i hate online

Где-то в час ночи я проснулась от невыносимого чувства голода. Тело неприятно ныло и требовало срочной разминки, но первые минуты я не могла найти в себе сил даже поднять голову. Зевнув, я перевела взгляд в сторону ноутбука и вспомнила, что мой вечер прошёл в болезненной ностальгии и в слезах, а урчание живота тонко намекнуло, что я так и не добралась до ужина. Я кое-как поднялась с пола и, натянув на ноги тапки, отправилась на кухню, где к своему удивлению застала тётушку за вышиванием. А я раньше думала, что она предпочитает ложиться спать пораньше. — О, проснулась, дочка, — оторвав взгляд от канвы, проговорила тётушка Чон. — Я не хотела тебе мешать. Ужин ужином, а дела душевные не ждут. Надеюсь, ты не против ночного перекуса? — Если не будет ночного перекуса, то до утра я не доживу, — криво улыбнулась я, усевшись за стол, в то время как тётушка, сняв с тарелки полотенце, поторопилась разогреть мою остывшую порцию риса с мясом. — Ну как? — спросила женщина после недолгой паузы. — Что именно? — ещё до конца не проснувшись, не поняла я. — Поговорила ты с этим парнем? — Вы о ком? — нахмурилась я, не припоминая, чтобы я рассказывала тётушке про Лухана. — Ну, о том, с которым ты рассталась. Я подумала, что ты очень скучаешь по нему. Понимаешь, вы ещё молоды, можете ссориться часто. С кем не бывает? — Простите, — нарочито громко откашлялась я, чувствуя, как меня бросило в дрожь от одного воспоминания о Майкле, — с тем человеком я больше ничего общего не хочу иметь. Мы расстались. Точка. Тётушка Чон изумлённо вскинула брови, и я не без разочарования поняла, что все попытки подтолкнуть меня к возвращению в цифровое пространство были вызваны мыслью примирить меня с несостоявшимся женихом. Конечно, в этом не было вины тётушки, ведь она практически обо мне ничего не знала. Лучше радуйся, Шин Хи, что о тебе хоть кто-то может позаботиться. Пускай я не использовала интернет так, как думала об этом тётушка, зато я вдоволь насытилась ностальгией. Хотя, кажется, мне стало только хуже. Пропасть в душе теперь казалась бездонной. Наверное, я уже перестала чувствовать разницу между спокойствием и нервным срывом. Да, мне пора лечиться. — Неужели ты тогда плакала из-за плохого прогноза погоды? — поставив тарелку на стол, спросила тётушка, и я рассмеялась. — Да, — кивнула я, — ничто так не вгоняет в депрессию, как метеорологические центры. На самом деле, — я замялась, потупив взгляд в пол, но не успела продолжить, как тётушка Чон снова подскочила с места. Я перевела взгляд на женщину, которая, порывшись в шкафчике, вытащила оттуда бутылку, а вместе с ней и две рюмки. Теперь от удивления глаза на лоб полезли у меня. — Так дела не делаются, — на полном серьёзе заявила тётушка Чон, откупорив бутылку и разлив соджу по рюмкам. — Дочка, я вижу, что с тобой творится что-то нехорошее, поэтому хочу помочь. Мы, может, и чужие люди, но, думаю, моего жизненного опыта может хватить на решение твоих душевых проблем. Так что давай выпьем, а после ты расскажешь мне всё, что считаешь нужным. Тётушка Чон заставила меня взять рюмку в руки и ещё некоторое время терпеливо ждала, пока я всё-таки выпью. Не сказать, что я имела что-то против алкоголя, но я давно не пила и не знала, к каким последствиям может привести моё нетрезвое состояние. Мне и раньше не надо было много, чтобы захмелеть, а теперь и подавно могло хватить одной рюмки. — Сегодня тебе нужно и можно расслабиться! Всё, пей! — поторопила меня тётушка и я, в один момент плюнув на всё, разом осушила рюмку. Да, Шин Хи, наивно было полагать, что на первой стопке всё и закончится, а вечер ностальгии так просто оборвётся. В ту ночь я рассказала всё. Кажется, я проговорила каждый день переписки, прокомментировала каждое сообщение, вывернула наизнанку всю душу, периодически заливаясь слезами. Даже тётушка Чон сказала, что я сильно сдала, когда я разрыдалась в третий или в четвёртый раз за разговор. Самое ужасное, пожалуй, заключалось в том, что итог моей исповеди был таков — я всё ещё любила Лухана, но, скорее всего, только из-за несостоявшихся грёз, в которых я находила себе временный покой, пока терпела рядом с собой Майкла. Я не помню, в котором часу отправилась спать. Не помню, как добралась до комнаты. В один момент мозг перестал вообще что-либо запоминать, и я просто плыла на своём ветхом плоту по кладбищенскому морю собственной любви под мрачный реквием Моцарта. Сон смешался с пьяным бредом, устроив в моей голове хаос из шума и движения. Перед глазами пролетала история сообщений, мигали окошки чатов, миниатюрный карандашик оповещал о том, что собеседник что-то пишет. Потом карандашик неожиданно пропал, и скайп загудел своим стандартным звонком вызова. Я долго всматривалась в аватарку пользователя, пока не узнала в изображении