Земля уходит из-под ног

Я слишком переживала из-за отца. Набрав его номер с намерением узнать в какой он больнице, каков номер его палаты и заодно сообщить, что после обеда уже буду у него, я услышала только непрекращающиеся гудки. Папа не брал трубку. Я всячески накручивала себя, в голове то и дело рождались отвратительные мысли, и самое обидное, что я не могла их контролировать. Присутствие Перси в машине кое-как нормализировало обстановку, ибо моё внимание переключалось то на него, то опять на отца, которому я перезванивала каждые пять минут с тем же неудовлетворительным исходом. Мне так хотелось обрадовать папу, ведь он впервые за это время в больнице увидит родное лицо. Последний раз, разговаривая со мной, он упомянул, что ему уже лучше, а врачи уже поговаривают о выписке. Честно говоря, мне в это мало верилось, ибо голос у него осип еще больше, и мне приходилось сильно прижимать телефон к уху и вслушиваться в каждый звук, чтобы разобрать его слова. Мне казалось, что его состояние ухудшается, вопреки всем россказням по телефону о прекрасном самочувствии. Наверно, у него началась пневмония. Хотя, с другой стороны, как я могла судить, если даже не пообщалась с лечащим врачом. — Да перестань ты изводить себя, — подал голос Перси, — может, его на процедуры забрали или врач обход делает. — Да... Я просто слишком переживаю, — отчаянно жестикулировала я, — это же мой отец, он — единственный родной человек, что у меня остался после смерти мамы. Я не могу потерять и его. — Знаю, — он, казалось, был солидарен со мной, — сейчас же утро, только… — он глянул на часы, — 10 часов утра. Твой отец либо завтракает, либо сдаёт анализы, ну или просто спит. — Ты, наверно, прав, — я сконфуженно откинулась обратно на сидение и положила телефон рядом с коробкой передач, где уже покоился смартфон Перси. Но через пару секунд опять вцепилась в металлическую панель мертвой хваткой. Перси вздохнул. — Я последний раз наберу и всё, — пообещала я, прислоняя телефон к уху. Джексон немного снизил скорость, а потом одним быстрым движением вырвал телефон у меня из рук, нажал «Завершить» еще до того, как пошли гудки. — Ты звонишь ему уже двенадцатый раз, — закатил глаза он. — Он обязательно перезвонит, когда увидит 11 пропущенных. Тебе нужно немного успокоиться. Я улыбнулась. Он положил мой телефон в карман, чтобы у меня не было соблазна опять набрать номер отца. — Спасибо, — проговорила я, облегченно вздыхая. Похоже, это был единственный способ заставить меня успокоиться. — А где настоящая благодарность? — жалобным голосом спросил парень. Его ожидающий взор обратился на меня. — А что, обычного «спасибо» уже недостаточно? — я нервно барабанила пальцами по подлокотнику машины. Я ожидала, что он отмочит какую-нибудь шуточку или ответит в своей привычной двусмысленной и/или саркастичной манере, но он моих ожиданий не оправдал и ответил напрямую: — Нет. Я рассмеялась. Боже мой, этот парень сводит меня с ума. — Ладно, иди сюда. Он, не отрывая взгляда от дороги, наклонился ко мне, и я легонько чмокнула его в щеку. Затем он вернулся обратно на своё почетное водительское сидение с счастливой улыбкой и великолепным выражением лица в стиле: «Ну я же заслужил». — Не зазнавайся, — улыбка не сползала с моего лица, впрочем, как и с его, — следи за дорогой. Мне нравилось, что наши отношения развиваются не по плану, а хаотично и беспорядочно. В них не было четкой структуры, определенных правил или строгих границ, которым стоило бы следовать. Перси всё вспомнил, и мне это стало ясно еще утром, но упорно не хотел заводить разговор на эту тему или хотя бы просто сообщить мне эту распрекрасную новость. А я, в свою очередь, ждала удобного случая, которого до этого момента так и не представилось. Меня мучил вопрос, когда он вспомнил, сколько претворялся и как быстро я смогла раскусить его. Ответы на эти вопросы мне предстояло узнать у Джексона, который, видимо, не подозревал, что я что-либо знаю, уверенный в своей прекрасной актерской