Классика жанра

Антонова пулей влетела в морг – другого места, куда деться, она не придумала. Пальцы ее судорожно сжимали заявление на отпуск. Это ж надо так совпасть! Это ж надо так попасть! Господи, как им только пришла в голову обоим одинаковая мысль? Ни с того, ни с сего – почему? Валентина запрокинула голову назад, делая глубокий вдох и пытаясь успокоиться. Ты прекрасно знаешь почему. Вчера со Степаном сколько раз подсознание тебе выдавало образ твоего коллеги, мешая сосредоточиться на родном супруге? Ты пытаешься спасти свой брак этим проклятым отпуском на двоих, уехать, чтобы избавиться от наваждения, чтобы вернуть свою устаканившуюся жизнь на круги своя. Но он? Он зачем это делает? Надоело, что срывают с отгулов? Да, вероятно, причина именно в этом… Она кивнула сама себе, скептически разглядывая теперь свое заявление. Как нелепо все вышло… - Валентина Владимировна, - на пороге морга вырос обеспокоенный Борис. – Почему вы не сказали, что собираетесь в отпуск? Она обернулась и… сразу стушевалась под его взглядом, словно маленькая девочка, которую застукали с поличным за чем-то нехорошим. Он смотрел слишком внимательно и прямо в глаза, что мешало собраться с мыслями и выдать правильный, логичный и членораздельный ответ. - Я… я не собиралась, - наконец, выдохнула Антонова. – Просто вчера поговорила с мужем, и… мы подумали… я подумала… - она отвернулась, чтобы спрятаться от настойчивых глаз, которые явно не удовлетворились таким ответом. – Впрочем, неважно, - Валя яростно скомкала свое заявление и хотела запульнуть его в урну, но Борис перехватил ее руку. - Ну вот что вы делаете… - пожурил он, спасая лист бумаги и пытаясь его разгладить. – Идите в отпуск. Вам сейчас нужнее – вы переволновались за детей, и вообще… Я могу подождать. Антонова посмотрела на Селиванова, держащего два листа бумаги – один гладкий, другой помятый, – и ее разобрал смех. Господи, из-за чего весь сыр-бор? Из-за какого-то отпуска. Степа все равно ей еще не подтвердил, что сможет вырваться на несколько дней, а она уже побежала. - Да нет, - она улыбнулась, - идите вы. Вас и так задергали не в ваши смены, совсем отдохнуть не дают. А я уж после вас схожу. Как раз девчонки совсем поправятся, и можно будет оставить детей с бабушкой. - Вы собирались ехать вдвоем с мужем? Его строгий вопрос поставил Валентину в тупик, стерев улыбку с губ. Она почувствовала себя так, словно должна оправдаться, дать веские объяснения, хотя… не обязана! Ее личная жизнь не касается никого кроме нее! И прежде, чем она успела успокоиться, волна возмущения схватила ее и понесла. - Я полагаю, вы тоже собирались в отпуск вдвоем с женой, нет? – изогнула она бровь дугой и тут же прикусила язык. Ма-ла-дец! Селиванов изменился в лице. Оно у него сразу как-то вытянулось от удивления и… любопытства. Антонова четко видела, что промелькнула какая-то яркая искра в глазах. - А с кем же мне еще ехать? – медленно произнес он, застыв, как статуя на площади, не сводя глаз с Вали. Какой интересный вопрос! Душа Антоновой извивалась как уж на сковородке против воли самой Антоновой. Валентина вздернула подбородок и с вызовом заявила: - Можно поехать всей семьей. Ваш-то сын находится в добром здравии, если я не ошибаюсь? - В прекрасном здравии находится мой сын, благодарю, - в тон ей ответил Селиванов, но его глаза смеялись. – Вот только на дворе май – конец учебного года. Ему сейчас заниматься и заниматься. Отдыхать будет летом. - Вот и Степа так сказал, - Антонова словно сдулась и, опустив голову, сложила руки на груди. – Конец учебного года. - Вы хотели поехать всей семьей? – осторожно спросил Борис, будто ступая на скользкую дорогу. - Я не знаю, - вздохнула она, пожав плечами, не успев понять, что выдает свои сомнения. - А вы точно хотели в этот отпуск? – тихо спросил Селиванов, услышав что-то свое в ее ответе, и она резко посмотрела ему в глаза. Как и в тот раз, когда они ехали вместе из больницы в ФЭС, она увидела в них теплое спокойное море, призывающее ее купаться и наслаждаться если не жизнью, то моментом. Антонова не сразу поняла, что он подошел ближе, лишь удивилась, заметив, что расстояние между ней