Однажды в Азкабане

Первым на этот раз зашёл Браншретер, неся в руках всё тот же фонарь. Гёрклун сделал лишь пару шагов внутрь камеры и замер у выхода, скрестив руки на груди. Угрюмый сканирующий взгляд пробежал от макушки до пяток, заставив меня покрыться неприятными мурашками, пока Бран защёлкивал кандалы на моих запястьях и лодыжках. Цепи на этот раз были длиннее, так что мне даже пришлось изрядный кусок взять в руки, когда Бран молча указал на выход. Гёрклун вышел первым из камеры, так же ничего не сказав. Отчего мне сразу сделалось не по себе, а в душе зародились самые мрачные предчувствия. Я стучала деревянными сандалиями и гремела цепью, топая вслед за Гёрклуном по узкому и мрачному коридору и от нервов рассматривала, с какой звериной грацией передвигается местное начальство. Видимо, не только подчинённые тут занимаются боевыми искусствами. Да, помнится, у моего брата была военная выправка, но он учился в Дурмстранге, там они все такие. А в нашем Хогвартсе разве что игроки в квиддич могут похвастаться хорошей фигурой, но и тем, и другим до здешних гоблинов далеко. Или у них в принципе сложение такое, ближе к животным? Нелюди, что тут скажешь. Гёрклун резко обернулся, словно подслушал мои мысли, и я от неожиданности споткнулась о первую ступеньку крутой лестницы, ведущей наверх. К моему разочарованию, он лишь одарил хмурым взглядом, ничего не сказав. Неизвестность убивала. По крайней мере, мы поднимались вверх, а не спускались вниз, что не могло не радовать. Отсрочка переселения к дементорам виделась мне сейчас подарком судьбы. Лестница казалась бесконечной, а сверлящий между лопатками взгляд Брана, топавшего позади, раздражающим. Я уже совсем было собралась спросить Гёрклуна, куда меня ведут, когда неожиданно мы вышли на широкую площадку, ведущую в широкий светлый коридор. А всё потому, что крыша здесь имела большие стеклянные окна. Я недоумевала, зачем меня привели на самый верх, но не забывала наслаждаться каждым шагом, вдыхать очень свежий воздух, всматриваться сквозь окна в синее небо с лёгкими пушистыми облачками. Возле одной из многочисленных дверей начальство затормозило, обернувшись ко мне лицом. Я тоже замерла, едва не налетев на него. Замечталась! Гёрклун смотрел теперь мне в лицо с непередаваемым выражением жалости и презрения. А Бран быстро освободил от цепей и кандалов. — Раздевайся, — приказал главный гоблин. Я сглотнула, вздёрнув подбородок. — Зачем? — Традиционное омовение перед переводом вниз, — пожал он плечом. — Всё снимаешь, и вперёд! И не испытывай наше терпение. Смену одежды найдёшь внутри. Меня разрывали противоречивые чувства. Если не врут, помыться — это мечта на втором месте после свободы. Но раздеваться при этих двух? — Отвернитесь, — попросила, не надеясь на уступки. — Да что в тебе интересного, — сплюнул Гёрклун, но повернул голову в сторону, небрежно привалившись плечом к стене возле двери. Бран же, под моим взглядом, опустил глаза, но отворачиваться не собирался. Поняв, что большего мне вряд ли удастся добиться — ещё решат, что обойдусь без мытья — я стянула с себя рубашку, быстро спрятав бусы под распущенными космами давно немытых волос, освободилась от штанов и, поспешно вставив ноги в свои деревянные сабо, взялась за ручку двери. — Не так быстро! — лапа Гёрклуна легла на мою руку, второй, шагнув ближе, он медленно провёл от виска к уху, отбрасывая прядь волос. Взгляд упёрся в моё лицо, не опускаясь ниже, но мне стало так жарко и стыдно, что ярким малиновым румянцем горело, казалось, всё тело. — Да, вымойся хорошенько, девочка. Когда ещё придётся… А то смотреть на тебя больно. Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, он распахнул дверь. Взгляд, наконец, скользнул вниз, но я не доставила ему удовольствия визгом или судорожными попытками прикрыться. Такого не проймёшь! Гордо прошла мимо, но все испортил смачный шлепок по моей голой заднице. Вот ведь, скотина. Ахнув, обернулась, но дверь за мной захлопнулась с щелчком. Пол в этой умывальне был покрыт серой мраморной плиткой. Половину пространства занимал утопленный в пол бассейн, вниз вели ступени. От воды шёл пар, на поверхности плавали охапки пены. На краю бассейна лежали мочалка и большой кусок мыла, и даже жёсткое на вид, но настоящее полотенце. Гоблин не обманул — чистая смены одежды ожидала возле стены. Поверх неё притулился деревянный гребень. Я попала в рай? Мне вдруг стало всё равно, куда меня поселят потом, и недолго думая, скинула сабо и спустилась в горячую воду бассейна. Жаль небольшой — сильно не поплаваешь. Глубина — мне по шею. Но для мытья можно пристроиться на широких ступенях. С блаженством ощущала, как напитывается теплом каждая клеточка тела. Не знала, сколько мне отвели времени, потому долго отмокать себе не позволила. Мочалка оказалась жёсткой, но это только порадовало. С остервенением прошлась по каждому клочку кожи, отдраивая въевшуюся в поры грязь за целую жизнь, проведённую в этих стенах. Волосы намыливала три раза, пока не показалось, что достаточно. Проплыв ещё туда и обратно под водой, чтобы смыть остатки мыла, вышла из бассейна, не дожидаясь, пока эти монстры зайдут внутрь и будут наблюдать за одеванием. Промокнула волосы, быстро натянула на себя новые штаны и рубаху, и только потом занялась высушиванием волос. Жаль, тут тоже не было зеркала. Но и без него я всем телом ощущала блаженство и казалась себе просто неприлично чистой и красивой. Особенно, когда справилась с расчёсыванием волос. Спохватившись, вернула на тело свои жгутики, бусы и коготь, оставленные на краю бассейна возле мочалки. Едва закончила заплетать пушистую косу, дверь распахнулась. Гёрклун поглядел на меня уж очень долгим взглядом, прежде чем проворчать: — На выход, красавица. Я вышла, протянув Брану руки. Тот уже было потянулся к моему запястью со своими железками, когда Гёрклун его остановил: — Оставь. Так дойдём. Он сжал мою руку выше локтя стальными пальцами и повёл дальше по коридору. Бран шёл за нами, гремя железом. Открыв очередную дверь, Гёрклун приказал Браншретеру дожидаться снаружи, а меня втолкнул внутрь, захлопнув за собой дверь. Комната оказалась такой же небольшой, как и умывальня. Только здесь вместо бассейна имелся потрёпанный диван у стены, стол перед ним и кресло. Аромат исходивший от четырёх закрытых блюд на столе, сводил с ума. Неужели ещё и накормят? Я отбросила неприятную мысль, что меня готовят как минимум к смертной казни, и покорно уселась на диван. Гёрклун занял кресло, посмотрел без улыбки, и кивнул на блюда: — Ешь! Сам же ухватил высокий кувшин, который я сразу не заметила, и налил два полных стакана рубиновой жидкости. Одну ёмкость оставил себе, а вторую отправил щелчком в мою сторону. Среагировать я не успела, но стакан, проскользив по гладкой столешнице, сам замер на самом краю, не выплеснув ни капли, хотя жидкость опасно качнулась. Взглянула на невозмутимого гоблина. Позёр! Я сняла пузатую крышку с первого блюда и с разочарованием уставилась на два куска хлеба. Белого, в этот раз, но ожидала-то большего. Стараясь не спешить, хотя желудок уже предательски заурчал, вызвав усмешку надсмотрщика, подняла вторую крышку. Два больших куска запечённого мяса. Если это на двоих, то опять-таки — сплошное разочарование. Мне казалось, что смогла бы съесть быка, от которого оттяпали эти два кусочка. Третье блюдо содержало три пупырчатых солёных огурца и