Тайна его бытия (The Riddle of his Being)

Когда Венди впервые оказалась в Неверлэнде, её ошибочно приняли за Птицу Нет. Схожесть с этим странным созданием чуть не стоила ей жизни, и девушке, естественно, хотелось увидеть его – впрочем, Венди не везло. Хотя, кажется, это ничуть не смущало Питера. Она бесшумно пробиралась сквозь чащу, перекинув за спину колчан со стрелами. Где-то впереди звенел смех. Феликс учил Венди стрелять, и она даже была довольна своими результатами, хотя, в общем-то, похвастаться могла лишь прилежностью. Это умение всё никак не давалось девушке, но она упорно продолжала работать – тренировалась, училась принимать правильную стойку при стрельбе, заботилась о луке и стрелах. Она полностью сосредоточилась на этой цели; точно так же она когда-то училась плавать – казалось, с тех пор прошла целая вечность. Натягивая на запястья перчатки, Венди увидела Потерянных, собравшихся у корней огромного дерева, которое, как говорил Питер, было старейшим в джунглях. Когда-то у Пэна было мало подданных, и они проделали большую работу, чтобы мальчишек на острове стало больше. Среди Потерянных, в ту минуту стоявших под деревом, были и те, кого когда-то Венди выбрала сама. Когда она их видела, то не могла сдержать истинно материнских чувств (пусть и понимала, что не должна так думать) – ведь это были её мальчики. Однако, к несчастью для девушки, в её отношениях с Руфио не было ничего материнского. Он присоединился к ним несколько недель назад, хотя Венди и Питер начали разговаривать с юношей в его снах гораздо раньше. Во время этих встреч Пэн старался как можно сильнее сократить общение Руфио и своей подруги, ненавязчиво показывая, кто здесь лидер и кому следует хранить верность. Венди следовало уважать – но только на расстоянии. Тем не менее, как бы мало они ни разговаривали, девушка чувствовала, что, несомненно, нравится этому темноволосому мальчику. Руфио и не скрывал своих чувств до тех пор, пока не понял, что связывает её и Питера. Он был симпатичным, забавным и уверенным в себе парнем, и глупо было отрицать, что всё это делает Руфио очень привлекательным – но, тем не менее, он не вызывал у Венди ровным счётом никаких романтических мыслей. Девушке было приятно находиться в его компании; она с искренней симпатией пригласила мальчика в Неверлэнд – но при этом старалась держаться с Руфио как можно более официально, не позволяя себе быть излишне ласковой или открытой. Это избавило бы их обоих от боли, возможно, ожидающей в будущем. Питер же, наперекор своим привычкам, не спешил забирать Руфио на остров – и Венди подозревала, что послужило причиной, хотя вслух ничего не говорила. Было совершенно ясно, что парень желает остаться в Неверлэнде – в родном мире его попросту ничего не держит. Его дед давно был мёртв; младшая сестрёнка умерла вслед за ним. Однако Питер колебался и отговаривался, пока Венди не пригрозила пойти и привести мальчика самостоятельно, невзирая на яд в своей крови. Угроза возымела действие – хотя, конечно, это был не лучший довод. Девушка мягко улыбнулась, увидев Руфио, стоявшего впереди группы; как и каждое утро, он почтительно склонил голову перед подругой короля Неверлэнда. Она остановилась около дерева, чтобы оставить у его корней лук с колчаном и, взобравшись наверх, уселась на ветке, разглядывая мальчиков. Венди никогда не считала себя сорванцом, но, тем не менее, большую часть жизни провела чумазой, лазая по деревьям. Иногда ей это нравилось – нравилось носить вместо платьев штаны и простую рубашку, сотканные вручную. В другое же время Венди до ужаса хотелось быть опрятной и изящной, просто чтобы напомнить себе, кем родилась. Тем временем Питер стоял на возвышении напротив старого дерева; он оживлённо и легкомысленно улыбался, сверкая глазами. О нет, подумала Венди, и сердце её упало – этот его взгляд никогда не предвещал ничего хорошего. – Ну вот, наконец-то ты здесь! – крикнул Питер; мальчики зааплодировали. Пэну удалось убедить большинство из них, что те оказались здесь неслучайно, что это – судьба. Он и сам в это верил – точно так же начинала верить и Венди. – Что это за место? – спросил Руфио; подняв голову, он с изумлением рассматривал гигантское дерево, крона которого терялась в тумане. Оно было мшистым и громадным настолько, что, казалось, имело какую-то свою, отдельную природную систему. Король Неверлэнда сжал губы – на долю секунды, но Венди успела это заметить прежде, чем он ухмыльнулся. – Легенды гласят, что на этом дереве вьёт своё гнездо Птица Нет. Согласно традиции, каждый новый Потерянный должен доказать свою храбрость. Именно здесь. – Я! Я могу! – воскликнул кто-то; Венди было отрадно видеть, что добровольцем стал не её мальчик. Лишь глупец мог говорить такие