Классика жанра

Антонова сидела в больничном коридоре, нервно теребя в руках носовой платок. Ей все еще казалось чудовищным сном все, что происходило последние два часа в ее жизни: как Юрка сорвал ее с работы звонком, что девчонки отравились чем-то в школе; как она в одно мгновение домчалась до больницы на служебной машине, потому что Рогозина велела дежурившему с ночи Майскому включить сирену; как суетились врачи и медсестры в холодных казенных коридорах, выкрикивая друг другу лишь медикам понятные слова; как каталки с малышами на ее глазах проносились мимо, разъезжаясь по палатам; как пространство быстро наполнялось взволнованными родителями и прочими родственниками. Крики, слезы, причитания, скандалы… Она хотела помочь, сказать, что она медик, что она разбирается, но, видимо, выражение лица у нее было не лучше, чем у остальных приехавших по звонку, потому что медсестра раздраженно отпихнула ее в сторону со словами: - Мамочка, не мешайте! Доктор вам потом все скажет. Валентина послушно заняла пост у палаты своих дочерей, ожидая, когда выйдет врач и скажет что-нибудь жизнеутверждающее. Она не знала, сколько она так провела в одной позе, тупо уставившись в свой платок с ромашками. Пока другие родительницы завывали, требовали и яростно проклинали всех, от врачей до учителей, якобы не доглядевших за детьми, Антонова перебирала в памяти воспоминания, пытаясь отыскать счастливые, чтобы не сломаться, не сдаться, не дать слабину. Девчонки всегда были шустрыми и шкодливыми. С самого рождения они умудрялись ставить на уши весь дом, недосыпал даже Юрка, которому на момент появления близнецов было всего четыре года. Ей с трудом удавалось снять напряжение в доме – она смеялась, говоря, что слишком долго хвасталась всем, какой спокойный и рассудительный у нее сын, вот бог и послал ей непоседливых дочерей. Чтобы жизнь медом не казалась. Инна и Инга задавали жару всем, но в то же время ухитрялись вывернуть любую ситуацию так, что сердиться на них было невозможным. - Ой не завидую я их мужьям, - неоднократно говорил Степан, смеясь над проказами жизнерадостных близняшек. - Мы уже все придумали, - хором отвечали Инна и Инга, взявшись за руки. – Мы выйдем замуж за таких же близнецов, как и мы. А что, ведь круто же будет – два одинаковых мальчика и две одинаковых девочки! – строили из себя взрослых и деловых дочери. - Когда уже мне будет восемнадцать? – закатывал глаза к потолку Юрка, когда сестры пускались в свои рассуждения. А она спасалась на кухне. Чтобы прокормить такую семью, готовить нужно было чуть ли не в промышленных масштабах, и это был хороший повод, чтобы устраниться с поля боя, дабы не пришлось занимать ничью сторону. Уже потом Валя заметила, что вчетвером – девочки против мальчиков – они беседуют гораздо дружнее и веселее, чем когда с ними она – пятая. Нет постоянных «ну, мам, ну скажи ему» и капризов, что она «вечно потакает», причем неважно, о ком шла речь. Поэтому, стараясь не греметь сильно посудой, Антонова из кухни прислушивалась к семейным спорам, и мысль о том, что у нее самая замечательная семья на свете, согревала ее изнутри как персональное солнце… - Мам… Мам! Она с трудом отвлеклась от воспоминаний и подняла глаза на звук. Перед ней стоял Юрка и неуклюже протягивал пластиковый стаканчик. - Я тебе кофе принес, выпей, - тихо, но настойчиво сказал он. - Спасибо, - едва шевельнула губами Валентина, принимая горячий стакан из рук сына. Юрка сел рядом. Не зная, что сказать, он молча ковырял ногтем облупившую краску стула и, насупившись, тяжело дышал. Антонова смотрела на угрюмый профиль подростка, мысленно сетуя, как же он вырос. Еще недавно, казалось, был маленьким мальчишкой, которого она за ручку водила, а теперь… Сидит здоровый лоб, серьезный, хмурый, и прежде чем что-то сказать, тридцать