Классика жанра

Соколова на всех парах летела в контору, чертыхаясь про себя и ругая не вовремя сломавшийся каблук. Только вышла из дома – и вот пожалуйста! Потеряв драгоценные минуты на возвращение в квартиру и переобувание, Юля пропустила свою обычную маршрутку и на следующей попала в пробку. Опоздала! – звенело молоточками в висках. Не успела она добежать до ресепшена, чтобы оставить там подпись, как над ухом раздалось: - Опаздываешь, капитан! - Господи, что ж ты так подкрадываешься, - в сердцах приложила руку к груди Соколова и пустилась в объяснения: - Попала в пробку, потому что… - Рогозина уже спрашивала про тебя, - перебил Лисицын, и только сейчас Юля заметила, что он смотрит хмуро, даже строго. Нет, это понятно, что она опоздала, но не каждый же день такое случается, чтобы делать из этого вселенскую трагедию. А если и влетит от Рогозиной, то ей адресно, а не ему. Чего он набычился? Если только… - Что-то случилось? – спросила она, чтобы развеять сомнения. - Совещание случилось, - все тем же суровым тоном ответил майор. – Тебе повезло, что Рогозиной позвонили и она нас всех выгнала на пять минут. Пошли, - он дернул головой и направился в кабинет полковника, не дожидаясь напарницу. Удивленно вытаращившись в его спину, Юля замерла на секунду, но резкий окрик «тебе особое приглашение нужно?» заставил ее спохватиться и помчаться следом. - Опаздываешь, - лаконично заметила Рогозина, приветствуя кивком. - Извините, Галина Николаевна, пробка, - прошмыгнула на свое место Соколова, приготовившись слушать. - Только что звонили из школы, - начала вводить в курс дела полковник. - О, как оперативно! – улыбнулась Юля. – Уже нашли что-то? - Дай договорить, тогда узнаем, - строго ответил Лисицын, чем поймал заинтересованный взгляд начальства и удивленный – напарницы. - Звонили не из нашей школы, а из семьдесят пятой, - не прокомментировав слова майора, продолжила Рогозина. – Там тоже массовое отравление. К счастью, без летального исхода: десять человек госпитализировано. Селиванов уже поехал в больницу, чтобы пообщаться с врачом и взять кровь на анализ. Холодов распечатает вам сейчас адрес школы и фамилии потерпевших. Отправляйтесь туда. - Хорошо, Галина Николаевна, - кивнула Юля, вставая. Лисицын поднялся с места, не сказав ни слова, и первым вышел из кабинета. Соколова дернула бровью, но ничего не сказала – молча отправилась с ним в лабораторию. Не успели оперативники умчаться на выезд, как в кабинет полковника заглянула Антонова. - Можно, Галь? - Конечно, заходи. Как девочки? - Да нормально уже, - улыбнулась Валя, присаживаясь рядом. – Рвутся в школу вести свое расследование. Новости есть? - Увы, да, - вздохнула Рогозина. - Что случилось? – побледнела подруга. - Похожее отравление в другой школе. - О боже… - К счастью, без летального исхода. Тоже в столовой, но на первой перемене, - задумчиво крутила в пальцах карандаш полковник. - Галь, ну не серия же… - не веря сама себе, произнесла Антонова. - Надеюсь, что нет. Соколова с Лисицыным уехали туда, а Селиванов сейчас в больнице – берет образцы крови, беседует с врачом… Упоминание о Борисе заставило Валентину непроизвольно вздрогнуть. В памяти вдруг всплыл вчерашний разговор с домашними и ее мысли на эту тему. Прогоняя воспоминания, а скорее – ощущения от них, Антонова чуть ли не накинулась на свою сумку, пытаясь извлечь из ее недр кусочек бумажки, словно это было делом всей ее жизни. - Галь, у меня к тебе просьба. Деликатная. - Чем могу – помогу, - развела руками Рогозина. - Она немного не в нашей компетенции, но… Юрка просил. - И что же у него случилось? – мягко улыбнулась Галина Николаевна, предвкушая пожелания подростка. - Не у него… Вот, - она наконец-то достала листочек и протянула подруге. – Одноклассник у него есть Сашка, хороший мальчик. Он старший из троих. Их отец бросил недавно, мать работает кухаркой в школе. Юрка говорит, что директриса уже пригрозила ее уволить за это происшествие. А отец алименты отказывается платить, грозится нарисовать себе смешную зарплату… - Забродин Андрей Николаевич, - прочитала Рогозина, улыбка исчезла с губ. – Это он? - Да. Юрка считает, что если ты позвонишь на фирму и припугнешь, ну