Земля уходит из-под ног

Множество противоречивых чувств бушевало во мне в данную минуту: это и боль старых ран, о существовании которых я, казалось, позабыла, и какой-то нездоровый шок, сопровождавшийся помутнением мыслей, растерянность и противоположное всему этому любопытство. Я приказала себе сохранять спокойствие. К счастью, отразить безразличие с толикой удивления на лице получилось блистательно. Отмечу в который раз, что я не питаю любви к событиям, происходящим внезапно и вышибающим из колеи, и эта неожиданная весенняя встреча как раз относилась к разряду таких. Боковым зрением я глянула на Перси, который всё еще разговаривал с администратором, и мысленно молила, чтоб он задержался там еще на пару минут, пока я не разберусь с насущной проблемой в лице Луки. Шок по-тихоньку исчезал, уступая место рациональному мышлению и адекватной реакции. Растерянность превратилась в раздражение. Казалось бы, только жизнь вышла на новый уровень, а тут прошлое решило напомнить о себе. Пожалуй, надо было выдать достойный ответ. — Сколько лет, сколько зим, — воодушевленно сообщил парень, таким тоном, будто лично считал количество этих самых лет и зим. — Вот уж, признаюсь, не ожидала тебя увидеть еще хоть раз в своей жизни, — скептически произнесла я, чуть скривив губы, и мысленно отметила, что это была правда. Лука, излучая восторг, не обратил внимания на недоброжелательность в моём тоне и продолжил говорить: — Какими судьбами во Флориде? — А тебе какое дело? — огрызнулась я, желая лишь одного — побыстрее закончить этот неприятный диалог. Кастеллан поднял бровь, явно поразился такой открытой враждебности. Клянусь, нечасто в своей жизни он встречал отпор и непризнание своей наигранной обворожительности. Хотя, признаться, не такая уж наигранная она была, но у меня его появление не вызвало ровным счетом никаких положительных эмоций. — Ну брось, мы же не чужие люди друг другу, — вкрадчиво напомнил он. — Правда? — поинтересовалась я, проведя рукой по влажным от морской воды спутанным волосам, — тогда мне кажется, что я что-то пропустила. — Ладно, признаю, немного некорректная формулировка, — он расплылся в улыбке, от которой раньше я бы растаяла, и которая сейчас вызвала во мне бурю негодования. Посмотрев на него с весьма вялым интересом, я ответила всем его настоящим и будущим попыткам пробудить во мне былые чувства: — Не надейся. Сидеть вполоборота становилось не комфортно, и я, посчитав, что разговор исчерпал себя, не успев начаться, развернулась обратно. — Но почему? — снова появился в поле моего зрения Лука. Я сжала губы, преодолев дикое желание закатить глаза. Боги, какой же я была дурой, когда покупалась на эти дешевые подкаты. Прям аж обидно саму за себя стало, честно. — Потому, что я не дешевая проститутка, которой ты один раз поиграешься и на следующий день бросишь. Удивляюсь, как ты этого до сих пор, — я отрывисто выделила последнюю фразу, — не понял. — Но я изменился, — выкрикнул он, всплеснув руками. В принципе, я всегда верила, что сильные люди способны измениться в лучшую сторону. Но в моих мыслях Луки это не касалось. Он же был открыто безнадежен. Но сейчас, это виноватое, раскаявшееся выражение лица с понурым взглядом, лишенным надежды, поразило меня. Я непроизвольно отпрянула назад и прижалась к холодящей кожаной обивке, слегка поежившись. Передо мной как будто стояли два разных человека. Подсознание упрямо рисовало картинку бессовестного эгоиста, каким я его, собственно, запомнила с нашей последней встречи. Однако в данный момент своими глазами я видела вполне обычного добродушного парня, встретившего свою бывшую подругу и пытавшего завязать непринужденный разговор. Эти противоположные образы совершенно не связывались друг с другом в моей голове. «А, может, и правда, изменился?» — пронеслось в самых далеких мыслях. Видя моё смятение, Лука воспринял это, как свою личную победу и поспешил покорять меня дальше. — Столько времени прошло, Аннабет. Я, правда, теперь другой, — упрямо