен, осматривая ее тело. — Иногда ты меня очень раздражаешь, — обиженно проговорила Мику, — не хочу отпускать тебя с «пустыми руками». Девушка раздвинула свою рубашку и схватила Семена за руки. Через мгновение его ладони оказалась прямо у нее на груди. Мику зажмурилась, а Семен просто взял и обомлел, это было как минимум неожиданно для него. Формы девушки идеально помещались ему в ладонь, вот прямо ни больше ни меньше. Семен аккуратно пощупал их, стараясь не сделать ей больно. — Тебе нравится? — Мику посмотрела на него краем глаза. — Это… — Семен взглянул на ее лицо и сглотнул. Мику закрыла глаза и притянула его поближе к себе, намекая на поцелуй. К счастью, до Семена вовремя дошло то что он сейчас ведет себя как самое настоящее бревно, поэтому он не заставил ее долго ждать, да и глупо было бы отказываться от такого заманчивого предложения. Это оказался медленный, совсем неторопливый поцелуй, который растянулся на пару минут. Семен решил взять инициативу на себя и еще раз сменил свое положение, на это раз он лежал сбоку. Пускай кровать и была рассчитана на всего одного человека, вдвоем тут можно было расположиться, в каком-то смысле она даже «сближала» их. — Просто стукни меня, если я начну делать что-то плохое, — Семен снова вцепился в ее губы. Его рука начала медленно сползать вниз по спине Мику, остановившись в районе бедер. Семен нежно провел своими пальцами по полосатой ткани, вынуждая Мику промычать что-то невнятное ему в рот. Поначалу он ласкал лишь поверх нее, но не прошло и минуты как он забрал под ткань. Это не на шутку перехватило дыхание у обоих, но останавливаться совсем не хотелось. Мику оторвалась от его губ и замерла в ожидании того, что он что-нибудь сделает. — Ты не против? — спросил Семен на всякий случай. Девушка лишь помотала головой туда-сюда, что означало «нет». Мику подвинулась к нему совсем вплотную и положила руки на спину. — Я еще ничего не сделал, — проронил Семен. — Так сделай что-нибудь наконец-таки, — смущенно пропищала Мику. Первое же движения под тканью нижнего белья заставило ее тихо ахнуть и вонзить свои маленькие ногти прямо ему в спину. В каком-то смысле это было даже приятно, и Семен не мазохист, вовсе нет. Таким резким движением она вынудила его ускорить свой темп, на что он получил еще порцию «острых» ощущений, только на этот раз еще глубже и до крови. — Так и убить можно, между прочим, — прошипел Семен. — У меня не получается по-другому… — Значит, не буду тебя терзать больше, — Семен аккуратно высунул руку, — а то ты сейчас вместе со мной умрешь, если так продолжится. — Я не просила тебя прекращать, — Мику схватила его за руку, — к тому же… Но что было «К тому же» Семен уже не сможет узнать, по своей же вине. Моментально обвив ее свои руками, он провел своим языком сначала по шее и через мгновение перешел на губы. Мику дернулась от неожиданности, ко всему прочему она еще и сильно нервничала в таком-то напряжении, из-за этого она чуть не оттолкнула его от себя, но вовремя опомнилась и поняла, что все хорошо. Может быть и не сложилось с чем-то большим в этот раз, зато они и без этого стали поближе друг к другу. — Ты не злишься на меня? — Мику набралась смелости посмотреть ему в глаза. — Я никогда не буду злиться на тебя вообще, в особенности за такое. — Значит, оставим это до… — …до реальной жизни, там это будет намного приятнее, — продолжил Семен. — Мне так неудобно, я мысли друг с другом связать не могу. — Если хочешь, можем представить, что этого не было. — Не хочу, — Мику закусила губу, — хочу, чтобы это осталось у тебя в памяти. — Пусть будет так, — улыбнулся Семен и медленно поднялся с кровати, — не загружай себя этим, все хорошо, правда. — Раз ты так говоришь, — Мику тоже встала с кровати и обняла его со спины, — значит так оно и есть. Они простояли в тишине пару минут. Снова задумались, каждый о своем. Но о чем бы они ни думали, все сводилось к тому, что сегодня последний день их смены. Неплохая причина о том, чтобы поволноваться, правда? Оба старались не унывать по этому поводу, но все же лагерь брал свое. Становилось очень грустно от мысли, что им скоро придется расстаться, возможно, навсегда. А может и нет, никто точно не знает, что произойдет в этот раз. Остается только ждать. — Пройдемся до душа? Освежимся. — Только дай одеться, — Мику ткнула его пальцем в плечо, — я сейчас не очень подобающе пионеру выгляжу. — Мне можно оборачиваться? — Дай хотя бы рубашку застегнуть, — Мику поспешила застегивать пуговицы, но вскоре одумалась, — хотя мне потом все равно их расстегивать… ладно, оборачивайся, так и быть. — И почему тебе пришлось бы снова их расстегивать? — Семен развернулся. — Потому что я метнула свой лифчик в неизвестность, — Мику почесала затылок. Когда перед Семеном предстала девушка в расстегнутой рубашке и нижнем белье, то все вопросы вроде «Почему?» отпали в сторону. Он, конечно, уже видел ее в таком виде, когда они лежали вместе несколько минут назад, но сейчас она стояла прямо перед ним в полный рост, и ее можно было рассмотреть со всех сторон, как захочется и где захочется. — Ты прекрасно выглядишь и без него! — Семен поднял большой палец вверх. — Ну спасибо, — улыбнулась Мику, — ты тоже. — Для человека, который все время проводит за компьютером, я неплохо выгляжу, да? — Ты хикикомори, — поправила его Мику. — Кто-кто? — удивленно спросил Семен. — Объясню по пути в душ, — Мику хихикнула себе под нос. — А нельзя остаться здесь и еще немного посмотреть на тебя? — Можно, но по идее я сейчас должна уже умереть от стыда. Если ты не заметил, мне очень тяжело это дается, — она надула губки, — так что лучше помоги мне найти мое белье. — Просто ты мне доверяешь, потому и разрешаешь мне смотреть на тебя вот так, — Семен застегнул пуговицы на рубашке, — и я тебе тоже доверяю. — Это… приятно, очень приятно. — Ладно, хватит тебе меня слушать, давай я лучше помогу тебе найти одежду. Продолжительное время никто из них не проронил ни слова, как во время поиска заветного нижнего белья, так и после того, как они вышли из домика. Лагерь выглядел точно так же, как и в прошлый раз в такую рань. Безжизненным, пустым, но все таким же красочным и до безумия красивым. На часах было шесть утра, солнце уже вышло из горизонта и настырно лезло в глаза. Заговорили они лишь возле душевых кабинок. — О чем думаешь? — Мику посмотрела на Семена, который уперся спиной в крайнюю кабинку. — Осматриваю местность. Вдруг тут снова всякие сомнительные личности будут проходить? — Пусть проходят, — улыбка спала с лица Мику, — мы все-таки их в последний раз видим сегодня, пускай сейчас они и ненастоящие. — Думаешь, до этого они и в правду были... ну, настоящими? — Я уже ни о чем не думаю, Сема, — Мику отвела свой взгляд в сторону, — с каждым днем все хуже и хуже, но если добавить капельку наивности, то да, думаю, они были настоящими. — А если сейчас они ненастоящие, то какие они? — Как там тот пионер называл меня? Кажется, куклой? — Хочешь сказать, что они сейчас просто куклы? — Да, — вздохнула Мику, — сейчас они просто куклы, а я боюсь, что окажусь такой же, как и они. — Мы хотели не говорить об этом, но это невозможно, да? Все равно эта тема всплывает, так или иначе, — Семен подошел поближе к девушке, — я тоже боюсь таким оказаться, вдруг я ненастоящий? Создан лишь ради того, чтобы приукрасить твою историю? — Мы оба можем оказаться ненастоящими, как и наоборот, мы оба можем оказаться настоящими. — Давай будем верить в последнее? Проснемся в автобусе рядом друг с другом, и окажется, что все это всего лишь очень длинный сон. — А что, если я опять угодила в какую-то аварию? — Мику стиснула зубы и продолжила, — вдруг все это всего лишь предсмертный сон? Мой последний сон, после которого я никогда не проснусь. — Мне приходила в голову точно такая же мысль, но я не воспринимал ее всерьез, — Семен опустил свой взгляд, — думаешь, такое вообще возможно? — Все возможно, — коротко ответила Мику и зашмыгала носом. Мику не начала рыдать, просто из ее глаз полились слезы, которые скрыть невозможно, особенно сейчас, когда они стоят друг перед другом. Ей хотелось их остановить, но она не могла. Идти против самого себя — это не самое простое занятие. Как бы они ни хотели поднимать эту тему, она все же всегда догоняла их и заставляла ощутить всю свою ничтожность перед ситуацией, которая складывается вокруг них. Если раньше все ограничивалось тем, что кто-то из них может оказаться ненастоящим, то сейчас расширилось и вовсе до того, что в конце этого пути их ждет огромное ничто, смерть. Не самая приятная перспектива и отличная причина для того, чтобы опустить руки. — Плевать я хотел, настоящая ты или нет, — Семен схватил Мику за руку и затащил ее в кабинку за собой, — надо думать о том, что происходит сейчас. Они стояли друг напротив друга. Слезы перестали литься рекой, их взгляды пересеклись друг с другом. Резким движением руки Семен включил ледяную воду, которая моментально привела в чувство обоих. Дыхание перехватило, ибо вода по-адски обжигала кожу. В какой-то момент хотелось провалиться под землю, лишь бы не чувствовать то, как она распространяется по всему телу. Но совсем скоро она перестала обжигать, даже наоборот, стала очень приятной. Все-таки Юля была права, самое то, особенно тогда, когда что-то очень сильно давит тебе на душу. Мику закрыла глаза и прислонилась спиной к стене кабинки, медленно сползая вниз. Семен вовремя подметил это и подхватил ее. Сейчас в глазах Мику была такая же пустота, которая недавно была у Семена. Пустые и бездонные, но такие красивые голубые глаза. — Знаешь, во мне сейчас что-то перегорело, — Мику посмотрела вверх, — но я не совсем понимаю — что? — Еще один вопрос в нашу огромную копилку? — Именно, — Мику сделала небольшую паузу, — спасибо тебе, вернул меня на землю. — Я чувствую себя точно так же, как и ты себя сейчас — просто ужасно. — И несмотря на это, ты все равно нашел в себе силы затащить меня в кабинку и включить воду? — Не так уж и много. — Для меня это многое значит, — Мику провела своей ладонью по его щеке, — буду плакать тогда, когда проснусь и тебя не окажется рядом, а сейчас не буду. Семен положил ей свои руки на спину и неторопливо поцеловал, растянув этот момент так сильно, насколько его вообще можно было растянуть. Мику тоже хотела обнять его в ответ, но что-то помешало ей, она лишь легонько провела пальчиками ему по спине, и через секунду ее руки опустились. Когда Семен почувствовал солоноватый привкус во рту, сразу стало понятно, в чем дело. Но он не отпускал ее, наоборот, обнял еще сильнее. Им страшно от осознания своей беспомощности, от осознания того, что все может получиться далеко не так, как им хочется, хочется забиться в угол и зарыдать из-за этого чувства, которое разрывает их на части. Но ледяная вода перебивает даже это, позволяя им найти спасение друг в друге, позволяя им вновь почувствовать тепло друг друга, такое тепло, которые невозможно назвать ненастоящим. — А ты говорила, что будешь плакать тогда, когда меня не окажется рядом. — Я не могу так, — Мику провела рукой по своим глазам, утирая слезы, перемешанные с водой, — да и вообще, как ты узнал? Ты умеешь отличать слезы от воды? — Ты соленая, этим все сказано, — улыбнулся Семен. — Теперь понимаю, да, — Мику шмыгнула носом и улыбнулась в ответ. — Ты стала намного чаще улыбаться, не замечаешь? — в его голосе было слышно некое напряжение, казалось, что он и сам сейчас сопли пускает. — Замечаю, все благодаря тебе, — Мику посмотрела ему в глаза, — Сема, а ты сам сейчас не плачешь? — «Ты никогда этого не узнаешь, но ты можешь решить это сам для себя». — Разбираешь пионера на цитаты? — Он не самая лучшая часть меня, однако я смог у него кое-чему научиться, как видишь. — И эта «не лучшая часть меня» сейчас находится в тебе, как я понимаю? — Видимо, да, так и есть, он ведь