ты понимаешь, то он не осмелится уклониться от выполнения родительского долга, - Антонова неловко пожала плечами. – Галь, я понимаю, что это не наше дело, что ФЭС не занимается должниками… - Валя запнулась, опустив глаза, затем снова подняла взгляд на подругу. – Сашка собирается школу бросать, чтобы содержать семью, - голос ее сорвался, она всхлипнула. – Галь, извини, я что-то нервная совсем в последнее время, - женщина вновь полезла в сумку, на этот раз за платком. - Ох уж мне эти нерадивые отцы… - пробормотала Рогозина, протягивая руку к телефону. – Андрей? Пробей мне Забродина Андрея Николаевича, сорок пять лет, женат, трое детей. На него должно быть заведено дело о взыскании алиментов… Да, номер дела мне скажи и фамилию, имя и отчество пристава… - она взяла ручку и что-то записала на обороте листочка, который дала ей Антонова. – Так, а теперь скажи мне номер компании, где работает этот Забродин… Да, записала, спасибо. Галина Николаевна посмотрела на уже успокоившуюся подругу и улыбнулась. - Не волнуйся, Валечка, не забродит у нас этот Забродин, - с этими словами она набрала на телефоне другой номер и, дождавшись ответа, попросила соединить ее с нужным абонентом. – Андрей Николаевич? Полковник Рогозина, Федеральная экспертная служба. В настоящее время нами проверяется выборочно работа судебных приставов по вашему району, в частности гражданки Буковой Оксаны Витальевны. Я правильно понимаю, что исполнительный лист по вашему делу уже находится в бухгалтерии вашей компании и выплаты по нему перечисляются исправно?.. Для отчетности мне нужно будет позвонить также истице, вашей жене, чтобы она подтвердила мне даты и суммы переводов. Я могу надеяться, что мне не придется проводить аудит вашей фирмы в поисках серых доходов? Мне бы не хотелось терять на это свое время и время ваших коллег… Отлично, всего доброго, Андрей Николаевич, - она положила трубку. - Напугала, - с улыбкой подытожила Антонова. - Ну, будем надеяться, что сработает, - улыбнулась в ответ Рогозина. – Выбивание алиментов из недобросовестных ответчиков – волокита та еще. - Спасибо, Галь, - тепло поблагодарила Валя, вставая со стула. – Я пойду, не буду мешать. - Детям привет, - кивнула Галина Николаевна, вновь потянувшись к телефону, - на этот раз звонили ей. До школы ехали молча. Лисицын с серьезным видом следил за дорогой, словно был один в машине. Соколова сначала бросала на него удивленно-вопросительные взгляды, но, видя, что он никак не реагирует на них, отвернулась к своему окну. И что за муха сегодня его укусила? Припарковав джип на стоянке для преподавательского состава, Костя выскочил из салона и, дернув пассажирскую дверь, схватил чемоданчик. Дождавшись, когда напарница закроет свою дверь, он поставил автомобиль на сигнализацию и направился к входу, лишь бросив «не отставай». Юля уже открыла было рот, чтобы задать-таки провокационный вопрос, но вовремя закрыла его вновь, решив понаблюдать. В конце концов, может, у него что-то случилось, о чем не говорят, вот он и бесится внутри. Обыск в столовой ничего не дал, кухарки тоже ничего интересного рассказать не могли. - У меня ощущение дня сурка, - подошла к напарнику Соколова, упаковывая образцы пищи в чемоданчик. – Посмотри, даже школа такая же по планировке. - Да-а, - протянул Лисицын, вынужденный согласиться. – Видимо, по одному проекту и строили. - Ну что, собираем всех в актовом зале и просим принести ватман и фломастеры? – улыбнулась Юля, чтобы разрядить атмосферу, но Костя смерил ее осуждающим взглядом и гаркнул: - Лейтенант! – На его крик тут же прибежал молодой паренек и судорожно взял под козырек, забыв, что голова непокрыта. – Все образцы срочно к нам в ФЭС. Соколова скривила губы, следя за действиями майора и пытаясь угадать, что такое с ним произошло. На какие-то мгновения ей показалось, что напарник сердит на нее, но это как-то странно – ведь она ничего не сделала. Разве что опоздала с утра. Но, право же, устраивать практически бойкот из-за опоздания… Да и какое ему дело до этого? Вся погруженная в свои мысли, Юля шла в актовый зал и чуть не сбила Лисицына, когда он затормозил на ступеньке, а она не успела. - Ой… - Мечтать дома