Классика жанра

- Не понимаю, зачем меня опять сюда привезли, - возмущалась Ведерникова. – Я уже рассказала все, что знаю. - У нас появились к вам новые вопросы, - лаконично ответила Рогозина, отмечая про себя самоуверенный, нагловатый тон учительницы. - Ну хорошо, задавайте, - словно королева, разрешил та, но полковник не смутилась. - Нам стало известно, что вы заходили в столовую и разговаривали с Забродиной. - Эка новость! – рассмеялась подозреваемая. – Я каждый день туда захожу – у третьеклашек второй завтрак в школе на одной из перемен. - И каждый день общаетесь с Марией Леонидовной? - С кем? А, с Машкой, что ли? Да что мне с ней общаться-то? Разве что сказать, чтобы чаю налила, когда закончился, - высокомерно ответила Ведерникова. Рогозина усмехнулась: давно ли сама была простушкой из деревни? А сейчас вон как разговаривает. И Забродина ее старше лет на десять, а она ее Машкой называет, как девку крепостную. Тоже мне боярыня! - В день отравления о чем вы говорили с Марией Леонидовной? – в лоб спросила Галина Николаевна. – Отпираться бесполезно – вас видели. - А я и не отпираюсь – я вспоминаю, - заявила Ведерникова. – А, ну да, говорила про ее сына, Вовку. Он же у меня в классе учится. Сказала ей, что больше внимания нужно уделять ребенку. А что, - развела она руками, - он стал хуже учиться – это мой долг как классного руководителя. - Больше ни о чем? – прищурилась Рогозина. – Только об успеваемости мальчика? - Да не помню я, - раздраженно всплеснула руками Тамара. – Может, еще о чем-то, но, видимо, это было не так важно. Хмыкнув и извинившись перед подозреваемой, полковник вышла из допросной и прошла в Зазеркалье, откуда был виден другой допрос, который слушала Антонова. - Мария Леонидовна, - мягко говорила Юля, – о чем вы разговаривали с Ведерниковой в день отравления? - Разболтала все-таки Аня, да? – укоризненно произнесла Забродина. – А ведь просила я ее язык за зубами держать. Эх! – махнула она рукой. - Мне кажется, вы немного не понимаете, - серьезно произнесла Соколова. – Совершено преступление, и сокрытие любой информацию по делу приравнивается к соучастию. - Да ну какое сокрытие! – вздохнула кухарка. – Ладно, слушайте, - сдалась она. – Муж мой ушел к Ведерниковой, уж не знаю, как он ее нашел, если всю жизнь на все родительские собрания я хожу. Мы работаем в одной школе, вот она постоянно ко мне и цепляется, показывает себя такой-сякой… - А вы? - А что я? – прямо посмотрела ей в глаза Забродина. – У меня трое детей. Один скоро школу закончит, второй у нее же в классе учится, а третья – мелкая совсем. Только и успевай разрываться между садом, школой, кухней и всем остальным. Хорошо еще, что садик Тайкин рядом, а то не знаю, как бы справлялась. Забегу – закину ее чуть ли не самую первую в группу и несусь в школу, на кухню. До восьми нам положено быть уже на месте. Когда мне этими глупостями заниматься? Это у нее времени вагон, вот она и ходит как павлин – хвост распускает. - О чем вы с ней говорили в тот день? - Пришла она мне угрожать, - сердито ответила Мария Леонидовна. – Мол, говорит, знаю-знаю, чьих рук дело. Предложила договориться по-хорошему. - Это как? - Сказала, что будет молчать, если я разведусь с мужем – ей его отдам и на алименты подавать не буду. И чтобы исчезли мы все из его новой жизни, как она заявила. - Как интересно. И что вы ей ответили? - А что я могла ей ответить? На алименты я уже подала раньше, а Андрей пусть сам решает, общаться ему с детьми или нет. Он их отец, и дети имеют право, и я не буду их лишать его из-за прихоти этой