Обстоятельства, коварная вещь или Судьба, забавная штука

Лисса Рэней, не веря до конца в правдивость слов Нортона, приехала в морг. Сейчас она и ее бывший муж сидели в коридоре и ждали разрешения патологоанатома войти на опознание трупа. Трупа их дочери… Они заехали перед моргом в Черновод и, проверив все и ответив на некоторые вопросы полицейских, поехали в это зловещее место. Астариус с супругой и Родион Хардиус приехали с ними. Они сидели в том же коридоре, но отдалено от рыжеволосой женщины и светловолосого мужчины. В глазах каждого читалось отчаянье и горе. Астариус успокаивал Черную Королеву, поглаживая ее по руке. Самый старший Огнев же, откинувшись на спинку белого стула, прикрыл глаза и тяжело дышал. И вот, из дверей покойницкой вышел мужчина средних лет в зеленоватом костюме доктора его квалификации. Он вздохнул, взглянув на этих людей. Сколько он уже тут работает, но сердце все так же сжимается при виде родственников погибших. Все они ведут себя практически одинаково. Плачут, успокаивают других, до последнего не верят в реальность происходящего. И только когда видят труп понимают, что это не сон. Бледность уже не сойдет с лица их родственника или родственницы. Не сойдут шрамы, синяки, обгоревшие участки кожи не обновятся, глаза не откроются сами по себе, грудь не подымется от дыхания… И они упадут в обморок. Патологоанатом уже все подготовил. Возле прозекторского стола* стоит следователь, который будет вести это дело, несколько санитаров и несколько ваток с нашатырем. «Дам… Все же внучка мэра… хоть и не родная. А такая смерть…, а она еще совсем молода», — думал он, делая вскрытие. Порой он ненавидел свою работу. — Кхм, — кашлянул он, привлекая внимание находящихся в коридоре людей к себе, — Нортон Огнев и Лисса Рэней, можете пройти. Лисса будто очнулась ото сна. Она быстро встала и не обращая ни на кого внимания стремительно вошла в место окончательной регистрации граждан**. Она пошла ровно к тому столу, где и стояла кучка людей. Интуиция и материнское сердце вело ее. За ней спокойно зашел Нортон, ступая неуверенно и нерешительно. Наверное, впервые он так боялся. — Вы готовы? — спросил следователь, когда родители Василисы встали рядом у стола. Когда он получили нерешительные кивки обоих, он кивнул врачу. Тот выдохнул и кинув взгляд на санитаров, что были готовы подхватить и поднести нашатырь каждую секунду. Они привыкли к этому. Наконец он взялся за край простыни и открыл лицо покойницы. Лисса посмотрела в это лицо и из ее глаз брызнули слезы. Надежда умерла. Пред ней лежала ее девочка, которую она в муках родила восемнадцать лет назад… Василиса Огнева-Рэней. Рыжие волосы, немного заостренные скулы и круглый подбородок. На теле были многочисленные ожоги. На щеке, на лбу, на подбородке, на ключице и плечах. Синие, глубокие, как у матери, глаза были прикрыты, но их синева никуда не делась, и казалось, что Василиса все видит и слышит. Волосы были опалены на кончиках и губы были потресканные, а на щеках пропал живой румянец. Лиссе на минут захотелось, чтобы сказки стали явью. Чтобы была живая вода, Рапунцель с ее волшебными слезами и волосами***… Нортон же стоял, будто и видел все, а будто был и слепой. Страх сковывал его мышцы. Он вспоминал, как вчера говорил с дочерью о браке, как она пыталась отказаться… и свою холодность. Он не часто был с ней откровенный, не часто дарил свою любовь. Но он любил ее, наверное, больше всех. Она — ребенок от любимой, она так похожая на нее… и вот, она лежит холодная, а он готов метать молнии. Роли поменялись. Усмехнувшись своим мыслям, он хрипло сказал одно за двоих. — Это она. Это наша дочь Василиса Нортовна Огнева-Рэней.