один помидор. На четвёртом одиноко красовалась маленькая кисть винограда. Не густо. — Съесть больше всё равно не сможешь, — меланхолично прокомментировал Гёрклун, отпивая глоток из своего стакана. — Советую приступать. Рот уже давно наполнился слюной, и я не стала ждать повторных указаний. Есть хотелось так, что стало плевать, что этот гад сидит напротив и наблюдает. Единственно, что вспомнила неожиданно манеры. И просто не смогла вгрызаться в еду, как зверь. Гоблины и так о нас невысокого мнения. Отсутствие каких-либо приборов удручало только первую минуту. Мясо оказалось таким нежным и сочным, что легко было отрывать по кусочку и смаковать, закусывая белым хлебом. Я понимала, что гоблин прав, после голодовки и этого хватит, чтобы мне стало плохо. Но обрадовалась, что он не претендует на мою еду. Съела все, и мясо, еле удержавшись, чтобы не облизать тарелку, и огурчики, и солёный помидор, и горсточку винограда. И только потом попробовала предложенный напиток. Как же давно у меня во рту не было ничего алкогольного. Может, поэтому вино показалось нектаром. От него приятно закружилась голова, но не настолько, чтобы перестала соображать. Я допивала последние глоточки, стараясь подольше задерживать каждую каплю во рту, блаженно закрывая глаза и впитывая вкус. — Понравилось? — с понимающей улыбкой спросил Гёрклун. Я старательно боролась с желанием просто закрыть глаза и уснуть прямо на этом мягком диванчике, свернувшись клубочком. С тоской заглянула в пустой стакан и бросила взгляд на кувшин. — Да, спасибо! — вспомнила я о вежливости. — Пожалуйста, — хмыкнул он и взялся за кувшин. — Ещё вина? — Да, — я подвинула к нему свой стакан. Что уж отказываться, раз предлагают. На этот раз он наполнил стакан лишь наполовину и осторожно придвинул ко мне. — Хороший год выдался в одной далёкой горной деревне около двадцати лет назад. — Он расслабленно наблюдал, как я делаю очередной глоток. А у самого стакан всё ещё был почти полон. А ведь я даже не знаю, как гоблины относятся к алкоголю. Может, просто из вежливости пригубил? — Там урожай снимают дважды за год… Вкусное мясо, не правда ли? — Очень вкусно, — согласилась с энтузиазмом, отпив ещё немного. Действительно хорошее вино. И лёгкое. — А ведь так ты могла бы ужинать раз в месяц. — Заметил он. — И ванну принимать раз в две недели? — попробовала я пошутить, раз уж Гёрклун оказался с чувством юмора. — Тоже раз в месяц, — поправил он, усмехнувшись. — Не часто, — вздохнула, рассматривая вино на свет, прежде чем пригубить снова. — Можно и чаще, — легко согласился он, — смотря как договоримся. Это ведь Бран? Я непонимающе поглядела на гоблина: — Бран? Браншретер? — Я что-то совсем потеряла мысль с этим вином. — Значит Кариган. — Кариган? Вы о чём, сэр? — Можешь называть меня Элиас, Эсми. Или даже Эл. Я не против. Я непонимающе уставилась на Гёрклуна. У них что? Двойные имена? — Эл? Гёрклун усмехнулся: — Да, Эсми. Так кто? Всё-таки Бран или Кариган? — О чём вы? — Думаю, и сама понимаешь. И что я должна понимать? Я чувствовала, что совсем отупела. Не нужно было пить. — Если вы про симпатии, — осторожно начала, ухватившись за мелькнувшую мысль, — то я даже не знаю… — Не знаешь, кого выбрать? Или кто был к тебе добрее? Я еле сдержала нервный смешок. Сюрреализм происходящего прекрасно вписывался в моё затуманенное состояние, но был дик, если взглянуть на это трезво. Только до трезвости мне было уже далеко. Элиас Гёрклун казался уже почти симпатичным, и я не понимала, зачем он меня мучает вопросами о каких-то грубых стражниках. — Они оба добрые, — буркнула я. — Мне только этот, как его, Храдлик не нравится. — Приставал? Я хихикнула, представив пристающего мрачного