Классика жанра

Селиванов уплетал блины за обе щеки, не забывая нахваливать кулинарные таланты Анны Михайловны, и поддерживал бесцельную беседу с ее мужем. Матвеич ругал политиков, погоду, непутевых соседей и свои суставы. Однако после первой стопки ему полегчало, и как минимум люди перестали его интересовать. - Смотри-ка, как ласточки низко опять летают, - глянул он в окно. – Точно дождь будет. А то и гроза. Тебе моя-то рассказывала, как давеча тут шарахнуло? – Борис кивнул. – Без ящика я остался. Мастер смотрел-смотрел да сказал, что все, сдох совсем. Он же ж древнее меня будет, - рассмеялся поддатый старик и поднял следующую стопку. – Ну, за здоровье! - Хватит тебе ужо! – возмутилась жена за его спиной, снимая последний блин со сковородки. - Молчи, старая, в кои-то веки гости в доме! Дай по-мужски поговорить, - отмахнулся от нее Матвеич. - Глаза залил, и поговорить его тянет, - пробухтела баба Нюра, садясь напротив гостя. – Спасибо тебе, Боренька, за дрова. Молоко твое я в сенях поставила баночку, чтобы не забыл, когда домой пойдешь. А то сопьет тебя мой дед – ничего не вспомнишь! - Да ну что ты наговариваешь на меня, Михална?! – обиделся тот, пытаясь поддеть вилкой ломтик огурчика домашней засолки. Селиванов улыбался, благодарил, ел и изредка поддакивал хозяевам, не влезая в их перепалки и не споря ни с одним, ни с другим. Начинало темнеть, когда белесое небо разрезала первая молния. После нее тут же послышался раскат грома. - Ну вот, - всплеснула руками хозяйка. – Опять ливень будет! Трава в огороде – во! – резанула она ладонью по груди. – Опять мне все посевы затопчет! Ну что ты будешь делать! – причитала она. - Я, пожалуй, пойду, - засобирался Борис, снова поблагодарив за вкусный ужин, молоко и компанию. – Успею добежать до дома как раз. - Погоди, касатик, я тебе сейчас блинчиков с собой соберу – на завтрак, - подскочила баба Нюра. – А то как припустит на цельный день, так и не выберешься никуда по нашим-то дорогам. Отказываться было делом неблагодарным и… напрасным – переговорить бабу Нюру не удавалось еще никому. Борис и не стал трудиться – в конечном счете, она права: если ливень зарядит надолго, то из дома просто не выйдешь никуда. И не выедешь тоже. - Вот, держи аккуратно, - баба Нюра протянула ему тарелку, обернутую полотенцем. Хорошо, что банка молока была в пакете, иначе Селиванов не знал бы, как нести домой все это добро. Он успел вовремя – стоило подойти к своему крыльцу, как первые тяжелые капли дождя упали в траву и застучали по листве, поднялся ветер, зачастили молнии. Борис втащил еду на кухню и поторопился на улицу – убрать топор и последнюю партию дров, что не занес под навес на задворках дома. Селиванов даже обрадовался такому вечеру – ужином его накормили, сейчас на свежем воздухе он растрясет хмельные пары алкоголя и можно будет подумать над ситуацией в спокойной, несколько меланхоличной обстановке, не боясь быть потревоженным ничем и никем. Да даже если электричество вырубится – пусть. Пусть весь мир подождет! Закинув последние деревяшки под крышу, он вытер мокрое лицо подолом футболки и вернулся к входу, но замер, не дойдя двух шагов до ступенек. Под крышей маленького крылечка стояла она и зябко ежилась, оглядываясь по сторонам. Селиванов даже потряс головой, чтобы избавиться от навязчивого видения, как вдруг оно улыбнулось ему и заговорило: - Я бы сказала «добрый вечер», но, учитывая погоду… Он отмер и недоверчиво поднялся по крылечным ступенькам. - Валентина… - наконец смог выговорить Борис, когда поравнялся с ней на одной