Земля уходит из-под ног

— А теперь объясни мне еще раз, — мягко попросила Сьюзен, — к отцу тебя везет парень, который тебя не помнит? Каким образом вы достигли такого соглашения вообще? — Ну, он хочет якобы загладить свою вину, — я допивала свой чай за завтраком, — хотя мне до сих пор непонятен его мотив. — Почему же?! В принципе, это правильно. Он причинил тебе столько страданий, дорогая, пусть теперь везёт хоть на край света, — она нравоучительно качает головой. — Надеюсь, тебе не стоит напоминать про… — Ты серьёзно хочешь поговорить со мной на тему безопасного секса? Сьюзен отворачивается и бормочет: — Нет, нет, конечно, нет. Я верю, что ты всё знаешь и понимаешь. — О чем можно говорить, если он ничего не помнит обо мне. Единственное его воспоминание на мой счет — это наше знакомство. И больше ничего, — я опустила голову, тем самым говоря, что на эту тему больше распинаться не собираюсь. Сьюзен опустила на стол пакет с бутербродами. Еда в придорожных кафе не внушала особо доверия ни мне, ни мачехе, поэтому она с любовью наделала штук тридцать бутербродов, умудрилась запихать их в пакет и еще и доложить туда фрукты. У этой женщины определенно талант! — Спасибо, — с улыбкой поблагодарила я. — Не за что. Уж лучше вы будете кушать всё домашненькое, чем облизывать тарелки в сомнительных столовых, — сказала Сьюзен. Я поняла, что спорить бесполезно, поэтому с дурацкой улыбкой стала доедать. Через полчаса я уже готова была выходить. Все нужные вещи я сложила в большой походный рюкзак, да и то он был заполнен не до конца. Сьюзен вся сияла от радости, что я еду к папе. Поехать сама она не могла из-за братьев, из-за дома, который скоро должны были чинить, и она не могла оставить строителей одних. Тем более, кто-то должен заведовать процессом. Она была очень рада, что я могу осуществить эту поездку (благодаря, конечно, Перси), но очень переживала. Все-таки я еду в незнакомую местность, колесить по другим неизвестным мне штатам. Она просила звонить через каждый час. Вскоре мне удалось её убедить, что тотальный контроль ни к чему в этой ситуации. Прослушав лекцию на тему: «Как вести себя при чрезвычайных ситуациях всех видов, типов и не только», я наконец открыла дверь. Потому что, если бы я этого не сделала, то из дома бы не вышла вообще. — Прощай, милая. Передавай папе привет, — тараторила она, — не забудь покушать бутербродики в обед. И Перси своего угости. Я закатила глаза. — До скорого, Сью. Я скоро приеду. Не переживай за меня. Я схватила рюкзак и, надев его на плечи, вышла за порог. Утром Перси попросил меня подойти к его дому, так как его машина не может проехать к моему из-за «поломанного» асфальта. Поэтому я и вышла пораньше. Опаздывать никогда не входило в мои привычки. Честно говоря, я не знала, где он живет. Я прекрасно помнила, что он живет на моей улице, но улица-то у нас самая большая в городе. Да и мне никогда не приходилось бывать у него дома, поэтому пришлось позвонить Пайпер, чтобы она объяснила мне как туда добраться. Она тоже просила звонить ей почаще, слава Богам не каждый час, ведь ей будет скучно без меня. Пока Пайпер распиналась мне в трубку о дороге к дому Джексона, я любовалась природой вокруг. В том районе, где я шла сейчас, последствия землетрясения не сильно уродовали глаз. Тут осталось всё почти как прежде. Солнце заливало светом улицу, по которой я шла, слепило мне глаза. Я уже карала себя за то, что забыла взять солнцезащитные очки, ибо когда я наконец нашла дом Перси, мышцы моего лица немного побаливали от бесконечного прищуривания глаз. Дом Перси, конечно, нельзя было не заметить. Со стороны улицы строение, безусловно, выглядело царским и заведомо подавляло красоту других. Все остальные дома, в сравнении с ним, казались незначительным халупками. Сам «дворец» представлял собой площадь в два этажа и массивной крышей. Наверно, туда бы еще один этаж влез. Мой ненасытный взгляд будущего архитектора бродил по строению, изучая его вдоль и поперек, представляя, как же должны были выглядеть чертежи этого чуда. Наверно, я просто замерла с открытым ртом, расценивая всё это. Я подскочила от неожиданности, когда в кармане джинс внезапно завибрировал телефон. — Ты уже здесь? — спросил Перси; на фоне его голоса я слышала приглушенные звуки музыки и шуршание сумки. — Да, уже стою жду тебя, — ответила я, стараясь сделать свой тон больше похожим на скучающий. — Ага, я вижу тебя. До меня лишь через несколько секунд дошел