раз подумаешь. Юрка полным ходом бороздил просторы трудного переходного возраста: то был ласковый и сговорчивый помощник, а то громко хлопал дверьми и кричал, чтобы его оставили в покое. Валя мужественно запасалась терпением и с ужасом представляла себе, что же будет, когда до этого этапа дорастут близнецы. Близнецы… - Ведь все будет хорошо, да? – вдруг посмотрел на нее сын, словно прочитав мысли. - Конечно, - заставила себя улыбнуться Антонова и протянула уже руку, чтобы потрепать по вихрам, но парень отшатнулся. Она подавила вздох и перехватила свободными пальцами стакан с нетронутым кофе. – Доктор же сказал, что опасность миновала. - Тогда почему не пускают? – глаза-радары словно пытались засечь ложь в глазах матери. - Ну, во-первых, потому что они все равно спят, - Валя пыталась говорить спокойно. – Во-вторых, нужно подождать какое-то время, чтобы убедиться, что наше присутствие им не навредит. Анализы берут сразу и через определенный промежуток времени, чтобы посмотреть в динамике. В-третьих, потому что доктор один, а пациентов много. У нас же не просто рядовой случай, а массовое отравление, - она словно убеждала себя, а не его, что все хорошо, что нет причин для волнений, что врач просто не успевает охватить сразу всех, что дела решаются по мере их срочности, что есть другие, кому повезло меньше… - У меня через час тренировка, - сказал Юра, посмотрев на мобильник. – И Леха уже звонил. - Иди, - отпустила Антонова и, не удержавшись, погладила по плечу. – Самое плохое уже позади. Нет смысла пропускать тренировку. Парень встал, и по тому, как он топтался на месте, не решаясь оставить мать, Валя поняла, что есть что-то еще кроме тренировки за всеми этими вопросами. Поставив стакан с остывающим кофе на соседний стул, она тоже поднялась. - Все будет хорошо, - она ободряюще улыбнулась. – Правда. - Мам, а может, вы возьметесь за это дело, а? – неловко предложил сын. – Ну, надо же найти, кто там… это… - Возьмемся, - кивнула она. – Рогозина уже сказала, что мы будем его вести. Обязательно найдем виновного, - пообещала она. - Ладно, - будто согласился Юрка, помедлил немного и вдруг поцеловал ее в щеку. Затем, словно испугавшись своего поступка, быстро развернулся и пошел прочь по коридору. - Я тоже тебя люблю, - шепнула Антонова, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, и по дерганому движению плеч подростка поняла, что он ее услышал. - Да, Андрей, понял тебя, - Лисицын убрал телефон в карман и глянул на выжидающе смотревшую на него напарницу. – Звонил Холодов, сказал, что отравили всех мышьяком. Яд был в чае. - Довольно ненадежный способ, если хочешь убить кого-то конкретного, - нахмурилась Соколова. - Как посмотреть, - хмыкнул майор. – Представь, что жертва пьет только черный чай, что всегда делает это на первых переменах. Попадание – четкое. И вместе с тем – тьма подозреваемых. Камер нет, пострадавших много – поди пойми, кто кого и зачем. - Думаешь, кто-то все очень хорошо спланировал, чтобы мы его не нашли? – скептически отнеслась Юля к его словам. – А мне, наоборот, кажется, что все это больше похоже на испуганного подростка, который подсыпал яд и понадеялся, что ему повезет и жертва отравится. Помнишь, было у нас дело про педофила-почтальона*? Там же девочка в почтовый ящик подложила жидкую бомбу... - И просчиталась, - задумчиво закончил Костя. – Помню, конечно. Ладно, капитан, - вздохнул он, - обе версии имеют право на существование. А дальше – как Рогозина скажет. Они стояли на сцене в актовом зале, негромко переговариваясь о своем и наблюдая краем глаза, как учителя под чутким руководством Коршуновой приводят младшие классы и рассаживают по рядам. Охранник принес экспертам ватман и фломастеры. - Вот, - протянул он все добро Лисицыну. – Светлана Михайловна сказала, что