Классика жанра

- Так что за проблемы у тебя, капитан? – покосился Лисицын на хмурую напарницу, сидевшую рядом с ним в машине. – Почему опаздываешь? Они уже подъезжали к школе, скорость была сброшена, и Костя позволил себе завести беседу, благоразумно выждав время после стычки в ФЭС. - Как будто тебе оно надо, - раздраженно фыркнула Соколова, и он понял, что выждал мало. Но деваться было некуда – не на попятный же идти. - Раз спрашиваю, значит, надо, - невозмутимо ответил Лисицын, паркуя машину. - Потоп у меня случился, - вздохнув, бросила Юля. – Пришлось участвовать в слете соседей. Хоспади-и-и, - протянула она. – Я им даже позавидовать успела – такое ощущение, что для них бытовая трагедия – лишний способ собраться вместе и почесать языками, кто, кому, куда и так далее. Как ни говорила, что на работу опаздываю… бестолку! Теперь вот объяснительную писать… - Зато свидетелей, я так понимаю, много, - с улыбкой хмыкнул Костя. – Подтвердят, что не врешь. - Да эти свидетели… - Соколова была далека от хорошего настроения. – То целыми днями дома сидят, то не найдешь никого… - Так ты кого-то залила или тебя залили? – сам не зная зачем, продолжал спрашивать Лисицын. - И я, и меня, - снова вздохнула Юля и пояснила: - Сосед сверху залил всех на три этажа вниз. Но там, похоже, с трубой что-то не так. По стояку прошло. Я даже не сразу заметила. Только когда снизу соседка пришла, стали разбираться, а там… - То есть квартира не сильно пострадала? - Да нет, не сильно, - Соколова отстегнула ремень. – Воду только, может, перекроют, пока не починят. Надеюсь, вечером дадут. Хотя… - она вдруг улыбнулась. – Сосед по лестничной клетке звал в гости, если не дадут. Мир не без добрых людей. - Да? – удивленно крякнул Костя. – А что думает об этом муж? Или он у тебя не ревнивый? – он попытался сделать вид, что ему все равно – просто так интересуется. Юля одарила его убийственным взглядом и шумно выдохнула: - И зачем я только тебе рассказала… - и, резко открыв дверь, вышла из машины. Лисицын поспешил за ней. - А что я? Я ему ничего не скажу, можешь не волноваться, - усмехнулся он, ставя транспорт на сигнализацию. - Да пошел ты… - сквозь зубы процедила Соколова и, прежде чем он успел что-то ответить, громко добавила: - Я пошла за Забродиной – тебе Ведерникова. - Что это ты раскомандовалась? – начало было Костя, но Юля уже была на ступеньках школы. – Ишь ты, шустрая! – дернул он головой, но делать было нечего – ему досталась учительница. Селиванов стоял в коридоре собственной квартиры и, как последний болван, не знал, что делать. Какая-то анекдотическая ситуация, только почему-то не смешно. Уйти и сделать вид, что он не в курсе? Зайти в спальню? Пройти на кухню и посмотреть потом на их реакцию? Любой из вариантов казался ему унизительным и недостойным взрослого порядочного человека. Но внутри все кипело и бурлило от елейного голоска жены, воркующей с каким-то типом. - Какой ты, Пашечка, сильный… - бормотала она. – Я в твоих объятиях себя женщиной чувствую. Ты как Тарзан! - Значит, ты моя Джейн, - усмехался мужчина. – Ладно, Ларис, я, пожалуй, пойду. Скоро обед уже, да и дела у меня свои тоже есть. Из комнаты донеслась возня, металлический звук пряжки ремня, и Борис словно отмер. Надо что-то делать, причем быстро! Не придумав ничего лучше, он разулся, снял верхнюю одежду и проскользнул на кухню. Недолго думая, Селиванов налил в чайник воды и щелкнул кнопкой включения. Под окнами проехала машина, из окна которой громко орала какая-то рок-музыка, заглушившая бытовые звуки. Борис подошел к подоконнику, взгляд