знакомое лицо. Лухан. Мне звонил Лухан. Но я так и не успела поднять трубку. В самый последний момент Лу скинул и вышел из сети, а я, больно стукнув кулаками об стол, гневно прорычала, поднялась с места и, взяв в руки ноутбук, со всей силы разбила его об пол. Я проснулась. Вцепившись пальцами в подушку, я первые несколько минут смотрела в потолок и пыталась отойти ото сна. Я всё ещё с трудом воспринимала реальность. Я не знала, чему верить. Пришлось силой заставить себя подняться, и только когда ступни коснулись прохладного деревянного пола, мне немного полегчало, хотя на смену внутреннему облегчению навалилась головная боль и живот недобро заурчал. Да уж, мой организм не готов был к потреблению алкоголя. Почувствовав приступ рвоты, я ринулась к туалету и провела там добрые минут десять, пока меня окончательно не отпустило. Я несколько раз прополоскала рот водой, но так и не смогла избавиться окончательно от мерзкого ощущения кислоты. И голова, казалось, стала болеть ещё сильнее. Еле волоча ноги, я вышла из туалета и собиралась отправиться к себе в спальню, потому что у меня не было ни настроения, ни сил чем-либо заниматься, и я надеялась, что тётушка Чон меня поймёт. Увы, в этом наши взгляды разошлись. — Ты как, дочка? Очень плохо? — спросила тётушка Чон, застилая мою постель. — Ужасно, — призналась я, рухнув в кресло, потому что стоять у меня не было сил. — Никогда больше не буду столько пить. — Это тебя из-за нервов так развезло. Ничего, дочка, и не такое переживали. Переодевайся и иди завтракать, а потом за работу, — проговорила тётушка Чон, на что в ответ мучительно простонала, выражая свой очевидный протест. Правда, ни мой изнемогающий вид, ни мои стоны, не заставили тётушку Чон оставить меня в покое. Мне стоило титанических усилий, чтобы переодеться и доползти до кухни, где меня уже ждал бульон и бутылка пива для похмелья. В этот момент я почувствовала себя последней алкоголичкой. Чанёль бы меня сильно ругал, застань он меня в подобном состоянии. Брату не нравятся, когда люди напиваются в хлам. Он сторонник меры. Теперь я тоже им буду. После завтрака (да, в два часа для меня был именно завтрак) стало немного легче, и я даже поверила словам тётушки о том, что к вечеру я окончательно оклемаюсь, и мытьё окон значительно поспособствует полному восстановлению сил. На тот момент я верила всему, потому что заранее знала, что спорить с тётушкой Чон нет смысла. Она и без того всю ночь выслушивала мою горе-историю, которая, наверное, с высоты её возраста кажется детским лепетом. Если подумать, то всё, что бы я ни рассказала тётушке из своей жизни, будет казаться несерьёзным. Она, как мудрая женщина, не скажет мне об этом, потому что каждому даны свои испытания: кому-то тяжёлая работа, кому-то тяжёлые отношения. Мне досталось второе. Непростые отношения, кажется, меня всегда преследовали. Помимо неурядиц с парнями, дружба со многими девчонками не прошла проверки на прочность. Я легко знакомилась, заводила друзей, охотно общалась и всегда старалась сделать всё от меня зависящее. С другой стороны, я имела привычку лезть не в своё дело: решать чужие проблемы, принимать всё близко к сердцу, презирать людей, которые мне ничего не сделали, виться хвостиком за парочками. Самые благородные побуждения в итоге оказались никому не нужны. Признаюсь, во многом я и сама была не права. Единственное, что приходит на ум в качестве отмазки, так это нехватка личного опыта. Мне до сих пор вспоминаются дни, когда я, тринадцатилетняя девчонка, руководила отношениями подруги. По счастливой случайности мне удалось её свести с парнем, который ей нравился. Вдохновлённая таким успехом, я решила, что я умею разбираться в людях и даже что-то знаю об отношениях. Только спустя годы до меня дойдёт, что постоянно бегать за парнем — унизительно, а я ошибочно считала, что ради отношений девушка должна унизиться. Став старше, я осознала, что выступать адвокатом во время ссор гиблое дело. Считаешь себя справедливым судьёй, но в итоге копаешь себе яму, в которую тебя эти «голубки» и подтолкнут. Теперь я понимала, какой была ужасной подругой, которая чуть не увела чужого парня. Я без всякой задней мысли общалась с тем, кого должна была держать на расстоянии, потому что, как ни крути, никто не застрахован от влечений и хотя бы мимолётной влюблённости. Я не воспринимала очевидные знаки внимания всерьёз, в то время как подруга молча глотала обиду, подпитывая желание мне отомстить. Не знаю, в какой форме могла вылиться эта месть, если бы не жизненные обстоятельства, которые сделали нашу дружбу невозможной. — Девушка, простите! — незнакомый голос вырвал меня из собственных мыслей и я, обернувшись, увидела в нескольких метрах от себя молодого человека. Слегка взлохмаченные волосы цвета тёмного шоколада, густые