***
- Но я не понимаю, - медленно проговорила Гермиона, выпив очередное зелье благодаря помощи заботливой Поппи, - почему всё пошло не так? Почему я плохо соображаю, а тело болит? И почему у меня такое чувство, будто внутри не хватает чего-то важного? - Потому что мы - неудачники, - Драко глупо хихикнул, отчего мадам Помфри бросила в его сторону недовольный взгляд. - Почему? - повторила девушка, обращаясь к целительнице - вести беседу с Малфоем ужасно не хотелось. - Филиус сказал, что он не провел последних анализов перед ритуалом, а вы поплатились за это большей долей своей магии, - женщина ободряюще улыбнулась девушке и потянулась за очередным флаконом, - вам двоим нужно восстановить магию, поэтому несколько дней придется провести в постели под моим присмотром... - Ритуал сорвался? - расстроилась Гермиона. - Всё прошло просто отлично, Герм, - подал голос тихо хихикающий Малфой, - просто магия огрела нас по голове за то, что мы не поправили ритуал, согласно последним изменениям. Гермиона вздернула бровь и посмотрела на целительницу, не совсем понимая веселый настрой Малфоя и его излишнюю разговорчивость. - За последние сутки вы поступили так, как положено истинным представителям своих родных факультетов, но участвовали в ритуале согласно старым данным, - Поппи влила последнее зелье в рот девушки и вздохнула, - отсюда и откат... Постарайся отдохнуть, милая, магии нужно восстановиться. Женщина поправила одеяло девушки, подошла на минутку к Малфою и скрылась в кабинете. - Вот теперь у нас с тобой будет достаточно времени для разговора, - донесся до Гермионы голос молодого зельевара, - и самое замечательное то, что ты, Герм, не сможешь использовать против меня палочку! Драко так громко и радостно рассмеялся, что девушка почувствовала себя загнанной в угол. - Заткнись, Малфой! - огрызнулась она, чувствуя, что в горле постепенно утихает боль,- И отчего ты так веселишься? Если бы я не знала, то... могла бы подумать, что ты сидишь на каких-то магловских наркотиках! Взрыв смеха, чуточку безумного, но, несомненно, искреннего, сотряс Больничное крыло. - Малфой?! - ужасаясь своей догадке, повторила девушка, - Ты принимаешь наркотики?! - Ох, Герм, - Драко смеялся уже тише и немного всхлипывал - видимо предположение девушки его изрядно повеселило, - это не наркотики... - Тогда что?! - воскликнула девушка, по привычке раздражаясь, как бывало всякий раз, когда она не понимала чего-то, - ты ржешь, как здоровый конь, веселишься, не смотря на весьма печальную ситуацию, и постоянно разговариваешь со мной, хотя я и не часто наблюдала за тобой подобных порывов... - О, Герм! - сладким голосом пропел Драко, и девушка подумала, что сейчас на его лице расплылась самая широкая ухмылка из возможных, - Тебе лучше не знать о моих порывах... по крайней мере не в данный момент. Что же до моего состояния... Ты помнишь лекцию Северуса о том, почему обычным людям нельзя употреблять волшебные зелья? Гермиона нахмурилась, но, как прилежная ученица, ответила: - У них много побочных действий, которые очень опасны для тех, в ком нет магии - будь то маглы или сквибы... - Правильно! Пять баллов Гриффиндору! - рассмеялся молодой человек, - А я сейчас практически равен по состоянию маглу, поэтому те зелья, которые были в моей крови до ритуала, воздействовали на тело и разум после. Девушка молчала, раздумывая над услышанным, а потом тихо спросила: - Малфой, а ты в курсе, что только что наградил Гриффиндор баллами? - Правда что ли?! - с соседней койки донесся испуганный вскрик, - А я и не заметил! Ладно... не буду забирать их назад, пусть красно-золотые порадуются моему хорошему настрою. - Когда тебя отпустит, я уверена, ты изменишь свое решение, - произнесла девушка и нахмурилась, - кстати, а когда тебя отпустит? - Скоро должно стать полегче, - Драко глупо хихикнул, - так, что тебе