невольно упал на цветы, и он вздохнул. Как-то это неправильно, что он постоянно думает о ней, глядя на этот домашний палисадник. Сегодня она выглядела такой растерянной, когда он подошел ближе, встал у нее за спиной. Она покрылась мурашками, стоило ему что-то сказать. Неужели от его голоса? Такая версия была обманчиво сладкой, отказываться от нее не хотелось, хоть здравый смысл и твердил, что если он сам испытывает что-то неподобающее не к той женщине, это еще не значит, что она чувствует то же самое. Принять желаемое за действительное так легко! С другой стороны, откуда тогда все эти заминки, румянец на щеках и трепет в голосе? Он слышал, как она разговаривает с Рогозиной или Лисицыным. Так вот не так! Не дрожит ее голос, и не прячет она взгляд – только с ним. Что это тогда, если не взаимность? - Ларис, ты же понимаешь, что нам не нужно больше встречаться, - прозвучал совсем рядом мужской голос, и Селиванов невольно вздрогнул. - Понимаю, - согласилась та, - но ведь ты сам пришел, вернее, позвонил… Послышался тяжелый вздох, потом молчание. - Я пойду, - как-то неловко сказал мужчина. - Иди, - тем же тоном отозвалась Лариса. И судя по звукам, раздающимся из коридора, они скрепили прощание поцелуем. И, видимо, были так увлечены процессом, что не услышали щелчка закипевшего чайника. Впрочем, Борис предусмотрительно прикрыл дверь, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Потом послышался щелчок замка, а через минуту Селиванов увидел выходящего из подъезда мужчину в том самом пальто и ботинках, которые отдыхали у него в коридоре. Тип сел в машину и быстро выехал со двора. Только после этого Борис спокойно достал чашку из шкафа, не беспокоясь об издаваемых звуках, и стал неторопливо готовить себе чай. Он едва успел налить кипяток, как за спиной взволнованный голос пробормотал: - Боря?.. Селиванов обернулся – Лариса смотрела на него с таким ужасом, словно увидела призрак. Схватившись одной рукой за дверной косяк, а другой за узел пояса своего халата, она казалась выброшенной на берег рыбой, что жадно ловит воздух, чтобы не умереть. Только вот Лариса пыталась поймать слова, которыми можно было бы оправдаться. Борис усмехнулся. Идиотская голливудская комедия бездарного режиссера. Хотя нет, в фильме ей бы наложили больше косметики, устроили бы сексуальный беспорядок на голове, а халатик был бы шелковый и непременно от Армани или еще какого-нибудь гучи-дручи. Да и ему бы наверняка для колоритности образа добавили лысину и пузо побольше – надо же как-то объяснять зрителям, как такая замечательная женщина докатилась до подобной жизни. В фильмах почему-то несчастной выставляется женщина… Селиванов мысленно отругал себя – что за мысли лезут в голову? И тут же внутренне усмехнулся – защитная реакция организма, чтобы не думать о том, что причиняет боль. - Ты давно здесь? – наконец-то смогла вымолвить Лариса, отлипнув от косяка, и подошла к окну. - Минут пять-семь, - пожал тот плечами и, заметив ее вороватые взгляды на улицу, не удержался: - Уехал он уже, уехал. - Боря! – вспыхнула жена. – Боря, я тебе сейчас все объясню! - Избавь меня от этих сцен, - Селиванов поморщился как от горькой редьки. – Ты считаешь меня настолько идиотом, чтобы я не понял, что случилось? - Ты просто не так понял, - засуетилась супруга, пока он спокойно ставил свой чай на стол. – Я просто уверена, что ты все не так понял! - Интересно, неужели это можно понять как-то превратно? – усмехнулся Борис и вежливо поинтересовался: - Чай будешь? - Да какой чай! – вспылила Лариса, вцепившись руками в свои волосы, но