брови, тёмные глаза, чуть пухлые алые губы, очень аккуратный овал лица. На первый взгляд он показался мне совершенно безобидным молодым человеком, которого семья холила и лелеяла, но вот спортивная машина, которую я заметила за его спиной, почему-то не навеяла на мысль о том, что крутая тачка могла быть капризом избалованного сыночка. — Госпожа Чон Хон Ше дома? — спросил парень, поняв, что я снова зависла. Я только собиралась ответить, как на крыльце появилась сама тётушка и, заметив молодого человека, расплылась в улыбке. — Чунмён, сынок! Глазам своим не верю! — с этими словами женщина спустилась с крыльца и пошла навстречу к своему, как я поняла, дорогому гостю. Парень сердечно обнял тётушку и попросил прощение за долгое отсутствие. Став свидетельницей такой душевной встречи, мне самой стало немного грустно. Я поймала себя на мысли, что дико соскучилась по семье. Мне не хватало мамы, папы и любимого брата, который знал практически все секреты своей дурёхи-сестры. Я почувствовала катастрофическую нехватку объятий и защиты. Хотелось свернуться комочком и положить голову на колени к Чанёлю, чтобы тот, гладя меня по волосам, не уставал повторять, какая же его Шин Хи невыносимая девчонка, которую надо ещё воспитывать и воспитывать. — Дочка, пойдём пить чай, потом домоешь окна, — окликнула меня тётушка Чон, но я отказалась, сославшись на нежелание прерывать работу. Уговаривать меня не стали. Я продолжила мыть окна, а тётушка Чон вместе с Чунмёном ушли в дом. Так как окна были открыты, я подслушала разговор старых знакомых. Из их беседы я поняла, что Чунмён — бывший ученик тётушки, который колесит по свету и навещает её всякий раз по приезду в Корею, привозит сувениры, показывает фотографии и делиться впечатлениями. Буквально два дня назад Чунмён вернулся из Китая, но вот уже снова строил новые планы на следующую поездку. — Вот непоседа! Неужели не хочется отдохнуть от машины и долгих путешествий? — спросила тётушка, на что Чунмён рассмеялся и сказал, что пока ему покой будет только сниться. За всё время их разговора они ни разу словом не обмолвились о родителях Чунмёна, поэтому мне оставалось только предполагать, что этот парень, скорее всего, из богатой семьи, которая слепо перечисляет своему сыночку на счёт круглую сумму денег, которую он тратит на поездки. Возможно, родителям даже нет никакого дела до жизни их отпрыска, что, впрочем, в наше время не является чем-то удивительным. Проснувшееся во мне женское любопытство посеяло очередную порцию вопросов в моей голове. Застой в собственной жизни привёл к интересу к другой, и я, если честно, даже не хотела этому сопротивляться. После откровений за бутылкой соджу лучшим лекарством от душевного похмелья была возможность отвлечься на человека, о котором я ничего не знала. Вот только я как-то странно пользовалась таким шансом, потому что лично с Чунмёном мне познакомиться в тот день так и не удалось. Когда я закончила с мытьём окон, парень уже собирался уходить. Пообещав тётушке Чон обязательно заехать к ней при первой удобной возможности, он крепко обнял её на прощание и направился к машине. Я почувствовала лёгкий укол женского самолюбия, когда поняла, что Чунмён не проявил ко мне никакого интереса. Да он даже рукой на прощание не махнул! — Вот несносный, — выдохнула тётушка Чон. — Всё в бегах, да в бегах. Когда ему надоест? — Он снова куда-то уезжает? — спросила я, присев на крыльце. — Да. Он уже семь лет фактически живёт в машине. Как школу закончил, сразу за руль и по миру. Говорит, что вдохновился путешествиями после моих уроков. — Вы преподавали географию? — Именно, — ответила тётушка, присев со мной рядом. — Чунмёна никогда ничего толком не интересовало, а вот география ему неожиданно пришлась по душе. Даже приходил ко мне на дополнительные занятия, чтобы я ему больше рассказала о других странах. Сначала я думала, что ему просто нравится сам предмет, потом выяснилось, что он не на шутку загорелся идеей объездить весь мир. Теперь после каждой поездки он навещает меня и рассказывает, что повидал. Ученик пошёл дальше своего учителя. — Он путешествует один? — Да. Ни с кем не завязывает знакомств, если в этом нет крайней необходимости, ни к кому себя не привязывает. — Разве ему не одиноко? — удивилась я, пытаясь представить себя на месте Чунмёна в роли вечной путешественницы. — А кто его знает, — вздохнула тётушка. В какой-то момент я даже позавидовала Чунмёну — свободному и независимому парню. Из-за груза собственных воспоминаний я не могла ощутить желаемую лёгкость, а теперь пришла к окончательному выводу, что это мне не удастся сделать, пока я сама не разрешу свою проблему. Если я так смертельно тосковала по Лухану, значит, выход был только один – встретиться лицом к лицу с виновником моих переживаний. А страшно ведь...