придется терпеть мою персону... - Почему же? Я могу просто лечь спать или попросить Поппи наколдовать полог тишины, - закусив губу, Гермиона прорабатывала возможные варианты. - Рядом с нами нельзя колдовать, так что этот вариант отпадает, а насчет сна... - Малфой затих на мгновение, - твоё любопытство не даст тебе такой возможности. - Ты так в этом уверен? - сквозь зубы проговорила Грейнджер, с раздражением думая о том, что Малфой слишком многое знает о ней. - Тебе не кажется, что ты чересчур высокого мнения о своей персоне?! Мое любопытство уже давно не связанно с тобой... - Врешь и не краснеешь, Грейнджер! - раздался голос Драко, в котором, не смотря на состояние организма, проскальзывали нервные нотки, - Я же знаю, что ты хочешь узнать... Я знаю, что ты хочешь услышать... Я лучше других знаю насколько ты нуждаешься в правде... - Не смей, - голос девушки дрогнул, а от догадки, возникшей в голове, по спине пробежали мурашки, - я не хочу ничего знать! Она уже давно приняла предательство Малфоя - Гермиона перестала искать оправдания его поступку, постаралась забыть о той боли, которую он причинил ей, решила всё забыть, как страшный сон... Но, положив руку на сердце, она могла признаться самой себе - всё это было лишь ничтожными попытками уничтожить свои чувства и саму себя... - Я хотел извиниться перед тобой, Герм, - негромко, но твердо произнес Драко, - за боль, за недоверие, за то, что скрывал от тебя важные вещи... Я не хотел, чтобы ты узнала правду из уст моего отца, я должен был сам рассказать тебе о проклятии... Гермиона закусила губу и смотрела в потолок - если бы пять лет назад он сам рассказал бы ей это, то и жизнь у неё сложилась по-другому... Она простила бы его, потому что любила, потому что верила и надеялась, а сейчас... она не чувствовала ничего, кроме боли где-то в груди - раздирающей на части, затмевающей все остальные чувства, жуткой боли. - Мой отец был жестоким, и даже после его смерти в том портрете осталась вся его сущность - он заставил тебя уйти, лишил меня любимого человека и обрек род на проклятие. Гермиона вздрогнула, и всё тело откликнулось тупой болью. - Но... проклятия больше нет, хриплым голосом проговорила она, пытаясь справиться с комом в горле, - Люциус сказал, что я сняла его... - Самодовольный ублюдок! - выругался Драко. Видимо, при разговоре на серьезную и важную тему, он старательно концентрировался, пытаясь удержать уплывающее сознание. Побочные действия зелий - это вам не цветочки. - Он соврал тебе, Герм... Проклятие не снять одной ночью любви и страсти... - А как же его снять? - Гермиона почувствовала, как вспыхнули щеки при воспоминаний о той ночи. - Маглорожденная девушка должна родить ребенка от чистокровного, то есть от меня, - просипел Малфой. Грейнджер показалось, что он явно не хотел развивать эту тему, но не так умело контролировал себя, - я... я... прости меня, Гермиона, я не должен был скрывать от тебя всё это... Но на тебя тогда итак всё навалилось - и смерть родителей, и плен и убийство Уизли... Я боялся потерять тебя... - И страх твой воплотился в жизнь, - сухо констатировала девушка. Она помнила почему тогда, пять лет назад, поверила словам Люциуса Малфоя - она просто испугалась от того, что её мир, собранный по частям при помощи Драко, вдруг начал разрушаться на глазах... Последнее, что удерживало её от тяжелых дум и затяжных депрессий была любовь... их любовь. Его руки, глаза, голос - всё так крепко держало её в этом мире, не давая окунуться в пучину скорби и самобичевания. А она просто испугалась, узнав, что это неправда... что всё это лишь ложь... Испугалась и сбежала... - Герм, - раздался голос Малфоя, выводя девушку из водоворота мыслей, - ты простишь меня? Гермиона смотрела в потолок и чувствовала, как по щекам скатываются слезы. Было больно, было противно чувствовать себя