Храдлика. — Не-е-е, ты что! Я от него слова-то не слышала ни одного. — А от остальных слышала? — Ну да. Бран вот не очень разговорчивый, а Кариган, может иногда… — я потянулась вперёд и прошептала: — Мне кажется, я нравлюсь Брану. — Да что ты, — широко раскрыл глаза Гёрклун, — а как ты поняла? — Да что там понимать, — пожала я плечом, откидываясь на спинку дивана. — Вот смотри, не знаю, как положено, а мне каждый вечер он приносил два куска хлеба. А надо один, так? — Так, — кивнул Элиас, усмехнувшись, — только хлеб? Как-то мелко. — Ну почему только, — обиделась я за Брана, — ещё как-то раз принёс ветчину. Ой, это, наверное, секрет. — Да брось, я ему не скажу, — подмигнул гоблин. — Спасибо, — с чувством ответила я. — А то ещё мыло было. Ну знаешь, попросила… — И палочку он раздобыл? — Да не, какую палочку, — отмахнулась я. — Расчёску ещё, вот! — А палочку — Кариган, значит? Я рассмеялась такому предположению. Чуть не сказала про коготь, и вдруг поняла, что ни за что про него говорить нельзя. — У Каригана волосы длинные, — я потянулась за стаканом и смахнула его на пол. Раздался звон битого стекла. — При чём тут волосы? — Гёрклун уже двоился у меня в глазах. — Ну как же, — пробормотала я, — вот Бран бритый, а у Кра.. Карг… ну у того такие пушистые… — Тебе не нравятся бритые? — Ну почему же, — рассудительно заметила я, приглядываясь к причёске Гёрклуна. — У тебя вот даже лучше. Такой милый хохолок. У начальства на самом деле интересная причёска. Только сейчас поняла. Абсолютно бритый череп, а на макушке длинные черные волосы, перехваченные зелёным браслетом у основания. Очень изящно, на мой взгляд — хвост спускался на спину и, начиная от шеи, был выкрашен в синий цвет. — Как ты сказала? Хохолок? — кажется, обиделся Элиас. — Не, ну хвост, просто мне нравится. — Ты мне тоже нравишься, — хмыкнул Гёрклун. — Правда? — удивилась я, и постаралась сесть прямее. — Правда, — кивнул он, — а если скажешь, где взяла палочку, будешь нравиться ещё больше. — А Весте понравился мальчик, который был с министром, — поделилась я ещё одним секретом. — А мне нет… Вот кстати про палочку! — Да? — Гёрклун нагнулся над столом, гипнотизируя своим взглядом. А глаза у него голубые с зелёными прожилками. — И что с палочкой? Я с трудом вспомнила, о чём речь. И радостно сообщила: — Так торчала у него из кармана! Так разве можно? Любой может свист… стибр… В общем, вынуть её пара пустяков. — Вот оно что… Гёрклун откинулся на спинку кресла, а я многозначительно покивала, закрывая отяжелевшие веки. Как хочется спать! Гёрклун спросил что-то ещё, и, кажется, я даже ответила. А может и не один раз. Прямо так, не открывая глаз. А может и приснилось, потому что я точно заснула, не знаю только на сколько. В себя пришла резко, держа в руках пустой стакан и чувствуя во рту горечь. Запах бодрящего зелья узнала мгновенно. Вскинула голову, ощущая небывалую бодрость, и упёрлась в картину маслом: Бран и Карриган стоят у дверей с опущенными головами. Гёрклун, скрестив руки на груди, стоит у стола. А незнакомый низенький гоблин, очень похожий на тех, кто работает в Гринготтсе, зачитывает какой-то текст, держа перед собой пергамент, и судя по всему, уже давно. Вслушалась в слова: — По результатам проведённого служебного расследования в отношении надзирателей Лэйка Карригана, блок А-два тюрьмы Азкабан, и Фредиса Браншретера, блок А-три тюрьмы Азкабан, постановлено. Первое — подозрение в преступном сговоре с заключённой номер А-двадцать-четыре считать ничтожным. Второе — проявленное на службе попустительство считать доказанной. На основании чего наложить дисциплинарное взыскание, с переводом в блоки Д-один и Д-два, соответственно, до следующего