поджимает губы, — хочешь… хочешь я докажу? Я пожала плечами. Отчасти, после того, как я вырвала страницу с его именем из своей жизни, мне стало всё равно. К сожалению, любопытство, нарастающее внутри меня с каждой секундой, говорило об обратном. — И как, позволь узнать? — интересуюсь я, обнимая себя за предплечья. Задумчивая поза выдаёт его. Ответ на этот вопрос он еще явно не придумал. — Давай поужинаем сегодня вместе. Здесь подают прекрасные устрицы, — он театрально облизнулся. С импровизацией у вас, несомненно, хорошо, мистер Кастеллан. Ну, и конечно, не забыл упомянуть свои любимые устрицы. Если бы я не знала, что это блюдо мощнейший афродизиак, я бы вообще не обратила внимание на эту реплику. Он прекрасно знал, мне эта информация известна, и ждал моей реакции. Поразмышляв, я остановилась на варианте — проигнорировать данное замечание и сделать лицо в стиле: «Устрицы? Какие устрицы?» — Подумаю над твоим предложением, — сообщила я настолько кратко, как могла, чтобы он, не дай Бог, не подумал, что я сразу соглашусь. Мельком глянув на Перси, который от скуки уже подпирал голову за оформлением нужных документов, я решила, что у меня еще есть пару минут сладить с Лукой и остаться незамеченной для Джексона. — Приходи, пожалуйста, Бет, — только он мог так сокращать мое имя в прошлом, а сейчас только давил этим на старые раны. — Я буду ждать тебя сегодня и завтра. Посидим, поболтаем, ничего сверхъестественного. Он подмигнул. Я все еще тревожно бросала взгляды в сторону ресепшена. На этот раз вместе со мной туда посмотрел и Лука. Он обводил взглядом белый стол, женщину-регистраторшу среднего возраста, Перси, прижимавшего руки к плечам, и еще нескольких человек, которые сновали без дела в холле. Мой спутник остался без особого внимания Кастеллана. Он не придал значения тому факту, что я могу быть здесь не одна. А может быть, он не мог себе представить, что я могу вступать в отношения с кем-то после него. Что ж, если он так подумал, я могу его разочаровать и обрадовать одновременно: да, у меня есть Перси, но отношений с ним нет. Тем временем, Лука разворачивается ко мне, так и не поняв, на кого я постоянно смотрю. — Ладно, вижу, ты кого-то ждешь. Не буду мешать. Пока, малышка. До скорых встреч, — и он скрылся за входными дверями, оставляя меня в передернутом от слова «малышка» состоянии. В следующую секунду Перси оборачивается и, покручивая на пальце ключ-карту, направляется ко мне. Обеспокоенно посмотрев на мое лицо и мурашки на руках, он спросил: — Что случилось? У тебя такой вид, словно ты только что столкнулась с призраком в коридоре. Как же он был прав. Так и хотелось ответить: «Да, Перси, с призраком из своего прошлого». — Я не верю в призраков. Просто жутко устала. И хочу спать. Пошли поскорее в номер. Перси загадочно усмехнулся, сверкнув хитрыми глазами. В тот момент, если честно, мне было абсолютно все равно на его шутки, подколы и все такое прочее, поэтому я не обратила внимания на этот намек, и как оказалось позже, совершенно зря. Номер полностью соответствовал наименованию «люкс в пятизвездочном отеле». В гостиной нас приветствовал небольшой дубовый стол, на котором уже стоял приготовленный ужин, плазма на полстены и панорамное окно с видом на белый песочный пляж и темно-синий океан. По мягкому ковру я прошла дальше, по пути заглянув в ванную комнату. Яркий свет плафона резал глаза, и в контрастных цветах передо мной предстали мраморный умывальник, многочисленные кремы, маски, шампуни, располагавшиеся на подставке в основании зеркала и душевая кабина, купленная по последнему писку моды с гидромассажем и еще какими-то незнакомыми мне (но, скорее всего, приятными) вещами. Вся эта идиллия с треском распалась, когда я, будто завороженная, впорхнула в спальню и увидела там только одну кровать. Со скоростью гепарда я шмыгнула на балкон, и, все-таки отыскав сливавшуюся с интерьером дверь, вошла в неё и снова оказалась в гостиной. Я проверила всё, собственно, и вот результат: в ванной