Однажды во сне

Положив трубку на место, он откидывается на спинку любимого кресла. Сбившийся к ногам плед неожиданно шевелится, и, мягко улыбнувшись, Кевин наблюдает за тем, как Маркиз забирается на его колени, удобно устраиваясь на них. В ярко-зеленых глазах любимца отражаются всполохи искусственного пламени, и завороженный мерным мурчанием и треском огня доктор Райан не сразу возвращается к работе, записывая очередной сон, рассказанный только что пациенткой. Прошло уже две недели с начала нового лечения и прогресс его определенно радует. Дженни О’Мейли стала спокойнее, настроение — лучше, а приступы паники больше не проявлялись. Даже нервозность и легкое беспокойство со временем отступили. Кошмары Дженни изменились: все ещё яркие и четкие, они уже не так реалистичны. Не заставляют её просыпаться по ночам, не в силах сдержать отчаяние, совладать с эмоциями.... Лишь одно осталось как раньше: она по-прежнему видит в своих снах его, и он раз за разом спасает её, окружая заботой и поддержкой. Чернильная ручка скрипит о бумагу, когда он прерывается всего на миг, пытаясь вспомнить пересказанный сюжет сна как можно лучше, во всех деталях. Райан легко усмехается, находя последний сон интересным. «Волшебным», — вспоминает он фразу девушки и её искристый мелодичный смех, прозвучавший после этого. Думая о почти ежедневных и порой многочасовых разговорах по телефону, Кевин с легкой грустью замечает, что ему не хватает этого смеха, отражающегося в её глазах. Тепла улыбки, которая просто не может оставить безразличным. Телефон разрушает эмоциональную составляющую общения, не позволяя видеть жесты, ощущать энергетику человека, видеть изменение в каждой черточке лица... Наслаждаться полутонами мелькающих эмоций собеседника. Уменьшение количества встреч в неделю больше не выглядит хорошим решением, несмотря на занятость с другими пациентами. Кевин закрывает тетрадь, откладывая её в сторону и беря чашку с уже давно остывшим кофе. Иногда их разговоры затягивались далеко за полночь, касаясь не только снов и состояния Дженни, но и просто прошедшего дня. Теперь он знает, что она работает в «The New Yorker», публикуя статьи о выставках и книжных ярмарках. Знает, что она предпочитает вечер, проведённый с книгой или прогулку по Центральному парку, шумным приемам, так любимым большинством других журналистов. Поставив чашку и устало потянувшись, Райан думает о том, что действительно хочет узнать её поближе. И не только для того, чтобы ещё лучше разобраться в причине этих необычных снов. Откидываясь в кресле и поправив темно-бордовый плед, он какое-то время гладит спящего кота, прежде чем, устроившись удобнее, смежить глаза. В своих размышлениях о снах, магии, тяжелых каплях дождя и девушке с прекрасными серебристо-серыми глазами, Кевин не замечает, как на смену дреме приходит глубокий, спокойный сон. Площадь наполнена гомоном сотен голосов, а небеса затянуты свинцово-серыми облаками. Он поправляет воротник старого шерстяного пальто, пытаясь скрыться от пронизывающего ветра и не зная, отчего остановился. — Смотрите, смотрите, вот она! — громкий женский голос заставляет поднять голову, и Райан понимает, чем вызвано такое столпотворение. — Ведьма! Светловолосая девушка дрожит, одеяние из грубой холстины нисколько не защищает ее от холода, а бредущие позади стражники озлобленно подталкивают в спину. Несколько горожан бросают что-то, и приговоренная к казни вскрикивает, отшатываясь и поднимая загнанный взгляд, ища хоть крупицу сострадания... И не находя её. Райан прекрасно это знает, хоть его глаза и устремлены теперь высоко в предвечернее небо. Тяжелые капли касаются лица — намек застывшим с факелами инквизиторам, но их это не остановит. Он знает и это. Медленно отступая в сторону, Райан обходит молодую горожанку, с неприкрытым удовольствием смотрящую на помост, где с минуты на минуту вспыхнут языки алого пламени. Прожив долгую, несравнимо долгую жизнь, он привык к тому, что подобная жестокость для большинства из них лишь очередное развлечение. Не будь взгляды каждого на этой площади направлены в центр, на узницу, кто-то бы мог заметить, как сверкнули радужки его глаз, в тот же миг возвращая себе прежний вид. Он ускоряет шаг, оскальзываясь на покрытой льдом луже, и отталкивает в сторону широкоплечего мужчину в богатых одеждах. Вслед летит гневная тирада, единственные слова из которой помимо оскорблений — «все хотят видеть». Райан поднимает руку, касаясь колкой от щетины щеки и горько усмехаясь. Нет, он не хочет видеть, и не собирается просто стоять. Подойдя ближе, он слышит, как трещит пламя в факелах, замечает каждый синяк на лице светловолосой пленницы, попавшей в руки не ведающим жалости инквизиторам. Она ничем не отличается от наблюдающих горожан, в ней нет дара, ни светлого, ни темного, а душа ярче, чем у многих присутствующих здесь. Веревки уже приковывают её к столбу на возвышении, не позволяя пошевелиться, и Райан делает шаг, не собираясь ждать, когда огонь весело побежит по сену, неся муки и смерть. Морозный воздух вокруг становится плотнее, пространство пропускает сквозь себя, а со всех сторон площади доносятся испуганные вскрики. Разрезав появившимся в руках ножом путы, Райан подхватывает не успевающую удивиться пленницу под талию, резко разворачиваясь на каблуках. Прежде чем воздух пронзят сразу две стрелы, а один из инквизиторов завопит проклятья, он исчезает, увлекая за собой хрупкую девушку с серебристо-серыми глазами.