смысл сказанных им слов. Я судорожно вертела головой в поисках Перси, переходя взглядом от одного окна к другому, а потом увидела фигуру Джексона на втором этаже. Он прислонился к стене возле окна и с интересом наблюдал за мной. Я весело помахала ему рукой. Он только поднял руку, чтобы помахать в ответ, как тут где-то в глубине комнаты показалась другая фигура. Я нахмурилась, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Зрение у меня, конечно, замечательное, но слишком сложно разглядеть действия, творящиеся за окном комнаты на втором этаже дома с огромной террасой. Расстояние немаленькое. Той фигурой оказалась девушка. За три секунды в моей голове пронеслись куча незаурядных мыслей по поводу того, кто она такая. Ни одна из догадок не оказалась верной, так как, когда она подошла к окну, я увидела не девушку, а скорее женщину с длинными волосами и простой, приятной улыбкой. Наверное, это мать Перси, та самая известная писательница. Отодвинув прозрачную тюль, она взглянула на меня. Затем проговорила что-то Перси, он сделал виноватое лицо и возразил матери. В ответ она схватила его за ухо и оттащила от окна. Я рассмеялась. Это выглядело так комично, будто Перси был не восемнадцатилетним подростком, а нашкодившим котенком. Видимо, у него очень хорошие отношения с мамой. Спустя минуту, парадная дверь дома распахнулась, и оттуда вышел Джексон, потирая покрасневшее ухо. За ним на порог вступила его мать; парень припустил быстрее по проложенной среди неидеального зеленого газона дорожке со страдальческим выражением лица а-ля: «Избавьте меня от этой женщины». Он прошмыгнул мимо меня, пробормотав какое-то нечленораздельное приветствие, и направился к своей машине. Его мать добралась до калитки, плетенной из железных прутьев, чуть позже. Она дошла до меня размеренным шагом и, пожелав мне доброго утра, поинтересовалась: — Ты Аннабет, верно? — Да, — смущенно улыбнувшись, ответила я. — Я Салли, мама Перси. Эту женщину ни в коем случае нельзя было назвать строгой или озлобленной. Только один её взгляд говорил о бесконечной доброте. Морщинки вокруг глаз придавали её лицу беззаботный вид, не обремененный никакими проблемами. Даже если Салли и волновалась за сына, то она умело скрывала это. — Приятно познакомится, — говорю я, поправляя лямки рюкзака на плечах. Миссис Джексон замечает этот жест и тут же окликает сына: — Нет, ну ты не мог забрать рюкзак Аннабет? — Да мне вовсе не тяжело… — начинаю протестовать я, но Салли не обращает на это абсолютно никакого внимания. — Я воспитала эгоиста, — уныло приговаривает она в сторону сына, а потом обращается ко мне, подмигивая. — Ему нужно иногда давать взбучку, а то расслабляется не на шутку. Она произносит это таким тоном, как будто мы не едем к моему отцу, а едем праздновать нашу свадьбу. Я не знаю, как отреагировать на данное замечание, но мать Перси продолжает говорить, и это остаётся незамеченным. — Я отдам тебе несколько его лекарств, — она кивает на Перси, который снимает рюкзак с моих плеч, — проследи за тем, чтобы он их выпил. — Она просто не хочет доверять мне таблетки, — раздраженно говорит парень. — У тебя в одно ухо влетает, из другого вылетает. Вот скажи, когда нужно принимать витамин С? — поднимая бровь, спрашивает Салли. Перси делает вид, что не услышал вопроса. Заинтересованный в том, чтобы моему рюкзаку досталось самое лучшее место в багажнике, он направился к машине, попутно приговаривая: «Ты что, туда кирпичей наложила?» — То-то, — взгляд Салли возвращается ко мне, и она объясняет мне график приёма лекарств. — Не переживайте, я не забуду, — уверяю её я. — Я знаю, дорогая, — она берет меня за предплечье своими длинными пальцами и ведёт к машине. Мне немного непривычно, что она так относится ко мне. С одной стороны кажется, что Перси немало рассказывал ей о моей скромной персоне, еще тогда, до потери памяти; но с другой, женщина ведет себя так, будто оказывает простую любезность милой девушке, которую собирается провезти через несколько штатов её сын. Она терпеливо ждет, пока я окажусь в обитом кожей салоне рядом с водительским сидением. Я вспомнила, как два месяца назад, в один из дней, когда мы задержались после уроков, он подвозил меня домой на этой машине. Те воспоминания казались далекими и будто вырванными из чьей-то жизни, точно не моей. В данный момент всё происходило слишком быстро, непредсказуемо… Я пристроила лекарства Перси в бардачок, пока миссис Джексон бережно