Классика жанра

- Две соседние школы, в каждой по несколько сотен детей, а говорят еще, что у нас проблемы с демографией, - бубнил Холодов, разгребая улики и анализируя все, что ему принесли и на него повесили. - Сам с собой разговариваешь? – послышался веселый, чуть насмешливый женский голос. – Приятно, наверное, с умным человеком пообщаться? Андрей обернулся – перед ним стояла Амелина, уже одетая в халат, и улыбалась, чуть прищурив глаза. - А ты что здесь делаешь? – удивился он. - Да вот, Рогозина позвонила – сказала «выручай нашего Андрюшу, а то он даже кофе пить не успевает!» - развела она руками. - Чип и Дейл спешат на помощь, - хохотнул Холодов, на душе потеплело: он не просто не один все это будет разбирать, а еще и в приятной компании. - Ну, Чип или Дейл из меня, конечно, вряд ли получится, - Амелина критически оглядела себя с ног до головы и одернула халат. - Нет, ты у нас будешь Гаечка, - расплылся в довольной улыбке Андрей, и Оксана, смеясь, положила руку ему на плечо. - Ладно, Рокки, рассказывай, чем тут тебя закидали, - шутливо произнесла она. – В курс дела меня ввели, так что сразу зрим в корень, - предупредила Амелина. - Зрим в корень, - Холодов развернулся к своему компьютеру. – Вот смотри, на этом пакетике из-под яда отпечатки пальцев Паши Звонникова, ну того мальчика, которого попросили выкинуть мусор, и потожировые его и одной из кухарок, которая Забродина. - То есть она сама отравила школьников и учителей? – округлила от удивления глаза Оксана. – Бред какой-то. Кто ж будет сам себя подставлять? - Ну, может, она и не рассчитывала подставляться – выкинуть хотела незаметно. Тем более, тут только с одного края есть чуть-чуть и все. Может, она думала, что все протерла хорошенько. - Ну не зна-а-ю, - протянула Амелина, пытаясь понять, что в ней говорит – профессионализм или женская солидарность. - Вот и я не знаю, тут еще какие-то примеси, которые я хотел как раз исследовать. А ты пробей тогда все на Ведерникову Тамару Васильевну. Соколова принесла ее личное дело, сейчас ее как раз допрашивают. И на Забродину тоже. Хотя… по-моему, Галина Николаевна что-то знает – утром звонила мужу этой Забродиной… Оксана кивнула и, подхватив папку, прошла к своему компьютеру. К сожалению, ничего особо интересного ей найти не удалось: Ведерникова нигде не наследила, никому дорогу не перебегала и с виду казалась вполне положительным человеком. В допросной, впрочем, она тоже вела себя спокойно и уверенно. - Тамара Васильевна, постарайтесь вспомнить, как именно вы обнаружили этот мусор? – настаивала Соколова. - Да не помню я, - вздохнула учительница. – Под ноги мне попался, вот и заметила. К тому же, у нас в школе довольно чисто. Нет, ученики, конечно, иногда оставляют свои жвачки, - ее передернуло от брезгливости, - или мусорят шкорками от семечек и фисташек, но чтобы такой крупный мусор – это редкость. Потому и заметила. - А вы обратили внимание, что это был за мусор? - Да ну глупости какие! – фыркнула Ведерникова. – Зачем мне это? Увидела, что валяется, позвала ученика и попросила выкинуть. Да я и думать забыла, пока шумиха не началась и полицейские не пришли. Кто ж знал-то! – она всплеснула руками. - Кто ж знал… - эхом повторила Соколова, не зная, что еще она может выжать из свидетельницы. – Тамара Васильевна, а какие у вас отношения с учениками? - Хорошие, - недоуменно ответила та и тут же нахмурилась. – Что, доложили вам уже, да? И что сказали? Что я их третирую? И кто сказал-то? - Ну… - неопределенно протянула Юля, поднимая подбородок. - Вы же знаете, что и у стен есть уши. - Да ладно, - махнула рукой учительница. – Никакой особой тайны нет. Просто когда я только пришла в школу, я пыталась быть доброй и мягкой, ну, чтобы понравиться ученикам, понимаете? А вышло только хуже – они совсем распустились, пытались из меня веревки вить. Ну и пришлось применить метод кнута, а не только пряника. - Понятно… - задумчиво пробормотала Соколова. Рогозина велела отпускать свидетельницу – предъявить ей было нечего, всю информацию она уже тоже выдала. Мило улыбнувшись, Ведерникова покинула ФЭС. - Надо еще раз допросить кухарку – Забродину Марию Леонидовну, - сказала Галина Николаевна оперативникам и посмотрела на часы. – Вот только поздно уже… - Давайте завтра, а? – предложила Юля. – Ну, у женщины дети, куда ее сейчас забирать к нам? А завтра она всех в школу-сад отведет и с нами пообщается. Рогозина вздохнула. Именно за нее и ее детей просил Юрка. Только она звонила Забродину, чтобы напомнить об алиментах, а тут – пожалуйста: пальчики его жены на упаковке с отравой. Совпадение? - Ладно, давайте завтра, - сдалась полковник и отпустила экспертов по домам. - Как ты за нее вступилась, - заметил Лисицын, когда они вышли из кабинета. – А она, между прочим, может оказаться нашей преступницей. - А может и не оказаться, - устало вздохнула Юля. – Ты ее видел? Не производит она впечатления убийцы. - Капита-ан! – горделиво протянул майор. – Как будто у всех наших преступников до этого было на лбу написано, что они виновны! - Да не в этом дело, Костя! – не повелась на его иронию Соколова. – Ну вот скажи мне, зачем ей травить народ в своей же столовой? У нее трое детей на руках! Она работает везде, где может. Смысл в этих отравлениях? Ну не вяжется у меня картина преступления – мотива нет. - Может, мы его просто не знаем, - невозмутимо стоял на своем Лисицын. – А в тебе говорит материнская солидарность! Нельзя так, - пожурил он. – Ты все же на работе, должна уметь отключать эмоции. - Что? – нахмурилась Юля, но, вспомнив байку про детей, лишь устало сдула челу со лба, однако напарник не дал ей продолжить. - Нет, я, конечно, понимаю, что ты ее жалеешь, что в тебе говорят материнские чувства… - Отцовские! – яростно перебила его Соколова и с укором добавила: - Ну хватит уже… Шутка затянулась, - бросила она и пошла прочь. - Да какая уж тут шутка… - начал было Лисицын ей вслед, но Юля уже не слышала. – И почему отцовские? Материнские же… Что не так-то?.. И кто поймет эту Соколову… Антонова собиралась домой, ставила подпись в журнале, когда зазвонил телефон. Увидев слово «муж» на дисплее, она невольно осмотрелась, прежде чем принять вызов. - Привет, Степ, - улыбнулась Валя и опешила от его холодного: - Где ты? - В офисе… Уже выхожу. Что-то случилось? - Случилось, но можешь уже не торопиться, - послышался язвительный голос. - Да в чем дело-то? Ты можешь нормально сказать? – Антонова внутренне перешла в оборонительное состояние. - Ну, раз ты не знаешь, я тебе расскажу: сегодня в школе у детей было родительское собрание по случаю этого массового отравления. Я думаю, бессмысленно спрашивать, была ли ты там? - Погоди, Степ, какое собрание? – нахмурилась Валя. – Я первый раз об этом слышу. - И почему я не удивлен? Напомни мне: сегодня ведь у тебя выходной, верно? И что же ты делаешь на работе? – не услышав ответа, он продолжил: - Если бы ты проявляла такое же рвение дома, всего бы этого могло не случиться! Классная руководительница звонила мне на мобильный! И хорошо еще, что совещание у меня успело закончиться, а то позора не оберешься перед партнерами: я – женатый, семейный человек, а учительница звонит мне, словно у моих детей нет матери! – бушевал супруг. - Вообще-то ты их отец, - выдавила из себя Валя. - Ну, значит, теперь я им и отец, и мать! По всей видимости, на работе тебе лучше, чем дома! Понимая, что муж разошелся не на шутку и успокаиваться не собирается, Антонова попыталась отложить катастрофу. - Степа, давай я сейчас приеду, и мы дома все обсудим? - Жду! – рявкнул тот и сбросил звонок. Валя швырнула телефон на стойку и неожиданно для себя самой всхлипнула. За что он так с ней? Господи, неужели она действительно забыла про это проклятое собрание? Но даже если так – не конец же света! Но внутри было гадко и противно, и не только от горьких упреков мужа, но и от чувства вины. «Сегодня ведь у тебя выходной, верно? И что же ты делаешь на работе?» И ведь он прав, тысячу раз прав. Она должна была сейчас быть дома, потом пойти на собрание, а она… Валя снова всхлипнула. - Что-то случилось? – раздался за спиной мужской голос, и она резко обернулась, позабыв про слезы. – Только не говорите, что девочкам стало хуже? – Селиванов смотрел обеспокоенно и проявлял, казалось, искренний интерес и участие. Вот и ответ, что она тут делает. От этой мысли Антоновой стало еще хуже. Она ужасная мать и еще более ужасная жена. Вместо того чтобы быть дома, заниматься семьей, она повелась на чужое тепло и позабыла обо всем на свете. - Девочкам хуже, да? – в довершении всего Борис положил руку ей на плечо. - Не девочкам, - всхлипнула она, пытаясь не разрыдаться, - мне. - Вам? – он, казалось, опешил от такого ответа, и Валя поспешила вытереть слезы наспех найденным в сумочке бумажным платком. Но они все лились и лились из ее глаз, как результат неимоверно тяжелых, морально тяжелых последних двух дней. - Извините, - пробормотала она, опустив голову и не зная, что еще сказать, ощущая себя полной дурой оттого, что плачет на глазах у него, и оттого, что