говорил что-то связанное с этим, мол, «Так прими же мою вину в себя, пионер!». — Это было последнее, что он сказал, не самые приятные воспоминания в моей жизни. — Ну да, забудь, не будем ворошить прошлое. — Я совершенно не против того, что ты разбираешь самого себя на цитаты, если что. — Лучше бы ты была против, — расхохотался Семен, — слишком уж это странно. — А то, что ты убил самого себя в тот раз, это совсем не странно, да? — Да уж, по сравнению с этим цитирование самого себя это мелочи. — У меня сейчас голова взорвется от таких страстей. — Ладно, черт с этим пионером, — махнул рукой Семен, — готова вместе со мной встретить конец смены, каким бы он ни был? — Если не учитывать тот факт, что меня все еще гложет вина за то, что я сегодня просто взяла и остановилась на полпути — да, вполне себе готова. — Я не виню тебя за это, — Семен провел своим пальцем по ее носику, — встретимся в реальности и наверстаем все упущенное. — Ну, раз так, тогда я точно готова, — Мику выключила воду, — пойдем, прогуляемся, высохнем, я уверена, сегодня солнце тоже будет жарить все подряд. — Может, сходим на пляж? — Собираешься посушить одежду на пляже? В водичке? — Не будем купаться, просто полюбуемся, почему нет? — Тогда ладно, — Мику схватила его за руку и потащила в сторону пляжа. Резкая смена с ледяной воды на жаркое солнце оставило двоякие ощущения, настолько двоякие, что у них даже по дороге закружилась голова. Солнце пекло сегодня особо сильно, форма высыхала на глазах. Они сбавили ход на полпути к пляжу, пускай и оставалось совсем немного. Захотелось еще раз полюбоваться красотами лагеря, которые можно увидеть только с утра пораньше, когда солнце находится еще так низко. Все вокруг освещалось приятным оранжевым оттенком, и дополнялось это розовыми облаками, медленно проплывающими по небу. — И почему я только сейчас замечаю, как же здесь красиво в такую рань? — Мику покрепче сжала его ладонь в руке. — Потому что мы обычно не встаем в такую рань, логично? — Семен засмотрелся на солнце. — Вполне себе логично, — Мику вместе с ним смотрела вдаль, — скажи, Сема, а тебе вообще нравится лето? — Здесь да, нравится, а вот в реальности не очень. — Почему так? — Ты же знаешь, я все время дома сижу, а летом очень жарко бывает, даже вентилятор не спасает. — Раз так, то какое время года тебе нравится больше всего? — Наверное, больше всего зима нравится, — призадумался Семен, — да, однозначно зима. Ты видела, как было красиво здесь тогда, когда здесь снег шел? — Да как уж такое забудешь, — хихикнула Мику, — я с тобой здесь столько всего наделала, точно будет, что вспомнить. — А ведь для меня это всего лишь четвертый день смены. — Жаль, что эта смена так скоро закончится. — Какая разница? — Резким движением Семен схватил ее под коленями и взял на руки, — все равно ведь найду тебя в реальности, а там найдутся места и покрасивее этого. Мику сильно обрадовалась, ее глаза засияли вновь, а ручки так и лезут обнять Семена вокруг шеи, как она это любит делать. Девушка закрыла глаза и положила ему свою голову на плечо. — А почему тебе зима нравится? — Как я и сказал, это время очень красивое, да и к тому же лучше уж мерзнуть, чем умирать от жары. — Я куплю тебе котацу, и ты больше не будешь мерзнуть зимой, — Мику укусила его за мочку уха, — понятно? — Мне и одной тебя будет достаточно, — Семен аккуратно опустил ее на землю, — больше мне ничего не нужно. — Я рада, — улыбнулась Мику и встала прямо перед Семеном, — давай наперегонки до пляжа? Совсем ведь немного осталось! — Ну, давай! Мику оказалась намного быстрее Семена, не оставляя ему ни шанса. Как бы он сейчас ни старался бежать быстрее, девушка все равно была всегда на шаг впереди. Странно, а ведь совсем недавно он даже перегнал ее, когда они искали костюм. А сейчас вот не получается. Пляж и вправду был совсем недалеко, так что никто из них даже устать не успел, как они оказались на месте. Стоит признать, что вода под утренним солнцем выглядит просто великолепно. Тот самый оранжевый оттенок расползался по всему вокруг, включая озеро, создавая ну просто незабываемый вид. Хотелось бы так встречать каждое утро. Ничего не сказав, Семен притянул Мику к себе и обнял, наблюдая за стремительно восходящим солнцем. У него начинает появляться небольшой талант, благодаря которому ему удается создавать неповторимые романтические ситуации, например, такие, как эта. Впрочем, оно и хорошо. Может, он и раньше так умел, но увы, не было возможности проверить это, он встречал утреннее солнце вместе с системным блоком, в совершенно другой обстановке. — Посмотри, как быстро поднимается солнце, — Мику дернула Семена за рукав, выбивая из раздумий, — все-таки в этом лагере что-то не так с временем. — Можно записать это в наш дневник. Кстати о нем… А дневник-то все это время лежал у него в штанах, даже тогда, когда они в душ ходили. Семен чуть ли не вырвал карман с ним, испугавшись того, что он промок напрочь. К счастью, он не намок, ни капельки, ручка тоже писала так же, как и раньше. — Я совсем забыл о нем, и о том, что мы сделали запись в самом конце, ну, во сне. — Хорошо, что он цел, — Мику вздохнула с облегчением, — самое время проверить нашу запись. — Согласен. Семен открыл дневник и начал неторопливо листать его, попутно рассматривая свои записи, которых было не так уж и много, так что уже через несколько секунд пришлось листать пустые страницы. Ну что же, это явный намек на то, чтобы побыстрее перейти к последней странице. Достаточно волнующий момент для обоих, если надпись окажется на месте — это окончательно подтвердит то, что лагерь напрямую связан со снами, которые они видят по ночам. Нет, даже больше, это будет означать, что лагерь и сны не просто связаны — это одно и то же. Раз, два, три. Последняя страница. Есть. «Может, все это просто сон?» на последней странице. Хотелось уже закричать от радости, как вдруг на глаза набросилась красная пелена, а мир вокруг начал разделяться на две части. Море, солнце, деревья, все вокруг покрылось красной пеленой и разделилось. Через мгновение это прекратилось, но осталось неприятное ощущение того, что вокруг что-то изменилось, но не было понятно — что именно? — Семен, обернись, — проговорила Мику дрожащим голосом и побледнела в лице. Уже сейчас ему не очень-то хотелось оборачиваться, но он ведь не трус, верно? И он обернулся. Перед ними стояли «Семен» и Маша, те самые, со съемок. Стояли и смотрели в никуда, как очень хорошо разукрашенные статуи, игнорировали всех и вся. — Спокойно, — Семен взял за руки свою спутницу и положил дневник обратно в карман, — они вообще живые? Мику высунулась из-за плеча Семена и помахала рукой. Ноль реакции. — Что-то здесь не так, — Семен вглядывался в каждую деталь лица и пионерской формы. И через мгновение он обомлел. Он посмотрел на Машу, а потом на Мику, и так несколько раз. Это совершенно разные люди, и дело даже не в том, что они отличались по возрасту, у Маши была другая внешность, не такая, как у Мику. Более грубоватые черты лица, более зрелое телосложение, даже цвет волос чем-то отличался от той Мику, которая стоит позади него. — У меня лишь одна просьба, — Семен сглотнул слюну, — встань рядом с ней, не спрашивай зачем, просто встань. Бояться было нечего, но для Мику это все равно было не особо приятно, в каком-то смысле даже страшно, тем не менее, она выполнила то, о чем ее попросили. — Теперь-то я понимаю, почему мне показалось, что ты отличаешься от той, кого я видел раньше. — Что ты имеешь ввиду? — Ты и Маша — два разных человека, вот прямо совсем. — Не может такого быть, я помню все, что произошло в той смене, — Мику посмотрела на Семена, который стоял рядом с Машей, — ты тоже совсем другой, не такой, как здесь, хочешь сказать, что вы тоже два разных человека? — Не два разных человека, просто я не знаю, как тебе объяснить, ты совсем не похожа на Машу, если смотреть с моей стороны! У тебя лицо такое, ну, как сказать, детское, а у нее повзрослее, — Семен сделал короткую паузу, дабы собраться с мыслями, — ты больше похожа на вокалоида, нежели она, вот, точно! — Как думаешь, — Мику вернулась к нему за спину, — что это может значить? — Если учесть то, что они стоят перед нами как статуи, — Семен еще разок хорошенько рассмотрел их, — это жирный намек на то, что они ненастоящие. После последнего слова время будто застыло, и все вокруг приняло монохромный оттенок, цвета еле различались. Мику покрепче сжала руку Семена и зажмурилась в ожидании чего-то ужасного. На другом Семене и на Маше появились белые трещины, быстро распространяющиеся по всему телу. Такие трещины появляются обычно на стекле, когда оно разбивается. Настоящий Семен застыл вместе с Мику, ожидая того же, что и она — чего-то ужасного. «Статуи» треснули на тысячи маленьких кусочков, которые взвились вверх и растворились в воздухе. От статуй остались лишь следы обуви на песке, и ничего больше. Если это вызвал их безобидный дневник с не менее безобидной надписью, то страшно представить, что будет, если написать в нем что-нибудь более внушительное, после чего прочитать не в то время и не в том месте. Сразу после того, как все закончилось, мир снова начал обретать краски. — Что это вообще было? — только и спросил Семен. — Они — всего лишь образы, которые мы принимали ради того, чтобы увидеть очередную историю? И все? — Видимо, да, так и есть. — Но я ведь помню все до единого: как мы приехали на съемки, как я входила в образ, когда писала свой сценарий, как ты поцеловал меня на площади, я все помню, и вот сейчас я узнаю, что это всего лишь образ? — Нет, ты не узнаешь, ты и до этого знала, — поправил ее Семен, — и я тоже знал, просто даже не задумывался об этом, так оно и бывает, самые важные ответы всегда лежат под носом. — Просто становится так обидно от осознания того, что все это ненастоящее, я ведь… не знаю, что сказать. — Не надо ничего говорить, я могу понять тебя и без слов, — Семен развернулся лицом к ней, — в каком-то смысле оно настоящее, ведь мы помним эти моменты, не так ли? — Но ведь это были не мы, — опустила свой взгляд Мику, — я опять ничего не понимаю. — Послушай, не надо так из-за этого расстраиваться, жизнь ведь не закончилась, мне совсем не важно, настоящее оно было или нет, я воспринимаю сейчас ту Мику, которая стоит передо мной и с которой я провел эти четыре дня, понимаешь? — Даже не в этом дело, — вздохнула Мику, — что будет с нами, если в конце этого пути произойдет то же самое? Мы окажемся ненастоящими, просто образами, которые были нужны для истории, как и тот Семен и та Мику, то есть, Маша, да. — Я понимаю, к чему ты ведешь. — В те моменты я не чувствовала себя куклой, я была настолько живой, насколько это вообще возможно, и сейчас я тоже чувствую себя живой рядом с тобой, даже больше. — И если окажется так, что ты всего лишь образ, который был нужен для очередной истории — ты не выдержишь этого? — А ты выдержишь, когда убедишься в том, что это был всего лишь образ, который вскоре заменят на другой, совсем не похожий на тот, который был? — На этот вопрос сложно ответить, очень сложно, Мику… — Не отвечай, — Мику положила свои руки ему на плечи, — и я тоже не отвечу. — Когда меня совсем заносит, я постоянно думаю о том, что все вокруг меня это такая симуляция, которая сделана специально, чтобы я думал о том, что люди настоящие, но все может оказаться так, что на самом деле люди вокруг меня это всего лишь куклы, которые не чувствуют ничего, сделаны специально ради того, чтобы запудрить мне мозги, и мне больнее всего осознавать то, что ты можешь оказаться такой. — Думаешь, ты один такой? — Мику нашла в себе силы улыбнуться, — я тоже о таком постоянно думала, и не только в лагере, даже в реальной жизни, ну, я королева вселенной и все вертится только вокруг меня, а все остальные люди ненастоящие, эдакая иллюзия. — Я про реальный