вещи, не задумываясь об опасности. Но Питеру нравились такие люди. – Молодец! Всё, что вам нужно сделать – это взобраться на дерево и забрать с вершины перо, чтобы доказать, что вы там побывали. В честь того, кто не испугается и подтвердит свою смелость, мы вечером закатим пир! – закончил Пэн с воодушевлением, и толпа мальчиков одобрительно загудела. Намечалось ночное празднество, которое Венди предвкушала, несмотря на то что оно ознаменуется жестокими шалостями и беспорядками – до них обязательно дойдёт дело. – Но как ты узнаешь? Ведь тебе могут притащить обычное старое перо, – полюбопытствовала она, и её громкий голос заставил мальчиков с изумлением посмотреть вверх. Питер, не сомневавшийся в присутствии Венди, лишь усмехнулся. – Я узнаю. – Но это не такая уж трудная задача, – сказал Руфио серьёзно. Венди улыбнулась; Питер насмешливо изогнул бровь. – О, разве я забыл сказать? Добыть перо Птицы Нет может лишь человек с чистым сердцем, – объяснил он, сузив глаза в щёлки. Пэн улыбался с самодовольным видом, но Венди знала, что он терпеть не может, когда кто-то задаёт вопросы; исключениями были лишь она и Феликс. Услышав эту новость, мальчики притихли. – И сколько же человек преуспели в этом? – поинтересовалась Венди. – Только один, – ответил Питер и, к её невероятному изумлению, в руках юноши появилось перо. Девушка спрыгнула с ветки на землю и подошла к нему; мальчики столпились вокруг Пэна, разглядывая диковину. Формой перо в точности походило на павлинье, однако цвета оно было белого. Когда на него падал свет, Венди могла увидеть переливчатый радужный блеск и оранжевое пятнышко на кончике пера. Это выглядело просто потрясающе. – Тебе нужно чистое сердце, чтобы получить его? – спросила она и поразилась, когда Питер кивнул. – У кого ты украл это перо? – полюбопытствовал Руфио. Это был честный вопрос, и Венди, не сдержавшись, хихикнула. С холодно-невозмутимым видом Пэн улыбнулся; мальчики же, не сдерживая себя, хохотали. – Я получил его, когда впервые оказался в Неверлэнде, и взял его у самой птицы. Это случилось, когда тебя совершенно точно ещё не было на свете, – многозначительно ответил Питер, и Руфио кивнул, устремив взгляд на землю. Он знал, когда следует отступить, пусть это и было совсем не в его характере. Руфио был прямым человеком и настоящим лидером; однако он прекрасно понимал, кто здесь главарь и, к тому же, скорее всего, уже слышал, что произошло с Чуточкой. Короткая вспышка веселья угасла, и Венди задумчиво посмотрела на Питера. Он никогда не говорил подруге, что видел Птицу Нет, и она уже начала думать, что это создание – всего лишь миф. Девушка вновь напомнила себе, что она многого не знает о своём любимом, и ещё больше ей предстоит открыть. Люди тратят целую жизнь, чтобы узнать кого-то; в её же распоряжении целая вечность – но сможет ли она, Венди, узнать то, чего ей так отчаянно, невыносимо хочется? Конечно, был один способ, но это так походило на вторжение в личную жизнь, что она вздрагивала при одной лишь мысли. Нет, Венди не настолько отчаялась. Пока что. Тем временем Потерянные угрюмо смотрели вверх, на дерево. Никто из мальчиков не считал своё сердце чистым, ведь каждый из них пережил слишком многое. Все они были душевно ранены – каждый по-своему – и ни один не мог назвать себя идеальным. Независимо от того, правда это или нет (Венди не могла сказать точно, причинили ли мальчишки кому-то страшный вред), они оказались на острове не для того, чтобы чувствовать себя несчастными или думать о себе сколько-нибудь плохо. Питер дал им непосильную задачу – Птицы Нет здесь не было. Более того, Венди считала, что вся эта затея нужна была лишь для одной цели – доказать своё превосходство над ними. Сжав губы в нитку, девушка двинулась в сторону короля Неверлэнда и выхватила из его руки перо – до того, как он успел на это среагировать. – Вот! Я это сделала! К чему устраивать вечеринку для одного, если здесь столько достойных людей? – Если бы существовали Потерянные Девочки, было бы здорово... – пробормотал кто-то, и эта невнятная фраза потонула в восторженном рёве согласия. Питер застонал, раздражённо посмотрев на Венди; мальчики скандировали её имя, причём громче всех это делал Руфио. Самый высокий из Потерянных подхватил Венди – Феликс бы скорее сплясал джигу, чем взял её на руки – и её понесли к лагерю, туда, где сегодня начнётся пир. – Пустите меня! Я не готова! – протестовала она, не в силах прекратить улыбаться во весь рот. Неверлэнд мог быть ужасным местом: Венди не забыла, да и никогда не смогла бы забыть страдания, смерти и издевательства – всё то, чему она подверглась, но, тем не менее, это место иногда было по-настоящему чудесным. Всё зависело лишь от того, во что превращали остров они сами.