плачет в принципе. Селиванов оторопел, не понимая, как он должен поступить в этой ситуации. Очень хотелось обнять, прижать к себе, погладить по волосам, успокоить и сказать, что все будет хорошо, что он решит все ее проблемы… Да что он знает о ее проблемах? И кто он вообще такой, чтобы их знать, не говоря уже о том, чтобы их решать? Но она стояла и плакала перед ним как маленькая девочка, которую кто-то очень сильно обидел, и ему хотелось врезать обидчику по самое забрало, как в школе, когда он мутузил направо и налево всех, кто пытался словом или делом задеть девочку, которая ему нравилась. И он не выдержал. - Я могу вам чем-нибудь помочь? – тихо спросил Борис, не в силах просто пройти мимо в ситуации, которая его не касалась. Антонова лишь покачала головой, всхлипывая все чаще. – Ну, валерьянку я вам уже предлагал… - несмело начал он, и Валя замерла на секунду, подняв на него голубые блестящие глаза. – Если что – предложение в силе, - робко улыбнулся он. Она сначала смотрела молча, хлопая ресницами, затем из груди ее вырвался смешок, потом другой. Спустя несколько секунд она уже хохотала в голос, до икоты, и он не был уверен, что слезы, текущие по ее щекам, были от горя. - Спасибо, - наконец, вымолвила она, когда истерика прошла. – Мне бы водички… - И это тоже можно, - улыбнулся Селиванов и пулей бросился в буфет. Ему снова удалось ее рассмешить. Он был близок к тому, чтобы чувствовать себя героем, достойным ордена или еще каких-либо почестей. Неважно, кто ее обидел и почему она рыдала, важно, что он сумел купировать истерику одной лишь фразой. Правда, ею же вызвал другую, но пусть она лучше смеется до икоты, чем плачет навзрыд. Когда Борис вышел со стаканом воды, Антонова уже успела привести себя в порядок и смотрела на него смущенно и виновато. - Спасибо, - она взяла протянутый стакан и отпила. – Мне так неудобно. Вы снова видите меня в таком виде. Подумаете еще… «Лучше тебе не знать, что я думаю», - окатила жаром мысль, и он едва смог выдавить из себя дежурную улыбку. Собравшись внутренне, Селиванов предложил: - Давайте, я вас отвезу? - Вы и так меня сегодня все время возите, - неуверенно отозвалась Валя. – Неудобно… - Неудобно спать на потолке – одеяло падает, - выдал он шутку своего детства, сам того не желая, и она снова улыбнулась, затем коротко согласилась: - Ну, хорошо. Однако когда они уже подъехали к ее улице, Антонова попросила остановить машину, сказав, что хочет пройти пешком. Борис подумал, что, возможно, она не желает, чтобы их видели вместе, и не стал спорить – в конце концов, ему тоже не надо, чтобы кто-то был в курсе. В курсе чего? Этот вопрос вернулся к нему, когда Лариса, небрежно скинув халат, прошла в душ. Она была очень красивой в молодости и сейчас продолжала следить за собой. Борис всегда удивлялся, как он, ничем не выдающийся парень, мог в свое время обратить на себя внимание такой девушки? За ней увивались многие, но она выбрала его. Почему? Он считал себя счастливчиком. Радость омрачал лишь единственный сын. Селиванов мечтал о большой семье, но после родов Лариса сильно располнела, и ей пришлось очень потрудиться, чтобы вернуться в форму. После этого она и заявила ему, что не готова еще раз пройти через подобное. И он смирился. В конце концов, один сын у него уже был. Не все мечты можно воплотить в реальность. Хотя… У нее трое детей и прекрасная фигура. Борис чертыхнулся про себя, радуясь, что жена не рядом – заподозрила бы. Почему он все время вспоминает ее? Постоянно сравнивает, причем не в пользу супруги… Селиванов вздохнул. Было бы несправедливо обвинять во всем Ларису. Как знать, может, и он не стал тем мужем, о котором она мечтала, но она ни разу не высказала ему претензии на эту тему. Борис старался прогонять от себя подобные мысли, но в последнее время жена раздражалась все чаще, и чувство вины становилось острее. Работа в ФЭС отнимала и время, и силы, а тут еще… Лариса вышла из ванны, благоухая новым ароматом, и супруг улыбнулся. - С легким паром! - Спасибо, - она присела на кровать и выразительно заглянула в глаза. Ее желания и намерения были понятны без слов. - Ларис… - он осторожно провел ладонью по щеке и откинул прядь завившихся от влаги волос на плечо. - Ммм? – довольно промычала она, улыбаясь. - Давай уедем? – Ее лицо вытянулось от удивления, да и сам он от себя не ожидал, но отступать было поздно. – Я возьму отпуск, и мы уедем куда-нибудь отдыхать. Далеко. Даже если захотят выдернуть – не смогут. Лариса радостно взвизгнула и повалила его на кровать.