Классика жанра

Антонова тоскливо посматривала на часы. У Юрки сегодня последний экзамен, и почему-то ей было очень неспокойно. Может, потому что в последнее время сын ходил сам не свой, может, потому что у нее был выходной, все домашние дела она закончила, и появилось время на подумать. Супруг накануне укатил в очередную командировку, снова попросив ее не принимать решения наспех. Она и не хотела. Валентина подошла к окну, словно высматривая Юру, но на самом деле так просто легче думалось. Она до сих пор не могла понять, что же ей самой нужно, и от этого не находила себе места. То ей хотелось вытряхнуть последние недели из головы, простить мужа, наладить их отношения с сыном и взять слово, что девчонки ничего не узнают, и тем самым сохранить семью и ту рутину, по которой она успела очень соскучиться. А то возникало непреодолимое желание разрубить, а не развязать этот гордиев узел, наплевав на всех и вся: послать к чертям, взять отпуск и уехать куда-нибудь далеко и надолго. Одной. И пусть весь мир подождет. Она чувствовала себя обманутой в своих лучших чувствах и, подобно маленькой девочке, желала наказать своих обидчиков. И даже совесть, казалось, уже устала напоминать Валентине, что она взрослая женщина, а посему не подобало вести себя, как капризная девица. Но вся соль заключалась как раз в этом – уже все, что могло, съехало с «подобающих» катушек. Антонова осторожно наклонилась к окну и, прислонившись лбом к стеклу, закрыла глаза. Вихрь воспоминаний и рассуждений тут же унес прочь из реальности, да она и не сильно противилась этому. Вновь хотелось разложить все по полочкам, чтобы понять, как действовать дальше, и оно вновь не желало раскладываться. Как она ни старалась – не могла отделаться от обиды на своего коллегу. Зачем он на нее так смотрел? Зачем позволил ей приехать на дачу? Зачем были все эти цветочки, так внезапно исчезнувшие в одно совсем не прекрасное утро? Зачем было все то, чего потом не было? Фраза бабушки «поматросил и бросил» постоянно крутилась в уме, и сколько бы здравый смысл ни напоминал ей, что, во-первых, Селиванов ничего не сделал – ну, разве что цветочки нарисовал, но и те выкинул, – во-вторых, он ничего и не должен был делать, а в-третьих, он как раз поступил разумно, в душе горькими волнами поднималось разочарование. Она же успела поверить его глазам, его объятиям, его словам, будь они неладны! Успела ощутить, что он есть, что он рядом, несмотря на. А теперь что получается? Он спохватился и отмотал назад, а муж, тем временем, ушел налево. И осталась она, как та старуха, – у разбитого корыта. А дальше неровными слоями одно накладывалось на другое. Неужели она такой тяжелый проступок совершила, потерявшись в чужих глазах, что мироздание так жестоко ее наказало – изменой мужа? В унисон звучали слова Степана, что пятнадцать лет он вел себя в высшей степени порядочно, а теперь Бог спрашивает с него слишком высокую цену за эту нелепую ошибку. Он видел отстраненность супруги и боялся потерять ее, считая, что она не может простить ему измену. А она не могла сдвинуть вопрос с мертвой точки, потому что от этого зависела сама. Сохранить семью означало бы навсегда запретить себе даже помышлять о том, что все могло бы быть по-другому, навсегда закрыть дверь в те сладко-горькие моменты, в которые она чувствовала себя живой и… любимой. Но если попытаться уцепиться за них и остаться там, не простить мужа, как на фоне этого простить себя? Яркими блестящими плакатами вылезали двойные стандарты: то есть сама ты можешь ходить налево, а мужу нельзя? О том, чтобы рассказать все супругу, не могло быть и речи, хотя, наверное, в этом случае решение было бы принято незамедлительно, причем не ею. Степа никогда