тут же отпустив их, и заметалась по кухне. – Вот потому все и происходит! Ты флегматичный, непробиваемый как носорог! От тебя эмоций – не дождешься! А я женщина! Я хочу любви, ласки, восхищения! – пылала она. – Да, мне уже не восемнадцать и даже не тридцать, но я не считаю себя старухой, я считаю, что я еще очень хорошо выгляжу! – она вперила в него свой гневный взгляд, словно искала подтверждения или опровержения своим словам, и Борис послушно откликнулся: - Я тоже считаю, что ты еще очень хорошо выглядишь. - Не ехидничай! – взорвалась жена. – Если бы ты был хотя бы чуточку внимательнее, всего бы этого не случилось! Ты когда дома бываешь? По ночам! И то – не всегда. В свои выходные ты что сделал? Правильно, увез Лешку на рыбалку на целый день на эту проклятую дачу в захолустье! - Вообще-то, это дом моих родителей, и не захолустье, а деревня Смородина, - спокойно поправил Селиванов, но именно это так и бесило Ларису – его спокойствие. Другой бы сцену устроил, может, даже ударил, а этот сидит – чай пьет. - Да что ты за мужик! – озвучила свои мысли супруга. – Другой бы уже устроил скандал, за волосы оттаскал, ну хоть что-нибудь бы сделал! – она в отчаянии размахивала руками. – А ты сидишь как увалень. И знаешь почему? А я тебе скажу! Потому что тебе на меня наплевать! Давно уже наплевать! – она остановилась, переводя дух. - Все? – поинтересовался Селиванов. – Все выплеснула или осталось еще что-то? - Да что ты понимаешь! – Лариса вдруг упала на стул и расплакалась, уронив голову на руки. – Я себя мебелью с тобой чувствую! Раз в месяц ты вспоминаешь, что у тебя есть жена. Не просто кухарка, прачка и уборщика, а живой человек. Предполагается, что ты любишь меня, раз женился! Борис сидел, подперев кулаком подбородок, смотрел на плачущую супругу и не знал, что ей ответить. Доля правды в ее словах была, ведь даже Лешка намекнул, что хоть бы цветочки подарил матери. Конечно, это не оправдывало ее измену, но… У Селиванова было ощущение, что на его глазах рушится тот мир, который он строил долго, уверенно и планомерно больше пятнадцати лет, но только за этой катастрофой он наблюдает как бы за стеклом и потому предпринять ничего не может. Лариса подняла на него заплаканное лицо. - Ну, что молчишь? – зло спросила она. - Просто я не знаю, что тебе сказать, - честно ответил он. Было горько и больно смотреть на нее такую, униженную, разозленную, отчаявшуюся. Он никогда не видел ее в подобном состоянии. В самые тяжелые моменты, в самых скользких ситуациях Лариса всегда держала себя в руках, обеспечивая тот самый тыл, нужный любому мужчине, чтобы спокойно заниматься своим делом. И вот теперь этот тыл рухнул, и за ним открылась пустота, большая, зияющая мерзкой дырой, пустота. - Я его встретила случайно, - неожиданно тихо всхлипнула Лариса, сидя вполоборота к мужу и глядя прямо перед собой. – У меня и в мыслях не было ничего такого – как встретились, так и разошлись. А потом снова столкнулись. И он смотрел на меня так… - она резко повернула голову. – Ты должен на меня так смотреть! Но в твоих глазах я этого не вижу! Не вижу… - прошептала она, пытаясь не сорваться на крик. – Наверное, это и помутило мой рассудок. Он весь – огонь! Горячий, страстный! С ним я чувствовала, что я единственная женщина на земле! Королева! – она восхищенно сотрясала ладонями, устремив взгляд к потолку, затем, словно спохватившись, опустила и руки, и голову. – Ты давно уже не заставляешь меня чувствовать себя так, - ее голос звучал жалобно, обиженно. – Мне просто хотелось чувствовать себя любимой, - Лариса снова