будешь, - строго заметил Костя, пока она потирала ушибленный лоб, затем вновь смерил ее недобрым взглядом и добавил: - Холодное что-нибудь приложи, чтобы шишка не вскочила. - Спасибо за совет, товарищ майор, - процедила сквозь зубы Соколова, начиная раздражаться такому обращению. – Непременно приложу. Как только найду что – так сразу. Надо было ложку прихватить из столовой. Знать бы заранее… - Хватит трещать как сорока, - оборвал ее Лисицын. – С подружками болтать будешь. Мы на работе, - он поднялся на сцену и принялся чертить на ватмане номер телефона конторы. Юля последовала за ним, кипя от негодования, и, подождав, пока он закончит дело и встанет с пола, возмущенно прошипела: - Можно узнать, какая муха тебя укусила? Ты весь день на мне срываешься! - Срываюсь? – усмехнулся он, разглядывая ее лицо. – Тебе показалось… Костя поспешил отвернуться. Черт! Как посмотрит своими глазищами… Почему сразу не сказала, что у нее семья есть? Впрочем, это неудивительно – умная, красивая, стройная… Повезло, небось, мужу. Хотя… характер у нее дурацкий – слишком вредная и упрямая. Намучается с ней, бедолага, ой, как намучается. А может, он у нее подкаблучник? Она им вертит, как хочет? Пожалуй, даже хорошо, что так. А то он успел уже… Впрочем, неважно. Он-то точно не размазня, чтобы женские выходки и капризы терпеть и позволять собой командовать. Лисицын тряхнул головой, прогоняя нерабочие мысли и краем глаза замечая, что Соколова следит за ним прищуренным взглядом. Вот ведь лиса… Угораздило же его… Так, все, хватит! Работаем. Борис вышел из лаборатории больницы с образцами крови, намереваясь ехать в ФЭС, чтобы вплотную заняться изучением материала. Если анализ покажет, что всех отравили тоже мышьяком, то вырисовывается серия. Вот только смысл в этих преступлениях? В первый раз у них восемь трупов, в этот раз лишь десять детей с заболевшими животами. Преступник переборщил с дозой в первый раз? Странно как-то все это… Завернув за угол, он непроизвольно остановился – из одной из палат выходила она. Аккуратно закрывая за собой дверь, она смотрела в стену невидящим взглядом, не замечая никого вокруг, явно думая о чем-то своем. Он застыл в нерешительности. Окликнуть? Подойти? Зачем? Просто спросить, как дела, что нового? И потом уйти… Как-то нехорошо. А если остаться, то что делать? Он вновь ощутил, как взмокли ладони, и чуть не выронил пучок пробирок из рук. Что ж за неловкость его охватывает в ее присутствии? Ведет себя глупо и глаз отвести не может, как школьник. Давай, Селиванов, соберись, не будь рохлей! Но тело не поддавалось… На ней сегодня темно-синий брючный костюм, на фоне него глаза ее кажутся поистине синими, а не голубыми. В памяти всплыл вечерний диалог с женой на кухне. Анемона корончатая… Борис улыбнулся, сам не осознавая этого. Анемона… интересно, а есть такое имя? Ей бы подошло… Почему нет? Ведь есть же имя Лилия или Роза… Он стоял, не шелохнувшись, наблюдая за хрупкой фигуркой Антоновой, автоматически подтягивающей края халата, чтобы он не свалился с плеч, и не видел, какие подозрительные взгляды начали бросать на него пробегающие мимо медсестры. Застыл тут, понимаешь ли, памятником лаборанту, посреди коридора! Как вдруг она подняла на него глаза и – ему показалось – вздрогнула. - Боря?.. Селиванов спохватился, поспешно отмер и подошел ближе. - Валя… Валентина, - быстро поправился он, - добрый день. Не ожидал вас здесь встретить. Святые угодники! Большей глупости и клише не придумаешь! - Добрый, - Антонова улыбнулась краешками губ. – Я тоже не ожидала. Ах да, Галя же говорила, что новое отравление… в другой школе… Я не знала, что их тоже сюда привезли. - Школа соседняя просто, - словно извинился за врачей Селиванов и, не зная, что добавить, приподнял пробирки. – Вот, везу в ФЭС. Будем изучать. - Думаете, тот же мышьяк? – она посмотрела на него большими глазами, и он с трудом сложил слова в предложения. - Не знаю. Анализ покажет. Но странно было бы, если бы тот же… да и вообще… Борис запутался, но она словно знала его мысли лучше него, потому что вдруг кивнула и подтвердила: - Да, как-то все это странно… Надо поехать и как можно быстрее все проверить, - неожиданно