и «морем» вдруг сократилось. - Вы не ответили на мой вопрос, - все так же тихо напомнил ей Борис, и она, едва помня себя, пролепетала: - Так будет лучше… - Для кого? Селиванов подошел еще ближе. Он не первый раз видел ее такой потерянной. Ее, обычно такую собранную, смеющуюся, оставляющую ему четкие лаконичные записки и сыплющую шутками по телефону, когда нужно сообщить то, что забыла написать… На расстоянии, не видя ее, он сложил себе в уме образ веселушки-хохотушки, работающей энергично и с удовольствием, и сейчас в который раз с удивлением отмечал, что вся ее невозмутимость и легкость куда-то исчезает, когда она говорит с ним. И она смотрит на него так… Черт побери, да на него жена так не смотрела, когда он ей предложение делал! Но ведь этого не может быть, просто потому что быть не может! – пытался убедить сам себя Борис. - Для всех… - меж тем ответила она, будто в оцепенении, потом спохватилась, отвела взгляд, вытащила из его пальцев свое несчастное заявление и вновь скомкала его. – Идите в отпуск, Борис, - спокойно произнесла Валентина, швыряя бумажный комок в урну. – А я пойду после вас… - после чего развернулась и вышла из морга так, словно земля горела у нее под ногами. Селиванов молча проследил за ней взглядом, потом перевел его на свой лист бумаги и тяжело вздохнул. Вчера, когда он предлагал Ларисе сорваться куда-нибудь на недельку, он был полностью уверен в том, что делает. Сейчас же какое-то мерзкое чувство грызло его изнутри, говоря, что он совершает ошибку. И он не мог понять, кого ему слушать, ведь по логике здравого смысла он поступает верно – едет с любимой женой в отпуск. Тогда почему на душе так погано, словно он кого-то подставил? Соколова вышла из допросной и прошла в Зазеркалье, где сидели Лисицын и Рогозина. - Не похожа она на убийцу, вот хоть режьте, - вздохнула Юля, виновато отводя взгляд. - Возможно, это и не она, - флегматично заметила полковник, и капитан встрепенулась. – На упаковке не только ее потожировые, но и пятно от еды из столовой. Скорее всего, кто-то протер пакет полотенцем… Меня волнует другое: как упаковка от яда оказалась на полу школьного коридора? Если это Забродина, то она могла припрятать ее до выхода из школы и выкинуть подальше от места преступления – там, где никто искать не будет. Мы же не обыскиваем людей на входе. - Ну вот! Я же говорю, что это не она! – просияла Соколова, и Лисицын хмыкнул. - Если это не она, тогда возникает вопрос: кто мог вытереть упаковку полотенцем, да так, чтобы никто не видел? – заметил Лисицын. - Это мог сделать только преступник во время общего переполоха, - задумчиво произнесла Галина Николаевна. - Погодите, но ведь преступнику невыгодно, чтобы ее нашли, - нахмурилась Юля. – Он так же, как и Забродина, мог вынести ее из школы незаметно и выкинуть подальше. - С утра всем было объявлено, что мы будем искать, в чем был яд, - напомнила Рогозина, - поэтому преступник поторопился от нее избавиться. Возможно, он хотел бросить ее на видное место, чтобы не было прямого указания ни на кого. - Видное место… - пробормотала Соколова. – Погодите, мы же там камеры развесили, - всполошилась она. – Можно посмотреть! - Уже у Холодова, - остудил ее пыл Лисицын и коротко добавил: - Колдует. - Пойдемте посмотрим, - полковник встала со стула и направилась на выход. Сотрудники последовали за ней. В лаборатории сидела одна Амелина, что-то увлеченно рассматривая на экране. - Оксан, а Андрей где? - Вышел на минутку, - отвлеклась девушка, оборачиваясь. - Он камеры просмотрел? - Просмотрел – нет там ничего. Вот я смотрю более дотошно. - Поясни, - распорядилось начальство. - Понимаете… - Амелина подбирала слова. – Как-то все странно получается. Сам этот угол, где нашли упаковку, не виден в камеру, - она отодвинулась в сторону, чтобы остальные могли рассмотреть экран. – Вот тут видно, как мальчишки играют в стеночки, как и говорил мальчик, но никакой упаковки на полу нет. А вот приходит учительница и указывает ему куда-то. Камера там не берет, но ребенок поднимает нашу улику. Вопрос: как она там оказалась? - Либо она выпала у кого-то из кармана, либо кто-то подбросил специально, - ударила