никаких дополнительных дверей не было, в спальне они также оказались не предусмотрены. Без сомнений, все это благодаря Перси. Не зря он стоял на ресепшене чрезмерно долго, покупая вот эту вот радость. Я еще раз обошла весь номер, но все с таким же неблагоприятным исходом. — Ты что-то потеряла? Что-то не так? — спросил Перси зычным голосом, как будто его такой расклад вещей донельзя устраивал и даже чуть-чуть радовал. — Да, я потеряла еще одну кровать, — отвечаю я, наблюдая за тем, как Перси равномерно раскладывает свои вещи в шкафу. — Ты потеряла… кровать? — переспрашивает так, как будто не доходит. В следующий миг его лицо меняется, медленно возвращается хитрая улыбочка, и он огласил: — В отеле остались только такие номера, я ничего не мог поделать, — он театрально вздохнул и пожал плечами, попутно морщась от боли от ожогов. — Да все с тобой ясно, Перси. С твоими рыбьими мозгами только номера в отеле снимать. Если ты думаешь, что я лягу с тобой в одну кровать, то не надейся. Всё это, — я обвела пальцем комнату, — бесполезно. К тому же, ты практически ничего не помнишь. Я не думаю, что ночь в одной постели как-то бы помогла тебе вернуть забытое. — Это еще как связано. Чем ближе ко мне ты находишься, тем больше я вспоминаю, — его лицо озаряет смущенная, полная надежды улыбка. На меня это никак не подействовало. Появление Луки выбило меня из колеи привычного образа жизни. Я не знала, как вести себя с ним, смотреть ему в глаза, что делать, если случайно повстречаю этот кошмар на лестнице завтра. А Перси… Я ведь давно догадалась, что его воспоминания к нему вернулись. Я долго ждала, когда он объявит мне эту замечательную новость, зная, признание не за горами. Видимо, я ошиблась. Раздражение в неспособности разобраться во всех проблемах сию минуту росло с каждой секундой. И я решаю найти выход хотя бы из одной. — А теперь посмотри мне в глаза, Перси, — грустно вздохнув, отчаянно проговариваю я, — и скажи мне правду: ты вспомнил? Я вижу, как он медленно поднимает голову. Серый встречается с зеленым. Улыбка уходит с лица, он прячет её за безразличием. Мое настроение падает до самой нижней отметки, когда я вижу, что он не собирается отпускать глупые словечки или шутить. Внутри я всё же надеялась, что он отшутится, как это и всегда было; однако эти надежды разбились вдребезги, будто расколотый деревянный плот дробится под белыми гребнями штормовых морских волн. Нам предстоит тяжелый разговор. Парень, сглотнув, замялся. Он смотрел мне в глаза, и совесть не позволяла ему врать. — Ну… как бы тебе сказать… — Перси не может подобрать нужных слов, сжимает губы, и каждая мышца в его теле напрягается. — Скажи, как есть, — я надеялась этой репликой подтолкнуть его к более определенному ответу, а не к той расплывчатости, которая сейчас присутствовала не только в его словах, но и в мыслях. Брюнет делает продолжительный вздох, наполняя легкие не только кислородом, но, видимо, еще и мужеством. На выдохе осознанно произносит: — Да, я вспомнил. Не помню, когда со мной в последний раз случалось нечто подобное. Легкие будто сжали тисками; кожа, казалось, в доли секунды меняла свою температуру от жидкого азота до лавы в извергающемся вулкане и обратно. Я чувствовала болезненно бившееся в груди сердце, в ушах шумело. Я опустила взгляд на свои руки. Пальцы, становясь бело-синими, немного дрожали. Долгое время я ждала этого признания, однако теперь, услышав неискаженную правду, все внутри похолодело. — И… — сиплый голос выдавал мой шок, — как давно? После этого вопроса его смятение превысило критическую точку. Я видела, как безуспешно он пытался справиться с наглым желанием соврать опять. Он проходит через всю комнату, так и не поднимая взгляда, садится на кровать и обхватывает голову руками. — Помнишь, наш первый нормальный разговор после того, как я потерял память, — Перси старался говорить сдержанно, но его тон становился то низким, то высоким, и мне приходилось прислушиваться, чтобы разбирать его слова. Я