пристегнула мне ремень. — Пристегнись, Перси, — строгим голосом велела она, — у меня нет желания собирать твои кости по разным штатам. Мне сносило голову от такой заботы. Она бы могла не обратить совершенно никакого внимания на мой непристегнутый ремень (правда, в таком случае, моим костям выпадал шанс оказаться на дорогах других городов, но я всё же верила, что Джексон хороший водитель, и моих родителей не постигнет участь, о которой говорила Салли). Всё-таки мне было жаль, что я не помню своей настоящей мамы. Возможно, она была бы такая же любящая, как Сью, и такая же заботливая, как Салли. Пока суть да дело, эта донельзя прелестная женщина пожелала нам удачной дороги, и мы тронулась в путь. Машина отъехала на порядочное расстояние, когда миссис Джексон крикнула нам вдогонку еще какие-то слова, но я не расслышала какие именно. А вот по реакции Перси было видно, что он очень даже хорошо расслышал реплику матери и вник в её смысл. Он рассмеялся. — Что… что она сказала? — в недоумении поинтересовалась я, оглядываясь через плечо назад, однако Салли уже торопливо возвращалась в дом. — Да так, не обращай внимания. Моя мама шутки шутить любит, — всё еще загадочно улыбаясь, проговорил он. На низкой скорости мы петляли по улицам. Как я уже отмечала ранее, здесь всё более-менее осталось в целости, поэтому никаких происшествий по пути на трассу не произошло. Пока Перси внимательно следил за дорогой, я украдкой любовалась его профилем. Украдкой для меня значило в открытую пялится на его лицо. Его скулы были слегка напряжены. Возможно, ему не хотелось попасть в незаметную трещину на дороге, как это было пару недель назад. «Или он просто слишком волнуется за тебя», — ехидно добавляет подсознание. По рукам пробежались сотня мурашек, ведь я впервые осознала: следующие несколько дней нас никто не потревожит. Еще вчера утром я наивно полагала, что Перси вспомнит меня через пару месяцев. Я пропустила момент, когда мы выехали на трассу. Просто заметила, что машина перестала бесконечно сворачивать среди домов, и выехала на открытое пространство, стала ехать ровнее и быстрее. Перси заметно расслабился. Он был одет в обычную сине-зеленую футболку и потертые джинсы. Его привычный облик. Сквозь хлопковую ткань, закрывающую плечи, я вижу накачанные руки. Даже находясь в больнице, свою физическую форму он не утратил. Вспоминаю, как эти руки держали меня за талию, когда он учил меня танцевать, как обнимали, когда он целовал меня под дождем на школьном балу. На глаза наворачиваются слезы, с губ слетает непроизвольный всхлип. Я моментально отворачиваюсь к окну, делая вид, что рассматриваю пустынные просторы за стеклом. Перси, даже если и услышал, то не подал виду. Либо просто жужжание мотора и рев ветра у открытого окна с его стороны заглушили мою истерику. Плотно сжав губы, я продолжаю настойчиво пялится в окно, не моргая. В один момент мне ошибочно показалось, что я просверлила в нём дырку своим взглядом. Ландшафт быстро проносился перед глазами: степь сменялась полем, поле сменялось горной местностью, горы — лесами и всё возвращалось к степям. Я пожалела, когда решила взглянуть чисто из любопытства с какой скоростью мы едем. Увидев стрелочку на отметке 140, мне стало дурно. Встряхнувшись, я решила задать Перси давно донимавший меня вопрос. — Ну что, ничего нового не вспомнил? — непринужденно начинаю беседу я, стараясь сохранять свой голос на нормальной частоте звучания. — Ну… несколько моментов, — говорит он, качая головой из стороны в сторону в жесте неопределенности. Моё сердце начинается выбивать ускоренный ритм, дыхание начинает учащаться, а всё лишь из-за осознания того, что он потихоньку вспоминает меня. Окрыленная хорошей новостью, я интересуюсь: — Например? — Например, я заметил, что в первые дни нашего знакомства у тебя были проблемы с равновесием, — он ухмыляется. — Как такое можно не заметить? — улыбка расплывается на моём лице, ведь это чистой воды правда: когда я начинаю волноваться мои движения похожи на походку человека с плохой реакцией на внешние события и нарушенной координацией. — Что-нибудь еще? Он отворачивается: прячет улыбку. Я вопросительно поднимаю брови и гляжу на него, но он отмалчивается, словно хочет придумать, что же мне сказать. Мне начинает становиться неловко, но я упрямо жду ответа на заданный вопрос. — Нет, больше ничего. — Долго думал перед тем, как сказать? — саркастично спрашиваю я, немного расстроенная его