кулаком по ладони Соколова, и Лисицын даже вздрогнул от неожиданности. - Ну знаешь ли, - насмешливо обронил он, - так халатно обращаться с уликой, из-за которой можно загреметь в тюрьму… - А выбрасывал не убийца! – оживилась Юля. – Выбрасывал кто-то другой, кто мог хотеть, чтобы мы это нашли, сняли отпечатки пальцев и нашли убийцу. - При этом он так аккуратно это подбросил, что своих следов не оставил, - заметила Амелина. – Слушайте, а может, этот человек как раз в полотенце и принес пакетик, а потом его сбросил на пол? Ну чтобы не оставить своих следов. - Нам нужны полотенца из столовой! По потожировым на них мы определим, кто нес этот пакет, - предложила Соколова. - Это вряд ли, - вздохнула Рогозина. – Если полотенце висело в общем доступе, то это не улика. Любой скажет, что просто вытер руки в столовой и все. - К тому же, на камерах нет никого, кто шел бы с полотенцем и кто бы задержался в этом слепом квадрате, - добавила Амелина. – Ну, ему надо же было как-то выбросить упаковку – это время. - Что же тогда делать? – расстроенно спросила Юля. - Для начала выяснить, сколько полотенец на кухне и где они находятся, - ответила Рогозина. Соколова вновь вызвалась допрашивать Забродину сама, чем вызвала очередной скептический хмык Лисицына. Мария Леонидовна задумалась на секунду, пытаясь припомнить события, но, в конце концов, лишь пожала плечами. - Вы знаете, обычно у нас два полотенца в ходу, но ведь никто не мешает взять еще, если вдруг понадобится. Я вам даже и не скажу, сколько их было. Я за собой-то не считаю, а уж за Аней – тем более. - Мария Леонидовна, постарайтесь вспомнить, это очень важно, где находятся полотенца в столовой и может ли кто-то их взять? - Кто-то еще – нет. Шкафчик у нас находится около раковины, там только мы с Аней бываем. Пройти туда незамеченным сложно, потому что это не проходное место, да и кухня в целом у нас маленькая. А используемые полотенца у нас висят обычно… - она задумалась. – Да где только не бросишь порой… - У кого-то кроме вас с Чижейко была возможность взять используемое полотенце? – настаивала Юля. - Наверное… Если оставить возле чистых стаканов или кастрюль… Или если еще с левой стороны, около выпечки. Поднос горячий принесешь, если времени нет, то прям там и бросишь… Соколова тяжело вздохнула. Показания Забродиной ничем не помогли расследованию. Они опять топтались на месте. Оставив подозреваемую в допросной, она вышла к Лисицыну и Рогозиной в Зазеркалье. - Не густо, - поджала губы полковник. – Значит так, полотенца все равно надо изъять и поговорить с Чижейко – возможно, она нам что-нибудь полезное расскажет. Вы камеры ставили в столовой? – Увидев синхронный кивок, Галина Николаевна распорядилась: - Везите записи. Надо отследить судьбу этого полотенца. Кто знает, что оно нам сможет рассказать. У Рогозиной зазвонил телефон, и она быстро покинула темную комнату, чтобы спокойно ответить собеседнику. - И что нам с ней делать? – дернула подбородком в сторону Забродиной Соколова. Лисицын посмотрел сначала на напарницу, потом на подозреваемую, затем снова на напарницу. - Ты, конечно, хочешь ее отпустить, - усмехнулся он. - Под подписку о невыезде, - подтвердила Юля и вздохнула: - Костя, у нее трое детей, которые остались одни. К тому же… - она посмотрела на часы. – Скоро уже из сада забирать пора… - капитан задумчиво посмотрела на Забродину. - А больше забрать некому? – насторожился Лисицын, надеясь, что хоть сейчас он что-то прояснит про этих загадочных детей Соколовой. - В том-то и дело, что некому, - снова вздохнула Юля, не сводя взгляда с подозреваемой, которая обреченно сидела на стуле, не шелохнувшись. – Можно, конечно, вызвать бабушку, но она далеко – пока доедет… - Тогда езжай, - отпустил Костя, - а я поеду в школу за полотенцами, камерами и Чижейко. Езжай-езжай, - улыбнулся он, видя недоумение коллеги. – Я сам все скажу Рогозиной, - и уверенным шагом вышел из Зазеркалья. - Галь, можно? – в кабинет полковника заглянул Селиванов. - Попытка номер два? – усмехнулась она, увидев в его руках лист бумаги. - Да, мы обсудили с Антоновой, она сказала, что пойдет попозже, когда у детей каникулы