коротко кивнула. — Рядом была площадка. Парни играли в баскетбол, и мяч полетел в нашу сторону. Тогда задело не только тебя, но и меня тоже… Я ахнула, утопая в отчаянии и каком-то странном чувстве брошенности. Мозг отказывался переваривать сказанную им информацию. Нервы на пределе, мне кажется, еще чуть-чуть, еще секунда, и все внутри меня взорвется. Я практически не слышу, что он говорит дальше: — Спустя пять минут я помнил всё. Поэтому я и решил предложить тебе съездить вместе к твоему отцу. Я думал… — Меня не интересует, что ты думал, — голос срывается на крик. — Я не понимаю, Перси, почему ты не мог сказать мне раньше? Земля бы от этого не перевернулась. Ты не можешь себе представить, как тяжело мне все время смотреть на тебя и понимать, что твои воспоминания еще не открылись тебе. А теперь оказывается, что ты все это время все помнил и, вместо того, чтобы сказать, бессовестно лгал мне. В глазах и в носу неприятно щипает и спустя секунду я чувствую на своей щеке первую горячую слезу. Перси стремительно встаёт и приближается ко мне. — Стой, где стоишь, — приказала я, глотая обиду, которая с каждым разом душила все больше. — Ты вообще думал о моих чувствах? Я, как безвольная кукла, которую ты, Перси, бросаешь из стороны в сторону, выжидая, когда же та упадет. Я чувствую себя так, будто меня использовали. Опять. Перси в шоке останавливается. Он теряется еще больше от вида моих слез и просто замирает на месте, уже не занося ногу для следующего шага. — Аннабет, я не хотел, чтоб так получилось… — Над разбитым корытом не плачут, Перси. Единственное, что я хочу знать напоследок, — его передернуло, — зачем ты все это таил? Хотел проверить мои чувства? Был не уверен в своих? Ты… — мне показалось диким произносить следующие слова, — боишься отношений со мной? Перси то и дело остекленевшим взглядом оглядывал комнату, опускал голову, с силой сжимая виски. Где-то внутри мелькнула мысль, что от чрезмерного давления ладоней он просто сломает себе череп. С клокочущей яростью он, признавая свою ошибку, бросает мне: — Я забыл рассказать. — Забыл? — уточняю я, не веря своим ушам. — Ты видел насколько это важно для меня и как я жду этой новости. И ты просто забыл? Слишком неправдоподобная… — Зачем ты устраиваешь всю эту истерику? — заорал он, перебивая меня. — Я бы все рассказал тебе сам, когда посчитал это нужным. — Ах, так, значит… — но он опять не даёт мне договорить. — Да, я забыл. В этом ничего такого нет. Не примеряй всё на себя: ты не можешь понять случившегося, потому что шибко умные никогда ничего не забывают. От его слов я медленно отклоняюсь, пока не задеваю плечом виниловые обои стены. Найдя точку опоры, я будто нашла в себе силы для следующей реплики, уже не задумываясь, насколько обидную фразу я сейчас выдам: — Лучше быть шибко умной, чем таким расхлябанным, как ты. «Перси сделай то», «Перси сделай это», — передразнивала я, — ты как немощный старик, которому все нужно напоминать. А сам ты хоть что-нибудь можешь? На его лице появились желваки, глаза беспрерывно зыркали по всей комнате, руки он сжал в кулаки, так как будто собирался меня ударить. Но, какие бы мысли не крутились у него в голове, с места он не сдвинулся. — И это мне говорит кто? Девушка, которая сама неспособна была приехать в больницу к отцу. Ты вечно ходишь и ноешь, пока кто-нибудь не смилостивится и не поможет тебе… После этих слов я уже ничего не слышу. Слезы ручьями заливают лицо, уши словно отключили сами себя, чтобы не слышать продолжения. Я поворачиваюсь к двери, в короткие три шага достигаю её. С силой дернув за ручку, я вылетаю из номера. Спустя несколько секунд, дверь с оглушительным грохотом захлопывается, разбудив, как минимум, половину обитателей отеля. Я бегу, не разбирая дороги, сворачивая то налево, то направо, мимо одинаковых, сливающихся в один длинный коридор, дверей. Замедляю шаг в очередном мрачном проёме, где тусклый свет ламп позволяет видеть окружающую обстановку лишь в нескольких шагах от себя. Я