дамочки. - Прямо так и сказали? - Нет, конечно, смягчила немного, - Забродина смутилась. – Понимаете, Вовка стал учиться хуже, а он у меня смышленый мальчишка. Я пробовала с ним поговорить, но он отмалчивается, говорит, что просто рассеянный иногда бывает и не выспавшийся. Но ведь она у него классная. А если она обижает моего мальчика? Знаете, как может отыгрываться на детях педагог? Особенно эта! Ребенок и не поймет ничего, но травма будет нанесена. - Что ж вы его в другой класс не перевели? - Так отказался! – горестно вздохнула женщина. – Сказал, что у него тут друзья и что ничего особенного не происходит. Рогозина вернулась в Ведерниковой в допросную. - Зачем вы угрожали Забродиной? Что именно вы знаете? – без обиняков спросила она. - Я? – изумилась та. – Я угрожала Машке? Как можно? Да ничего я не знаю! А если она вам так сказала, значит, соврала. Понимаете, ее муж бросил и ко мне ушел, - глаза победно сверкнули, - а она теперь пытается все время меня оклеветать, ну чтобы мужа вернуть. Не понимает, дура, что так ничего не добьется. Андрюшенька меня любит! Меня, а не ее! Ничего я не знаю про это ваше преступление и никому не угрожала. Зачем мне это? Я сама всегда пью чай. И вообще – может, это она пыталась меня отравить, а вы тут обращаетесь со мной как с убийцей! – состроила из себя обиженную Ведерникова, и Галина Николаевна усмехнулась. Ну, цаца! - Так что ж вы чай в тот день не пили, если всегда пьете? – спросила полковник. - Да вот шестое чувство подсказало, знаете! – с вызовом ответила Тамара, но потом улыбнулась. – Ладно, извините, просто вся эта ситуация меня выводит из себя. Есть у меня подруга в школе – Лизка Ковалева. Так вот она недавно из путешествия вернулась и какой-то чай заморский привезла. Поэтому мы в столовке просто кипяток взяли, чтобы самим заварить. Никакой тайны, как видите, можете сами у нее спросить. - Спросим, - коротко ответила Рогозина и вновь оставила подозреваемую одну. На выходе из допросной она столкнулась с Лисицыным. - Ну что, Галина Николаевна? – с готовностью поинтересовался он. - Не сходятся их показания. Разговор ни одна не отрицает, но тема его у каждой своя. Вези-ка к нам этого Забродина, - решила полковник. – Посмотрим, что он нам скажет. Мотив у Ведерниковой есть – подсыпать яд, чтобы подставить кухарку и шантажировать ее потом. Этим может объясняться список жертв – ей было все равно, кто пострадает и сколько человек будет. Ей нужен был сам факт отравления в столовой как рычаг воздействия. Там камер нет – поди найди, кто сыпал яд. А Забродину могут с работы выгнать за это. С другой стороны, Забродина могла так пытаться отравить Ведерникову, прикрывшись остальными. Она знает, что Тамара обычно пьет чай, но в тот раз ей просто не повезло… Адрес возьми у Холодова, - дала последнее ценное указание Рогозина и отправилась восвояси. - О, женщины! Имя вам – Коварство! – театрально продекламировал Лисицын, с пафосом сотрясая воздух руками, не подозревая, что за спиной появилась Соколова. - Да ну? – усмехнулась она. – Какое же тогда имя вам, мужчины? – иронично бросила Юля и тоже ушла прочь. Костя с досадой махнул рукой ей вслед – такой момент ему испортила! – и побежал в лабораторию узнавать адрес Забродина. Селиванов спокойно вел машину по узкой дороге. Выехать из Москвы было сложно, пробки не вселяли оптимизма и не добавляли радости скверному настроению, но потом, когда ему удалось выбраться за МКАД, а затем и съехать с Киевского шоссе, дорога стала более узкой и пустынной. Можно было расслабиться и отключиться от всего грязного