площадке и гостья оказалась так близко, что принимать ее за видение уже не получалось. – Что вы тут делаете? – ошарашено пробормотал он и тут же спохватился: - Что-то случилось? Селиванов попытался найти ответ в ее взгляде, но тут же одернул себя. Не смотреть! Не смотреть в глаза! Он, конечно, не пил столько, сколько Матвеич, но все равно утонет, не сдержится. Зачем она приехала? Что-то явно случилось, иначе бы… - Я вам звонила… - неуверенно ответила Антонова, перебивая неровный ход его мыслей. – Но вы не брали трубку… Стучала – никого. Я просто хотела поговорить… узнать… Она стояла, неловко перебирая край кофты, и Борис чувствовал, что его несет. Припозднившееся от шока ощущение эйфории догнало его не совсем трезвый разум и теперь подталкивало к совершенно безумным поступкам. - Пройдемте в дом, - заставил себя произнести Селиванов. – Здесь холодно и сыро. Он резко открыл дверь, включил свет в сенях, пропустил гостью. Она вошла молча, не пытаясь отказаться или поспорить. Борис провел ее на кухню, по пути хватая телефон с тумбочки. Так и есть, пропущенный вызов из ФЭС. Она ему звонила? Зачем? Селиванов обернулся. Она стояла у окна, обхватив себя руками, хмуро глядя на разыгравшуюся бурю за окном. Небо щедро поливало все вокруг, моментально наполняя дорожные ухабы лужами, на ровной глади которых грузные капли оставляли круги. - Вы так резко ушли в отпуск, - наконец произнесла Валентина, не глядя на него. – Я подумала, что что-то случилось. Вернее… что случилось нечто определенное… что, возможно… - она замолчала. – Я хотела спросить по телефону, чтобы не мешать, но вы не брали трубку. Рогозина сказала, что вы собирались сюда, я выяснила адрес… - Рогозина знает, что вы здесь? – негромко спросил Борис. - Никто не знает, - резко ответила она, быстро повернула голову и, казалось, сама испугалась своих слов – их смысла. – Господи, что я тут делаю… - выдохнула Антонова и уже метнулась обратно к двери, но Селиванов преградил ей путь. - Вы приехали, чтобы спросить, - тихо напомнил он. Не смотреть в ее глаза теперь было невозможно. Голубые, тревожные, испуганные, они бегали по его лицу, словно пытаясь сбежать с него и… у них не получалось. Черт возьми! Он явно видел, что она не может отвести свой взгляд от его глаз. - Тогда, в субботу… - почти шепотом начала она, все еще сомневаясь, стоит ли говорить или лучше промолчать, - мы стояли во дворе вашего дома… под вашими окнами… вас… нас… видела ваша жена? – Валя замерла, обратившись в слух, но вопрос все же сорвался с ее губ: - Она решила… подумала… выгнала вас из дома? Из-за меня… От такой откровенности у него перехватило дух. - Нет, - неожиданно осипшим голосом ответил он, теряясь в ее глазах. – Все наоборот. Это я сегодня с утра застал ее с другим … Господи, зачем я вам это рассказываю! – отшатнулся Селиванов, словно выныривая из омута, и сделал два шага в сторону кухни, отворачиваясь от своей гостьи. – Это лишнее, не слушайте меня. Все, что вам нужно знать, это то, что вы здесь ни при чем, - твердо заявил он. Но Антонова не ответила, и он обернулся. Валентина стояла почти на пороге, но уже не пыталась поскорее перешагнуть его, а напротив, казалась успокоившейся и сознательной, как будто они находились в офисе и обсуждали какое-то важное дело. - Мне жаль… - наконец, выдохнула она, так и не сдвинувшись с места. - Жаль, что вы здесь ни при чем? – добродушно усмехнулся Борис и увидел, как румянец заливает ее щеки и шею. - Нет, я про жену и… - как мышка пискнула она, опуская голову. – Извините… - Это вы меня извините, - ругая