встрепенулась Валя. – Я вам помогу. Мне так неловко, что вы за меня работали и… - Да ну что вы, обычное дело, - не позволил он ей продолжить извинения. - Нет, все-таки я вам помогу – так быстрее будет, - настояла Антонова, и Борис лишь развел руками, мол, как пожелаете. Он вдруг поймал себя на мысли, что несколько часов им придется провести вместе, в одном кабинете, вероятно, практически плечом к плечу, и почему-то от визуализации этой картинки по телу пробежала дрожь. - Вы на служебной машине? – спросила Валя, продолжая смотреть прямо и открыто. - Нет, на своей. Но я вас подвезу, - быстро спохватился он, лишь секунду спустя сообразив, в чем была суть и подоплека вопроса. - Спасибо, - она вновь улыбнулась, чуть кивнув головой, и развернувшись на каблуках, направилась к выходу. Селиванов шел за ней молча, думая, насколько уместно спросить про девочек или лучше не нарушать тишину. Сказать что-то по работе? Что? Про пробирки уже сказал, про новое преступление она в курсе. О чем говорить? Мучительная тишина рассеялась только у машины, когда Борис открыл ей дверцу пассажирского сидения рядом с водительским. - Прошу. - Спасибо, - вновь поблагодарила она, грациозно усаживаясь на кресло. Антонова дождалась, когда он захлопнет дверцу, и пристегнулась. Задумчивым взглядом провожала она фигуру Бориса от своей дверцы до водительской. Как странно встретиться здесь, в больнице. Хотя с другой стороны – что тут такого, если всех пострадавших свезли в одно место? Валя положила ладони на коленки, как примерная девочка на уроке физкультуры, пытаясь отделаться от внутренних неспокойных ощущений. Он снова смотрел на нее так. И она, грешно признаться, просто наслаждалась его взглядом, внимательно рассматривая его лицо. Оказывается, у него тоже голубые глаза. Оттенок ближе к серому, правда, но это мелочи. Она давно не встречала человека, способного смотреть на нее так долго и так внимательно. Тебе должно быть стыдно, Антонова, ты замужняя женщина, а испытываешь тягу к взглядам чужих мужчин! – честно пыталась пожурить себя Валя, но получалось плохо. Почему к взглядам? Она же не ко всем мужчинам так в глаза заглядывает! И вообще – не заглядывает, просто смотрит. Уж и посмотреть нельзя! Но какой-то противный голосок внутри нее, казалось, знал больше, чем она сама, и молчать не собирался. Пришлось признаться, что его глаза ей напоминают море, морские волны, в которых она купается, с удовольствием и без какого-либо зазрения совести. Да-да, не тонет, не погибает в пучине, а именно купается. Как в детстве летом, когда после дождя вода становилась теплая-теплая и можно было плескаться, сколько душе угодно. Ей так хорошо сразу становится, когда он смотрит на нее так, словно она долго-долго бежала марафон и вдруг вышла к финишу. И все – можно успокоиться, расслабиться, перевести дух. Антонова поймала себя на мысли, что легко могла бы склонить голову ему на плечо. Просто так. Без каких-либо далеко идущих намерений. Как путник, бредущий по пустыне, прислоняется к неизвестно откуда появившемуся на его пути раскидистому дереву и наслаждается его спасительной тенью и прохладой. Неужели взгляд Бориса стал для нее таким спасением? Но от чего? У нее же все хорошо в жизни. Да, девчонкам досталось, но сейчас они уже вне опасности. У Юрки тоже все в порядке, она уже успела позвонить сыну и с радостью любящей матери сообщила, что выполнила его просьбу. Она слышала благодарность в его голосе – лучшая награда из всех возможных. У Степы… У него вроде тоже все в порядке. И на работе, и дома. Дома… Внутри противно засвербило, и Валя рассердилась на саму себя. Да в чем дело-то? Да, все в порядке. И дома тоже. Мелкие разногласия бывают у всех. А так – они уважают друг друга, ценят и заботятся. Это главное. И вообще… - Вот и приехали, - из гневных споров с самой собой ее вырвал голос Селиванова. Антонова автоматически повернулась на звук и… снова уплыла в серо-голубых волнах его взгляда. Черт с ним, с домом. Ей хорошо сейчас. В данную конкретную минуту. И ей не хочется думать, почему ей так хорошо. И виноватой за это себя чувствовать тоже не хочется. В конце концов, она не делает ничего плохого: смотреть – не преступление.