прислоняюсь к холодной стене, терплю несколько минут, пока кожа привыкнет к ледяному бетону. Я вытираю глаза краем футболки, в которую успела переодеться, но слезы прибывают снова, и спустя минуту, край ткани становиться неспособен впитывать влагу. Мне хочется закричать, разрушить эту нависшую, давящую тишину. Кажется, что мой внутренний мир лежит в мелких руинах и колет изнутри, словно растоптанное стекло попало в обувь. До чего меня довело любопытство? Где сейчас моя гордость? Куда пропали те силы, которые всегда, в любой ситуации, помогали двигаться дальше? Я опускаюсь на пол. Лопатки больно скользят об стену, но я не чувствую боли, я знаю только, что она есть. Пытаясь создать ощущение покоя, я обнимаю коленки. Раньше я делала так, дабы убедить себя, что не одна в этом мире. Сейчас жалкая поза только подчеркивает мое одиночество. Да и вообще я жалкая. Как мне было сказано, я ничего не делаю сама, всегда жду помощи, нет, даже милости, со стороны. В словах, сказанных в гневе, всегда есть доля правды. Действительно ли я такая? Или мы с Перси просто играли в игру, основным правилом которой, являлось давить на противника. Мы неплохо знали слабые стороны друг друга и так отчаянно били по ним, в надежде задеть побольнее и причинить больше страданий, что сами не заметили, в какую серьезную ссору это вылилось. Вместо того, чтобы со слезами дать выход обиде, я приказала себе перестать рыдать. Дыхание никак не восстанавливалось, горло несусветно жгло, легкие горели. Всё тело захватила мелкая дрожь, которая не хотела уходить без боя. В мозг прокралась паника: я понятия не имела, что делать дальше. Конечно же, Перси тоже не просто будет искоренить обиду от моего красноречия. Я никогда еще не видела его настолько вышедшим из себя. Уследить за ходом моих мыслей оказалось трудно даже мне самой. Умственный хаос кружил в моей голове как смерч, сметая и разбрасывая все на своём пути. Я не знала, сколько времени прошло с момента начала моего прибывания в этом сомнительном месте; может, десять минут, а может, час. Злость и ярость в глупости Перси, сопровождавшая ссору с моей стороны, медленно уходила, в отличие от обиды, засевшей где-то очень глубоко. До жути хотелось забыть к чертям весь этот идиотизм, настолько омрачивший нашу поездку. Я вяло поднимаюсь, разминая поясницу и затекшие ноги, с твердым намерением вернуться в номер, где Перси уже, скорее всего, безмятежно спит, принять душ и отдохнуть, дабы набраться сил для очередных колкостей завтрашним утром. Петляя по пустым и тихим коридорам в поисках нашего номера, цифру которого, я, конечно же, не догадалась запомнить, я удивлялась, как же быстро мне нужно было бежать, чтобы прошмыгнуть расстояние в пол-отеля, да еще и в неизвестном направлении. Кое-как я добралась до холла, откуда уж точно могла бы найти дорогу до заветного номера. На улице уже наступила ночь, Джексонвилл загорелся приветственными огнями. В помещении никого не было, место администратора на ресепшене пустовало. Я подошла к зеркалу, зажмуриваясь и представляя, насколько кошмарно выгляжу. Все примерно соответствовало моим ожиданиям. Волосы растрепаны, как у Урсулы, опухшие глаза и исчезающие красные пятна на лице. Пока никого не было, я кинулась поправлять и приглаживать волосы, но попытки оказались тщетными, пока я не собрала непослушные отростки в хвост. Благо, резинка оказалась на запястье. Неподалеку стоял кулер, откуда я выпила чуть ли не полбидона, приглушая жажду, нервы и растерянность. Оглядев себя еще раз в зеркале и удостоверившись, что со своим внешним видом я сделала все, что оказалось под силу в данный момент, направилась к лестнице. — Как я мог сомневаться, думая, что ты не придешь, — торжествует голос, от которого у меня внутри холодеет. Черт. Лука. Как же я могла забыть о назначенной встрече. Если бы я вовремя вспомнила, я бы до нашего номера прошла по крыше и спустилась по шторам на балкон, лишь бы не ходить по отелю. — Давно ждешь? — любопытствует он, принимая деловую