себя за грубую неосторожность, Селиванов медленно вернулся к ней. – Просто вышло как-то глупо… Муж, вернувшийся не вовремя с работы… Классика жанра… Антонова молчала, глядя в пол, а Борис почувствовал, что его отпустило. Первый взрыв эмоций прошел, в душе снова все улеглось на свои места, но почему-то не хотело лежать там спокойно и неподвижно. - Я, пожалуй, пойду… - как-то задумчиво сказала она, повернув голову к двери. – Я не должна была… - Куда вы сейчас пойдете? Вы видели, что там творится? – с мягким укором спросил Селиванов, и она перевела свой взгляд на него. – Это деревня. Все дороги размыло начисто. У вас какая машина? Здесь только внедорожник выехать сможет. - Я на электричке приехала… - Там же минут двадцать пешком… - удивился он и тут же осекся, глянув на ее обувь. Туфли на каблуках. В пыли, траве и грязи. Ох, Валентина… Антонова тоже опустила взгляд на ноги и вдруг прыснула со смеху. - Господи, как же глупо, - причитала она, пытаясь не зайтись в истерике от осознания, что деваться ей некуда – они вдвоем, под одной крышей, на одной территории, а впереди ночь… - Вы не дойдете до станции, - улыбнулся Селиванов, на душе почему-то потеплело от ее смеха. – А моя машина не проедет, чтобы отвезти вас. К тому же… Он не договорил – яркая молния, оглушительный раскат грома и… в доме погас свет. Секунду оба стояли молча, потом Борис как можно непринужденнее заявил: - Ну вот, а теперь и еще и электричество вырубило. Здесь такое бывает. От грозы. – Антонова молчала. – Валя? - Я тут… - тихо ответила она. – Просто я не понимаю, что теперь делать… - Предупредить своих, что вы попали в грозу в деревне далеко от дома. - Мне некого предупреждать – все мои разъехались. - Тем лучше. Темнота – друг не только молодежи. В темноте легче говорить, не нужно следить за своими жестами и мимикой и можно улыбаться, сколько душе угодно, понимая, что она приехала к тебе, пользуясь тем, что дома никого нет. Фактически сбежала. Чтобы спросить, да, зачем же еще! Это же такое важное дело, решение которого не терпит отлагательств! Вопрос жизни и смерти буквально! - С чего это лучше? – его улыбку спугнул ее строгий, немного обиженный голос. - Не надо ни перед кем оправдываться, - глаза постепенно привыкали к темноте, он видел, как она тут же вздернула подбородок. - Мне не в чем оправдываться! И вообще, не сахарная – не растаю! Дома согреюсь в горячей ванне. Извините, что нарушила ваш покой! – с этими словами Антонова дернулась к двери, оттуда в сени, далее на крыльцо. Селиванов настолько опешил от такого демарша, что когда сообразил и кинулся следом, Валентина была уже на улице под проливным дождем. Наспех сорвав с крючка куртку, он выбежал за ней на крыльцо и быстро спустился по ступенькам. Набросив на нее куртку, словно ловил бабочку, Борис поймал ее за плечи и решительно повернул обратно к дому. - Валя! – укоризненно произнес он, когда они снова очутились в сухом месте. – Ну что за детский сад? – Яркая молния осветило ее лицо, и Селиванов успел прочитать в глазах испуг и отчаяние. – Ох, господи… - невольно вырвалось у него. Они стояли молча в сенях, Борис вслушивался в тишину, пытаясь понять – ее щеки были мокрые от дождя или от слез? Но всхлипываний слышно не было. Немного подождав, он тихо сказал: - Я могу предложить вам на ужин свежее молоко и блины – соседка угостила, - Борис осторожно положил руки на плечи гостье и повел обратно на кухню. Не дожидаясь ее решения, он налил в кружку молоко и снял полотенце с тарелки с гостинцами. – Я сейчас быстро схожу к соседке за свечками, она