мир и говорю, — усмехнулся Семен, — просто этот лагерь намного сильнее давит на это, особенно тогда, когда к нам приходит такое вот неприятное понимание происходящего. — А тебе не кажется, что это самое «понимание» — тоже часть истории? Просто событие, которые было запланировано изначально? — Не исключено, но если сильно об этом задумываться, то можно потерять веру вообще во все, даже в то, что ты так сильно любишь. Молчание. Тот самый момент, когда сказать больше нечего. Так хочется сказать что-нибудь, ответить, но увы, тебе будто взяли и язык отрезали, затолкали ком в горло. Но иногда можно и побороть самого себя. — Ответь мне всего на один вопрос, Сема, — Мику легонько сжала его плечи, — ты чувствуешь? Не что-то конкретное, просто, ты чувствуешь? — Чувствую, а ты? — Я тоже чувствую, и это просто не может оказаться ненастоящим, верно? — Верно, мои чувства к тебе настоящие, реальные. — Я кажусь тебе просто галлюцинацией, да? Такое совпадение с вокалоидом просто не может оказаться настоящим, проще найти выход из этого лагеря, чем поверить в мою историю. Но все не так, как ты мог подумать, я настоящая, и мне так неприятно представлять то, что ты думаешь обо мне как о кукле, которая исчезнет в конце этой смены… Семен приставил свой палец к ее губам и неторопливо обнял, крепко прижимая к себе. Да и сама Мику прижималась к нему, как маленький ребенок к матери, переложила свои руки с плеч к нему на спину и не отпускает. На душе у обоих стало намного спокойнее, нежели мгновение назад. — Я никогда о таком не думал, ясно? Я верю всему, что ты мне рассказала. Я буду верить в то, что ты настоящая даже тогда, когда надежды совсем не останется. — Даже если ты очнешься, а меня не будет рядом? — Даже так, да я время и пространство разорву ради того, чтобы еще раз увидеть тебя! — Поклянись, — Мику прижалась к нему так сильно, насколько у нее вообще хватало сил. — В том, что я всегда буду верить? — В том, что посчитаешь нужным. И я тоже поклянусь. Раньше Семену никто не клялся, совсем, а сейчас Мику так легко заявляет об этом. Для него это в новинку. — Раз так, — Семен перевел дыхание, — Я, Семен Персунов, клянусь в том, что обязательно найду тебя в реальной жизни, чего бы мне это ни стоило! — Я, Хацуне Мику, клянусь в том, что никогда не оставлю тебя и всегда буду рядом, так или иначе. Вот так просто, без всяких колебаний. Видимо, это и называется доверием? — Дороги обратно нет? — Семен слегка отстранился от нее, дабы видеть лицо. — Ко всему прочему, клятву нужно скрепить. Семен уже заранее знал, чем она собирается скрепить их клятвы, поэтому заранее закрыл глаза и начал ждать. Ощущение любимых тобою рук на твоих плечах, мягкое касание губ, к которым он уже начинает привыкать, и наконец-таки сам поцелуй, то, чем их клятвы будут скреплены. Казалось бы, что вот оно, больше ничего и не нужно, но Мику неосознанно добавила еще кое-что. Чаще всего человек плачет, потому что ему грустно. Можно плакать из-за того, что тебя кто-то отругал, можно плакать из-за того, что ты совершил ошибку, можно плакать из-за того, что случилось что-то непоправимое. Но бывают исключения, и иногда человек плачет потому, что он счастлив. Сейчас Мику проливала свои слезы не из-за того, что ей было грустно, а из-за того, что она была счастлива. Теперь эта клятва скреплена поцелуем и слезами. Мощно, не так ли? — Не умеешь ты слез сдерживать, — Семен снова обнял ее. — Оно само, я исправлюсь, честно, — слезы и вправду лились сами, она ничего не может с собой поделать, — даже если мы поссоримся, даже если тебе будет очень грустно, все равно держись за свою клятву. — И ты тоже держись, я запомнил ее. — Я тоже запомнила, и я верю тебе, больше всего на свете сейчас я верю тебе. — Ну и как после такого ты вообще могла подумать о том, что я воспринимаю тебя как куклу? — А я больше и не буду о таком думать, честно-честно. — Вот и не думай, лучше подумай о том, что мы сейчас прямо как персонажи из драматического фильма, стоим, ноем тут друг другу, клятвы даем. — Мне кажется, что в этом нет ничего плохого, разве не так? — Я и не говорю, что в этом есть что-то плохое, — усмехнулся Семен, — просто сама ситуация такая, никогда не думал, что стану вот таким героем драмы. — Если бы это был фильм, то он бы получился просто ужасным. — Почему? — удивленно спросил Семен. — Таких моментов в фильмах просто куча, зрители бы не выдержали еще одного такого же, — Мику захихикала ему в плечо. — Может быть, только вот разница в том, что у нас с тобой все искренне, а в фильмах нет. — Ты прав, — Мику начала неосознанно поглаживать его по спине, — обними меня покрепче. — Начну обнимать тебя покрепче — могу и задушить, так что лучше не надо. — Если я тебе надоем, то ты скажи, я сразу от тебя отлипну. — Не надоешь, не волнуйся, будем стоять так столько, сколько нам захочется. Долгожданное чувство спокойствия вместе со счастьем, сейчас они редко такое испытывают. Одно из самых приятных чувств, которое вообще существует. Тебя ничего не волнует, просто хочется растянуть этот момент подольше, чтобы тебя и дальше ничего не волновало. Отвлекаясь на разговоры друг с другом, они не замечали самого главного — тепла тел, которое сейчас соединяет их в одно целое. Не хочется отпускать друг друга ни на секунду, и так всегда, пока что-нибудь все-таки не вынудит это сделать. Трудно поверить в их слова, особенно про разрыв времени и пространства, но они верят, на самом деле верят в то, что сказали. Не только верят в свои слова, но и ко всему прочему они верят друг в друга, в то, что у них все получится, несмотря ни на что. Все плохие теории улетели на второй план, сейчас они серьезно настроены на то, что они вместе встретят конец смены и увидят друг друга в реальности. — Можно тебя попросить? — прошептала Мику ему на ушко. — О чем? — Одолжи мне свой дневник, я хочу в нем кое-что написать, можешь даже потом сам прочитать, я не против. — Это наш общий дневник, тебе не нужно спрашивать у меня разрешение, — Семен сам отлип от нее и вытащил дневник, — вот, бери, отличная вещь, помогает выплеснуть все лишнее из головы прямо на бумагу. — А еще эта «вещь» вызвала другого Семена и Машу, чувствуешь всю мощь бумаги? — Думаешь, оно и вправду может что-то изменить? Это не простое совпадение? — Мы с тобой поговорим об этом позже, — Мику сжала дневник в руках, ибо подходящего кармана не нашлось, — пойдем, зайдем в музыкальный клуб. — Потренируемся перед нашим грандиозным выступлением? — Да и вообще подумаем о том, что делать дальше, — Мику взяла его за руку, — идем-идем. Дорога от пляжа до музыкального клуба была достаточно длинной, можно было полюбоваться как минимум половиной лагеря. По пути Семен рассматривал лодочную станцию, на которую в этот раз он даже не сходил, да и вообще в эту смену он пропустил кучу мест. Хотя вряд ли в них что-то изменилось, поэтому причин заглядывать туда не было, ибо все осмотрено от и до. Мику так крепко сжимала дневник по дороге, будто это самая дорогая вещь в этом мире. Но если она действительно может вызвать то, что произошло несколько минут назад — это и вправду самая дорогая вещь в этом мире, и пока что единственный ключ к тому, чтобы вернуться в реальный мир. Надежда на то, что эта книжечка может что-нибудь сделать, крайне мала, но все же она есть, стоит цепляться за нее. В этот раз лагерь выглядел темновато из-за теней, которые отбрасывали деревья и здания. Ну, не то чтобы прямо тьма тьмущая, но значительно темнее, чем обычно. Сам же «Совенок» начинал медленно просыпаться, на ступеньках некоторых домиков уже было видно парочку пионеров, которым, видимо, тоже не спится в такую рань. Интересно, они тоже куклы? Или все же люди, которые попали сюда не по собственной воле? Ну или по крайней мере хотелось верить в то, что они были людьми до того случая, как большинство из отряда выбралось через разлом на крыше. Может, и остальные в тот раз выбрались, как вариант. Семен и Мику даже не заметили, как оказалась перед музыкальным клубом. Девушка достала ключ из кармана и открыла дверь. В клубе как всегда царила дружественная атмосфера, ну еще бы, с таким-то владельцем. Инструменты сейчас так и молили своим видом, чтобы на них сыграли, особенно гитара, которая стояла возле барабанов. — Дашь мне парочку минут и ручку? — Держи, — Семен протянул ей ручку, — можешь и не на пару минут, я терпеливый. — Тогда уйду не на пару минут, — Мику распахнула дверь и ушла в другую комнату с улыбкой на лице. Семен остался наедине с самим собой и гитарой, к которой он успел уже привыкнуть за такой короткий промежуток времени. Прямо как к Мику. Он подключил ее и сел возле окна, наигрывая по очереди сразу несколько мелодий, никак не связанных между собой. Он совсем не старался, но даже так музыка не резала уши, наоборот, ее было бы приятно послушать со стороны. По крайней мере, было приятно Мику, которая тем временем переодевалась в костюм вокалоида в другой комнате. Сегодня последний день, форму все равно придется сдавать и, соответственно, переодеваться, так почему бы не сделать это заранее? Сам же костюм показался ей несколько другим, не таким, каким он был раньше. Он казался новее, что ли? Но нельзя было точно сказать, чем он отличался от всех прошлых. В конце концов Мику пришла к выводу, что ничем, и не стала забивать себе этим голову. В этот раз она одевала его особо аккуратно, ей хотелось выглядеть идеально, чтобы каждая пуговица была на месте и каждый замок был застегнут. Даже так ей не понадобилось много времени, ведь она прекрасно знала, как его нужно надевать, через пару минут оставался последний штрих — наушники и галстук. Теперь она готова покорять сердца миллионов людей, как это и сделал вокалоид. Интересно, какая бы шумиха поднялась, если бы люди увидели реальную Мику? Хотя, вероятнее всего, многие посчитали бы это просто косплеем. Но оно было и к лучшему, на самом-то деле Мику не очень и хотелось покорять сердца всех и вся, иначе она бы не оставляла на своей двери весьма странную табличку. Самое время сделать то, что ей так хотелось — пару записей в дневнике. У нее не получилось толком собраться с мыслями в голове, но попытаться все же стоило. Мику. Сегодня мы дали друг другу клятву, в последней день смены. Семен поклялся мне в том, что обязательно найдет меня в реальной жизни, а я дала клятву о том, что никогда не оставлю его и всегда буду рядом. Надо быть на всю голову сумасшедшим, чтобы верить в это, особенно учитывая нашу ситуацию, но я верю, правда верю. С того момента, как я покинула палату в больнице, я никогда не думала о любви, мне было совсем не до нее, мне вообще не было дела до чувств. Я радовалась, иногда расстраивалась, но на этом все и заканчивалось. Хотя нет, вру, не заканчивалось, иногда я забивалась в угол своей комнаты и сидела там часами, грустила, если это можно так назвать. Но в жизни я никогда не подавала виду, что мне грустно, даже тогда, когда оставалась наедине сама с собой, я не плакала, ничего вообще, просто сидела в углу и думала об этом. Я никогда не улыбалась, у меня всегда было такое лицо, будто я грущу. Наверное, где-то в глубине своей души я все же рыдала, если у меня вообще есть душа. А может, у меня и вовсе нет ее? Может, я потеряла ее после того, как попала в ту аварию? Или у меня ее не было с того самого начала, которое я никогда не вспомню? Тогда это объясняет отсутствие моих чувств. Какие тут могут быть чувства, если у меня даже души нет? Пустышка, только и могу петь. Это единственное, что у меня хорошо получается. Но в этом лагере все изменилось. Я потеряла память вновь, начала чувствовать себя живой, ко мне вернулся голос, мне стало так тепло внутри. Стало так весело. Но только поначалу, ибо видеть одно и то же раз за разом это не самое веселое времяпрепровождение. Я не забывала смены, их повторение я воспринимала как