игре. Повернувшись к окну, я прикрыла глаза. С первой секунды нахождения в машине, мне жутко хотелось спать. Сказывались мои ночные приключения возле окна и погони за крысами. В добавок, мы проезжали горную местность, где тучные дождевые облака едва касались верхушек гор, прикрывая их, будто черная мантия. Вдалеке слышался легкий треск молний и глухие раскаты грома. Чем ближе мы подъезжали, тем больше капель дождя срывалось на лобовое стекло и тарабанило по капоту. Мы должны были объехать горы с западной стороны, как раз в том месте, где висела гигантская черно-фиолетовая туча, постоянно озарявшая погрузившуюся в мрак дорогу частыми разрядами молний. Здесь незаметное утро перетекало в разъяренную ночь. Становилось всё темнее и темнее, а облака, подгоняемые ветром, только прибывали. На самом деле, я грозы не боюсь, но следующий раскат грома был похож на взрыв чего-то очень большого, поэтому я невольно поежилась и вжалась в сидение, покрывшись мурашками с головы до пят. Я скрестила руки на груди, обняв себя за предплечья, в более уютной и согревающей позе. Уже почти провалившись в сон, я услышала далекий, смутно доносящийся голос Перси: — Не спи, Аннабет. Через пять минут будет заправка, остановимся и переляжешь на заднее сидение. Цепкими пальцами хватаясь за реальность, ибо меня просто нереально затягивало в царство Морфея, я пробормотала: — Да-да, хорошо... За окном во всю хлестал дождь, и я поражалась, как Перси вообще видел дорогу. Такое ощущение, что на нас перевернулась тысячелитровая емкость с водой, и вся жидкость стекала по лобовому стеклу. Дворники помогали только на несколько секунд, смахивая воду, которая тут же прибывала снова. Уф, почему нам так не повезло?! Температура за окном постепенно снижалась, поэтому Перси пришлось включить кондиционер, чтобы не запотевали стекла, ибо видимость без того была нулевая. Отлично, теперь в добавок к слепляющимся глазам добавился еще и холодный воздух, вырывающийся из кондиционера. Я раздраженно покачала головой, хотя в глубине души понимала, что без этого никак не обойтись. В течение пяти минут я несколько раз проваливалась в сон, но потом резко просыпалась от сильных ударов грома; затем опять засыпала, беспокойно ёжась на своём сидении, пришпиленная ремнем безопасности, который, кстати, очень мешал. Перси неустанно повторял моё имя, не давая мне заснуть окончательно, рассказывал мне что-то. И вот, в очередной раз, когда он позвал меня, я встрепенулась и, проведя руками по лицу, пытаясь смахнуть сон, открыла глаза. Сразу же в глаза бросилось, что Перси ехал непристегнутым. И как я не заметила этого сразу. — Перси, — строгим голосом (посудите сами, насколько он на самом деле был строгим) велела я, — пристегнись. Брюнет лишь на мгновение глянул на меня, словно был удивлен, что я не сплю, но всё же потянул ремень безопасности и защелкнул карабинчик. Удовлетворенно кивнув, я отвернулась обратно к окну, пытаясь найти такую позу, в который в майке с обнаженными плечами было бы не холодно. Но такого места не нашлось. Отовсюду дул холодный воздух, и такое чувство, что от него не спастись. Мне уже хотелось вставить спички в глаза, как по-умному поступил Том из мультика «Том и Джерри», но наконец вдалеке показалась едва различимая во внешних чертах синяя заправка. Я выдохнула с таким облегчением, как будто горы, которые мы проезжали, свалились с моих плеч. Подъехав ближе, оказалось, что заправка пустовала и мест с парковкой у нас не возникло. Остановившись прямо под небольшим крытым пространством, Перси выключил двигатель, и мы выбрались из машины. Честно говоря, было не по себе оттого, что вокруг бушевала стихия, и, видимо, на много километров от нас не было ни единой живой души. Моего спутника это никак не трогало, его волновали лишь затекшие мышцы рук, которые он энергично разминал. Я, как ходячий сонный ужас, выползла из машины, по пути умудрившись запутаться в ремне безопасности. Обращать внимание на реакцию Перси по этому поводу я