и мерзкого. Хотя… Разве не за этим он уехал из дома? Борис собрался быстро – покидал предметы первой необходимости в чемодан и заявил жене, что его не будет несколько дней. Что она скажет сыну – ее проблемы. Он специально уехал до прихода Алексея, чтобы не объясняться с ним и дать Ларисе полную свободу действий в этом вопросе. За свои поступки каждый должен нести ответственность самостоятельно, считал Селиванов. Лариса смолчала, не выразив ни радости, ни горя в связи с его решением, лишь попросила вернуться к выходным – у сына соревнования, и он не должен страдать из-за того, что случилось. - Это я тебе обещаю, - серьезно посмотрел на нее Борис. – И Лешке передай, что к соревнованиям я вернусь. Самое позднее – в пятницу вечером приеду. - Спасибо, - тихо пролепетала Лариса. - Не за что, - усмехнулся муж, и на душе снова стало тоскливо. – Ребенок не должен быть замешан в это дело. Его это не должно коснуться. Жена молча кивнула, он уехал. На природе думается по-другому и видится все в ином цвете. Селиванов вышел из машины, размял затекшие плечи и сорвал травинку из заросшего бурьяна перед калиткой. Покосить надо бы. Еще вчера они с Лешкой об этом говорили – давно не были на даче, надо уже и косить, и пилить, и рубить. Словом, приводить в жилой дом это заросшее и скособочившееся место. Борис загнал машину во двор, окинул взглядом фронт работы и решил, что сначала заготовит себе дров на вечер, а попозже сгоняет в магазин. И бабу Нюру надо предупредить, что он здесь. Она всегда им молока приносила свеженького, может, и сейчас его побалует. Да-а, не так он планировал провести свой отпуск еще несколько дней назад. Но – ничего не поделаешь. Селиванов прошел к сараю и уже взялся за топор, как остановился перед чурбаком. Возле двери распустилась белая сирень. Еще вчера куст стоял зеленый, и только редкие светлые цветочки мелькали среди темных листьев. Теперь же она была похожа на невесту в белом… А я все помню этот день, и в нём живут не увядая, и ты вся в белом и сирень, и ты вся в белом и сирень, вся белая и молодая…* Мысли моментально унесли Бориса далеко – в Сиреневый сад, в субботнее погожее утро, когда он, выйдя в магазин за продуктами, вдруг увидел знакомый силуэт за оградой. Сначала, конечно, подумал, что показалось, и даже успел отругать себя за то, что всегда и везде теперь видит ее. И уже свернул в магазин, но кто-то настойчиво зудел ему над ухом «обернись!», и он не выдержал: решил, что быстренько сбегает в парк, убедится, что это не она, выдохнет и со спокойной душой отправится в магазин. Но это оказалась она… И тогда Борис еще не знал, что они живут совсем рядом, потому их случайные встречи на самом деле абсолютно закономерны. Он поймал себя на мысли, что, возможно, они и раньше часто пересекались, просто не знали друг друга в лицо, потому и не обращали внимания. Ирония судьбы… и без легкого пара… Кстати, о паре! Селиванов словно очнулся. Он же собирался дров нарубить, а, увидев белый куст сирени, завис, потерявшись во времени. Решительно взяв топор, Борис принялся за поленья. Щепки отлетали во все стороны. Скоро футболка взмокла, и Селиванов снял ее, перекинув тряпкой через ограду. Хороша физкультура! В морге так не намашешься! А тут прямо чувствуется, что словно кровь быстрее по венам побежала. Гора стройных дощечек постепенно вырастала с правой стороны, куча пузатых поленьев таяла с той же скоростью с левой. - А я-то думаю, откуда такой стук! – раздался за спиной у него веселый голос, и Борис резко обернулся – перед ним стояла соседка. Невысокая старушка