должное, как правила этого мира, в какой-то мере я даже привыкала к этому, но с другой стороны, меня это совсем не волновало. У меня были друзья, куча музыкальных инструментов и эмоции, которых мне так не хватало. Мир для меня заиграл совершенно новыми красками, раннее не виденными мною, я даже представить не могла, что может быть так весело. И вот появилось совершенно новое чувство, которое намного сильнее, чем все остальные, вместе взятые. Такое чувство, которое заставило меня дать безумную клятву другому человеку, Семену. Я совсем не жалею о том, что дала ее, наоборот, я очень счастлива. Только сейчас я осознаю, что обрела невозможное для себя — настоящее счастье, в реальной жизни я бы никогда не смогла почувствовать это. У меня начинают путаться мысли, когда я думаю об этом, даже сейчас. Я благодарна этому лагерю за то, что он подарил мне душу, которую я не смогла бы обрести в реальной жизни, но ему пора отпустить меня, даже если он заберет эту душу назад. Хочу показать Семену свою комнату, показать ему плакаты с собой, которые мне подарили в студии, сходить с ним куда-нибудь вечером, как это и делают обычные влюбленные. Это банально, скучно, но мне так хочется испытать на себе эти чувства. Не в лагере, а там, в реальности. Прогуляться с ним вечером, пообедать где-нибудь в кафе рядом с его домом, исполнить с ним хотя бы парочку песен. Нет, даже больше — мы будем делать совершенно новые песни, ранее нигде не слышанные. А если ты исчезнешь, Семен, если тебя не окажется рядом, когда все это закончится — я хочу тоже исчезнуть, чтобы выполнить свою клятву и быть так близко к тебе, насколько это будет возможно. Даже если это произойдет в пустоте, в бездне, из которой не будет выхода. Зато вместе с тобой. Мику открыла последнюю страницу. «Может, все это всего лишь ложь?» — возле надписи Семена появилась еще одна. Мику закрыла дневник. — И вправду полегче стало, — проговорила она сама себе. Дверь открылась, из нее вновь вышла Мику в костюме вокалоида и с улыбкой на лице. Семен же все это время только и смотрел на эту дверь в ожидании, все еще наигрывая случайные мелодии, которые приходили ему в голову. — Я закончила, — Мику протянула ему дневник в руки, — можешь даже прочитать, если хочешь. — И ты совсем не против? — Ну ты ведь в конце концов все равно открыл бы дневник, так что без разницы, — Мику села на второй стул возле окна. — Если бы ты попросила, то я бы не прочитал, честно, — Семен открыл дневник и начал внимательно читать каждое слово. — Верю. Мику взяла гитару с его колен и начала наигрывать песню, которую они вчера написали, пока Семен читает ее записи. Исполняется очень легко, но и ничего удивительного в этом нет, она ведь профессионал, ко всему прочему, эта песня их собственная, нигде ранее не слыханная, поэтому трудно сейчас будет сказать, что ее вообще можно сыграть неправильно. Разве что по струнам вообще не попадать, но таких проблем у нее точно не будет. К концу песни Семен уже все дочитывал, и если судить по тому, как он расплывается в улыбке — ему очень даже понравилось прочитанное. Песня закончилась, и Семен открыл последнюю страницу дневника. — Откуда ты узнал, что я и на последней странице написала? — У меня просто отличная интуиция, — Семен закрыл дневник, — ну что я могу сказать… Мику посмотрела на него щенячьими глазками. — Это было самое милое, что я читал в своей жизни, — Семен положил ей свою руку на плечо, — но последняя страница начинает напоминать записи сумасшедших. — Ты сам это начал, — захихикала Мику. — Почему именно ложь? — А вспомни, как ты мне ответил тогда, и сразу все станет ясно. — «Не знаю, просто захотелось», ну да. Но все же, я ведь тогда сказал еще кое-что, так скажи и ты тоже. — Просто все еще есть шанс того, что все вокруг нас действительно ложь, разве нет? — Сон, который полон лжи? — Точно так, — Мику убрала его руку с плеча и удобно устроилась уже головой на его плече, — может, еще чем-нибудь дополнить успеем. — Интересно у нас с тобой все получается, — Семен взял гитару в руки, — намного интереснее, чем все прошлые мои смены. — Жаль, что так коротко, — с грустью в голосе сказала Мику, — а ты вообще думаешь о прошлых сменах? О том, что в них происходило? — С каждым днем я все больше забываю о них, — Семен дернул струну, — спроси у меня сейчас что-нибудь о том, что было в прошлых сменах — ничего рассказать не смогу, такое чувство, что у меня их кто-то медленно вырывает из памяти. — А что насчет твоих чувств? — Что ты имеешь ввиду? — Ну, ты ведь что-нибудь чувствовал, когда, например, в первый раз встретил пионера? Семен резко изменился в лице, в худшую сторону, будто Мику застала его врасплох. — Я… не помню, совсем не помню, ничего не чувствую насчет этого. А что насчет себя? Ты помнишь, что ты чувствовала тогда, когда встретила ту неизвестную? — Могу пересказать, что тогда было, а по поводу чувств, то могу лишь сказать, что мне было страшно, ничего большего, ты ведь знаешь, что я в реальной жизни была немного обделена этими самыми чувствами. — Но ты ведь тогда, ну, еще не знала, что ты совсем не в том месте, где должна быть, разве нет? — Как раз в тот момент для меня все и прояснилось, не забывай. Пускай и совсем чуть-чуть. Но уже тогда все мои чувства просто взяли и сломались, да так, что обратно их уже не соберешь. По крайней мере теперь точно, ведь благодаря тебе я вспомнила все, что было со мной тогда, в старом корпусе. — Звучит не как благодарность, а как обвинение, не находишь? — Я в самом деле благодарна тебе, и я совсем не обвиняю тебя. — Из-за меня ты потеряла все свои чувства к воспоминаниям, которые ты обрела в этом лагере, на твоем месте я бы обиделся на меня. — Дурак, они были ложные, я счастлива, что поняла это и избавилась от этих ложных чувств, — Мику потрепала его за щеку, — к тому же ты взял и подарил мне новые, настоящие чувства, которые навсегда останутся со мной. — Значит, ты все же признаешь, что у тебя есть чувства и душа? — Я не собираюсь опровергать то, что написала пару минут назад в дневнике, — усмехнулась Мику, — кто знает, что с нами будет, когда мы вернемся в реальную жизнь. Может, я снова потеряю голос, а вместе с ним и чувства. — Разлюбишь меня, значит? — Ни в коем случае, а если и разлюблю, ты меня держи поближе к себе всегда, я снова тебя полюблю. — Так и сердце разбить можно, между прочим, — в шутливом тоне подстрекнул ее Семен, — так что не надо меня «разлюбливать». — Вот и не разлюблю, — Мику покрепче сжала его руку, — я вообще считаю, что у нас нечто большее, чем просто любовь, и ко всему прочему я поклялась, что всегда буду рядом, так что такое исключено. — Нечто большее, чем просто любовь? И что же? — на лице Семена появилась довольная улыбка. — Ну не говори так, будто ты меня не понимаешь, просто это очень трудно объяснить, даже более того, это невозможно объяснить словами! — Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, не волнуйся, и еще прекраснее я понимаю то, что это нельзя просто взять и объяснить. — Тогда не задавай больше таких дурацких вопросов, — Мику убрала голову с его плеча и обняла его. — Я ведь дурак, забыла? — Никакой ты не дурак, ты самый лучший. — Минуту назад ты считала иначе, — засмеялся в бороду Семен и обнял ее в ответ, — но когда ты обнимаешь меня, ты сразу становишься такой милой, что я готов забыть вообще обо всем. — Вот и забудь, я просто пошутила, ты хороший. — Забыл, — Семен запустил свою руку ей в волосы. — Давай еще немного так посидим, ладно? — А тебе удобно? — Очень, ведь ты меня так крепко обнимаешь, а я люблю, когда ты меня обнимаешь. — Стоит ли мне снова говорить о том, что я уже подметил это? — Как хочешь, главное не отпускай меня. Мику и Семен вместе закрыли глаза, с головой ныряя в свои мысли и мечты. Понадобилась некая пауза в разговоре, разрядка, так сказать, момент, в котором они снова могут насладиться просто присутствием друг друга. — Сема, а как это вообще — потерять чувства? Я может и преувеличиваю с этим, но вообще, как ты можешь это описать? — Ты и сама знаешь, каково это, почему спрашиваешь? — Мне интересно, что чувствуешь ты, может, для каждого по-разному. — Я ничего больше не чувствую, видимо, это и называется «потерять чувства», так? — Да, — Мику улыбнулась, но улыбка в тот же момент и пропала, — ты ничего больше не чувствуешь, будто тех чувств и не существовало вовсе. — Ты лишь помнишь факт того, что они присутствовали тогда, но уже не можешь их описать. Его слова задели ее. Все так, как он и говорит. — Как думаешь, почему это произошло с тобой? — Я об этом не задумывался, если честно, до того момента, как ты не спросила меня. Мне еще нужно будет подумать над этим, чтобы дать тебе нормальный ответ. — Если хочешь, мы можем вместе подумать над этим, ведь я понимаю тебя так сильно, как никто другой. — Даже я не понимаю себя так сильно, как ты понимаешь меня, знаю, спасибо тебе за это. — Но ведь твои чувства ко мне не пропадут, как все остальные, правда? — Никогда не пропадут, сейчас все иначе, нежели раньше, эта смена особенная. — Вот и хорошо, я рада. — А ты думала, что как только мы вернемся в реальность, так я сразу уйду к другой? — Не совсем, но вдруг у тебя просто фетиш на вокалоидов, и ты меня всего лишь используешь? — Фетиш на вокалоидов? Это как? — Хочешь сказать, ты не любишь полосатые панцу? — Причем тут панцу и вокалоиды? И я не говорил, что я не люблю полосатые панцу! — Вот только не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, ты ведь прекрасно знаешь этот стереотип. — Ладно, ты победила, так и быть, — снова рассмеялся Семен, — но я бы не стал называть это стереотипом, просто такая изюминка, которая приходит в голову, когда слышишь слово «вокалоид». — Когда-нибудь я захвачу мир, и это станет самым настоящим стереотипом, который будут знать все. — И весь мир будет ходить в полосатых панцу? — Конечно, ты в первую очередь, причем именно в женских. — В голубую полоску, надеюсь? — И не стыдно тебе о таком говорить? — А тебе? Ты ведь это начала. — А ты продолжил, разве нет? — Просто я очень люблю панцу в голубую полоску, я просто не смог устоять, когда ты завела тему об этом! — Это ты на что такое намекаешь? — Ни на что я не намекаю. — Я запомнила, — Мику подразнила его языком. — То, что я ни на что не намекаю или то, что я люблю панцу? — И то, и другое. Я обязательно найду применение этой информации. — А на тебе сейчас какие? По невинной спине Семена пришелся смачный удар ладонью. — Будто ты не видел утром. — Точно, — Семен на секунду запнулся, — ну раз так, небольшой вопрос: почему ты говоришь панцу, а не… — …трусы? — Да, именно, ты очень догадливая. — «Панцу» приятнее говорить, чем «трусы», по крайней мере мне. — Полностью с тобой согласен. — Это был самый бессмысленный и пошлый разговор в моей жизни. — Зато веселый, не так ли? — Если еще и учесть тот факт, что все это время мы обнимаемся — так вообще весело становится! — Тебя что-то не устраивает? — Меня все устраивает. Возможно, все могло бы дойти до еще одного поцелуя, но дверь клуба резко распахнулась. В него вошли Алиса и Юля, обе судя по всему в отличном настроении. Двачевская держала в руках гитару оранжевого оттенка, а Юля просто стояла у нее за спиной. — Я смотрю, вы тут во всю репетируете? — Алиса дернула за струну гитары, издавая душераздирающий звук. — Репетируем, — Семен отскочил от Мику и дернул за струну в ответ. — Хочешь со мной посоревноваться в этом? — Да как нечего делать! — Семен улыбнулся и, схватив гитару, встал со стула. — Я за этим и пришла, между прочим, — Алиса подошла поближе. — Тогда начнем через пару минут, — Семен переключил свой взгляд на Юлю, — привет, Юля, спасибо, что пришла. Юля лишь миленько помахала рукой в ответ. — Чаю? — Мику осматривала всех присутствующих в комнате с ног до головы. — Я бы не отказалась, — тихонько проговорила Юля себе