*

— Доктор Райан, к вам... Подняв взгляд, он улыбается, приглашающе указывая в сторону двух кресел, стоящих рядом. Эрик никогда не дожидается того, чтобы секретарь сообщила о его приходе, а Терри постоянно об этом забывает, нервничая перед заведующим отделения. — Благодарю, Терри, — отрываясь от бумаг, произносит он, а затем, вздохнув, поднимается из-за стола. Заниматься документацией, вероятно, придется завтра утром. — Сделаешь нам кофе, пожалуйста? — Мне с коньяком, — дополняет Вон, вальяжно устроившись в глубоком кресле и устало прикрывая глаза. — Не могу поверить, что эта неделя, наконец, закончилась. Кевин понимающе усмехается. Она и впрямь выдалась хлопотной, впервые за многие месяцы у него практически не было свободной минуты, а разговоры с пациентами за последние два дня вконец измотали, несмотря на его пылкую любовь к своей работе. — Думал зайти к тебе позже, — расстегивая пуговицу на пиджаке, Райан опускается в кресло напротив друга, откидываясь на спинку. — Ты что-то хотел? — припоминая, что тот редко отрывает его от дел, спрашивает он. — Уезжаю на несколько дней из города. Возможно, вернусь только во вторник, вот и зашел сказать... Райан кивает, отвечая на внимательный взгляд и дожидаясь продолжения. — Знаю, что ты не особо их любишь, предпочитая практику теории и разглагольствованиям, но через полторы недели будет конференция в Вашингтоне. — Я не... — У тебя почти готовая научная работа Кевин, — перебивает Эрик, смотря на него с легким осуждением. — Всего ничего доработать, а мне — меньше головной боли. Новак уходит в отпуск, Айвз просто не успеет её дописать... — Состояние Дженни только-только улучшилось, я просто не могу оставить её без присмотра в ближайшее время, — слыша скрип двери и тихие шаги секретарши, отвечает он, с почти благоговейным ужасом думая о многочасовом перелёте и понимая, что не сможет помочь девушке, если что-то случится. Просто потому, что будет слишком далеко от неё. — Прости, но... — Я не прошу тебя ехать прямо завтра, Кев, — с легкой усмешкой говорит друг, прежде чем поблагодарить Терри за оставленный кофе. — Тем более, это всего на пару дней, не успеешь опомниться, как вернешься назад. Понимая, что отговариваться нет смысла, да и желания, ведь друг не раз помогал в сложных ситуациях, Райан отводит взгляд, задумчиво вглядываясь в поднимающийся над чашками пар. — Хорошо, я подумаю, — отвечает он пару мгновений спустя, возвращая взгляд. — Но если её состояние хоть на йоту станет менее стабильным... Эрик кивает, и, видя его улыбку, Кевин берёт кофе, скорее делая глоток горького напитка с тонким ароматом. Работая уже не первый год, он буквально «болел» за каждого своего пациента, принимая ухудшение его состояния близко к сердцу и радуясь стабилизации, но... Так сильно он переживает впервые.