слабой, было тяжело признаться самой себе в том, что ждала этих слов уже очень давно. - Я простила тебя, Драко, - слова сорвались с губ - это единственное, что было настолько легко... С койки напротив раздался вдох облегчения. - И мы теперь... друзья? - неуверенно и осторожно протянул Драко. - У нас нейтралитет, - твердо ответила Грейнджер, чувствуя, как в главе руководства над её телом вновь становится голова, а сердце с задушенным писком прячется где-то в тени, - я не могу забыть о том, что произошло, но я могу постараться не воевать с тобой. - И на том спасибо, - девушка скорее почувствовала, чем увидела, как молодой человек улыбнулся. - Постарайся уснуть, Малфой, пока не успел рассказать мне все свои секреты - где ты хранишь золото в Меноре и сколько девушек у тебя было за прошедшие пять лет... - Гермиона закусила губу и закрыла глаза. Стараясь не думать о том, отчего она вдруг всё это сказала, девушка попыталась уснуть. И на грани между сном и явью, она услышала: - Ни одной... Ведь люблю я только тебя...***
- Почему ты молчишь? - хриплым голосом проговорил мужчина, смотря прямо в синие глаза женщине. Такие же синие, как у него, но только, словно потускневшие за прошедшие годы. Синие глаза, которые когда-то отражали всё оттенки эмоций, сжигающих душу... Ни лицо, ни тело никогда не теряли свою твердость, невозмутимость и уверенность... Лишь глаза... Отражение души... В них была усталость, когда он в очередной раз "случайно" разбил статуэтку в виде двух переплетающихся змей - подарок дяди Сингуса. В них было раздражение, когда новые мантии летели на пол его комнаты сразу же после ухода очередных гостей. В них был гнев, когда он впервые приехал домой из Хогвартса с нашитым на форме гриффиндорским львом. В них была гордость, когда младший брат принес свой табель домой с подписью декана Слизерина. И в них была боль, когда его, сходящего с ума от горя, вели по коридору Министерства, дабы сопроводить в Азкабан... а она... она стояла там - прямая, благородная, красивая в своей холодности, словно Снежная Королева, и только глаза, спрятанные за тонким черным кружевом вуали, говорили правду об истинных чувствах... - Поговори со мной, - попросил он и поморщился, расслышав в голосе мольбу. Он никогда не унижался перед ней при жизни... да и после её смерти, гордость не позволяла ему подобного, но сейчас... Сейчас ему было плевать на гордость. Сейчас он думал лишь о том, что последняя живая ниточка, связывающая его с прошлым, покоится в данный момент в специальном шкафу в подземелье этого дома... Сейчас он хотел лишь услышать её голос, чтобы не чувствовать себя таким одиноким... Сейчас он мечтал, чтобы она накричала на него, лишь бы... лишь бы не было так больно... Смерть забрала всё, что ему было так дорого в жизни - друзей, брата, родителей и, прости Мерлин, даже старого практически глухого эльфа... Она закрывала навсегда ту дверь, которая связывала его с прошлым, чтобы он наконец-то увидел настоящее и поверил в будущее... Но он не мог! Не мог просто забыть, просто оттолкнуть, вырвать из памяти и сердца то, что сделало его таким... То, что помогло остаться человеком, когда перед глазами стояла кровавая пелена, а душа жаждала мести. То, что удержало его от потери рассудка среди холода Азкабана. То, что позволило удержаться в междумирье, пока его не вернули... Он не мог. Потому, что в нём тоже была небольшая доля эгоизма, так присущая ей. - Прошу, не молчи... - прохрипел он, делая шаг вперед и едва касаясь кончиками пальцев шероховатой поверхности холста. Вальпурга Блек закрыла на мгновение свои синие глаза, а когда открыла, то они засияли таким не свойственным им чувством - спокойствием. - Держись за настоящее... не смотри в прошлое... ты сам творишь своё будущее, - тихо, хрипло, словно на последнем издыхании, проговорила женщина. Тонкая рука потянулась