под нос. — Значит решено, чаю! — Мику убежала в другую комнату. На самом деле, кроме чая она хотела сделать кое-что еще, а именно взять свой телефон из пальто, дабы проверить, осталась там та фотография или нет. Для нее сейчас это было намного важнее, чем чай. Мику открыла шкаф и начал искать свое пальто в тонне ненужных вещей, которые изначально были в лагере. Поиски не заняли много времени, ее одежда сильно выделялась на фоне всего остального своей «белоснежностью». Телефон был цел и невредим, такой же, как и во сне. Самое время проверить на нем папку с фотографиями. Пара щелчков, и Мику уже просматривает весь список. — Есть! — проговорила сама себе Мику. Та самая фотография. Дата создания «00:00 1 января 1970 года», ничего другого и не стоило ожидать. Самое главное, что само изображение такое же, как и тогда, спящий Семен и Мику, выглядывающая из самого края. Интересно, а в реальности она сможет увидеть эту фотографию? Вдруг случится чудо, и фотография останется у нее в телефоне? Впрочем, чудом скорее будет то, что они вообще выберутся отсюда. Мику с большой радостью смотрела бы на эту фотографию до конца смены, ибо от нее так и веяло теплом, но все же она обещала всем остальным чай, поэтому самое время взять кипятильник, который появился из ниоткуда, и напоить всех. При готовке она заметила очень интересную и важную деталь. Несмотря на то, что они перескочили несколько дней и скорее всего переместились в совершенно иной цикл, запасы чая не восполнились вообще, будто они никуда и не перемещались. Она замечала это и раньше, к примеру, в ее домике есть коробка с жвачками и соком, каждый раз, когда смена начиналась заново, то и запасы жвачек и сока восполнялись, а чай — нет. Порой она и вовсе приходила с пустым чемоданом, а все ее вещи уже были разложены там, где она раскладывала их в прошлой смене. Нетрудно догадаться, что это означает то, что вещи из реального мира не восполняются и не перемещаются при начале новой смены. Один раз испортишь и все, не будет тебе замены. Мику захотелось поговорить об этом с остальными. Она медленно вышла из комнаты, стараясь не попадаться на глаза, ведь сейчас Семен соревнуется с Алисой в игре на гитаре. Вообще Мику трудно удивить в плане музыки. Она всегда с добром примет любую работу и поможет добрым советом, если это будет нужно, несмотря на качество, для нее все было одинаковым. Но сейчас она смотрела на человека, которому не нужен был ее совет, на Семена. Впервые она была восхищена игрой другого, она не притворялась, не делала это ради того, чтобы порадовать другого человека, ей и вправду очень нравилось то, как он играет. Иногда ей и вовсе казалось, что он справляется лучше, чем она, но Мику, конечно же, просто недооценивает себя, вот и все. Ко всему прочему она ослеплена своей радостью от успеха своего любимого человека, потому ей так и кажется. Однако Семен был недалеко от ее уровня, очень даже недалеко. Каждое движение его пальцев создавало такой звук, который хотелось слушать вечно. Редко бывает музыка, которая понравится каждому, здесь еще роль играет и тот фактор, что человеку может нравиться определенный инструмент, определенный жанр и все такое, но песня, которую они написали, была исключением, такое бы понравилось любому. Даже самой Мику нравилась эта песня. Хотя скорее тут сыграл тот фактор, что перед ней играет Семен на гитаре и ко всему прочему еще и побеждает Алису. Минуту назад она почти не отставала от него с успехами, но уже сейчас было видно, как ее пальцы двигаются намного медленнее, нежели у Семена. Возле окна сидела Юля, ее взгляд был не на двух соревнующихся между собой пионерах, а на дневнике, который лежал на подоконнике. Мику решила присесть рядом с ней и, перекинувшись взглядами с Алисой и Семеном, проскользнула мимо них. — Хочешь почитать? — Мику присела на второй стул. — А можно? Так хочется просто… — Конечно, — Мику взяла дневник и подала его в руки Юле, — там немного личное, но ничего, не умру. Под музыку этот дневник было читать особо приятно. Юля иногда улыбалась, иногда на ее лице появлялось удивление, видимо, она и для себя находила что-то новое, но под самый конец она ни разу не улыбнулась, на ее лице было видно лишь грусть. Видимо, она как раз и читала то, что написала Мику. Когда Юля дочитала, она закрыла книжку и стоило ей моргнуть, как по ее щеке покатилась слеза. — Ты чего? — Мику тихонько дернула ее за руку. — Я чувствительнее, чем может показаться с первого раза, не обращай на меня внимания, — Юля попыталась улыбнуться ей в ответ. — Тебя что-то расстроило? — Нет, что ты, просто… — запнулась Юля, — ты так мило описала свои чувства, потому у меня глаза и намокли, мне очень понравилось, мне тоже хотелось бы написать что-нибудь такое. — Я не против, Семен, думаю, тоже не будет против, напиши что-нибудь. — Понимаешь, тут еще такое дело, — Юля перевела дыхание, — так ты тоже знаешь, каково это, быть пустой внутри? Мику не сразу поняла, о чем она, но через несколько мгновений все же ответила. — Я была такой, в реальной жизни, да, я понимаю. — Это хорошо, — Юля переключила свой взгляд на двух гитаристов, — я чувствую, что во мне что-то переклинило после того, как Семен все… ну, сломал. — И как это повлияло на тебя? — Я расскажу поподробнее. Понимаешь, я помню, как Семен был в шаге от того, чтобы застрять здесь навсегда, он впадал в такой своего рода транс, что ли, вот... да, транс, в таком случае он всегда оставался в этом лагере, делая ложные выборы раз за разом. — Из-за чего так? Можешь рассказать поподробнее? — Не могу, в том-то и дело, — Юля опустила свой взгляд, — мне так хочется закричать обо всем что я знаю, но что-то не позволяет мне этого сделать, я даже рот открыть не могу, когда я хочу это сказать. — А что насчет бумаги? Ты сможешь написать это на бумаге? — Я пыталась, даже так у меня ничего не получалось, — Юля нашла в себе сил вернуть взгляд на место, — но опять же, когда Семен все-таки пошел «правильным» путем, я почувствовала, как во мне что-то сломалось, точно так же, как и сломалось в этом мире, с виду ничего не изменилось, но внутри все стало иначе. — Я бы не сказала, что с виду все осталось точно так же, — усмехнулась Мику, — разломы все эти, возвращение воспоминаний, город тот. — Каждый видел тот город по-своему, но сейчас это уже неважно. — По-своему? Что ты имеешь ввиду? Ты была в этом городе? — Была, и не просто была, я в каком-то смысле связана с тем местом. — А где оно? Зачем этот город вообще нужен? — Это часть лагеря, была, — Юля посмотрела в глаза Мику, — ничего большего я сказать не могу, сама догадываешься почему. — Была? То есть… — Его больше нет, ты правильно меня поняла. Он исчез. — Это все из-за Семена? Это он стер город? — Нет, к этому привели не только действия Семена, но и ваши, бессмысленно собирать это воедино, все равно точно не узнаешь, из-за чего. — Жаль, это могло бы оказаться полезным для нас, как думаешь? — Чтобы разрушить лагерь? — Ну, не в таком грубом смысле, но общая мысль такая, да. — Думаешь, если его разрушить, то вы сможете выбраться? — Может, и выберемся, а может, нас просто закинет в какую-нибудь бездну, поэтому, наверное, и хорошо, что мы не узнали, иначе бы мы тут разнесли уже все. — Мне так хочется что-нибудь сделать для вас, но я просто не могу. — Вот, — Мику открыла последнюю страницу дневника и подала ей ручку, — напиши здесь, чего ты хочешь. — Можно? — Юля взяла ручку и подвела ее к последней цитате, — спасибо, Мику. «Хочу помочь вам и стать такой же, как и вы». — Так вот чего ты хочешь? — И ничего больше, ничего. — Ты нам и без этого уже помогла, — Мику провела своей ладонью ей по плечу, — а чем ты отличаешься от нас по сути? — Тем, что я ненастоящая, — грустно ответила Юля. — Почему ты так уверена? Вдруг все иначе, разве так не может быть? — Я просто чувствую, что я ненастоящая, к тому же я ничего не помню из вашего мира, а значит… — Ну не факт, вдруг ты просто потеряла память, я ведь тоже потеряла в начале и все время думала, что я тут и жила на самом деле, что у меня есть мать, отец, дом и все такое. — У тебя нет матери и отца? И дома? Какое все-таки странное чувство от того, что не можешь ответить на столь простой вопрос. Есть у тебя отец? Есть у тебя мать? Дом у тебя есть? На последний вопрос у нее есть ответ, а вот на первые два вопроса у Мику его нет, поэтому ей остается ответить только одно. — Я не знаю, дом есть. А матери и отца… нет, наверное, у меня их нет, если бы и были, они бы вряд ли меня нашли, к тому же, теперь мне это совсем не нужно. — Тебе не тяжело без близких тебе людей? — А тебе, Юля? — в дружелюбном тоне ответила Мику, — тебе не тяжело без родных? И есть ли они у тебя? — Не знаю, я просто существую в этом месте… — И ничего больше, да? — на лице Мику появилась странная улыбка, которая на самом деле скрывала за собой тонну печали, — точно так же у меня было в том мире, я просто существовала, ничего больше, у меня не было цели, просто желание петь. — Ты понимаешь меня больше, чем кто-либо, — Юля взяла ее за руку и легонько сжала, — спасибо, что ты тратишь на меня свое время. Жаль, что у меня даже желания подобного нет. — Как это нет? Разве ты не хочешь стать такой же, как и мы? По телу Юли пробежались легкие мурашки. И вправду ведь, так и есть, она хочет стать такой же, как и они, это очень даже неплохое и достойное желание, так почему бы и не признать его до конца, не скрывая в себе? Раскрыть его до конца? — Хочу, и обязательно стану, — Юля обняла Мику. — Ну же, ты прямо как младшая сестра, — похлопала ее по спине Мику. — Алиса мне такое часто говорит, что я для нее как младшая сестра. Хоть и всего день прошел, но мы столько всего успели с ней сделать, — на лице Юли наконец-то появилась настоящая улыбка, которую никакая грусть не отберет, — вы говорите с ней почаще, она очень вас любит, Алиса мне даже рассказывала о том, как представляла, что вы вернетесь обратно, создадите свою музыкальную группу и будете выступать за большие деньги, представляешь? — Ты станешь клиентом нашего первого выступления сегодня, даже если оно будет первым и последним. — Так вы все-таки сыграете, да? — Юля отстранилась от нее, — Я обязательно послушаю вас, в конце концов, я толком и не знаю, что это за «представления». — Порепетируем, потаскаем оборудование на сцену и сыграем, так сыграем, что весь лагерь сбежится к сцене, и все будут рыдать и хлопать в ладоши от нашей игры, так-то. — Звучит очень многообещающе, я уверена, у вас будет много зрителей, не только я! — Думаешь, они придут к нам по зову музыки? — хохотнула Мику. — Вы просто прекрасно играете, мне очень нравится, остальным тоже, уверяю тебя! Пионеры из соседних циклов будут ползти на ваш концерт! «Концерт? В самом первом дне я сказала Семену что хотела устроить концерт, но кажется, это подразумевало под собой нечто иное, нежели просто концерт, думаю, что-то связанное с голограммой. Но все же я рада, что те слова исполнятся». — подумала про себя Мику. — Сейчас цикл всего один, не забывай, — поправила ее Мику. — Точно, как там его Семен назвал в дневнике, «Абсолютный цикл»? — Вроде того, — Мику легонько кивнула, — так что если тут прячутся другие пионеры, то придется им самим выходить, мы не будем их искать. — У Семена вчера были проблемы с этим, — Юля закусила губу, — он не рассказывал тебе об этом? — О том, что ему показалось, что он разделяет тело с кем-то? — Не просто показалось, я сама все видела, часть его тела стояла на месте, а другая часть тела упорно пыталась полностью перехватить инициативу и побежать в лес, в конце концов он все же побежал, но я его остановила, и эта штука успокоилась. — Не самые приятные известия, в таких-то подробностях, и как ты думаешь: что это? И как от этого можно избавится вообще? — Не знаю, кто это, или что это. Да и как избавиться тоже не догадываюсь, если