***

Заправив белое перо за ленту, повязанную на голову, Венди разглядывала своё отражение в зеркале. В свете лампы голубые, серебристые и фиолетовые блестки сверкали на её платье, разбрасывая вокруг яркие отсветы. Это было красивое платье – сшитое по последней парижской моде, насколько она знала. Наблюдая за грезами людей, живущих в её родном мире, девушка могла проследить течение времени, которое теперь было над ней не властно. Она видела конец Первой Мировой войны, радовалась, когда женщины получили право голоса, и зачарованно смотрела первые кинофильмы. Венди, конечно, не могла испытать всё это на себе, но и не была полностью оторвана от перемен, произошедших в её мире – и участвовала в его жизни настолько, насколько могла. Когда Венди находилась в одиночестве, она носила модные платья и слушала современную музыку – джаз и меланхоличный блюз. В уютной спальне, которую девушка обставляла сама, стоял самый настоящий патефон; его, как и другие предметы, принесла Тень. Напевая что-то из репертуара Луи Армстронга, Венди отвернулась от зеркала; посмотрев вокруг, девушка перестала улыбаться. Приглушённый свет ламп и стоявших в канделябрах свеч придавал желтым стенам мягкий золотистый оттенок. Огромная кровать была заправлена мягким покрывалом, а в ногах её лежал персидский ковёр. Полированный дубовый шкаф был под завязку набит прекраснейшими нарядами, над большинством из которых она билась днями и неделями, создавая их собственными руками. А ещё здесь красовался камин, и перед ним расположились два кресла и низкие столики, на одном из которых стояло радио. Словом, это была уютная комната, принадлежащая практичной, уважаемой женщине. Она жила здесь одна. Когда-то Венди желала уединённости, личного пространства и отделённости от остальной части Неверлэнда – и это до сих пор было так. Однако со временем многое изменилось; сама комната изменилась, подстраиваясь под её желания и нужды. Пусть они с Питером жили на одном острове и были привязаны друг к другу, это было совсем не то, чего Венди хотела в глубине души. Они видели друг друга ежедневно и даже иногда спали на одной кровати: но и это не могло заполнить пустоту в её душе. Самым сильным желанием Венди была обыкновенная семейная жизнь – муж и, со временем, дети. Но она знала, что этому не суждено сбыться никогда; и всё равно мечтала, не в силах остановиться. Эта комната, эта кровать – всё было предназначено для двоих. Здесь не доставало чужих книг, безделушек и картин; шкаф и комод будто ждали, что в них будут лежать вещи ещё одного человека. Если бы она попросила, если бы положила это желание к его ногам – Питер Пэн просто-напросто поднял бы её на смех и пресёк на корню все попытки Венди. Что хорошего в домашней жизни – скучной, безопасной и такой взрослой – когда у них есть Неверлэнд? Это не для Питера и, раз уж Венди его принцесса, следовательно, и не для неё. Они делят остров, так к чему ещё и комната? – Я хочу этого, я хочу большего... – она вздохнула и посмотрела на заевший патефон, снова и снова повторявший одну и ту же фразу. ...безумно, безумно, безумно...

