Тайна его бытия (The Riddle of his Being)

Дождь шёл годами. Он лил постоянно, а когда солнце всё же пробивалось сквозь тяжёлые, серые тучи, это не приносило радости - поднимался густой туман. Земля раскисла и хлюпала под ногами. Несчастные, мающиеся от скуки Потерянные проводили время, сидя в палатках, с которых то и дело им на головы падали дождевые капли. Они завидовали мальчикам Венди, которых Питер отправил домой после того, как девушка закрылась от него, и жалели, что это не она выбрала их некогда. Тогда правитель Неверлэнда отправил бы их домой, в место посуше. Однако несчастные по-прежнему оставались на острове, а с ними и их лидер, который, как всегда, смеялся и играл, но даже ради спасения собственной жизни не смог бы изменить погоду. Потерянные, долгое время жившие с ним бок о бок, были достаточно умны, чтобы не задавать вопросов - однако новеньким не давало покоя беспокойство и любопытство: кто же на самом деле их обманчиво юный предводитель? Что его связывает с той девочкой, которая, по-видимому, и есть причина всех несчастий? После разрыва Питера и Венди в Неверлэнде месяцами свирепствовали бури; не было ни единой ночи, когда бы не грохотал гром и не сверкали молнии, мешая мальчикам спать. Феликс, самый проницательный из Потерянных, никогда не спрашивал Пэна о настроении - ему достаточно было поднять взгляд к небу. Парень знал о ночных кошмарах - давным-давно Питер рассказал ему о том, что мог вспомнить. Феликс догадывался, что их у него великое множество, но все страшные сны были ничем по сравнению с тем, что происходило сейчас - Неверлэнд сотрясался и тонул в ярости и сожалении своего повелителя. Что-то нужно было менять, или ещё немного - и все они окажутся смыты в море. Поток вокруг пещеры Венди расширился, превращая её владения в остров, до которого можно было добраться только на лодке. Вокруг простирались земли, где можно было выращивать фрукты или охотиться, но вскоре их стало не хватать. И потому каждое утро по приказу Питера Феликс нагружал провизией плот и отправлял его на другую сторону реки, словно пытаясь умилостивить разгневанную богиню. Втайне Потерянный удивлялся, почему Пэн просто не позволит голоду выгнать девушку из её укрытия. Похоже, он недооценивал глубину чувств своего предводителя, что страшно выводило его из себя. Если бы Венди уступила и простила Питера, то всё наладилось бы. По крайней мере, Феликс на это надеялся. Для него было унизительно быть на побегушках, как какому-то эльфу-посланнику из сказок, и уже не в первый раз парень жалел, что Питер повстречал Венди Дарлинг.