честно. Думаю, это нужно уже самого Семена пинать. Он и сам ничего не знает, конечно, но все же эта штука в нем была, поэтому он все-таки должен сам решить, что это может быть. Но это позже, сейчас она вроде бы успокоилась. — Они все никак не закончат свое небольшое соревнование, — Мику смотрела на спину Семена, — надеюсь, что с ним будет все хорошо, мне становится немного не по себе от мысли, что в его теле есть кто-то еще. — Он справится, Семен очень сильный, хоть и не очень похоже. — Знаю, за эти несколько дней мы столько ужасов пережили, а он все шел дальше, лишь иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. — Например? Расскажи мне что-нибудь, вдруг я чего-то не знаю. — Он помог мне вернуть свою память, а когда я испугалась самой себя и начала убегать, он пошел за мной и поймал, вернув меня на землю. Ему пришлось свернуть шею самому себе, просто потому, что у него не было другого выхода, я бы, наверное, свихнулась, если бы сделала такое. Ты представляешь, каково это — убить самого себя? — Думаю, ему было очень и очень непросто, когда он делал это. — Еще, когда мы с Алисой были на крыше и совсем растерялись, он взял нас за руки и повел за собой, в тот разлом, а когда мы чуть не упали, он изо всех сил тащил нас назад, я видела, как у него в тот момент горели глаза. Если бы не ветер, он бы и затащил нас обратно, но нам не очень повезло. — Да он настоящий герой, судя по всему, — улыбнулась Юля. — Для меня Семен и вправду герой, но он наверняка сказал бы что-нибудь вроде «Я просто сделал то, что должен был сделать», или в этом духе. — Рыцарь на белом коне, — засмеялась Юля, — а ты сама не спрашивала у него о том, что он чувствует по поводу всего этого? — Все время случается что-то новое, и у меня совсем не находится времени, чтобы спросить о том, что уже произошло, да и не хочется его еще сильнее нагружать. Представляешь, какая дыра у него сейчас в душе? — У всех вас сейчас дыра в душе, просто у Семена она глубже. — Даже у тебя? — Ты ведь знаешь, что у меня нет души. — Есть, просто ее очень трудно найти, я вот тоже не могла, — Мику дернула ее за рукав, — расскажи что-нибудь о себе, что ты делала все смены в лагере? — Не знаю, с чего бы и начать. Если честно, я бы вообще не стала называть это «сменами», правильнее будет «циклы». Что я делала все эти циклы? Бегала, прыгала, шастала по шахтам, занималась воровством сахара, стоит ли продолжать? — Как ты встретилась с Семеном? Очень уж интересно. — Я всегда видела его, но не подходила близко. Иногда он замечал меня, но не мог разобрать, кто я есть на самом деле, ибо я всегда скрывалась. В конце концов он нашел меня в шахте, там мы и поговорили в первый раз. — А я тебя никогда не замечала, только тогда, когда ты уже с Семеном ходила. — Это… трудно объяснить, я не совсем понимаю, почему меня не было видно и почему меня стало видно, наверное, Семен уже тогда умудрился насолить лагерю, и это произошло. — Хорошо, что ты помнишь все это. Спроси сейчас что-нибудь у меня насчет того, когда именно я встретилась с Семеном — я и сказать ничего не смогу. — «Когда» я тоже не смогу сказать, а вот «где» я могу. Тут дело далеко не в том, что ты не помнишь, все намного сложнее, чем тебе кажется. — Объясни? — Я надеюсь, что тебя это не испугает, просто, как бы сказать… — Юля кашлянула в кулак, — ты все помнишь, но циклов так много, что ты попросту не можешь вспомнить что-то конкретное. К примеру, помнишь, как автобус ехал в большой город? Скажи, останавливался ли он по дороге? И когда именно ты в него садилась? По времени? — Это было поздним вечером, я точно знаю, и, по-моему, мне сказали это тогда, когда я была в музыкальном клубе. — А теперь подумай еще раз и скажи, что придет тебе в голову. По спине Мику пробежали мурашки. — Теперь мне кажется, что я сидела на площади тогда. — Можешь сделать то же самое еще раз, но эти не имеет смысла. Однако смысл имеет то, что каждый шаг в другую сторону создает новый цикл, и так до бесконечности. — Это их сколько тогда получается? Миллионы? — Бесконечность, я ведь сказала. — Получается… — Мику резко изменилась в лице, — мы всего лишь часть этой бесконечности? — Раньше может быть, а сейчас даже я не могу сказать, кто мы такие и что сейчас происходит. Мы все изменились, даже я изменилась. — Изменились? Как? — А ты не замечаешь? Мне будто дали свободу, сказали, мол, «иди и делай все, что тебе хочется», я теперь не хожу по кругу, не ворую сахар, теперь я сижу здесь, с тобой, говорю о том, что мне в голову придет. Мне так хорошо сейчас, намного легче, чем раньше. — Ты можешь говорить со мной о циклах? И можешь мне рассказывать? — То, что я рассказываю, не изменит ничего, так что да, я могу, если тебе интересно. — Значит, я могу задать тебе парочку вопросов? — Можешь, отвечу, если смогу. — Нас с Семеном как-то раз занесло в еще один лагерь, где мы были намного старше и мы, как бы это так сказать, снимали кино про лагерь, изначально здесь не было пионеров. Потом что-то пошло не так, и все смешалось, появились настоящие пионеры из нашего сценария, а потом и вовсе все покатилось коту под хвост, все будто с ума сошли! — Я помню этот цикл, — Юля развела руками, — я была там, просто не выходила из тени. Точнее, выходила, но вы меня все равно не видели. — Даже Семен не видел? — Вы были там, хочу помягче сказать, не в себе. Ты ведь понимаешь, что Маша это далеко не сама ты, это лишь образ, который был в тех циклах? — Сегодня я поняла это, и Семен понял, что там был совсем другой он. — Хорошо, что вы поняли. Эти циклы всего лишь еще одно разветвление, причину, по которой оно появилось, я сказать не могу просто потому, что не знаю. — То есть это все тот же лагерь, не другой? — Не другой, не другой. Тот же самый, где мы были и где находимся сейчас, он никогда не поменяется. — Сегодня утром мы видели утром их на пляже, ну, другого Семена и Машу. Они стояли, как статуи, страшно было. Семен успел заметить, что внешность Маши отличается от моей, а потом они просто взяли и рассыпались, будто их и не было там. — А Семен различие между своей внешностью и внешностью своего двойника не заметил? Ну, или ты хотя бы? — это был риторический вопрос. — Заметила, а что? — То, что Семен там тоже от настоящего очень даже отличался. — К чему это вообще было? Откуда они там взялись? — Просто взяли и появились? Или вы все-таки что-то сделали? — Мы прочитали последнюю страницу дневника, у нас помутнело в глазах, и сразу после этого они уже стояли у Семена за спиной. — Из-за этой книжечки? — Юля взяла в свои руки дневник, — удивительно, откуда она у тебя вообще? — Из реальной жизни, я хотела туда ноты записывать, но Семен решил сделать из нее дневник, мне не было жалко, я и дала ему. — Ты заметила еще что-нибудь такое с предметами из реальной жизни? — Предметы из реальной жизни не восполняются, например, если мы сейчас попьем чаю, то он не восстановится к началу следующей смены, то есть цикла, да. Но было одно странное исключение, я как-то положила свой костюм на кровать, а когда мы переместились в этот цикл, костюм уже был в моем музыкальном клубе. Я так испугалась тогда! — Кажется, я поняла, в чем дело, — Юля посмотрела ей в глаза, — вы не переместились в другой цикл, вы просто взяли и соединили все циклы в один. В комнате повисло молчание, даже двое музыкантов перестали играть, услышав разговор у них за спиной. Семен и Алиса развернулись, вытирая пот у себя со лба, и подошли поближе к окну. — Мы соединили все циклы в один? — удивленно спросила Алиса. — Это объясняет, почему они видели других себя сегодня на пляже и такое странное влияние предметов из реальной жизни. — Если первое я более-менее понимаю, — Семен перевел дыхание, — то как с этим связано второе? — Записав сейчас что-нибудь в этот дневник, вы сделаете так, что его прочитают «другие вы». Потому что все циклы сейчас находятся здесь, в одном. — А где все остальные пионеры? Почему мы не видим своих двойников? Ну или тройников там? — Потому что они все внутри вас. Кто-то просто разинул рот, кто-то похлопал глазами, а кто-то и вовсе влепил смачную пощечину самому себе. Как должен отреагировать человек на информацию о том, что внутри него целая бесконечность его клонов? — Чего? Как это возможно? — Семен потер место удара своей же ладонью, приглушая боль. — Помнишь, у тебя вчера были проблемы? Тело двигалось само, все такое. Видимо, другие пионеры не совсем сейчас согласны с тобой. Нет, в тебе не куча маленьких Семенов, просто представь, что твое сознание взяли и умножили на бесконечность. Казалось бы, ничего не изменится, но проблема в том, что каждое твое «сознание» делало что-то иначе, кто-то шагнул вправо, кто-то шагнул влево, и все такое, ну и в больших масштабах, конечно же, кто-то пошел в тот город, а кто-то развернулся и ушел обратно в лагерь. — Это и ко мне относится? — Алиса указала на себя пальцем. — Думаю, что да, ко всем вам, кроме меня. Так уж получилось, что я одна такая на все циклы. — Почему ты так уверена в этом? — спросила Мику. — Я просто уверена, не знаю откуда. — Таким образом можно быть уверенной в чем угодно, придумал себе правду и говоришь, что это верно, — подметил Семен. — А у тебя есть другой вариант, Семен? Вряд ли в этом лагере где-нибудь лежит большая папка с надписью «Ответы на вопросы», потому и остается только додумывать самому. — Но ты ведь что-то знаешь? Откуда-то узнала? Да и сейчас нам вот рассказываешь все. — Я не знаю, как объяснить первое, но то, что я вам рассказываю это всего лишь моя теория, и не факт, что все окажется точно так же, как и я сказала, может, я вообще не то направление взяла. — Никто из нас не может сказать точно, — вздохнула Алиса, — но теперь мы хотя бы можем подумать об этом. — Что такого можно написать в этом дневнике, — Семен взял книжку из рук Юли, — чтобы мы смогли изменить будущее, настоящее и прошлое? Что можно передать такого? Вдруг какое-то решение изменится, а вместе с ним изменится и то, что происходит сейчас? — И что ты напишешь, Сема? — Мику и Семен перекинулись взглядами. — Я… — запнулся Семен, — не могу ничего написать, я не знаю, что можно написать такого, чтобы изменить хотя бы что-нибудь. — Ничего такого нельзя написать, — перебила их Юля, — но большего мы и не можем, только написать что-нибудь бесполезное. — Дайте мне, — Двачевская выхватила дневник из рук вместе с ручкой, — вставлю свои пять копеек, может, что-нибудь да изменится. «Не верь самому себе». На последней странице, точно так же, как и все остальные. Но ничего не изменилось, даже в глазах не помутнело. — Мы забыли кое-что важное, Семен, — Мику дернула его за рукав, — мы делали ту запись на последней странице не в лагере, а когда спали. — Когда спали? Лунатики что ли? — косо взглянула на них Алиса. — Тебе никогда не снятся сны в этом лагере, которые кажутся очень уж реальными? — Снятся, каждый день снятся, а что? — Ну так вот, мы в таком же сне встретились и сделали вместе эту запись, просыпаемся, читаем дневник, а она цела, и сразу после этого на пляже эти статуи дурацкие и появились. — То есть сны и лагерь как-то связаны? — Не как-то, а напрямую, мне кажется. — Стоп, все, хватит, — Алиса положила ладонь на лоб, — я устала, думаю, нам стоит сделать перерыв и немного развеяться. Тебе в особенности, Мику. Двачевская обратила внимание на то, что Мику стала заметно бледнее, чем минут так десять тому назад, все эти разговоры очень неплохо заставляют поволноваться и давят на нервы, такими темпами на ней может и живого места не остаться. — Ты сделаешь чай за меня, Алис? — Конечно, сделаю, я ведь не глупая, — Двачевская положила дневник на рояль и зашагала в другую комнату, — а вы пока пройдитесь, развейтесь на улице. — Спасибо, там кипятильник уже точно всю воду разогрел, — Мику встала со стула и направилась к выходу. — Я останусь здесь, мне нужно