***

Ярким огнем в темноте горели факела, а вокруг них бездумно порхали ночные бабочки. Они как будто были отражениями мальчиков, окруживших костёр – те скакали вперёд-назад и выплясывали под звуки флейты, опьянённые собственной свободой. Смогут ли они уберечься от огня, или сгорят, как глупые мотыльки? А сможет ли она, Венди, предотвратить несчастье? Сейчас на острове царил мир, возможно, впервые за время его существования. Но разве мог кто-либо по-настоящему контролировать Питера? – Кто-то чересчур серьёзен, – услышала Венди чей-то голос, посмотрела вверх и улыбнулась, увидев Тинк. Как и всегда, на фее было её выцветшее платье, когда-то наверняка бывшее ярко-зелёным. Венди почувствовала себя слишком разодетой. Потерянные тоже привели себя в порядок: снятые капюшоны не скрывали причёсанных волос и тщательно умытых лиц – и всё же девушка была похожа на блестящую безделушку в море лоскутной одежды и грязных коленок. На неё слишком часто бросали взгляды, и Венди уже не впервые подумала, что постоянно окружена мальчиками – и не все из них были так уж малы. Они, конечно, не осмеливались вести себя с ней неуважительно или пытаться делать авансы: девушка явно дала понять, что не будет этому рада, как, разумеется, и Питер. Так или иначе, иногда это заставляло её чувствовать себя одинокой. Тинк вдруг взмахнула рукой, превратив своё платье в простенький и симпатичный тёмно-зелёный наряд, сделанный из листьев и сверкающих крошечных камушков. Она потянула Венди за руку, заставив девушку удивлённо рассмеяться. – Пошли, отдавим кому-нибудь пальцы! Венди не могла выразить словами всю благодарность за то, что у неё есть подруга. Девушки кружили, вертелись и отплясывали какой-то дикий танец. Фея обыкновенно была настолько мрачной и вечно погружённой в свои печали, что её беззаботная улыбка была настоящим сокровищем. Возможно, причиной сегодняшнего веселья послужил ром, но, казалось, здесь было нечто большее. – Ты сегодня выглядишь такой счастливой, – заметила Венди, танцуя в одном ритме с барабанным боем. Этот звук никогда не портил развлечение; Питер хорошо научил мальчиков играть на барабанах. Тинк улыбнулась, кружа её на расстоянии вытянутой руки – в танце фея вела. – Я кое-что поняла. – Что же? – Я люблю его. Венди замедлила движение и удивлённо взглянула на фею. – Ты сейчас говоришь о капитане? Она, разумеется, знала, что Тинкербелл и Крюк были близки настолько, насколько это вообще возможно и, собственно, даже не сомневалась, что они любили друг друга. Как оказалось, она ошибалась. – Да, – ответила Тинк, уводя девушку прочь от костра и мальчиков, которые могли их услышать. Венди взглянула на Питера, разговаривающего о чём-то с Феликсом и Руфио; он смеялся. Поймав её взгляд, король Неверлэнда усмехнулся так завлекательно и дразняще, что у неё перехватило дыхание. Он всегда одаривал Венди таким взглядом – перед тем, как начать её преследовать. Однако Тинк потянула её прочь – в тихое место, подальше от грохочущей музыки. – Я думала, что вы уже любите друг друга, – призналась Венди, садясь, – вы, ну, так близки... – из чувства такта она не стала договаривать; фея фыркнула и вздохнула, склонив набок голову. Она задумчиво посмотрела на девушку. – Иногда я забываю, насколько ты ещё юная, – мягко сказала Тинк; это уязвило Венди. Она выпрямилась, вздернув подбородок. – Мне уже двадцать три, вообще-то! – Венди уже не была ребенком и даже не чувствовала себя подростком; однако истинная зрелость своей недоступностью причиняла девушке воистину танталовы муки. Тинкербелл махнула рукой. – Я имею в виду, что большую часть жизни ты была укрыта от какого-либо жизненного опыта. Как и я, – сказала фея быстро, не дожидаясь, пока её собеседница начнёт спорить. – Там, откуда я родом, у фей запрещены такого рода отношения. Мы не можем любить, не можем иметь привязанностей и не можем иметь интимных отношений. У нас была наша работа, и ничего не должно было вставать на её пути... – объяснила фея, и взгляд её из задумчивого вдруг стал пронзительно острым. – Когда меня изгнали, я почувствовала себя... дерзкой, что ли? Словом, мне страшно захотелось втоптать в грязь эти правила. И... Да, я прекрасно повеселилась, – уклончиво закончила она и притворно улыбнулась. – А на корабле ты тоже просто веселилась? – Возможно, – с напускной скромностью сказала Тинк и тут же посерьёзнела. – Секс – не замена любви. Венди