через дорогу живет, только… Валентина, обещайте мне, что никуда не уйдете. – Она молчала. – Если я вернусь и не обнаружу вас дома, я пойду искать вас по деревне, - словно угрозу добавил он. – В темноте. Мы оба промокнем и заболеем. Селиванов услышал, как она прыснула со смеху, затем спокойно произнесла: - Я не уйду. Обещаю. - Вот и правильно. Борис впрыгнул в резиновые хозяйственные сапоги, вытащил наощупь дождевик и отправился к бабе Нюре. Та поохала на тему разбушевавшейся природы, снова повздыхала о сорняках и выдала ему несколько длинных толстых свечей, посоветовав разломать их напополам, если не хватит, чтобы не бегать к ней второй раз в грозу. Поблагодарив запасливую соседку, Селиванов вернулся в дом, надеясь, что Антонова сдержала свое слово и не сбежала, пока его не было. Валентина не сбежала. Она сидела, забившись в угол старенького кресла, и ощущала себя полной идиоткой. На кой ляд ты поперлась в эту деревню? Да даже если бы вас его жена застукала тогда и выгнала его из дома, он взрослый мужик – сам разберется! Ты-то здесь что забыла? Святые небеса, где были ее мозги, когда она принимала это решение? И ладно еще принимала, но ведь и осуществляла! Приехать на Киевский вокзал, около часа трястись в электричке, сверяясь с картой. Да, перед этим еще точно выяснить адрес, распечатать из интернета, как проехать и пройти, уточнить, где что находится. По приезду попросить таксиста высадить у ближайшего к его дому магазина, чтобы никто ничего не заподозрил, и последние пару сотен метров пройти пешком по пустынной деревне, в которую народ съезжается на выходные и праздники, а не в понедельник вечером. Все рассчитала – не зря в ФЭС работает, пусть и патологоанатомом. Все, кроме погоды. Ей даже как-то в голову не пришло посмотреть прогноз. А теперь что? Антонова тяжело вздохнула. Она здесь как в мышеловке, причем самостоятельно и тщательно разработанной. Ты вообще что планировала делать после того, как задашь свой вопрос? Кивнуть, ответить, что все ок, и потопать обратно на станцию? Тихий ужас… А ведь взрослая женщина! Молния за окном в сотый раз осветила горизонт, и Валя услышала скрип старой деревянной двери и чьи-то шаги. Через несколько секунд на пороге появилась темная фигура, в которой она с облегчением узнала Селиванова. Не то чтобы она испугалась, что сюда может прийти кто-то посторонний в такую погоду, но на какие-то мгновения стало не по себе. Борис сложил все свечи на стол, молча достал спичечный коробок и зажег одну. - Да будет свет, - шутливо произнес он, нарушив обволакивающую тишину, и увидел, как она робко улыбнулась в ответ. – Сейчас поставим куда-нибудь и еще зажжем. Селиванов достал пару жестяных кружек, накапал на дно расплавленного воска и, закрепив две свечи, поставил одну на стол, а вторую на тумбочку. Когда в кухне загорелись обе свечи, стало видно и друг друга, и интерьер. Антонова украдкой пробежалась глазами по стенам, мебели и кухонной утвари. Затем увидела, что он наблюдает за ней, и съежилась еще больше в своем кресле. Борис нахмурился. - Вы замерзли? - Немного, - призналась Валентина, не совсем понимая, от чего ее больше трясет – от холода или от стрессовой ситуации. – Край кофты просто намок… Селиванов подошел ближе и заметил большие темные пятна на ткани. - Так, снимайте, - распорядился он, и у нее глаза полезли на лоб. – Валентина, вы заболеете, если будете сидеть в мокрой кофте! Я же вижу, что там не только край промок. И вообще… - он посмотрел за окно, потом снова на гостью и мягко произнес: - Завтра утром я отвезу вас на