вы просили. - Спасибо, - поблагодарил тот и стал раскатывать рулон на полу. – Юль, наступи, - придержал он с одной стороны. Девушка послушно встала на краешек. - Что ты все-таки хочешь делать? – полюбопытствовала она. - Догадайся, - усмехнулся Костя, не имевший никакого желания что-либо объяснять. Соколова удивленно вытаращилась на его черную макушку, скривила губы в усмешке, потом словно опомнилась, что он не видит ее лица, и все свои эмоции вложила в интонацию. - Откуда же мне знать, Константин Львович, я мысли читать еще не умею. - Да? – не сдержался Лисицын, услышав едкость. – А что, в школе милиции этому не учат? Это они зря – представляешь, какая у нас раскрываемость была бы? Поймал подозреваемого, посмотрел в глаза и – готово. Никакой допрос не нужен, - увлекся идеей майор, что-то чертя на ватмане. – Все, готово. Он встал и, заметив насмешливое выражение лица напарницы, подошел к ней ближе. - Ну, с подозреваемыми-то согласна – отлично было бы, - улыбнулась Юля, всем своим видом показывая, что основную мысль она еще не высказала. – А представьте, что кто-то будет читать и ваши личные мысли, а, товарищ майор? Слишком уж ярко сияла победа в ее глазах, чтобы он промолчал. - Мои-то ладно, - тоже улыбнулся Костя, предвкушая реакцию. – Мои и так все как на ладони, мне скрывать нечего, - развел он руками. – А вот если кто твои подсмотрит, а, капитан? Лицо Соколовой мгновенно вытянулось, щеки порозовели. Она деловито захлопала ресницами и наклонилась над ватманом. - Так что ты там написал? Ах, номер телефона нашей конторы, - довольно улыбнулась она, радуясь, что перевела разговор на другую тему. – Все, фломастеры больше не нужны? – заглянула она в глаза напарнику. – Я могу их отнести директрисе? - Ну отнеси, - хмыкнул Лисицын, внимательно наблюдая за ее нервными, угловатыми движениями. Юля подняла с пола коробку с фломастерами, потом потянулась к тому, что протягивал ей Костя, но он не торопился отдавать предмет, нарочно задержав его в руке, чтобы она дотронулась до его ладони. - Что за хулиганство, товарищ майор? – вскинула брови Соколова, пытаясь возмутиться. Лисицын нехотя отпустил фломастер, пряча улыбку в глубине души, и позволил напарнице вернуть канцтовары Коршуновой. После чего, словно вспомнив, для чего он тут, майор несколько раз хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. - Здравствуйте, девочки и мальчики, - улыбнулся он, чтоб расположить к себе детей. – Как вы знаете, сегодня в вашей столовой произошло несчастье. Я, майор полиции, Лисицын Константин Львович, можно просто дядя Костя. Вместе с моей помощницей, капитаном Соколовой Юлией Александровной, мы расследуем это дело. Я хочу, чтобы вы сейчас хорошенько подумали, вспомнили сегодняшнее утро и ответили себе на вопрос: не было ли чего-то в столовой такого, что вам показалось странным? Что-то, что привлекло ваше внимание. Что-то, чего обычно не случалось, например. Детвора зашумела, переговариваясь между собой, кто-то выкрикнул с места: - Ватрушки были несладкие! По залу прокатился хохот. Юля, успевшая к этому времени вернуться на сцену, тоже не смогла сдержать улыбку. - Что смеешься? Записывай, - шепнул ей Лисицын командным тоном, и девушка постаралась скрыть свое недовольство, чтобы никто в зале не догадался, что происходило на сцене. - А обычно ватрушки сладкие? – с улыбкой спросила она у детей, делая пометки в своем блокноте. - Ну, конечно! – уверенно протянул тот же голос, и Соколова нашла взглядом говорившего мальчика. – Обычно они просто объедение, - маленький пухленький и рыженький, как Карлсон, он погладил толстой ручонкой свой живот. - Тебя как зовут? – снова улыбнулась Юля. – И в каком ты классе? - Гаврилов Леша, второй Б, - охотно ответил школьник. - Спасибо, Леша, я все записала, - Соколова обвела