начнутся, а мне вот хотелось бы сейчас. Ну то есть со следующей недели. - Ладно, - вздохнув, Рогозина подписала документ. – Куда собираешься? – с улыбкой поинтересовалась она. - Не знаю. Позвоню сейчас Ларисе – пусть выбирает, - он тоже улыбнулся и под ее кивок вышел из кабинета. Перейдя порог и оглянувшись по сторонам, Селиванов достал мобильный и набрал номер жены. Лариса была страшно довольна таким новостям и призналась, что боялась, что в последний момент все сорвется. Борис мужественно промолчал, вспоминая утреннюю сцену, и, выслушав восторги супруги, предложил ей выбрать направление. Он не видел, что за поворотом коридора стоит Антонова и прекрасно слышит, как он смеется в телефонную трубку, соглашаясь со словами жены. Осторожно ступая, Валентина ушла из коридора в сторону морга, чтобы самой позвонить мужу. Она же так и не сказала ему, что их отпуск откладывается. С другой стороны, он тоже еще не звонил ей на эту тему. Может, забыл? Антонова решила сыграть на опережение – тактика, которая не раз выручала ее во многих ситуациях, но в этот раз она не сработала. - Валечка, как хорошо, что ты позвонила! – прозвучал в трубке довольный голос Степана. – Я только что хотел звонить тебе, чтобы сказать, что обо всем договорился и все устроил. Мы сможем с тобой уехать на следующей неделе… У Антоновой внутри все ухнуло куда-то в бездну. Что ж ей так не везет сегодня? - Не сможем, - еле слышно выдавила она, но муж будто не понял ее слов, предаваясь приятным планам и мечтам. - Подумай только, мы поедем куда-нибудь к морю, где спокойно, нет этих твоих постоянных трупов, где никто не дергает… Что? – наконец сообразил он. – Погоди, что ты сказала? - Степа, прости, но наш отпуск откладывается, - виновато сообщила Валентина и закусила губу, представляя, что сейчас услышит. - Почему? – холодно прозвучал вопрос. - Потому что выяснилось, что мой коллега, другой патологоанатом, как раз идет на следующей неделе. В конце концов, она не врала – Селиванов первый принес свое заявление на подпись, ему и идти в отпуск. - Мы с тобой можем пойти попозже, - осторожно предложила Антонова. – И дети как раз уйдут на каникулы – все вместе поедем. На другом конце провода послышался разочарованный вздох. - Я думал, ты хотела уехать со мной, чтобы побыть вдвоем… Ну что ж, с детьми так с детьми… - Степа, просто так получилось, - попыталась объяснить Валентина, ощущая, как чувство вины подступает к горлу, - мы с тобой еще… - Ладно, Валь, извини, у меня дела, - резко оборвал ее супруг. – Дома поговорим. В трубке послышались короткие гудки, и Антонова посмотрела на нее выжидающе, словно та могла ей что-то рассказать сама, без абонента. Звук приближающихся шагов заставил ее опомниться и убрать телефон. Вот только убрать ошеломленное выражение со своего лица она не успела. - Что-то случилось? – обеспокоенно спросил подходящий Селиванов. - Да какая теперь разница, - устало махнула рукой Валентина, заходя в морг. - Что значит «какая разница»? – вошел следом Борис. – На вас лица нет! – возмутился он. - Это не ваше дело – есть у меня лицо, нет у меня лица, - сердито огрызнулась Антонова. – Езжайте уже в отпуск со своей женой! Он не ответил. Валя повернулась в сторону Селиванова, встретила его обиженно-встревоженный взгляд и тут же уронила голову на ладонь. - Что я несу… Простите, ради Бога, вы ни при чем, - пролепетала она. – Просто последние дни выдались слишком… нервные… - она попыталась подобрать нейтральный эпитет, но продолжить уже не смогла – его руки мягко обхватили ее плечи. - Одно ваше слово, и я никуда не поеду… - вдруг услышала она и изумленно подняла на него глаза. Легкое обволакивающее тепло разливалось по телу от его ладоней. Это нечестно! Она должна так ощущать себя в объятиях мужа, а не… - Езжайте… - с трудом выдавила из себя Антонова. – Вы должны быть со своей семьей, а я… а я со своей… Усилием воли она сделала два шага назад, чтобы его руки соскользнули вниз, освобождая ее от чувства вины, затем отвела взгляд и вышла из морга. Валя могла бы поклясться, что Борис расстроен, но ничего не могла с этим сделать – она поступила правильно, как и подобает замужней даме.