станцию. Будем надеяться, что дождь закончится и земля хоть немного подсохнет. Если что – у соседа есть грузовик. Валя прыснула. Дожили! Увидев ее улыбку, Борис осмелел и повторил приказ: - Снимайте свою мокрую кофту! Ее просушить надо, а вам – согреться, - и, видя, что она не торопится это делать, добавил: - Иначе я сам ее сниму! Антонова замерла, и лишь тогда он, прокрутив в голове свою последнюю фразу, понял, что сказал, и тяжело вздохнул. Объясни теперь, что ты не это имел в виду! Валентина, не сводя с него глаз, начала медленно расстегивать пуговицы, затем стаскивать мокрые рукава. Глянув на ее оголившиеся плечи, Борис понял, что надо что-то делать, а не смотреть, иначе точно беды не миновать. - Я принесу вам плед, - быстро бросил он и вышел из кухни. Антонова избавилась от сырой одежки, положила ее на подлокотник кресла и, обхватив себя руками, принялась растирать плечи ладонями, чтобы согреться. В ту же секунду что-то мягкое и теплое плавно опустилось на нее сверху и укутало по самый подбородок. - Так лучше? – поинтересовался Селиванов, бережно укрывая ее пледом. - Да, спасибо, - аккуратно улыбнулась она, словно боясь переборщить. - Чаю горячего? – он заглядывал ей в глаза и видел, как в зрачках плясали огоньки свечей. Серьезная, настороженная, укутанная в полотно, она казалась ему жрицей или какой-то нереальной богиней, чинно восседавшей на троне и решавшей его судьбу. Как избавиться от наваждения? Борис отошел к плите, быстро, стараясь незаметно, тряхнув головой. Пить надо меньше! Хотя в его хмельном состоянии сейчас вряд ли был повинен алкоголь. Кстати, об алкоголе… Селиванов обернулся. Она продолжала сидеть в кресле, но теперь выглядела более расслабленной. - Если вы очень замерзли, могу налить чего покрепче, - улыбнулся он, вызвав ответную улыбку. - Я думаю, чая будет достаточно. Он кивнул, отвернулся, чтобы залить воды в чайник и поставить его на плиту, потому не услышал, как Валентина осторожно встала и подошла к окну. Лишь потом, повернувшись, увидел, что она совсем рядом. Не зная, что сказать и что сделать, Борис молча встал у нее за спиной и тоже посмотрел в окно. Дождь, казалось, и не думал стихать. Молния ушла, забрав с собой гром, но ливень продолжал усердно подтапливать двор. - Так чуднó, - вдруг тихо сказала Антонова, словно ей не хотелось нарушать своеобразную деревенскую тишину, и он только сейчас понял, что они оба отражаются в стекле и она улыбается ему в свете свечи. – Двадцать первый век на дворе, - продолжила Валентина свою мысль, - а мы тут… без электричества… с этим потопом… и свечами… Один простой ливень способен вывести из строя то, что нарабатывалось и совершенствовалось годами. А все вокруг только и твердят – нано-технологии, передовые разработки… - Прогресс прогрессом, а лифты у нас ломаются чаще, чем лестницы, - усмехнулся Борис, и она повернулась к нему лицом, присев на подоконник. Лицо ее было неожиданно серьезным, в глазах стояла пионерская ответственность и тревога. - Что вы теперь будете делать? – чуть нахмурившись, спросила Антонова, и он не сразу понял, о чем она. – У вас сын… - Я пока не знаю, - честно ответил Селиванов и, вздохнув, признался: - Но я не хочу говорить об этом с вами. - Понимаю, - кивнула Валентина, продолжая испытующе вглядываться в его лицо, и тихо добавила: - Мне не надо было приезжать. Извините, я чувствую себя так глупо… - Вам не за что извиняться, - быстро перебил Борис и, сам не зная как, выпалил: - Я бы сделал то же самое… Ее брови дернулись в немом удивлении, и она поспешила опустить глаза.