позу (то есть, запихнув руки в карманы шорт). Я смотрю на него немигающим взором, думая, куда будет разумнее удрать — в сторону комнаты или вон из отеля. Понимая, что в его глазах ситуация выглядит совершенно по-другому (ведь я просто проходила мимо, конечно же, не собиралась принимать его приглашение о встрече), чутьё правильно подсказывает мне, что парочкой реплик я вряд ли отделаюсь, и раз судьба опять свела меня с ним — придется терпеть. — Выкладывай быстрее, что ты там хотел сказать, — раздраженно говорю я, сжимая губы, — и я уйду. — У Бет опять плохое настроение, — он галантно берет меня под руку и ведет в сторону ресторана. — К счастью, это легко исправить. — Я не голодна, — вырываю побелевшее запястье. — Я не заставляю тебя есть, — грубовато говорит блондин, пряча свою учтивость и доброжелательность. В ресторане, наверняка, много людей, поэтому Лука, если ему взбредет в голову очередной безмозгло-пошлый план, не посмеет меня тронуть: слишком много свидетелей. Это единственное, что движет мной, когда я переступаю порог заведения. В нос бьёт запах дорогого ликера и только что приготовленного жульена. Парень ведет меня к свободному столику, отодвигает стул как пай-мальчик, которого за каждую верно соблюденную манеру гладят по головке. Повисла неловкая пауза. Неловкая больше для него, чем для меня. Кастеллан начинает излагать мне историю своей жизни и, слава Богу, не делит её на «до» и «после». Он рассказывает, что в какой-то определенный момент понял, какой работе хотел бы отдать дальнейшую жизнь. И это не просто его мимолетная мечта. Он уже заканчивает курсы по пилотированию и усердно готовится поступать на пилота пассажирских авиалиний. В целом, мне слушать оказалось довольно-таки интересно, и я, признаюсь, не ожидала от него столь нестандартного выбора профессии. Дальше Лука предается рассказам о моей бывшей школе, где он продолжает учиться, своих недалеких друзьях, приключениях, пережитых с этими самыми друзьями. Впрочем, ничего нового. Он так и не поведал, что, собственно, делает во Флориде под конец учебного года. Этот вопрос кое-как выделялся из общей массы вопросов у меня в голове, но и этот, и другие задавать не хотелось, ибо глаза начинали закрываться, и единственное, чего я жаждала, — побыстрее закончить и отправиться спать. Лука, видимо, просёк, что я теряю тот небольшой интерес, который был в начале, поэтому поспешил выдать свой коронный аргумент, тем самым заставляя меня сидеть на месте: — Кстати говоря, ты ничего не забыла? — он хитро улыбается и смотрит на меня в ожидании молниеносного ответа. — Что я должна была забыть? — мозг отказывается работать после такого тяжелого дня. — Свою флэшку. Ты оставила её у меня, когда уходила. Воспоминания вспыхивают как подожженная листва. Раньше я часто работала дома у Луки над своими проектами и чертежами, поэтому не удивительно, что забыла забрать часть своих материалов после нашего расставания. Все бы ничего, но на этой флэш-карте хранились работы, составляющие определенный этап моей карьеры как начинающего архитектора. Я решила во что бы то ни стало забрать свою собственность, дабы использовать данный мне драгоценный шанс исправить свои ошибки в старых чертежах. Но тут меня поджидала ловушка. — Я не взял её с собой. Давай поднимемся в мой номер, и ты заберешь забытую вещь. В мыслях я металась между желанием перенести дело на завтра и заставляла себя пойти сейчас. Явный подвох чувствовался в каждом его слове (либо это я была настроена только на подвохи). — Ты сам говорил, что изменился, помнишь? — напоминаю я, пытаясь удостовериться в правдивости сказанных им слов. Он кивает головой, подтверждая свои слова. Называйте меня глупой, но я поверила ему. Опять. Мы встаем, выходим из такого яркого светом ресторана и петляем по беспросветным коридорам. Мои глаза не могут привыкнуть к такой резкой перемене освещения. Я мало что вижу, дыхание учащается, и ощущение нарастающей паники врывается в мозг. И зачем я только согласилась?