***

Расколовшая небо молния окрасила комнату в холодный голубой цвет, и Венди, застонав, прикрыла глаза рукой. Она потратила годы, создавая своё окружение, но всё же иногда не могла избавить себя от театральных представлений Питера. Когда-то они служили доказательством того, что правитель острова может чувствовать, и потому утешали девушку, но теперь она была сыта ими по горло. После ссоры Венди полюбила бури - кипящие небеса будто отражали её собственное смятение, а дождь был таким же горьким и безутешным, как её слёзы. Но недели шли, боль, казавшаяся бездонной, утихла, и вскоре девушка поймала себя на том, что вглядывается в хлещущие по оконным стёклам потоки и гадает: как это возможно, чтобы кто-то столь чёрствый и поверхностный, как Питер, беспрерывно демонстрировал подобный спектакль непрекращающегося страдания? Он был вызывающий и бурный, как истерика ребёнка. Похоже, истерика Питера могла длиться месяцами. Горе и предательство почти сломили Венди. Она провела долгие недели, безучастно глядя, как бушующая река превращается в озеро, отрезая её от остального мира. Почему-то это радовало и давало чувство защищённости, хотя девушка прекрасно знала, что Пэн в любой момент может нарушить её уединение. Однако по мере того, как недели превращались в месяцы, а он так и не появлялся, убеждённость в том, что Питер на этот раз решил исполнить её желание, крепла. Тем не менее, и дня не проходило, чтобы Венди не думала о проступках и предательстве короля острова, чувствуя, как гнев и сожаление будто застывают и каменеют внутри неё. Теперь, когда девушка проводила свои дни в одиночестве, она нашла в себе силы посмотреть на себя беспристрастно и испытала отвращение - Венди стыдилась того, что отрицала очевидное, и неделями страдала от угрызений совести, если не оплакивала Руфио и не скучала по своим друзьям. Наконец настал день, когда девушка проснулась, и к ней вдруг пришло осознание, что есть выбор: она могла и дальше барахтаться в своих неудачах и чувстве вины до конца жизни, сколько бы ей ни было отпущено, или же извлечь уроки и измениться. Это была её жизнь, пусть и не такая, какую хотелось когда-то. У Венди была возможность преобразить её, и единственное ограничение, что существовало - это воображение. И вот однажды хмурым утром под раскаты грома она поднялась со своей постели и встала перед зеркалом. - Мне тридцать шесть, и здесь я уже восемнадцать лет. Я родилась в начале века, в Лондоне. Моя семья... Моя семья... - девушка помолчала, но лишь сумела смутно вспомнить своих братьев. Она представила мальчика в очках - старший - и малыша, обнимающего плюшевого медвежонка. Белфайр был лишь именем, лишь тенью подростка в красном халате, который до сих пор хранился на острове. Для Венди родители были не материальнее дыма, и потому она не стала о них думать и сосредоточилась на братьях, щурясь своему отражению. - У меня есть братья. Их зовут... Майкл? И... - девушка отчаянно пыталась вспомнить имя. Джо? Джек? - Джон! - вскрикнула она, хлопая в ладоши. Снаружи сверкнула молния. То была пиррова победа - Венди знала, что ей не должно быть так трудно вспоминать братьев. Они должны быть первым, о чём она думает, проснувшись поутру, и последним - перед тем, как уснуть. Джон и Майкл не забыли ни сестру, ни родителей. Было ужасно осознавать, что она сама стёрла эпизоды из своей жизни. Иногда это случается естественным путём - мы просто забываем моменты из прошлого, которые когда-то были важны, но потом их место занимают новые воспоминания. Однако нельзя забывать любимых, и именно это сделала Венди. - Флейта, проклятая флейта... - пробормотала она, вспоминая о том решении, которое молоденькая Венди приняла когда-то в момент слабости. Девушка жалела, что не может вернуться в прошлое и отобрать у неё инструмент, сказать, что вечность горя стоит того, если помнишь, почему тебе так больно. Венди любила свою семью, и память оправдала бы все её сожаления. Она искала старую тетрадь, где писала о своих близких, но та исчезла. Должно быть, Питер забрал её. Девушка плакала и бесилась от злости, но не шла к вору, чтобы забрать кражу - Пэн как раз этого и добивался, а она не хотела доставлять ему удовольствие. Венди вздохнула, пристально разглядывая своё отражение. Тревога не желала оставлять её - казалось, каждая клетка испытывала неодолимое желание сорваться с места, но не могла. Девушка была неподвижна, заперта в своём юном теле, в то время как её разум стремился вперёд. Это вызывало мучительное чувство несоответствия. Она должна была быть старше, округлее, мягче, полнее и, быть может, даже выше, но никогда не менялась. Она могла лишь гадать, какой женщиной стала бы. Были бы у неё седые волосы? А на коже растяжки и шрамы? Её волосы остались бы того же цвета, что и сейчас? Носила бы она косметику или украшала себя драгоценностями? Стала бы более рассудительной? Она бы по-прежнему была доброй? Смешной? Честной? Любящей? - Была бы у меня работа? - спросила девушка своё отражение, и оно кивнуло ей в ответ. - Была бы. Они мне так сказали. Актриса в свободное время, однако её главная обязанность - забота о сиротах, ведение хозяйства. Смутно Венди помнила, что её мягкосердечная мама давала приют бездомным кошкам, и иногда они заполняли всю гостиную. Была бы она такой же отзывчивой? Девушка представила, что её дом настолько полон детей, что ей приходится переезжать в дом побольше. Все девочки... - Все девочки со светлыми волосами и зелёными глазками, - прошептала Венди, и её взгляд метнулся к колыбели, стоящей в другом конце комнаты. Раньше, когда Питер делил с ней постель, девушка прятала кроватку, но теперь его нежные чувства больше не играли роли. Имели значение лишь её собственные мечты и желания. Их больше не нужно было отвергать; на самом деле, Венди их приветствовала. Может быть, она и не могла зачать ребёнка на этом острове, где время стоит на месте, или по-настоящему заботиться о сиротах и жить в Лондоне в окружении мужа и дочерей, но здесь... - Я - королева. Этот островок - мой, и я поступлю с ним так, как мне угодно, - сказала девушка и, подбежав к окну, распахнула его. В тот момент тревога почти лишила её разума. - ТЫ СЛЫШАЛ? ЭТО МОЙ ОСТРОВ И ТЕБЕ ЗДЕСЬ НЕ РАДЫ! Гром глухо пророкотал ей в ответ. Венди почувствовала, как его раскаты отдаются во всём её теле. Ливень сёк юное лицо, в считаные секунды промочил волосы, однако когда девушка закрыла окно и вернулась в комнату, она улыбалась и была абсолютно сухой, а лазурные небеса снаружи не перечёркивало ни единого облачка. Если бы вы сосредоточились как следует, то уловили отдалённые громовые раскаты и стук капель, но они были далёкими и неважными.