всхлипнула. – Поэтому я не устояла… Если бы все это было у меня дома… - она снова расплакалась. А Борис смотрел на нее и видел ситуацию в каком-то причудливом ракурсе. На одной доске оказались и он, и Лариса, и этот Пашечка, и она. Вот только супруга сдалась на милость того, кто заставлял чувствовать ее женщиной, а она – нет. Ирония судьбы, обе женщины оказались в одной и той же ситуации, только одна устояла, а другая не смогла. И ему казалось, что мироздание посылает ему тонкий намек, что могло бы произойти, если бы он не держал себя в руках, а ринулся завоевывать ту женщину, на которую теперь смотрит так, как должен смотреть на жену. И, возможно, потом именно ей пришлось бы точно так же оправдываться перед своим мужем, если бы – не дай бог! – он их застукал. Совершенно неожиданно для самого себя Селиванову стало жалко супругу. Да, она права, он должен рвать и метать, изображать из себя оскорбленное самолюбие, выставлять себя несчастной обиженной жертвой. И ведь имеет на это полное право! Но что-то щемило посильнее уязвленной гордости, что-то непонятное, неосязаемое, но очень острое вонзилось в душу так глубоко, что стало трудно дышать. Он отодвинул кружку с недопитым чаем и встал из-за стола. - Ты куда? – моментально подскочила со стула Лариса и схватила его за руки. – Боря, не уходи! Боря, прости меня! Слышишь? Этого больше не повторится! Я тебе обещаю, клянусь! Мы с ним больше не увидимся! Пожалуйста, Боря! Она смотрела на него так, будто он собрался выгнать ее на мороз в тонком платьице, глаза лихорадочно бегали по его лицу в поисках ответа – в поисках спасения. И Селиванов не выдержал – обнял ее одной рукой и прижал к себе. Вцепившись в его рубашку, Лариса снова разрыдалась. А он стоял и вспоминал плачущую Валентину в своих объятиях, как он обхватил ее двумя руками и прижал крепко, не только чтобы просто утешить, а словно не хотел отпускать никогда. Как зеркально все происходит в этом мире – что ты делаешь, то к тебе и возвращается. Даже если сам не делаешь, а только думаешь. И даже не думаешь, а едва осмеливаешься почувствовать. - Что теперь будет… - из мыслей его вырвал причитающий голос жены. Она немного успокоилась и теперь прижималась к нему так, словно он был ее спасательным кругом. - Не знаю, - коротко ответил Борис, и это было правдой. Вся эта многослойная ситуация обрушилась на него как многоэтажная башня, и он еще не осознавал масштаб бедствия и последствия от него. – Скоро Лешка должен вернуться из школы… - вспомнил он, когда взгляд его упал на часы. - Не говори ему! – отшатнулась Лариса, чтобы посмотреть мужу в глаза. – Пожалуйста, не говори ему! У него и так сейчас непростой период, а это совсем его убьет! Боря, пожалуйста… - умоляюще прошептала она, из глаз снова потекли слезы. Какая же мерзкая ситуация! Унизительная для обоих. Что он ей сейчас должен сказать? Селиванов вздохнул. - С места в карьер я ему ничего говорить не собираюсь, - выговорил он, - но… - Но что? – испуганно смотрела на него супруга. - Откровенно говоря, я просто не знаю, что делать, - развел руками Борис, отходя в сторону. – Устраивать скандал или рвать на себе волосы – или что ты там еще говорила? – я не вижу смысла. Что случилось, то случилось… Но сделать вид, будто ничего не было, я тоже не могу… - Что ты собираешься делать? – тревожно спросила Лариса. - Пока не знаю… - Селиванов почесал затылок. – Возможно, возьму тот несчастный отпуск… только проведу его один… на даче… - Но… - Совершенно очевидно, что дальше так продолжаться не может, и… - Боря, это было только один