почувствовала, что краснеет; она кивнула. – Я знаю, просто... – девушка давно желала поговорить с кем-то на эту тему, но до сих пор у неё не было такой возможности. Тинкербелл проводила много времени на корабле капитана Крюка, и с Венди они виделись не так уж часто. Фея мягко улыбнулась. – Продолжай. Венди облизнула губы. – Девушки вроде меня, то есть, из моего мира, моей страны, считают, что... вступать в близость дóлжно лишь тогда, когда вы женаты. В противном случае это просто безнравственно, – когда-то она ночами напролёт шепталась об этом с... Венди не помнила, с кем: в памяти остались лишь ярко-рыжие волосы и тихий смех. – Оглянись вокруг, милая. Этим ханжеским правилам нет здесь места. Самое главное, что ты хочешь этого и готова. Ох, никогда не думала, что мы с тобой будем говорить об этом, – она вздохнула, сурово посмотрев в сторону Питера. – Если он будет слишком настойчив, я его кастрирую, – Тинкербелл говорила именно то, что имела в виду. Венди улыбнулась и взяла её за руку. – Когда нужно, он может быть джентльменом. Кроме того, он очень терпелив, – должен быть терпелив, подумала Венди. – И всё-таки мне жаль, что дело дошло до этого. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, – фея печально посмотрела на Венди; та опустила глаза. Тинк говорила не только о том уже давнем отравлении мор-шиповником, что чуть не стоило девушке жизни, но и о её Истинной Любви – Питере Пэне. Прежде они уже не раз разговаривали об этой проблеме Венди, и фея искренне жалела и волновалась за неё. – Я могла бы злиться и пытаться жить, как раньше, но сейчас всё по-другому. Я не могу уйти отсюда. Я приняла это и не хочу тратить своё время на сожаления. Раз уж я осталась в живых, то собираюсь жить так, как пожелаю. Я хочу изменить это место, чтобы оно не было, как когда… Что же касается Питера… – она замолкла, раздумывая о том, что было раньше и как стало сейчас. – Можно прятаться, можно бежать, и я это делала, но, так или иначе, раз за разом всё заканчивалось тем, что я возвращалась сюда. Я не дурочка, мне ясно, кто он есть на самом деле... но и свои чувства я не могу игнорировать тоже! Я могу любить его, и при этом оставаться верной себе. Я смогу справиться с ним, – твёрдо сказала Венди. Это было убедительно – Тинк явно поверила. Врать для девушки сейчас было так же просто, как и дышать. – Что ж, хорошо, что хоть одна из нас на это способна. Знаешь ли, изменения не остались незаметными, – заметила она и подняла лицо к небу. Сияли звёзды; теперь их можно было увидеть почти каждую ночь, и Венди проводила много часов, очерчивая их в созвездия и давая им имена – тем, чьих названий не знала. – А Крюк знает? – вдруг спросила она; звёзды напомнили девушке о капитане. Тинкербелл опустила глаза и пожала плечами; казалось, её счастье как-то поблёкло. – Я соревнуюсь с призраком, – ответила фея, печально и нежно улыбнувшись; Венди крепко сжала её ладонь. В Тинкербелл сейчас было столько надежды и в тоже время неуверенности, что девушка решила её приободрить. – А ты знаешь, как рождаются феи? – полюбопытствовала она, озорно улыбнувшись; Тинк посмотрела на девушку. – Кажется, сейчас узнаю, - ответила она с сарказмом. – Мне говорили, что, когда ребёнок впервые смеётся, этот смех разлетается на осколки. Потом все эти кусочки смеха летают, порхают, скачут, и из них рождаются феи, – выдала Венди с видом знатока. Тинкербелл секунду смотрела на неё с непроницаемым лицом, после чего разразилась хохотом. Её смех был настолько милым и редким явлением, что девушка хранила воспоминания о нём, вызывая иногда из памяти. – Что за чушь! – отсмеявшись и прекратив потирать болевший от смеха живот, фея спросила, где Венди почерпнула такие знания. – От... от кого-то, – она нахмурилась. Эту историю девушка помнила чётко, но вот кто её рассказал? Венди никак не могла вспомнить того человека, его образ как будто заволакивало туманом. – От мамы, наверно, – она улыбнулась, но улыбка эта не достигла глаз. В созданной ею комнате лежал дневник, каждая страница которого была исписана рассказами о семье Дарлингов. Венди чувствовала себя способной лишь на то, чтобы раскрыть обложку, перед тем как быстро сунуть книжку в какой-нибудь ящик. Однажды она прочтёт все эти истории – когда сможет! – потому что девушка не желала забывать родителей полностью, даже несмотря на страшную боль. Однажды она прочтёт дневник. Но не сейчас.