в цветном халате и белом переднике улыбалась ему, приставив ладонь ко лбу козырьком. На голове красовалась пестрая косынка. - Добрый день, баба Нюра, - тоже улыбнулся Селиванов и, подойдя, вытер потное лицо футболкой. - И тебе добрый, Боренька, и тебе, - охотно кивала старушка. – Ты, чай, в отпуск сюда приехал или отгулы на работе наконец-то дали? - Отпуск, бабнюр, - Борис отдышался и очертил рукой горизонт. – Решил, что пока погода хорошая, надо пользоваться. - Это ты верно подметил, касатик, - соглашалась она. – А то давеча ласточки так низенько-низенько летали – знаешь, какая гроза потом была? Охохонюшки! Без света всю ночь и цельный день потом сидели! До вечера, да! Пока эти ремонтеры приехали, пока все наладили! Я вот с тех пор сразу свечками и запаслась. Дед-то мой разворчался тогда – телевизор у него погас, а потом не включился. Он его тоже это, ремонтерам отдал. Вроде починить обещали. Сидит теперь у меня над газетами, ересь эту всякую политическую читает! – словоохотливо возмущалась бабка. – Раньше по телеку смотрел, а теперь читает – одно глаза портит! – она перевела дух. – А ты надолго ль к нам, Боренька? А что без Лешеньки? Лариска-то твоя деревню не любит, это я помню, - махнула она рукой, - а сын? - А сын у меня учится, - улыбнулся Селиванов. – Последние недели перед экзаменами, никак ему сейчас нельзя прогуливать. Вот и Лариса с ним осталась – следить, - спокойно вещал Борис, не собираясь посвящать соседку в семейные разборки. – Бабнюр, я хотел у вас молоко купить, мне бы пару литров… - Ой, вечером надою – приходи! – встрепенулась старушка. – Я и блинов напеку. Ты ж один тут, да? Небось, на химических ваших харчах столичных будешь? – укоризненно покачала она головой. – А у меня борщ дома стоит наваристый. Ты в жизни такой не ел! Так что, как солнце к закату будет клониться, ты приходи. Дед как раз Маняшку с поля приведет, я и подоить успею, и блинов напечь. А дед-то мой как обрадуется! – тараторила она безумолку. – Хоть поговорить будет с кем! - Сколько с меня за молоко, бабнюр? – еле смог вставить вопрос Селиванов. - Да ну тебя! Какие еще деньги? Не выдумывай! Я его в дом зову, а он со своими деньгами грязными, фу! – обиделась она, и Борис не мог не улыбнуться. Баба Нюра была в своем репертуаре. Но брать молоко просто так, да еще и столоваться в ее доме он не мог. Он знал, какая пенсия у стариков, знал, что единственная дочь сама еле-еле укладывается в скромную зарплату продавца и не имеет возможности помогать родителям деньгами. - Нет, я тогда не приду, - пригрозил он шутливо. – Не хотите деньгами, берите чем угодно – да хоть дровами! – махнул он рукой в сторону выросшей горы. - А вот это согласна, - неожиданно обрадовалась бабка. – Дед-то мой прихворал, опять ему суставы жмут, отсырел за зиму-то. Некому дрова рубить. Ульяша, конечно, приезжает с Илюшенькой, и он рубит, ты не подумай. Зять у меня хоть и москвич, но как ты – рукастый. Только редко они приезжают – не хватает нам дров. А Степаныч, ну что через дорогу, сказал, дескать, я тебе, Михална, найду древоруба, но это будет денег стоить. Тьфу! Все на этих проклятых деньгах помешались! – сплюнула она на траву. - Значит, договорились, бабнюр, - улыбался Селиванов, слушая ее тираду. – Я сейчас тут закончу, в магазин съезжу и подойду ближе к вечеру. Пока суть да дело, к закату управлюсь. И с Матвеичем побалагурим. - Приходи, Боренька, приходи. И вытащи ты старика моего на улицу! Он же ж сидит дома, только Маняшку в поле гоняет и все. А я ему говорю, что на солнышке ему надо греться, что все и трещит