раз! – воскликнула Лариса. – Каждый человек может оступиться! - Да дело не в этом, - вздохнул Борис, - я просто не понимаю, зачем теперь… - он не договорил и вышел из кухни, но, оказавшись в коридоре, остановился. Идти в комнату, где жена только что развлекалась с любовником, не было никакого желания. А куда тогда идти? Селиванов прошел в зал, подошел к музыкальному центру и в кои-то веки загрузил туда диск. Обычно у него не было на это времени, и аппарат долгие месяцы пылился в углу – жена к музыке была равнодушна, а сын слушал ее на своем компьютере или в плеере. Диск выбрался наугад, и отрицать происходящее было уже невозможно. «Да я бы мог, конечно, отпустить тебя, но это не поможет чужому горю, ведь простить меня мой дом уже не сможет…» Как все перевернулось... Слушая вновь и вновь хит Талькова, Борис постепенно осознавал, почему поступок Ларисы не задел его, как должен был бы уколоть любого другого мужчину. Не только потому, что его пламенные чувства к ней остыли и носили скорее дружеский и уважительный характер, но и потому – и это было основной причиной – что своей изменой Лариса словно оправдала его чувства к другой женщине. Нет, он не изменял ей даже мысленно, но если быть честным хотя бы с самим собой, то неизвестно, как бы все сложилось, не будь она сама женой и матерью троих детей. Теперь почему-то он был уверен, что она сдерживала себя, как и он, во имя семьи, во имя долгих лет брака, которые нельзя разрушить из-за чьих-то глаз или мимолетного каприза. Только после того вечера, когда она рыдала у него на груди, Борис понимал, что она не была мимолетным капризом, а стала частью его жизни, пусть невидимой, тайной и неощутимой для других – он всегда чувствовал ее присутствие рядом, если не физически, то как минимум в своих мыслях. - Налить тебе что-нибудь? – услужливо спросила Лариса, и его передернуло. Она пытается заслужить прощение и даже ничего не говорит по поводу песни, которая зашла уже на третий круг воспроизведения, но вся это ситуация вызывала в нем теперь отторжение. Хотелось снять, как грязную одежду, все пережитое за последние полчаса. - Не надо, - Селиванов постарался, чтобы его голос звучал ровно. – Лучше приведи себя в порядок, а то Лешка скоро придет и поймет, что что-то случилось. - Ты поедешь на дачу? – осторожно спросила супруга, и, вспомнив про идею, он потянулся к телефону. Лариса молча стояла в дверном проеме, пока он говорил с Рогозиной. - Вас не поймешь, - вздыхала начальница, - то идете в отпуск, то не идете, то один, то другой. Ты с Валей разговаривал на эту тему? Она сможет выйти две недели подряд? - Нет, но мне одной будет достаточно. Ты можешь у нее выяснить? - Ладно, - нехотя согласилась Галина Николаевна. – Перезвони мне ближе к вечеру, если я сама забуду. - Пожалуй, ты права, ни к чему этот испорченный телефончик, - передумал Борис – он не готов был ждать до вечера, - переключи меня на нее, если она на месте. - На месте, - коротко ответила Рогозина, и через пару секунд он услышал другой женский голос: - Алло! – прозвучало бодро. - Еще раз здравствуйте, Валентина Владимировна, - Селиванов изо всех сил сохранял официальный тон, - я хотел у вас узнать, сможете ли вы проработать всю эту неделю целиком? - Смогу… - после паузы прозвучал ответ и после еще одной – робкий вопрос: - Случилось что? - Нет, просто хочу взять отпуск. На неделю. Отдохнуть. Подумать. Заработался, - телеграфно отрапортовал Борис. Антонова не задавала больше вопросов, лишь подтвердила, что сможет проработать одна всю неделю и положила трубку. Вот и все – вопрос был решен.