***

Стемнело, а празднование всё продолжалось. Украденный бочонок рома был благополучно опустошён, и кому-то пришла в голову идея запустить фейерверк. Огни получились потрясающими – их было видно, наверно, с самого борта «Весёлого Роджера», и даже восхищённые русалки вынырнули на поверхность, чтобы полюбоваться ими. Губы Венди сами собой растягивались в улыбке, когда она разглядывала огненные всполохи в небе; кто-то её коснулся. – Не хочешь потанцевать? – спросил Руфио; Венди опустила глаза, отрицательно качнув головой, и сделала шаг в сторону. – Боюсь, нет. Мы с Тинк долго плясали, и я устала, – она не лгала; ноги девушки ныли от утомления. – Я пойду спать, пока они не натворили бед, – Венди указала подбородком в сторону мальчиков, громко над чем-то смеющихся. – Не беспокойся, я прослежу за ними, – сказал он, глядя на девушку. Казалось, Руфио понял её безмолвную просьбу и держался на расстоянии; однако он оглянулся проверить, не смотрит ли на них Питер. К счастью, Пэн смотрел в сторону, и Венди почувствовала облегчение. На самом деле, эта осторожность немало утомляла – как будто они были людьми, живущими у подножия вулкана. – О чём вы говорили? – Питер хочет, чтобы я сопровождал их с Феликсом, когда они опять соберутся в путешествие. – В другой мир? – это была великая честь. Может быть, она ошибалась, и Пэн всё же доверяет Руфио? – В мой мир. Там мои друзья, я знаю, что и они хотят уйти. В лучшую жизнь, – безо всякой улыбки уточнил он; в словах Руфио звучал искренний пыл. Для него эта жизнь была лучшей. Венди видела всё, что пришлось пережить этому Потерянному – но жестокость, боль и потери не заставили его озлобиться. Руфио использовал любую возможность, чтобы помочь таким, как он. Было что-то очень правильное и верное в его преданности. Венди так хотелось, чтобы у Питера имелись эти качества; но с таким же успехом она могла бы пожелать оседлать Птицу Нет. – Как бы мне хотелось увидеть другие миры, множество разных мест... Но я заключена здесь, – девушка вздохнула. – Почему? – он сильно, едва ли не зло, нахмурился. – Разве ты не знаешь? Я была отравлена ядом мор-шиповника. Меня, конечно, вылечили водой из источника в самом сердце Неверлэнда, но это означает, что покинуть остров я больше не могу, – Венди показала Руфио свою руку, на которой темнело пятно от яда; тот провёл над ней пальцами, не касаясь кожи. – И никакого лекарства от этого не существует? Венди помотала головой. – Только та вода не даёт яду распространиться. – Но лекарство должно быть! Это неправильно. Почему ты должна быть отрезана от жизни? Без возможности видеть то же, что и я? Ведь ты, именно ты причина того, что я здесь. Что я всё ещё жив, – со страстностью проговорил он, тяжело дыша, и Венди почувствовала тянущую боль где-то в животе – она вспомнила, какой яркой была кровь, от которой слиплись волосы Руфио после жестокого избиения. Лишь Питер своей властью сумел спасти парня – но не по своей воле. – Ничего ты тут не поделаешь. Питер много раз пытался. – Мне всё равно. Должно быть что-то, что спасёт тебя, и я найду это в одном из тех миров. Я обещаю тебе. – Обещаешь что? – сладко спросил Пэн; Венди вздрогнула от неожиданности. Девушка отчего-то почувствовала вину и тут же отругала себя за это – она ведь не делала ровным счётом ничего плохого. – Что найду лекарство для Венди, – бесстрашно ответил Руфио, и Питер изогнул бровь, делано улыбнувшись; взгляд же его был странным. – Кажется, вы обрели защитника, госпожа Дарлинг, – Пэн улыбнулся, и от этой улыбки девушке стало дурно. Питер развернулся к Руфио, уперев руки в бока и расставив ноги; Венди вздохнула. Дело запахло дракой, а это было последним, чего сейчас хотела девушка; она демонстративно зевнула, и Пэн обратил к ней свой горящий взгляд. – Простите меня, но я страшно устала, – в знак прощания она кивнула юношам и пошла прочь. Венди не оборачивалась, но по зудящей от его взора