рассмотрения через пять лет. Это про кого? За что их? Что вообще происходит? Я переводила недоумевающий взгляд с Гёрклуна на стражников, но на меня никто не смотрел. Бран и Карриган по знаку маленького гоблина покинули комнату, даже не взглянув в мою сторону. А чтец монотонно продолжал: — Заключённая Э. Флитвик признана виновной по следующим пунктам. Первое — в совершении магического действа с целью создания оружия класса «А». Второе — в хищении и незаконном использовании частей тел разумных без их согласия. Третье — в неоднократном и злостном нарушении режима и правил содержания. С учётом того, что заключённая ранее была осуждена за применение непростительного заклинания к трём чистокровным волшебникам, по совокупности нарушений было решено: применить к заключённой меры дисциплинарного воздействия и изменить режим содержания на усиленный, с переводом в корпус Д. Придать новый номер Д-семьдесят-шесть. Повторно рассмотреть принятое решение через пять лет. Я слушала свой приговор, но слова доходили до мозга словно сквозь вату. Вошёл ещё один гоблин. Судя по кожанке, накаченным бицепсам и кандалам в руках, ещё один стражник, но я его видела впервые. — А её в блок Д-три, — сказал ему Гёрклун, мотнув головой в мою сторону. — Живо! Стражник сноровисто подошёл, небрежно поднял с диванчика, больно ухватив за локоть, и принялся прицеплять кандалы. Маленький гоблин успел тоже испариться. Насмешливая улыбка Элиаса Гёрклуна неприятно поразила. — Прощай, девочка, — произнёс он. — И спасибо за сотрудничество. — Идём, — рыкнул стражник. И повёл к выходу, где ждал ещё один страж, практически близнец первого. Сколько же их тут вообще? Если этих впервые вижу? И почему не Браншретер? Дверь в комнату с Гёрклуном захлопнулась. Я не понимала, что произошло, что зачитывал маленький гоблин, отчего Гёрклун даже не повторил предложение переспать с ним? Не то чтобы я согласилась, но ведь странно. Для чего тогда было всё это? Я почти не запомнила дорогу. Мы всё спускались и спускались. Потом были коридоры, потом моя новая камера. Она мало отличалась от той первой. Тоже крайняя, в самом конце сектора. Так же три каменные стены, и решётка, отделяющая от коридора. Была ещё лишь одна занятая камера в этом секторе — заключённый бородатый мужчина в соседней камере. Он понуро сидел на подстилке и без интереса проводил нас взглядом. В новой камере не было надстройки над удобствами. Матрас лишь в два раза толще, чем в карцере, но ужасно грязный. Похоже, тут их реже меняют. Была вода — тонкой струйкой текла из короткой трубки, торчащей из стены в том же месте, где и в прежней камере, наполняя углубление в камне прямо под ней. Из переполненного углубления, вмещающего на взгляд литров пять, вода стекала по желобку к дыре в углу. Я не заметила, как ушли стражники, оставив меня одну. Вообще была в какой-то прострации. Так и стояла посреди камеры, не зная, что делать дальше. Одна мысль не давала покоя. Я никак не могла сообразить, что такого неправильного я сказала Гёрклуну. Ведь что-то вертелось такое на самом кончике сознания. Застонав, опустилась на матрас, чтобы тотчас вскочить — из него с писком выскочила крыса, бросаясь к решётке. Меня передёрнуло от отвращения. Простучала матрас снятой туфлей, и только убедившись, что никаких тварей не осталось, попробовала снова сесть. Морщилась от отвращения, ведь только из умывальни. Была бы прямо из карцера, меня бы мало волновала грязь наматрасника и гнилостный запах, исходящий, видимо, от соломы в нём. Проклятый Гёрклун! Поняла, что ненавижу его всей душой. Какой мерзавец! Напоил, накормил, а потом… Своих же подчинённых… И почему я ощущаю себя ещё большей сволочью, кто бы просветил?