предусмотрительно не стала, но больше склонялась к тому, что он не заметил. Вдыхая свежий воздух, я приоткрыла вторую дверь. Крыша была не слишком большой, поэтому с её пологого края срывались капли, падая прямо мне на голову. Я поскорее забралась на заднее сиденье, и только моя голова коснулась кожаного салона, заснула тихим и беспокойным сном. Снилось мне черти-что. Я брела по пустынным улицам Сан-Франциско. Какая-то незримая ноша постоянно тянула меня вниз, прижимая к земле что есть силы. Вокруг не было ни одного человека, и, казалось, все попросту вымерли. Изначально я плелась неторопливо, даже немного лениво передвигая ноги и волоча за собой становящийся с каждой секундой еще более неподъемный груз. Ощущения похожи на большую усталость и изможденность после далекого путешествия или похода. Но с каждым сделанным шагом становилось тяжелее и тяжелее. Ступив на первый сантиметр известного на весь мир моста «Золотые ворота», отовсюду послышались вопли боли, плач и страдания. Я видела десятки, сотни людей, которые шли по мосту в той же манере, что и я, неумолимо страдая. Они кричали, звали на помощь, матери прижимали к груди своих детей, стараясь отгородить от всего плохого. Здесь не было порядка, здесь была только безликая, хаотично продвигающаяся толпа. Я не понимала происходящего и постоянно оглядывалась, надеясь найти ответы на все свои вопросы, осматривала всё вокруг, но ответов не находила. Люди продолжали вопить, казалось, от боли, будто их живьём поджигали на костре. Внезапно я тоже закричала. Закричала не потому, что мне было больно, а потому, что я чувствовала боль других. Стенания этих людей словно миллиард раз прошли через мою душу, очернив её, оставив чёрствой. Слезы ручьями стекали по щекам, навечно стирая все положительные эмоции с моего лица. Найдя в себе силы не смотреть под ноги, а обратить свой взор перед собой, я увидела белобрысого мужчину с большой сумкой. Это был первый человек, который шел не к выходу с моста, а к входу, то есть противоположно движению толпы. Распихивая несчастных людей, он стремительно приближался ко мне. Его взор был обращен на меня, и глаза смотрели очень пронзительно, словно он хотел мне что-то сказать. Он остановился напротив меня, и я поняла, насколько он был отвратителен. Грязная щетина, подбитый глаз, сальные волосы, свисающие замызганными патлами, пухлые губы в трещинах, из которых шла кровь. Он остановился напротив меня, оценивающе оглядывая. Из-за моей резкой остановки, несколько людей сзади врезались в мою спину, чуть не сбив с ног. Человек усмехнулся. Его, видимо, забавляло всё происходящее. Я еще забыла добавить, что глаза у него были разных цветов и излучали дикое сумасшествие и безумство. Я отшатнулась от него, но ноги не выдержали, и я упала на асфальт, разбив руку и больно ударившись спиной. Безумец подошел ко мне, воззрился на меня с высоты своего роста. Он приоткрыл рот, будто начиная свой монолог, и ветер донес до меня его отвратительное спертое дыхание. Я поворотила носом, отвернувшись в другую сторону, но шея больно хрустнула. Я разваливалась по кусочкам. Мужчина оглядывал толпу, а потом его басистый, раскатистый голос разнесся по всему городу. — Наслаждайся, пока можешь. Мои уши буквально взорвались от его громкого голоса. Остальные люди, по-моему, вообще не слышали его слов, продолжая орать и двигаться дальше. Волосы неприятно щекотали шею, и я потянулась, чтобы убрать их, но все мои пальцы покрылись кровью. Вовсе не волосы щекотали мне шею, это из ушей текла кровь. Сумасшедший продолжал повторять фразу, которую сказал накануне, только в разных интерпретациях, но смысл оставался тот же: «Наслаждайся, пока можешь». Липкая темная кровь не прекращала течь тонкой струйкой, заливая ушную раковину и покрывая очерченными красными полосами бледную шею. Я потянулась к ушам, пытаясь закрыть их ладонями, чтобы было не так громко. И мне это удалось. Голова, казалось, готова разорваться, как атомная бомба. Когда тронутый услышал мои