ответом. — Эй, — читаю укор в его глазах, — я вообще-то вспомнить пытался. — Ладно. Скажешь мне, если еще что-то вспомнишь? — обреченно вздохнув, прошу я. — Не сомневайся, ты первая об этом узнаешь, — его позитиву нет конца и края. — Я, кстати, еще вчера хотел попросить, чтобы ты рассказала мне что-нибудь из того промежутка, который я забыл. Но нас прервали. — Да… — я растягиваю слова, пытаясь в мыслях сформулировать должный ответ. — Ну так что? — нетерпеливо спрашивает он. — Понимаешь, я была бы не против рассказать тебе, но мне хочется, чтобы ты сам всё вспомнил, — доходчиво объясняю я, стараясь произнести эти слова более мягко. — Я не хочу, чтобы после того, как я тебе расскажу, ты ошибочно думал, что я навязываю тебе свой взгляд на определенные события. — Ты так говоришь, будто за тот месяц, что я забыл, случился конец света, — он изредка тарабанит пальцем по рулю. В его словах все же была доля правды. Конечно, нельзя было назвать все произошедшее концом света, но попереживать мне довелось знатно. Подсознание восторженно пищит, ведь Перси как-никак интересуется прошедшими событиями. Если у него и были какие-то чувства ко мне, то тогда он, возможно, уже помнит их. С другой стороны, я определенно не понимала, как можно вспомнить влюбленность. Сьюзен утверждала, что со школьными стихами тоже самое: пару раз прочитал и сразу вспомнил полузабытые строчки, выученные несколько месяцев назад. Но ведь чувства — не стих, правда? Их нельзя так просто забыть и так просто вспомнить. Оставшуюся поездку мы слушали музыку, подпевали словам любимых песен, а переговаривались лишь несколькими репликами. По мере того, как мы проезжали пару километров, я отмечала, что Перси становится всё более уставшим. Отпускать его в эту поездку являлось делом рискованным, поэтому ближе к шести часам вечера я наконец предложила остановиться в каком-нибудь отеле. Он с усталой усмешкой согласился, конечно, в мыслях облегченно вздохнув. Мы провели еще около километра в машине, в поисках любых построек, где можно было переночевать. Наконец, увидев блеклое здание из желтого кирпича, мы, переглянувшись, направились туда. Этим «великим сооружением цивилизации» среди пустынного ландшафта оказался обычный придорожный мотель. Наши планы о нормальном отеле с треском рухнули, когда хозяйка объявила о наличии свободных мест и открыла нашему взору комнату, состоящую из пяти рядов двухэтажных кроватей. — Ну вот, со мной хоть побываешь в мотелях и поспишь на двухъярусной кровати, — прокомментировала я, глазами косясь в сторону Джексона. Он лишь нахмурился, ему определенно не слишком приглянулось место нашего ночлега. — Да брось, в этом нет ничего позорного. Тем более, тут нет никого, кроме нас, — бросаю я, опуская рюкзак на заправленную кровать. — Соблазнить меня хочешь? — поднимает брови с легкой усмешкой. — А ты только об этом и думаешь, — смущенно говорю я. — Единственное, о чем я думаю, это страшный голод и желание лечь и вырубиться на пару дней. — Тут рядом должен быть супермаркет, — припоминаю я. — Там наверняка продаётся пицца. — В любом случае, она замороженная. А в этой дыре даже микроволновки нет, — парень пожимает плечами. — Как раз наоборот. Мы проходили кухню с микроволновкой по пути сюда, — чувствую себя заботливой мамашей. — А да? — удивленно спрашивает он, будто бы вообще ничего в округе от усталости уже не замечает. — Тогда мы идем за пиццей. Супермаркетом это назвать нельзя. Больше похоже на придорожный магазинчик с одним видом каждого товара по дешевой цене. Мы прошли между немногочисленными стеллажами в поисках пиццы, но её нигде не было. Затем к нам подошла рослая девушка-брюнетка с кассы и, предложив свою помощь, за полминуты отыскала нам нужную еду. Виляя бедрами, она направилась к кассе, дабы принять наши деньги и выдать нам чек. Сидела она безукоризненно прямо, всё время улыбалась Перси и с легким негодованием поглядывала на меня. Заворачивая нашу пиццу в пакет, она как бы невзначай поинтересовалась у Перси как у него дела и просунула в пакет бумажку с номер своего телефона. Несмотря на её интерес, Перси же напротив, не обращал на неё никакого внимания, удостоив лишь одной улыбкой, от которой она расплылась по кассе счастливой радужной лужей. Я закатила глаза и поспешила поскорее выйти из магазина. Я подумала о том, что уже совсем немного отделяло меня от папы. Приближение нашей встречи грело мне душу, и мне очень хотелось верить, что скоро все наладится.