спине поняла, что её план сработал. Питер остановил девушку, схватив за руку, и она повернулась. – Устала? Сегодня ты даже не танцевала со мной. Мне вообще кажется, что ты меня избегаешь, – сказал он с обидой, прежде чем поднять лицо к небу, в котором расцветали огненные бутоны. Венди приподняла бровь и состроила притворную улыбающуюся гримаску. – Кажется, я не вписывала ваше имя в свою карточку, – ответила она с донельзя серьёзным видом и свысока взглянула на собеседника, оторвавшись от просмотра фейерверков. Тот уставился на Венди и поднял руку, коснувшись пера, заправленного за её ленту на голове. – Я не нуждаюсь в карточках. Все эти танцы и так мои. Любишь красиво одеваться, не так ли? – отметил он с одобрением, как будто бы она распотрошила свой платяной шкаф в поисках платья, которое впечатлит в большей степени Пэна, а не её саму. Ладно, Венди оно тоже может нравиться. Она пожала плечами и снова вгляделась в небо, которое взрывалось сполохами густого золота. – Это очень странно. Мы живём на острове, где возможно всё, и абсолютно не пользуемся этими возможностями, – кроме мальчиков, которых Венди забирала из жалости, в Неверлэнд попадали и те, кого природа наделила живым воображением. С их помощью она надеялась возродить на острове творческое начало, которого ему так не хватало. По крайней мере, с её точки зрения. – Ты считаешь меня скучным? Снова? – оскорблённо ответил Пэн, вскинув бровь; однако глаза его ошеломлённо сверкали. Ревность Питера, казалось, притихла, уступив место более важному в данный момент чувству. – Ну... – она замолкла, мило улыбаясь, и ахнула, когда король Неверлэнда её обнял. Он притянул девушку к себе, и та улыбнулась, уткнувшись носом в плечо юноши. Они медленно кружили в танце, и Венди вдруг вспомнила, как танцевала на той вечеринке в метро – точно так же, как и сейчас. Тогда она была так счастлива и беззаботна – и так хотела быть любимой по-настоящему... а теперь? Так ли это теперь? Девушка приказала себе просто двигаться и ни о чём не думать. Листья скрывали их от посторонних глаз; вдали мерцали огни лагеря. Губы Питера скользили по её шее; Венди закрыла глаза, прижимая ладони к его груди, когда король Неверлэнда поцелуями стал прокладывать путь от её горла к подбородку. Девушка любила такие моменты – моменты, когда она могла притвориться, что здесь и сейчас есть только они. Иногда Венди представляла себе, что никакого Неверлэнда нет и никогда не было, а есть лишь уединённый лондонский парк, в котором гуляют совершенно обычные, нормальные Венди и Питер. Почувствовав спиной нежное прикосновение коры на стволе дерева, она открыла глаза – и тут же с изумлением увидела Руфио, наблюдающего за ними. Поймав взгляд девушки, Потерянный пронзительно посмотрел на неё и, резко развернувшись, бросился прочь. Она оттолкнула Пэна, наклонившегося, чтобы поцеловать её еще; тот остановился. – Что такое? – Ничего. Я действительно устала, – сказала Венди снова. Она желала бы никогда не увидеть взгляда Руфио, быть замеченной им. Теперь настроение было безвозвратно испорчено. Питер стиснул зубы, но сдержался; со свистом выдохнув, он отошёл в сторону. – А ты изменчива, словно погода. Лондонская погода, – проговорил Пэн сквозь зубы, не в силах скрыть своё разочарование, и Венди остановилась. Она шагнула вперёд и до боли впилась губами в его губы; пальцы девушки лихорадочно путались в его волосах. Венди вложила в этот поцелуй все свои чувства – всю боль, все сожаления, всё то, чего ей не хватало – и Питер отвечал на него с бешеной страстью. Это было чувство, будто наполнявшее её изнутри; такой поцелуй мог закончиться лишь в спальне – но теперь она не боялась. Венди оторвалась от его рта и отступила, дрожа; Питер подался за ней со странным полустоном-полурыком. Девушка мечтательно улыбнулась. – Да, такая я и есть. Проводишь меня обратно? – Если ты хочешь, – ответил он и взял девушку за руку.