мольбы прекратить это издевательство, он лишь непринужденно рассмеялся, будто я шутила с ним шуточки, а не пыталась спастись от сокрушительного воздействия его голоса. Он смеялся, смеялся, не прекращал хохотать, даже когда я безвольно рухнула на бетонный асфальт. Все чувства мигом померкли. Желание что-то испытывать пропало навсегда. Слава Богам, сон кончился, и меня будто отнесло в тихие, спокойные воды забвения. Остаток времени я провела без душераздирающих кошмаров. Я не знаю, сколько времени было, когда я проснулась, но дождя уже и след простыл, а солнце привычно палило в стекла. На меня был наброшен какой-то плед, изначально нахождение которого я не помню. Я протерла глаза и еще раз посмотрела на мягкий тонкий бело-голубой пледик. Нет, значит, он мне не приснился. Я сладко улыбнулась промелькнувшей догадке, что Перси накинул его на меня, пока я спала. И пока мой нескончаемый поток мыслей не перешел с моего кошмара на тему о том, как я давно мечтала о такой жизни, я отмечу: мы стояли, не ехали, и водительское сидение пустовало. Приподнявшись на локтях, я взглянула в окошко, понимая, что Перси никуда не сбежал, ибо он как раз выходил из какой-то двери, которая, должно быть, принадлежала магазину, придерживая в руках экологически чистый пакет с едой. Вокруг сновало без дела очень много людей, и я, оглядывая местность, посчитала, что мы уже приехали. Но приблизившийся к машине Перси подтвердил мои мысли лишь частично: да, мы уже были в городе, но из-за его довольно-таки немаленьких размеров, придется еще около часа петлять по злополучным улицам. Оказывается, мой отец еще несколько часов назад сбросил смс-кой номер больницы и палаты, поэтому вновь названивать я не стала. — Я купил тебе твоё любимое мороженое, — просовывая свою лохматую голову в открытое окно, провозгласил Перси таким голосом, будто его нужно было удостоить за это всемирно известной премии или награды. — Моё любимое? — немного опешив, переспросила я, ибо мне не особо верилось, что он в принципе помнит, какое мороженое я люблю. К тому же, это оказался очередной ловкий трюк, за секунду созревший в моей голове. Частенько, когда мы гуляли в нашей извечной компании, я брала один и тот же пломбир с клубничной прослойкой. Загвоздка состояла в том, что эти прогулки входили в тот месяц, который по воле природы и судьбы выпал из жизни Джексона. Да, он запросто мог перепутать и купить совсем другую марку, но, когда он кинул мне на колени пакет с ярко-красной упаковкой, откуда выглядывали буквы: «Пломбир с клубничным джемом», я решила поддержать его сказку. — М-м-м, — поджала губы я, — откуда ты знаешь, что это моё любимое мороженое? — Как откуда? — состроил всезнающее лицо зеленоглазый. — Мне же Пайпер говорила. — Правда? — наигранно удивленным голосом проговорила я. Подсознание радостно хлопало в ладоши, весело подпрыгивая, ибо Пайпер не знала о моих предпочтениях в выборе мороженого. У нас с ней даже речь об этом не заходила. — Я думала, ты уже всё вспомнил. Под моим прожигающим взглядом он немного смутился, не ожидая такого резкого наезда, но контроль над ситуацией не потерял, продолжая придумывать: — Ну-у, — Перси задумчиво приложил руку к подбородку, — доктор говорил, что процесс реабилитации долгий. Я серьезно кивнула головой. — Да-да, конечно. Если бы он был более внимательным, то заподозрил бы, что в моём голосе прозвучала нотка сарказма, но у него, как всегда, в одно ухо влетело — в другое вылетело, поэтому он даже не обратил на это никакого внимания, списав всю реплику на мой привычный тон. — Что тебе еще Пайпер про меня рассказывала? — мне внезапно стало интересно, правда ли подруга что-то рассказывала или это очередные выдумки Перси. — Про твою ненависть к паукам, любовь к архитектуре и горячим парням, вроде меня, — он подмигнул. — Дурак, — я замахнулась своим мороженым, которое, скорее, следовало приложить к щекам, которые пылали, как гигантский костер. Как всегда победно усмехнувшись, он томным голосом проговорил: — О-о-ой, ты покраснела. От его слов щеки налились румянцем еще больше, кровь со всего организма притягивалась к лицу, словно незримым магнитом, что аж руки и ноги, показалось, побелели. Как будто я это контролировала?! — А Пайпер не говорила, что моя кожа краснеет от жары? Нет? — К сожалению, — театрально пригорюнился парень, — это она отметить забыла. — Зато я не забыла, — щеки пылали, и мне внезапно захотелось пойти и купить себе веер для таких непредвиденных ситуаций. Волосы распустить и прикрыть ими — тоже не вариант, ибо светлые пряди еще больше подчеркивали красный цвет. — Тебе что, сон плохой приснился? — заботливо поинтересовался Перси. — Чего злая такая? — Ну, вообще-то да, приснился, — скривилась я, вспоминая бешеного мужика, орущего вдохновляющие жить слова. Брюнет взглянул на меня так, словно ему тоже снились леденящие душу кошмары. Ничего не сказав, он пробрался на своё сидение и включил кондиционер. На этот раз мне, к счастью, не было холодно, а наоборот — я в блаженстве расплылась по сидению, разрывая упаковку принесенного Перси мороженого. Мы в молчании двинулись по запруженным улицам. Всё внимание водителя уходило на дорогу, поэтому он даже одним глазком не поглядывал в мою сторону. Я успевала осматривать местность лишь когда мы останавливались на пешеходных переходах, светофорах и в пробках. С точки зрения архитектуры Джексонвилл устроен очень интересно: торговые центры сменялись рядами из частных домов, затем следовали высотки, явно сделанные с учетом передовых технологий, потом опять спальный район. Город пестрил разными цветами и совсем не был похож на изысканный Сан-Франциско, где я провела детство, и грязный Нью-Йорк, который я видела в школьных экскурсиях. Несмотря на то, что мы находились в сотнях километрах от дома, здесь чувствовалась особая атмосфера веселого праздника, зажигательных тусовок и в то же время умиротворения и какого-то обычного человеческого счастья и спокойствия. И вообще, если честно, мне не до конца верилось, что мы находимся в светлой и солнечной Флориде. Чтобы скоротать время, я достала небольшой блокнот и простой карандаш и стала зарисовывать панорамные места, мимо которых мы проезжали. Мосты, парки, небоскребы, разноцветные дома — всё это находило своё место на листе бумаги. Я совсем углубилась в чертежи и рисунки, когда послышался голос Перси, оповещавший, что мы приехали. Выбравшись из машины парень наблюдал за тем, как я, испытывая вполне объяснимый эмоциональный подъем, копалась в своём рюкзаке в поисках отцовской одежды. Сьюзен запихала нормальные вещи для папы на самое дно, поэтому я трясущимися руками еле-еле извлекла их оттуда. Уже повернувшись к белому фасаду больницы, я спросила у Перси: — Может, тоже зайдешь? Он покачал головой в отрицательном жесте и только потом предоставил разумное объяснение своему отказу: — После того случая, я не выношу больницы. Прости. После моего уяснительного кивка он поспешил добавить: — Тут неподалеку есть пляж. Если что, я буду там. Сначала его слова выбили из колеи, ибо я надеялась, что он побудет рядом со мной еще немного времени, но потом я, малость поразмыслив, решила: Перси, и правда, стоит отдохнуть от вождения и меня, в частности. Поэтому мне больше ничего не оставалось, как ответить: — Хорошо, — улыбаюсь, — иди отдыхай. Лицо Джексона больше напоминало наивную рожицу трехлетнего мальчишки, которого мама отпустила поиграть в песочнице. Тем временем я разворачиваюсь к белым дверям, старательно не обращая внимания на людей, разъезжающих по территории на инвалидных колясках, людей, которые сновали туда-сюда с оголенными, едва зажившими шрамами. Мне категорически нельзя посещать больницы, ибо все они нуждались в помощи, а я ничем не могла помочь, учитывая то, что очень хотела. Я прошла по выбеленному коридору, вдыхая запах лекарств и еще какой-то химии. Совсем скоро я увижу того человека, ради которого при первой же возможности сорвалась из дома и проехала сотни километров. Моего отца.