***

Захарра весело кружилась перед мольбертом, напевая себе под нос. Кисть, порой опускающаяся в палитру или в баночку краски, наполняла нарисованный карандашом на холсте пейзаж цветами. На небе за окном собирались тучи, но Драгоций это не пугало. Она любила дождь. Как и Диана Фрезер, ее подруга и Василиса Огнева, ее еще одна и, пожалуй, лучшая подруга. Они сблизились после ссоры Фэша и Василисы и часто гуляли по парку в любую погоду. Захарра чувствовала к обеим родственные чувства. Они были ей как сестры. Ведь прожив все детство среди мальчишек, она не знала какого это играть в куклы, сплетничать, устраивать девичники. Во времена Астрагора в Змиулане не было вечеринок или настоящего веселья. Всегда чем-то недовольный, он любил тишину и порядок и не любил когда вокруг был шум и неразбериха. С тех пор как он «погиб», хотя все Драгоции знали, что он подстроил свою смерть и удалился за границу вершить какие-то свои темные дела, все изменилось. Хоть какое-то веселье появилось в этом мрачном доме, где до этого были лишь слезы и грусть. Рок был хорошим руководителем несмотря на свою мрачность и придирчивость. Вдруг в комнату постучали. Захарра отложила палитру с красками на специально приготовленный для этого стол и сняла фартук, положив его туда же. Куцехвостая девушка быстро поправила свои хвостики и, кинув взгляд в зеркало и убедившись, что выглядит она нормально, открыла дверь. За ней стоял Фэш. Он не ответил на приветствие сестры и просто прошел в комнату молча, сел на свое любимое кресло у окна и прикрыл глаза. — А ты не наглеешь часом, братец, — ехидно поинтересовалась Драгоций-младшая. Увидев, что кузен не реагирует на замечания, она вздохнула. Значит, что-то случилось. — Фэш, что случилось? — подойдя к нему, присев на корточки и взяв его левую руку в свою, спросила девушка. — Ее больше нет, Захарра, — хриплым шепотом произнес он. — О ком ты? Что случилось?! Фэш, не молчи! — прикрикнула кареглазая, пугаясь. Драгоций открыл глаза и посмотрел в глаза кузине. В этих шоколадных глазах светился испуг и любопытство. — Василиса… Она погибла, Захарра, — тихо ответил брюнет, прикрыл глаза и, откидывая голову еще больше, будто он только что совершил самую тяжелую работу. — Что? — рука брата выскользнула из ослабевших пальцев Захарры. Тишина повисла в комнате. Было лишь слышно тиканье часов. Тик-так, тик-так…

***

Родион Хардиус мучился от головной боли с четырех утра, когда ему позвонил Астариус и рассказал о трагедии. Он не мог мыслить ясно. Но когда его позвали на опознание, он твердо встал и вошел за дочерью и зятем в морг. Лисса и Нортон вернулись в коридор, и женщина уткнулась в его рубашку. Мужчина поглаживал ее по волосам и не говорил ничего. Никакие слова все равно не вернули бы им их дочь. Врач заставил немного подождать. Опасаясь, как бы ни у кого не случился приступ, он приготовил дефибриллятор и несколько кубиков адреналина. Когда же все было готово, он открыл простыню. Нерейва Огнева вздохнула и, лишь минуту посмотрев на внучку, кивнула следователю, подтверждая, что это действительно Василиса Огнева-Рэней и, быстро расписавшись с мужем, отошли, давая возможность Родиону Хардиусу посмотреть на правнучку. Губы его задрожали, а в глазах появились первые слезы. Он подошел и поцеловал правнучку в холодный лоб. Несколько слезинок упали на лоб и щеки девушки. Огнев-старший очень любил свою младшую правнучку. Больше всех остальных. Она была не такой, как Норт, Дейла, Николь… Нет, она была живой, настоящей, внимательной и сильной. Головная боль отступила. На смену ее, пришла боль в глубине души. И никакие дефибрилляторы не могли помочь. Он просто плакал, зарывшись в волосы правнучки. Черная Королева тоже вновь подошла к внучке и погладила ее некогда шелковистые волосы, которые были теперь как солома. Астариус стоял в стороне. Он стал мужем Нерейвы, когда Василисе было три года. И хоть он и то же любил ее как родную, но он понимал, что его свекру и жене гораздо нужнее сейчас эти прикосновения, эти взгляды на изуродованное тело. Он сделал знак врачу и следователям стоять и не мешать. Те лишь кивнули и некоторые отвернулись не в силах выдержать эмоциональность этой сцены. Так прошло минуты две, может и три. Их никто не считал. Наконец-то Родион Хардиус поднялся и посмотрел на Василису сверху. «Когда-то я смотрел на нее так, когда она была совсем маленькой и лежала в кроватке. Только тогда она улыбалась, плакала, смеялась и жила», — мелькнула у него мысль, когда он утер дорожки слез рукавом. Его дочка взглянула на него, отводя взгляд от внучки и их взгляды скрестились. Без слов понимая друг друга, они по очереди наклонились и поцеловали не обгоревшие места лба. Затем, Родион Хардиус расписался в документах, и они втроем вышли из морга, скрепя сердцем. Перед уходом, Астариус распорядился, чтобы тело подготовили и завтра привезли в его особняк. Там начнутся проводы. Платье, в котором Василиса должна была покоиться с миром, было ее свадебное. Подготовленное для свадьбы Василисы и Фэшиара. Которая уже никогда не состоится. Мэр города кинул взгляд на девушку и в памяти возникли строчки из одного стиха: «Туман весенний, для чего ты скрыл Цветы вишневые, что ныне облетают На склонах гор? Не только блеск нам мил, — И увядания миг достоин восхищения!» И действительно, не смотря на всю эту мрачность и горе, не смотря на эти ожоги, Василиса все также была прекрасна. Для Астариуса смерть была художницей. Он видел много трупов, но даже в них он находил красоту смерти. Да и избавление от земного притяжения, он не считал чем-то таким. Каждому свой час. Кто-то толком не успеет пожить, а кто-то увидит бесчисленные пороки жизни. Часто у него с Нерейвой возникали споры на счет этого. Она считала, что смерть — это смерть. Она не художник. И жизнь не полна мучений и пороков. Но разве он говорил о том, что жизнь — это порок? Нет. В жизни есть светлые и темные стороны и надо уметь видеть их обе. С такими размышлениями он вышел из этого злачного, по мнению большинства людей, места.