бы не простил ей измену – она была почти уверена в этом, но уточнять не стала. Валентина открыла глаза и, словно спохватившись, обернулась на часы. Юрка должен был быть уже дома. Странно… Неужели на фоне семейных конфликтов он завалил последний экзамен и теперь где-то бесится? Позвонить – не позвонить? Слова Степана, что мужчина сам справляется со своими проблемами, звенел в памяти, но материнский инстинкт оказался сильнее: вот когда он будет мужчиной – тогда пусть и справляется сам, а пока… Антонова схватила трубку и быстро набрала номер сына. Длинные гудки поприветствовали ее дружно и долго. Положив телефон на стол, Валентина вздохнула. Есть вещи, которые не меняются в этом доме. Завидная стабильность! Однако время шло, а ребенок так и не соизволил ни прийти домой, ни позвонить матери, ни ответить на сообщение, которая та успела ему отправить. Нехорошие предчувствия закрадывались в душу, заставляя Антонову не терпеливо ждать, сохраняя выдержку и самообладание, а искать способы воздействия на взрывного и непредсказуемого подростка. Когда при очередном наборе номера вежливый голос сообщил ей, что аппарат временно недоступен, Валентина отбросила последние сомнения и позвонила в ФЭС. - Андрей? Привет, это Антонова. Слушай, можешь пробить мне номер? Мне нужно знать, где он включался в последний раз. - Конечно, - добродушно ответил Холодов и под диктовку забил цифры в программу. Мобильный Юрка отключил недалеко от школы; судя по адресу, который выдал Андрей, как раз где-то на пути к дому. Но зачем? Чтобы мать не донимала? Почему домой не пришел? Ладно бы тут отец был, но ведь она одна сидит и ждет его. И он знает, что у нее сегодня выходной и она ждет. Валентина сжала кулаки, выплескивая раздражение. Что отец, что сын – яблочко от яблоньки! Каждый ведет себя так, как ему вздумается, и хоть ты тресни! Мысль, что с сыном может что-то случиться, даже не пришла ей в голову – настолько она была зла от эгоистичного поведения Юры. Но день начинал клониться к вечеру, и Антонова решила, что пора действовать – в конце концов, мог хотя бы предупредить, что у него планы, что не придет домой. Мог бы ответить на сообщение или элементарно позвонить, если лень в кнопочки тыкать. Да много чего мог бы. Если бы хотел… Значит, пусть пеняет на себя. Недолго думая, Валентина набрала номер лучшего друга сына. - Саша, здравствуй, это тетя Валя, мама Юры, он случайно не с тобой? Не могу до него дозвониться… - Здравствуйте, - послышалось на другом конце провода. – Нет, не со мной – я на работе… - он осекся, и Антонова, почувствовав это, поспешила увести разговор с опасной темы: - Как прошел экзамен? - Нормально вроде – все написал. - А Юра? Он тебе что-нибудь говорил про экзамен? В трубке послышалось сопение, затем виноватый голос произнес: - Теть Валь, я не знаю про Юрку – мы поссорились несколько дней назад… - Что? – удивилась Антонова. – Чтобы вы поссорились? Вы же всегда не разлей вода были! - Были… - вздохнул Александр. - Что-то серьезное случилось? – забеспокоилась Валентина, и услышала смущенное: - Ну… вы знаете… я же работаю у вашего мужа… а Юрка горячий – у него все идеалы в голове да принципы, он же совсем оторван от жизни… - Забродин снова осекся и пролепетал: - Извините… - Да нет, Саш, - вздохнула Антонова, - это ты прости. Могла бы догадаться… Ты мне только скажи, он на экзамене-то был? - Был – я его видел. Но куда потом пошел – не знаю. Может, Лешка в курсе, ну, Селиванов, хотя тоже вряд ли. - Почему? Юрка и с ним поссорился? – насторожилась Валентина, на душе становилось все тревожнее. - Да не то, чтобы поссорился, но учитывая расклад… - Александр вздохнул. – Юрка же не все знает, понимаете? Но шило в мешке не утаишь, и рано или