у него везде, потому что все время дома сидит, Кощей мой бессмертный! – причитала старушка. – Хоть ты на него управу найди, врач все-таки, а то не слушает совсем меня, говорит, своими костяшками занимайся, карга старая, и ржеть! А где я карга-то? – она выпрямилась и воткнула пухлые руки в упитанные бока. – Где у меня костяшки-то? Я вон вся румяна и свежа, как и тридцать лет назад! – баба Нюра игриво повернулась вокруг собственной оси. – Это вы все, мужичье, сухое и дохлое! Хотя вот нет, ты не такой – тебя Лариска хорошо кормит, не зря дома сидит, - тут же переключилась на другую тему старушка, и Селиванов решил, что пора сворачивать задушевную беседу. Соседка радостно заохала, закивала и, переваливаясь, отправилась на свой участок – дом ее стоял прямо напротив Бориного, через проселочную дорогу. Селиванов усмехнулся и вернулся к своему труду. Весь рабочий день Антонова не находила себе места. Нет, она, конечно, молодец, смогла ровно и спокойно сказать ему, что справится сама эту неделю, но… Почему он ушел в отпуск так резко? Что за пинг-понг – то иду, то не иду? А если это из-за того субботнего вечера? Они же стояли у него под окнами – неужели его жена их засекла? Страх холодной волной обдал все тело. Нет, не может быть. А если может? Валентина, не думая, схватила телефон и набрала номер Рогозиной. - Галь, у меня вопрос, - без предисловий сказала она бодрым, уверенным голосом. – Извини, если отвлекаю, но я на секунду. Тебе Селиванов что-нибудь говорил про свой отпуск? Ну, он там за границу уехал или… - на ходу сочиняла Антонова. – Словом, если он мне понадобится по работе, где его искать? – задала она контрольный вопрос и порадовалась, что не сбилась с дыхания. - Ничего особо не рассказывал, но за границу точно не уехал. Говорил, что собирался на дачу, у него в Калужской области. Кажется, деревня Смородино называется. Я правда не уверена, что там хорошо берет мобильная связь… Деревня Смородино? Вот так внезапно? Неужели жена их все-таки видела и выгнала его из дома? Нет, бред какой-то, - сама себя уговаривала Антонова. А если не бред? На плечах ее словно сидели ангел и демон, и каждый твердил свое. Устав их слушать, Валентина снова взяла телефон и, собравшись с духом, набрала нужный номер. В голове она прокручивала, что скажет и как спросит. Здравствуйте, Борис, нет, тут ничего не случилось, просто хотела узнать, все ли в порядке, вы так резко ушли в отпуск, что я подумала, что, может быть, из-за того субботнего вечера… может быть, он имел последствия, ну, у вас дома… может, ваша супруга видела и поняла превратно… может быть… Но трубку никто не взял. Сначала Антонова даже обиделась – она тут волнуется, готовится к разговору, как к аудиенции с президентом, а он трубку не берет. Потом обида сменилась тревогой: а что если он и ее не хочет видеть? Если из-за нее жена выгнала его из дома? Может, он ее виноватой считает? Нет-нет, глупости, - рассудили одновременно и ангел, и демон на ее плечах, и Валя вздрогнула, когда телефон зазвонил сам. - Да, Степа, - выдохнула она, приходя в себя и успокаиваясь: муж, просто муж. - Малыш, мне нужно срочно лететь в Питер, - ласково оповестил супруг. – Не жди меня сегодня. Вернусь завтра. Целую. - Но… Антонова не успела ничего ответить, как в трубке раздались короткие гудки. Она сидела и тупо смотрела на аппарат. Демон подталкивал к безумной мысли: Степана дома не будет, близнецы давно просились на пижамную вечеринку к подругам, тоже сестрам, Юрка еще вчера выторговал, под хорошие оценки, вечер у друга с ночевкой – никто не узнает…