немножечко подумать, — Юля окинула взглядом деревья за окном, — а вы идите, мы вас подождем, не волнуйтесь, все свежие новости с линейки будут у нас к вашему приходу. — Спасибо, — одной рукой Семен помахал ей на прощание, а другой взял Мику за руку. В лагере сейчас была особо дружная атмосфера. К этому времени уже окончательно рассвело, солнце светит, птички поют, и все в таком духе. Хорошее время для того, чтобы в очередной раз прогуляться. Совсем скоро должна быть линейка, на которой будет объявлено, во сколько приедет автобус для отъезда. Конец смены всегда был шоком для Семена. В этот раз он был уверен, что готов ко всему, но лагерь снова застал его врасплох, сократив его смену на несколько дней. Мику и Семена ноги сами понесли в лес, причин идти туда не было, но больше и некуда, на линейку не очень хочется, остальные места в лагере изучены до не могу, а вот в лесу как раз можно и наткнуться на что-нибудь интересное и неожиданное. Например, на город, который появился сам по себе, прямо как в последней смене. Сейчас им не особо были нужны разговоры, они шли молча по лесу. Шли туда, куда глаза глядели. Конечно, не самая лучшая перспектива, ведь так и заблудится можно, но с другой стороны, это одна из тех вещей, которые они, возможно, и не делали ни разу. Хотя, с другой стороны, если циклов и вправду так много, то вряд ли они не ходили вглубь леса. — Ты слышал наш разговор, да? — Мику легонько дернула Семена за рукав, приводя его в чувство. — От начала и до конца, интересно было вас послушать. — И все равно так хорошо играл? — усмехнулась Мику, — Ты нашел для себя что-нибудь интересное? — У тебя тоже не сразу получалось играть и петь одновременно, а что до интересности, то да, то, что во мне, возможно, миллионы Семенов, которые просто сделали шаг не в ту сторону — это как минимум интересно. — Тогда я была не совсем собой, но это уже совсем другая история, — Мику взглянула на солнце, пробивающееся сквозь листву, — думаешь, во мне тоже очень много разных Мику? — Юля сказала, что да, ты ведь настоящая, такая же, как и я. — Значит, ты для себя окончательно решил? — на лице Мику начала появляться улыбка. — Да, окончательно, я полностью уверен в том, что мы с тобой настоящие, как и все остальные. Ну, в остальных, конечно, не то что бы до конца, но в тебе я уверен, это точно. — Я запомнила и припомню, если это будет нужно, — Мику встала перед ним на пару секунд, но потом сразу вернулась на место. — Не придется, — махнул рукой Семен, — мы обсудили насчет этого все, что можно было обсудить, и постоянно приходим в тупик, пора мне что-то решать. — Вот это дух! — рассмеялась Мику. Они и не заметили, как вышли к небольшой полянке внутри леса. На самом-то деле это поляной трудно назвать, просто участок, на котором не было деревьев, прямо посреди леса. Просто идеальное место для того, чтобы быть вдвоем, такое чувство, будто оно специально для них и появилось. Мику как маленький ребенок побежала вперед, а Семен медленным шагом шел прямо за ней, наблюдая за тем, как она крутится-вертится. — Я как-то читала мангу, и в ней было точно такое же место! Вот прямо посреди леса и было! — Природа и манга идут тебе на пользу. Мику выглядела уже не такой бледной, как пару минут назад, а хорошее настроение, судя по всему, удачно выбило все плохие мысли, которые могли ее расстроить. Ко всему прочему, слова Семена звучали для нее очень вдохновенно и многообещающе, если раньше они были полны сомнений, то сейчас они все мигом пропали, а если и не пропали, то были очень хорошо спрятаны. Ну прямо какой-то райский уголок, вокруг лес, а под ногами высокая трава, в которую так и хочется лечь. А раз уж хочется, то разве это не можно использовать как повод? — Эй, Мику, иди ко мне! — Семен присел на траву. Мику не заставила себя долго ждать и уже через мгновение сидела рядом с ним. — Тебе нравится? — Семен окинул взглядом солнце над ними. — Знаешь, здесь очень уютно, — Мику прижалась к его руке. — А еще я знаю, что нам кое-что нужно сделать, — Семен начал медленно опускать голову вместе с Мику, — вот так. Полежать на траве. Как давно он вообще это делал? Может, лет семь назад, восемь? Да и делал ли вообще? — Какой приятный ветер, — подметила Мику и позволила себе закрыть глаза на несколько секунд. — В этом лагере и раньше было много чего приятного, но этот момент просто нечто. Семен попытался пошевелить своей правой рукой, но она сейчас совсем была занята головой Мику. — Не отпущу, пока кое-что не пообещаешь мне. И не только пообещаешь, но и сделаешь. — И что же такого я могу тебе пообещать? И сделать? — Оставишь мне свой адрес? Контактную информацию? Все, что угодно, кто знает, куда и когда нас выкинет после окончания смены, а так я смогу тебя найти. — Лучше будет запомнить, потому что не факт, что наши записи вообще останутся в этом мире. — Напиши мне, и я обязательно все запомню, обещаю. — И ты тоже мне напиши, не одной ведь тебе бегать. — Полетишь ради меня в Японию? — Если придется — полечу. Возьму в долг, если денег не будет. — Я должна быть в России, для меня эта голограмма очень много значит, для всех в студии она много значит, поэтому хотелось бы закончить ее побыстрее. — Закончим ее вместе, — Семен подвинул Мику поближе к себе. Закончат вместе? Вот так возьмут, встретятся в реальности и вместе отнесут это несчастное устройство туда, куда его и нужно было отнести? Было бы здорово. Им обоим сейчас очень хотелось этого. Больше, чем чего-либо еще, это точно. — Выполняю свое обещание, освобождаю твою руку. Но это был обман. Самый приятный обман, который вообще был в жизни Семена. Стоило ему закрыть глаза, как Мику резким движением головы вцепилась в него своими губами, аккуратно сжимая плечи и притягивая к себе. Это уже был не тот нелепый поцелуй, который обычно получался у них, он был намного взрослее, правильнее. Это медленно, но верно перерастает в привычку, от которой будет очень трудно отвыкнуть. Но они оба будут надеяться на то, что им не придется отвыкать от нее. — Можно было бы и предупредить меня, — Семен легонько потянул ее за щечку. — Если бы я предупредила, то тебе бы не было так приятно. — Ты права, значит, хорошо, что не предупредила, — Семен отпустил ее щечку. — Не знаю, сколько у нас времени, но думаю, большинство мы потратим на репетицию нашей песни, дабы достойно выступить перед… — …перед ничем, — дополнил ее Семен. — Ну да, именно так, но нам ведь хочется, верно? — Прощальный концерт? — Что-то вроде этого, по-моему, это будет очень мило, я так хочу сыграть с тобой плечом к плечу на сцене! Даже если там никого и не будет, кроме Юли. — В самом первом дне ты мне говорила, что хотела организовать концерт. — Я потом вспомнила, чего именно я хотела. Это насчет той же самой голограммы, она как раз нужна для концерта Хацуне Мику. Просто… она требует доработки, не все движения могут быть захвачены через программу, так сказать. — А какова твоя роль в студии, напомни? — Я записываю движения для голограммы, вот. — Не поешь, ничего? Просто записываешь свои движения? — Мне не хочется показываться на людях, мы уже говорили об этом. Такое чувство, будто мы уже обо всем говорили. — Не обо всем, есть еще куча других тем, о которых можно поговорить, просто нужно их найти. — Спасибо, что поинтересовался моей работой, — щечки Мику покрылись румянцем. — Значит, как целоваться со мной, так все в порядке, а как я у тебя про работу, спросил так сразу краской заливаешься? Прогресс! — Семен снова потрепал ее за щечку. — Просто я очень сильно доверяю тебе, так же, как и себе, — Мику потрепала его в ответ. — И никому больше не доверяешь так, как мне? — Я буду доверять так только тебе, и никому другому. Они отпустили друг друга и снова легли на траву. Было над чем подумать, о доверии друг к другу, о том, что будет дальше, о том, что можно будет сделать дальше, если все будет хорошо. О чем угодно, кроме того, что все может кончится плохо. Об этом совсем не хотелось думать, но оно не выходило из головы. А раз оно не выходит, значит, самое время перебить чем-нибудь неприятные мысли. Можно было бы еще долго наблюдать за тем, как колышутся листья на деревьях, но им было пора, их ждали Алиса и Юля для репетиции. Ведь сегодня они сыграют свою песню на сцене. Возможно, свою последнюю песню. Поэтому нужно было вложить в это свою душу. Они были обязаны вложить в это всю свою душу.

***

Основная часть пионеров уже была готова к отъезду и ожидала первый автобус. На время никто не смотрел, но солнце уже медленно заходило за горизонт, значит, уже поздновато. Все сдали свою форму в лагере, кроме Юли, ее форма была бесследно утеряна из поля зрения ответственных за лагерь, да и не только форма, сама Юля исчезла для всех, кроме той троицы. Семен и Алиса стояли с гитарами на сцене, одетые в свои зимние пальто, а Мику сидела за барабанами в костюме вокалоида. Как ни странно, не было жарко, совсем, погода вообще не ощущалась. Оно и к лучшему, играть и жариться на солнце было бы сомнительным удовольствием. Песня была сыграна больше двадцати раз, ошибки просто недопустимы, они поставили себе цель сыграть идеально, чего бы им это ни стоило. Юля сидела напротив сцены и внимательно наблюдала за тем, как ребята до конца настраивают свое оборудование. Но кроме песни сейчас в голове у Мику вертелось еще кое-что, а именно контактные данные Семена, которые он написал на вырванной странице из дневника. Она старалась запомнить их еще сильнее, чем песню, которую им предстояло сыграть, ведь именно благодаря этим данным у нее есть надежда на то, что если его не окажется рядом, то они все равно смогут встретиться. — Пора, — Алиса подала знак, что она готова. — Вложите в эту песню всю свою душу, — Мику покрутила барабанными палочками. Семен окинул взглядом своих друзей еще раз и окончательно перевел свой взгляд на гитару. — Что бы ни случилось после, с помощью этой песни мы оставим большой отпечаток на этом лагере. Он начал первым. В этой песне на самом-то деле не было ничего сложного, у них она получалась с самого начала, но ему хотелось сыграть ее идеально, так, как он и играет сейчас. Через несколько секунд подключилась вторая гитара Алисы, которая уже вместе с Семеном создавала неповторимую мелодию. Но изюминкой здесь была, конечно же, Мику, без барабанов эта песня звучала бы не так, как должна была. Мир уплывает в сторону, эмоции исчезают вместе с сыгранными нотами. Юля следила за каждым движением пальцев, которые делали ее друзья, старалась не упускать ни одного момента, ей было очень интересно и приятно посмотреть на их игру. Но самое интересное только начиналось. Раз. Мир исказился в глазах всех четвертых, солнце исчезло, весь лагерь накрыла ночь, а позади Юли появились пионеры, которые теперь тоже наблюдали за выступлением. Никто не хотел никого убить, это были просто пионеры. Два. Снова искажение, солнце вернулось на место, но пионеры не исчезли. Группа не остановилась, они продолжали игру и внимательно смотрели за тем, как лагерь изменяется на их глазах. Неизвестно, что это было, зачем это было, но факт таков — эта песня что-то да меняет. Пионеры сидели с разинутыми ртами, кажется, даже кукол в этом лагере можно удивить, если создать что-то такое, что они не видели, ну или не слышали раньше, а именно эту песню они не слышали, ведь она была написана здесь, совсем недавно. Три. Еще одно искажение, намного сильнее, чем все остальные. Солнце стало светить сильнее, но пионеры встали со своих мест и начали хлопать в такт песни, исчезая по одному. Лена, Славя, Ульяна, Женя, вожатая, перечислять не было смысла, все они были там, и все они исчезали по одному, каждую секунду. Страх накинулся тогда, когда исчезла Юля. Просто взяла и испарилась. И все же они не перестали играть. Им хотелось прямо сейчас кинуться искать Юлю, но они не переставили. Пионеры продолжали