к затылку, и на хрупкие плечи опустилась волна седых, когда-то роскошных, волос. - Будущее рода за тобой, сын, - уголки губ женщины приподнялись, а в глазах появилась нежность - так она смотрела когда-то на новорожденного Регулуса, - я верю в тебя, Сириус. Вальпурга протянула руку к тому месту, где находились пальцы Блека и как будто дотронулась до него. Сириус вздрогнул, словно почувствовал какой-то укол, и неверяще посмотрел на свои пальцы. Он перевел взгляд на портрет матери - в черном закрытом платье, с копной густых волос, мягкими волнами, лежащими на плечах и с едва заметной улыбкой она была поразительно похожа на ту себя из прошлого, когда вместе с Орионом возвращалась домой с очередного званного ужина и, сидя на диване, прижавшись к плечу мужа, выслушивала от Кикимера отчет о поведении двух малолетних наследников рода. Как и в далеком прошлом, сейчас в её глазах сияла плохо скрытая тень счастья, но только... Сейчас эта эмоция была последним отражением души Вальпурги Блек... Навечно. Сириус выдохнул сквозь зубы и упал на колени - в ногу уперлось что-то острое, и он нехотя посмотрел вниз. На полу лежал самый обычный топор для разделки мяса. Мужчина провел рукой по лицу и, подобрав топор, направился на кухню, оставив после себя разрушенные деревянные панели, щепки и мусор. Смотреть на застывший портрет не хотелось - он чувствовал в груди ноющую боль, словно сам дом сопереживал его потере. Всё началось рано утром, когда он, своими собственными руками, обезглавил Кикимера, в память о главной мечте домовика. А потом стало происходить странное - то тут, то там в доме стал гаснуть свет, прекращали свою работу камины, тряпки, стирающие пыль, и ложки, сами моющиеся в раковине, падали, словно потеряли свою опору... Но, когда из гостиной до Сириуса донесся задушенный хрип, он понял - магия домовика контролировала практически всё, что происходило в доме. Портрет миссис Блек не был исключением... Сириус не знал только одного - сколько лет Кикимер поддерживал магию в портрете, который когда-то, скорее всего, и не двигался вовсе. Мужчина бросил топор на стол и открыл дверцы кухонного шкафа - там в углу, переливаясь, словно жидкий огонь, стояла единственная початая бутылка огденского виски. Сириус плеснул себе в стакан "на два пальца" и остановил поднимающуюся руку в тот момент, когда в чувствительный, подобно собачьему, нос ударил запах алкоголя. - Прости... - прошептал он и через мгновение добавил: - Прости меня, мама... Бутылка вернулась в шкаф, стакан и кухонный топор отправились в раковину, а в длинных пальцах мужчины оказалась помятая пачка сигарет. Затянувшись и закрыв глаза, он стоял посреди кухни и просто думал... Думал о том, как много он потерял, однажды поддавшись желанию отомстить... Что-то дрогнуло внутри, и мужчина открыл глаза. Быстро затушив окурок, он поспешил к входной двери, где его дожидалась гостья. Подавив в себе порыв оглянуться на портрет матери, Сириус открыл дверь и едва успел сделать шаг назад, как на него налетела Нарцисса. - Сириус! Там такое! - губы женщины дрожали, а щеки пылали. "Пока не помер этот павлин-Малфой, Цисси не позволяла себе быть такой эмоциональной," - подумал Блек, мягко сжимая плечи кузины. - Что случилось? - нахмурился он. - Там... там... - Нарцисса не могла подобрать слов и отчаянно махала рукой в сторону входной двери. - Ты должен это увидеть! Она схватила кузена за руку и потянула за собой. Сириус успел прихватить мантию, прежде чем дверь дома захлопнулась за ним. - Что я должен увидеть, Цисси?! - воскликнул мужчина, напряженно вглядываясь в лицо женщины, пытающейся успокоиться перед трансгрессией, - Куда мы направляемся? - В Малфой-Менор, - глаза Нарциссы блеснули, а губы дрогнули, - ты должен своими глазами увидеть наш родовой гобелен! На площади Гриммо раздался сдвоенный хлопок трансгрессии.