***

По мере того, как они приближались к жилищу Венди, можно было заметить, как постепенно меняется местность вблизи принадлежавшей ей части острова. На расчищенных тропках стояли дорожные знаки, в качестве ступенек в землю были врыты брёвна. Молодые люди прошли по подвесному мосту, переброшенному через узкий, но глубокий ручей, и остановились около входа в пещеру Венди. – Знаешь, если бы лекарство существовало, к этому времени оно бы уже было у нас, – проговорил Питер, задержав девушку возле лестницы. – Я понимаю, – ответила Венди, не уверенная, что говорит правду. Лишь с его слов она знала, что лекарства не существует – даже на острове не было ничего похожего. Конечно, для него это был наилучший способ удержать девушку рядом с собой – но Венди говорила себе, что если начнёт сомневаться во всём, что делает Питер, то не остановится уже никогда. А ей совершенно не хотелось вечно пребывать в неопределённости, которую могли заполнить такие подлые мысли. Да, Пэн был жестоким, но, казалось, сама перспектива потерять Венди приводила его в ужас. Если у них в руках всё же окажется лекарство, это успокоит его так же, как и её. – Ты и представить себе не можешь, что мне рассказала Тинк! – Что же? – Она влюблена в некоего капитана, – по секрету сообщила Венди и почувствовала лёгкий стыд. Она мало скрывала от Питера: в конце концов тот и сам обо всём узнает, причём любым путём. Он всегда так делал. Пэн расхохотался, абсолютно, судя по всему, не удивлённый. – Бескрылая фея и однорукий солдат! Да они прекрасная пара! – Не будь таким злым, – сказала Венди, но тут же поняла, что с таким же результатом может попросить реку повернуть вспять. Она вытащила из своих волос перо и протянула его Питеру, но тот покачал головой. – Сохрани его, – тихо ответил он; девушка улыбнулась и приложила перо к своему лбу. – Каким образом ты его получил? – Я его не крал, – ответил он напряжённо и пожал плечами, – Это одно из многого, что я никак не могу вспомнить. Но произошло это давно, точно знаю, – Питер посмотрел на облака, исчертившие небо. – Всё, что я помню, это песня, – он вздохнул, и по тону его голоса Венди поняла, что, должно быть, то была красивейшая мелодия в мире. Её снова охватило неудержимое желание удовлетворить своё любопытство, но девушка знала, что вряд ли получит от Пэна больше информации. Его сны... Отбросив эти мысли, Венди нежно провела пальцем по его щеке, заставив Питера удивлённо посмотреть на неё. Заворожённый её тоскливым и жаждущим взглядом, Питер приблизился к девушке вплотную. – Ты впустишь меня? Разрешишь остаться? – Я бы сделала это, но не могу. Должно быть что-то, что принадлежит лишь мне, понимаешь? Он кивнул, сжав челюсти. – Хорошо. Но я хочу, чтобы это всё – ты вся – стало моим. Я хочу большего, – выдохнул он, опалив Венди своим дыханием, и она моргнула. Да, девушке хотелось этого; но из уст Питера эти слова звучали так, как будто он хотел поглотить Венди без остатка, тогда как она всего-навсего желала поделиться своей любовью. Девушка отклонилась назад и, ласково улыбнувшись, встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в лоб. – Спокойной ночи, Питер, – прошептала она и отвернулась прежде, чем увидела выражение его лица. Венди казалось, что его горящий взгляд прожигает огненные дорожки на её теле. Ложась спать, девушка проверила, надёжно ли заперты замки на её дверях; она чувствовала, что Питер там, снаружи, рыщет, как волк – и от этого что-то внутри неё мурлыкало от желания. Утром её подозрения подтвердились: когда Венди пересекала ручей, она увидела, что вокруг её пещеры за ночь выросла стена из мор-шиповника. Она могла пораниться об их колючки, но и только – вреда более страшного они девушке больше не причинят. Зато любой другой оказался бы в смертельной опасности, вздумав приблизиться к её жилищу. Если Питеру Пэну заказана дорога в дом Венди, то и никто другой не посмеет пытаться туда войти.