исчезать один за другим, и вскоре напротив сцены совсем никого не осталось, а солнце стало светить так же, как и светило изначально. Финальный аккорд, песня завершается. Гитара Алисы выскальзывает у нее из рук, девушка падает на колени. И исчезает. Точно так же, как и остальные пионеры. Остались только Мику и Семен, которые все еще держали инструменты в своих руках. Они не отпускали их до самого конца и играли даже тогда, когда прямо перед ними их друзья исчезали по одному, а лагерь каждую минуту менял свой облик. После того как, исчезла Алиса, им стало страшно. Это был не панический страх, от которого обычно хочется кричать и забиться в угол, просто осталось чувство неизбежного, чувство того, что сейчас лагерь заберет кого-то из них. Но они остались на сцене, они остались в лагере, вдвоем, и никого больше. В конце концов, они все же оставили свои инструменты и встали спиной к спине. — Они все исчезли? А мы нет? — Семен уперся взглядом в небо. — Все до единого, — тяжело вздыхая, ответила ему Мику, — я не хочу, чтобы ты сейчас взял и исчез. — Не бойся, я не оставлю тебя, — Семен сжал ее холодную руку. Для Семена прятать свой взгляд под челкой не в первой, да и походить на труп из-за побледневшей кожи тоже, у него в последнее время такое часто бывает, но для Мику сейчас это было в новинку. Кровь в венах застыла, свой взгляд не хотелось показывать никому, даже солнцу, которое сейчас как назло лезло в глаза. Если посмотреть сейчас на них со стороны, то можно было бы подумать, что это статуи. Бледные, с пустыми и потерянными глазами, но все же отличало их от неживых то, как они цепляются друг за друга. Несмотря на то, что сейчас их руки были холодны, они чувствовали тепло друг друга. Такое тепло, которое ни с чем не перепутаешь. — Скоро и мы исчезнем, я чувствую это, — проговорила Мику спокойным голосом. — Если ты хочешь исчезнуть — я хочу исчезнуть вместе с тобой. — Мне сейчас так хочется сказать тебе, что если я исчезну, то будь счастлив и без меня. Но ты ведь не будешь счастлив, правда? — Не знаю, что со мной произойдет, если ты исчезнешь, — холодно ответил Семен и отпустил ее руку. Семен достал дневник из кармана и открыл последнею страницу. На ней были целы записи Юли и Алисы, они все еще были там. Стало так противно на душе, злоба переполняла его, хотелось взять этот дневник и разорвать его на кучу маленьких кусочков. — Я с тобой, и я дала тебе клятву, что всегда буду рядом. — Разве они заслужили это, Мику? Просто взять и исчезнуть? Разве мы с тобой заслужили это? — Мы исчезли с тобой тогда, когда сели в 410 автобус. — В этом есть смысл, — Семен достал ручку из кармана, — очень большой смысл. «Все исчезли, никого не осталось». Мику перехватила ручку из его рук. «Кроме нас». — Пойдем и примем наш конец, какой бы грустный он не оказался бы, — Мику прижалась к его руке. — Значит, идем на остановку, — Семен захлопнул дневник и положил его обратно в карман, — ты не будешь ничего брать? Тут твоя гитара, и то устройство… — Сомневаюсь, что мы переместились в прошлое на автобусе, — на ее лице появилась еле заметная улыбка, — а если и переместились, то будем считать, что я провалила задание, которое мне дали. — Ничего тебе не нужно, как и мне, да? — Кроме тебя? Да, ничего, мне только ты нужен. — Тогда идем, — он взял ее за руку и повел по опустошенному лагерю. И не просто опустошенному лагерю, он изменился внешне. Все проржавело, сцена прогнила, окружение приняло серый оттенок. По дороге к остановке они обратили внимание на библиотеку, через окна которой было видно, что некоторые полки сломаны, а большинство книг валяется на полу. Дороги в лагере выглядели старыми, складывалось впечатление, что прошло около двадцати лет, а к ним никто и не притронулся за это время. Все сейчас шло к тому, что произошел скачок во времени, ведь только время может так разрушить все и вся. Лагерь не выглядел разбитым, просто из него взяли и выкинули всех пионеров, оставив вот так «умирать». Даже птицы больше не поют. На момент им показалось, что в медпункте горел свет, поэтому было принято решение зайти в него хотя бы на пару минут. Но когда они зашли в него, то никакого света уже не было, лишь серое, безжизненное помещение. Как ни странно, все было на месте, точно так же, как и раньше. Даже беспорядок на столе был такой же, как и раньше. — Почему это произошло? — Мику провела ладонью по шкафчику с препаратами. — Что-то пошло не так, изменилось, потому и произошло. Семен окинул своим взглядом стол, где когда-то он брал яблоко. Но в то же самое время он и не брал это яблоко. Все воспоминания в голове смешались, ничего конкретного не получается вспомнить. Семен подошел к столику и взял с него небольшую упаковку с надписью «Снотворное», срока годности препарата обнаружено не было, видимо, этот лагерь и вправду не очень хочет того, чтобы кто-либо узнал, где он находится и когда. — Я сейчас держу в руках отличный вариант развития событий, — Семен открыл упаковку и высыпал кучу маленьких таблеток себе в ладонь, — по сравнению с тем, что происходит сейчас. — Давай хотя бы попробуем дойти до ворот, ладно? — Мику взяла его за рукав и не отпускала. — А я и не собирался поддерживать идею о суициде, — Семен рассыпал таблетки, — послушай, Мику, я хочу, чтобы ты кое-что знала. Семен развернулся к ней лицом. — Сейчас я больше всего склоняюсь к тому, что все это всего лишь сон, но есть еще кое-что, чему я верю больше, — он подошел поближе и положил свои руки ей на плечи, — я верю в то, что мы с тобой оба настоящие. Мне кажется, это просто такой совместный сон, в конце которого все будет хорошо, в это трудно поверить, я знаю, но я уверен, что ты понимаешь меня. — Я понимаю тебя, всегда понимала. Просто всегда остается очень много сомнений. — Так вот, не сомневайся сейчас, чтобы ни случилось чуть позже — верь, что я приду к тебе, и мы снова встретимся. — Я боюсь того, что снова стану не собой, а то мне и вовсе сотрут все воспоминания, или тебе. Мне будет очень больно, если так произойдет. — Просто думай о том, что все будет хорошо. Ты сама мне сказала, «чудеса не случаются там, где в них не верят». — Значит, пойдем к воротам, и встретим наш конец? — Да, пойдем, встретим наш несчастливый конец и ударим его по лицу, если оно у него есть. И они ушли, не оглядываясь на лагерь. Очень хотелось посмотреть на то, как сейчас выглядит музыкальный клуб и их домик, но все же им больше хотелось просто взять и уйти из «Совенка». Неизменным среди всего этого оставался только Генда, который как наблюдал за всеми в этом лагере, так и сейчас он стоит там же, целый и невредимый, наблюдает. Ворота нехило заржавели, как и весь лагерь. Благо, они все еще были открыты, и тратить время на то, чтобы их открыть, не пришлось. Солнце медленно уходило за горизонт, настолько медленно, что даже спустя какое-то время не было заметно разницы. Возле дороги Семен приметил еле заметную скомканную бумажку, подобравшись поближе, он взял ее в руки и развернул. «Ты здесь не просто так». — Снова она, — Семен показал ее Мику, — раз за разом я нахожу ее. — Знакомый почерк, — Мику присмотрелась повнимательнее. — Это я и написал ее, очевидно ведь, — Семен разорвал записку на две части, — только вот я теперь не могу этого вспомнить, я ничего больше не могу вспомнить. А ты можешь, Мику? — Могу вспомнить где, но не могу вспомнить — когда? — А теперь подумай еще раз, мы просто обязаны были где-нибудь встретиться вне клуба, ведь я мог просто проигнорировать обходной лист. — В столовой, — утвердила Мику. — Но ты ведь не помнишь точно, верно? Не можешь вспомнить, то что мы говорили тогда друг другу? — Не могу, ты прав, просто не могу, я не помню. — Мы помним, просто воспоминания заменяют друг друга. — Хватит, я хочу, чтобы эти воспоминания исчезли, хочу, чтобы остались воспоминания только о нас с тобой. — Меня уже совсем не радует то, что я вспомнил все это в начале смены, лучше бы я ничего не вспоминал. — Это больно, я понимаю тебя, но все же это хорошо, иначе мы бы так и не поняли, в чем дело. — Мы так ничего и не поняли, но боли нам прибавилось! Не находишь? — в его голосе были слышны злость и отчаяние. — Мы получили надежду, что из этого лагеря все-таки есть выход, просто нужно найти его! — И что, нормально поиски продвигаются? — стиснув зубы прошипел Семен. — Неважно, они продвигаются, — Мику отвела свой взгляд в сторону, — прости меня, я не хочу с тобой ругаться. Семен зашагал к ней навстречу, в какой-то момент Мику показалось, что он сейчас может сделать что-нибудь плохое, ведь он так злится, но все оказалось совсем иначе, Семен просто обнял ее и крепко прижал к себе. Девушка дернулась от неожиданности, но через мгновение все стало на свои места, и она обняла его в ответ. — Я тебя никогда не обижу, пускай и злюсь так. — Вот и не обижай, я тебе верю. Искажение. Снова. Солнце зашло за горизонт так быстро, что никто даже не смог обратить на это внимания. Не менее быстро оно вышло из-за горизонта с другой стороны, началось утро. Время сломалось, день начинался заново раз за разом, а Мику и Семен просто стояли рядом с дорогой и наблюдали за всем этим, не говоря ни слова. Ворота позади них получили прежний вид, они уже не были ржавыми: чистенькие, новенькие. Лагерь больше не был серым, он снова ожил. — Так вот как начинается новая смена, — проговорил себе под нос Семен. — Смотри! — Мику указала пальцем на приближающейся автобус. Тот самый, 410-й автобус, который отправляется в ад. Дороги назад нет, времени оборачиваться тоже, все их внимание было переведено на автобус, который медленно приближался к своей остановке. Точно такой же, каким Семен и помнил его. Его невозможно перепутать. Автобус остановился. Семен и Мику стояли в ступоре, ожидая того, кто должен выйти из автобуса. И он вышел. Фигура в темном пальто и джинсах, которая прячет свои неуверенные глаза за волосами. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто он. Все трое перекинулись взглядами друг с другом. — Привет, а меня Семен зовут… — незнакомец неуверенно помахал рукой, — а вас? Где мы вообще? Грохот в небе. Время остановилось, все вокруг исчезает на глазах: деревья, облака, куски дороги, за ними ничего не остается, кроме тьмы, которая вот-вот поглотит все вокруг. Семен просто стоит и смотрит, не знает, что можно сделать. А если бы и знал, то не смог, потому что у него не получается даже шевельнуть пальцем. Пионер исчез, за ним автобус, все остальное пропало еще до них, остались лишь пустота и Мику, которая все еще держит его за руку. Ведь она поклялась, что всегда будет рядом с ним, что бы ни случилось. Продержались они заметно дольше, чем все остальное. Снова вспышка, на этот раз после нее не осталось ничего, даже пустоты. Так обычно бывает, когда человек закрывает глаза и не может их открыть по собственной воле. Нет, не тогда, когда он умер, хоть и это тоже. Тогда, когда он спит. Не человек выбирает сон, а сон человека. Конечно, если это не осознанные сновидения. В них человек прекрасно понимает, что происходит, может идти, куда захочет, делать, что захочет, даже больше того, он может создать, что захочет и кого захочет, все ограничивается лишь его фантазией. Казалось бы, что так. Но в этом случае все совсем иначе. Семен может контролировать то, куда он пойдет, что будет делать, как будет делать, и все такое, но не он выбирал этот лагерь, тот просто взял и забрал его к себе. Так можно ли назвать происходящее всего лишь очень длинным осознанным сновидением? Ответ напрашивается сам — нет. Безвыходности ситуации нет предела. Сейчас самое страшное даже не в том, что Семен попал неизвестно куда, а в том, что он не чувствует даже себя, ничего не чувствует. Окружения вокруг него не существует, его самого сейчас не существует. Он попал в бездну. Может, «Совенок» — это и есть бездна? Место, из которого нет выхода.