взглядом присутствующих. – Еще кто-нибудь что-нибудь помнит? - Машка разлила свой чай! – крикнул другой ехидный голос. Тут же раздался писк, визг, несколько девчонок повскакивали со стульев и бросились в одну точку – по всей видимости, названная Мария собиралась отколошматить обидчика с помощью своих подружек. - Отставить самосуд! – гаркнул Лисицын, и девчонки, испугавшись, вернулись на свои места. – А что такого необычного в том, чтобы Маша пролила свой чай? – уточнил он, держа в голове, что именно в нем содержался яд. - Да она такая чистюля – у нее ни одного пятнышка нигде нет, - снова раздался тот же ехидный голос, и Костя смог определить, откуда шла информация. – Она все всегда делает хорошо. Она же у нас отличница, правильная! – с нажимом говорил парнишка во втором ряду. - Отличница, говоришь? – усмехнулся майор. – А сам как учишься? Тройки-двойки? – поняв по лицу мальчишки, что угадал, Лисицын пожурил: - Ты бы пример с нее лучше брал, а не насмехался. Как тебя зовут, кстати? - Паша Звонников, - засопел школьник. – Я из третьего А. Девчонка в соседнем ряду от всей души показала ему язык. - А ты, я так понимаю, Маша, - не укрылось от внимания майора некрасивое поведение девочки. Та сразу смутилась и робко кивнула. – Фамилия твоя как? - Осейкина, - прозвенел тоненький дрожащий голосок. - Тоже из третьего А? Девочка снова кивнула. - Нехорошо язык показывать, Маша, - восстановил справедливость Костя, чувствуя себя вожатым в большом пионерлагере, но строгий шепот напомнил ему, что он здесь не один. - Не надо прилюдно стыдить девочку, Константин Львович, - практически прошипела ему сбоку Соколова и громко спросила: - Кто-нибудь еще что-нибудь помнит интересное? – она улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу, но больше интересной информации не поступило. Лисицын поднял с пола ватман и объявил: - Здесь номер телефона нашей службы. Запишите его себе в дневники или тетрадки. Если кто-то из вас что-нибудь вспомнит, сразу звоните по этому номеру. Спросите дядю Костю Лисицына, и меня сразу позовут. Он подождал, пока школьники скопируют цифры и жестом дал понять директрисе, что можно отпускать ребят. Классные руководительницы начали собирать своих учеников по парам. - А может, Маша не случайно пролила чай? – тихо высказала свое подозрение Юля, повернувшись к напарнику, положившему ватман снова на пол. - Чтобы не пить, что ли? – уловил он ее мысль. – Да странно как-то, проще было совсем не брать его, - пожал он плечами, выражая явное сомнение. - Это вы, товарищ майор, оперативник, а девочке девять лет всего! – сердито отозвалась Соколова. – Может, ей другая идея просто в голову не пришла! Что если, скажем, она всегда пьет чай, а тут вдруг не стала. А потом случилось несчастье. Подозрительно же, что она именно в этот день отказалась от чая? – отстаивала она свою версию. - Это ты оперативник, капитан, - вернул ей шпильку Лисицын. – Для девятилетней девочки как-то слишком хитро, - он был серьезен и задумчив. - Если вспомнить, что детсадовцы догадались отравить группу бытовой химией… - многозначительно начала Юля и смерила напарника насмешливым взглядом. – Дядя Костя Лисицын… Спор грозил перерасти в перепалку, если бы в этот момент возле сцены не появился белокурый мальчонка. Он отбился от своего класса, подождав, пока все выйдут из актового зала, и смотрел теперь на экспертов снизу вверх. - Дядя Костя, - несмело позвал он, и Лисицын отвлекся от разговора, чтобы уделить тому внимание. - Слушаю тебя, - присел он на корточки перед школьником. - Вы же ищите, кто всех убил, да? – прямо спросил мальчик. - Ну… да, - не стал юлить майор, замечая, что Юля опускается на корточки рядом с ним. - Я знаю, кто всех убил, - доверительно прошептал парнишка, подходя ближе к сцене. Оперативники переглянулись.