***

Питер Пэн был терпелив. Это было одно из лучших качеств, которое он долгое время оттачивал. Веками юноша с непоколебимой решимостью ждал Сердце Истинно Верующего, зная, что его время придёт. День триумфа и вознаграждённого ожидания быстро приближался. Истинно Верующий ещё не появился на свет, выдержка правителя острова пока не должна была бы подвергнуться серьёзным испытаниям, и всё же, просыпаясь в одиночестве, проводя месяц за месяцем со скучающими мальчиками и угрюмым Феликсом, Питер чувствовал такое нетерпение, какое испытывал в своей жизни лишь раз. После изгнания Венди из Неверлэнда он выдержал лишь чуть больше года, прежде чем отправился за ней в школу-пансион. Юноша сделал это, потому что скучал - нет причин отрицать! - однако старательно маскировал свои чувства, потому что в тот момент они были для него настолько же чуждыми, как сейчас - грызущее его сожаление. Пэн бы никогда не признался, но с каждой неделей, в течение которой Венди не возвращалась, он всё глубже погружался в отвратительное ему раскаяние. Он не мог обуздать свои эмоции, и теперь они были очевидны для каждого. Питер хотел бы не замечать бури и дожди, хотел бы прекратить их, но это было следствие его владычества - если король не мог контролировать свои порывы, они моментально отражались на острове. А сейчас юноша почти умолял, стоя на коленях. - Так больше не может продолжаться... - пробормотал он, испытывая отвращение к самому себе, и в очередной раз подивился, какое огромное влияние имеет на него девушка. Пэн всегда гордился тем, что контролировал не только свою жизнь, но всех и вся вокруг. Что за насмешка! Сама того не зная, Венди стиснула его в своей маленькой ладошке, как тряпичную куклу, и могла делать с некогда всесильным правителем Неверлэнда, что её душе угодно, и он ненавидел это. Она назвала себя его слабостью, но только сейчас Питер осознал, как девушка была права. Он избавил себя от всего, что могло причинить боль, заставить чувствовать себя маленьким или уязвимым, и теперь страдал из-за собственных действий. - Нужно просто вырвать его и покончить со всем... - проворчал юноша, ощущая, как в груди размеренно стучит сердце. Он думал об этом, но правда была в том, что Пэн не хотел быть бессердечным, ведь это было пустое, безрадостное существование, пусть и избавляющее от боли. Не был Питер и трусом - у него было достаточно мужества, чтобы взглянуть в лицо своим ошибкам. Он ещё не проиграл. Крюк уплыл с острова вместе с Тинкербелл. Когда Тигровая Лилия узнала, кто виновен в смерти Руфио, она отправилась следом. В этом чувствовалась злая ирония - один несчастный влюблённый в поисках мести, которого преследует другой влюблённый, жаждущий его смерти. Когда-то юношу развлекла бы боль, вызванная его поступками, которая расходилась, как рябь по воде. Однако сейчас ему всё было как никогда безразлично. План провалился, и теперь Пэн расплачивался за это. Он чувствовал себя совершенно беспомощным. Дождь зарядил сильнее. Стиснув зубы, Питер поднялся на ноги и направился к единственному пути, по которому можно было попасть в пещеру Венди без опасности быть замеченным.