поздно все вскроется, тогда и Лешке достанется. - Почему? – не понимала Антонова. – Он-то здесь при чем? - Да он-то ни при чем. Как и я. Но я тут высказался в пользу вашего мужа, и Юрка на меня сразу наехал – не посмотрел, что дружим с пеленок. А с Лешкой вообще история новая. К тому же, он не просто выскажется, а будет защищать мать с пеной у рта, несмотря на ее вину. - В смысле защищать мать? – нахмурилась Валентина, и в трубке повисла тишина. - Черррт… - обреченно выдал Забродин – вот это он облажался! Судя по реакции, Юркина мама тоже была не в курсе, кто любовница ее мужа. – Это неважно, - быстро затараторил Сашка, надеясь, что еще успеет спасти ситуацию. – Это наши терки, мы тут за предков часто спорим, - не выбирая выражений, распалялся он. – Достается и матерям, и отцам. Ну иногда. Разные бывают темы. Теть Валь, вы извините, мне работать надо, а то мое начальство уже косится, - врал напропалую Александр. – Если я вдруг что узнаю о Юрке, я вам непременно позвоню. До свидания! – и, не дожидаясь ответа, сбросил звонок. Антонова и не собиралась отвечать: то, что она постепенно осознавала, шокировало ее настолько, что Валя почти забыла, что с кем-то говорила по телефону. Как железные стружки к магниту, разрозненные слова и воспоминания стали подтягиваться, чтобы сформировать целостную картину. «Помнишь родительское собрание, про которое ты забыла? – говорил ей муж. – Мне позвонили в тот вечер, и я пошел в школу. Вот там мы и встретились в первый раз…» И ведь она даже не подумала тогда, что там – это на собрании, а не просто в школе. Как и не вспомнила слова Бориса о внезапно вернувшемся не вовремя муже – классике жанра. И не связала одно с другим – да мало ли, сколько всего… Мысль оборвалась сама собой, когда перед глазами всплыла сцена с соревнований – они столкнулись нос к носу все четверо, а это значит… - Господи… - вырвалось у нее шепотом, словно она боялась спугнуть кого-то, хотя находилась дома одна. Широко раскрытыми невидящими глазами Антонова смотрела в пустоту и понимала простую истину: Борис давно уже знал, с кем именно изменила ему жена. Знал и молчал. И тогда, на стадионе, она почувствовала явное напряжение, но была настолько поглощена собственными эмоциями, что даже не предположила, что атмосфера накалилась совсем по другой причине – муж и любовник встретились. И Селиванов снова смолчал. То есть все это время он прекрасно знал про Степу, но не говорил ей ни слова – лишь стал проявлять повышенный интерес, хотя вроде как условились уже, что коллеги – не больше. Так может… - Нет, это бред! – сама себе яростно заявила Валентина, но злая совесть деловито напоминала, что этим как раз все бы и объяснилось очень легко. А она-то, наивная, уже успела себе голову сломать из-за этих взглядов, объятий и цветочков. Не было ничего – Селиванов всего лишь отомстил ее мужу за свое уязвленное самолюбие, чтобы не только его брак затрещал по швам. – О, Боже… - прошептала Антонова, роняя голову на руки. Неужели Борис действительно просто отыгрался на ней? А когда его попустило немного, обида отступила, то и забросил это дело, решив, что хватит, уже не болит – можно забыть. Потому так нелепо и нелогично выглядело все со стороны: ни здрасьте – ни до свидания. Может, он и с женой уже успел помириться – не зря же этот цветок приволок на работу! Антонова с трудом пыталась сдержать слезы, но они вырвались наружу стремительным потоком воды, нашедшим, наконец, слабое место в дамбе, чтобы полностью разрушить ее своей силой. Валя плакала навзрыд, не стесняясь всхлипов и не отказывая своему телу в дрожи, словно этим плачем навсегда хоронила надежду на что-то светлое, трепетное, настоящее. Гордиев узел не развязался и не разрубился – вылился. Очнувшись от потрясения, Антонова обнаружила себя на диване в зале, разбитой и выпотрошенной. Из всего тела, казалось, ей подчинялась только голова, поэтому оставалось лишь принять решение: она ничего никому не скажет. Пресечет все попытки мужа рассказать ей что-то еще об измене, не станет подавать вида перед Селивановым, что в курсе полной картины, чтобы отравить ему в какой-то степени сладость победы, и, разумеется, не расскажет сыну детали… Сын! Неизвестно, где носит Юрку, но это совсем не мешает ему заявиться домой в любой момент. А она в таком виде! Собрав себя кое-как в одно полуживое нецелое, Антонова запихнула бренное тело отмокать под душем, стараясь смыть с него все следы отчаяния и разочарования и заткнуть оглушающе звонкую пустоту в душе, где еще совсем недавно что-то робко надеялось на свободу или хотя бы на существование. Выйдя из ванной, Валентина услышала звон посуды на кухне и вздохнула с облегчением – вернулся наконец-то. Бросив на себя в зеркало оценивающий взгляд, Антонова прошла на кухню и замерла на пороге, опершись о косяк. - Привет, ма, - буднично поздоровался Юрка, доставая себе кружку. - И тебе добрый вечер, - медленно произнесла она, не зная, как поговорить, чтобы это не выглядело нотацией. – Как экзамен? - Нормально. Написал. - Я тебе звонила. - Да, - он кивнул. – Я не мог ответить, извини, - пожал плечами. - Чем же ты был так занят? – Валя почувствовала, как в ней просыпается раздражение. – Я тебе и сообщение отправляла. - Я знаю, ма, - недовольно отозвался сын, наливая в кружку еще теплый компот. – Не успел ответить. Ну, что ты пристаешь, ну вот же я, живой и здоровый, - иронично добавил он, вытирая тыльной стороной ладони рот. - Не узнаю тебя… - прошептала Антонова, во все глаза глядя на своего ребенка, словно его подменили. - Да ладно, - усмехнулся Юра. – Я ж все понял, все принципы и идеалы – фигня, нужно жить, как хочется. Урок несложный, усваивается быстро. - Что? – ахнула мать. – Ты в своем уме? - Ну а в чьем? – продолжал подросток. - Не дерзи мне! – вспыхнув, повысила голос Валентина. - Да ладно, ма, расслабься, - не дрогнул сын и как ни в чем не бывало поинтересовался: - Этот еще не вернулся? - Не этот, а твой отец! – строго отчеканила Антонова. – И где ты был все это время, что у тебя не нашлось минуты, чтобы позвонить матери? - С друзьями я был, ясно? – вспылил Юра. - Я звонила Саше – он на работе, - из последних сил держала себя в руках Валентина, все еще не веря, что вот это надменное хамоватое существо – ее любимый сын. – С каких пор ты мне врешь? - А что такого? – нахально развел руки в стороны отпрыск. – Это мое дело, где я был. Каждый где хочет, там и бывает, разве нет? Или этому все можно, а мне нельзя? Звонкая пощечина была ему вместо ответа, после чего на кухне повисла гробовая тишина. Юра, схватившись за пострадавшую щеку, ошарашено глядел на мать, а она лишь потирала горевшую как от ожога ладонь. На глазах Вали выступили слезы – впервые в жизни она ударила сына, и было невыносимо горько от того, что она не собиралась извиняться за свой поступок и говорить, что погорячилась. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга: он – изумленно, вмиг растеряв спесь и наглость, она – разочарованно и сурово, понимая, что точка невозврата пройдена – как раньше уже ничего не будет. - Марш в свою комнату! – тихо, но четко заявила, наконец, Антонова, и подросток беспрекословно подчинился, не посмев ослушаться. Проводив его взглядом, Валентина без сил опустилась на стул. Она понятия не имела, где теперь найти слова, чтобы объяснить сыну, как он неправ. Раньше в критические моменты Антонова могла переложить ответственность на плечи мужа, заявив, что Юрка совсем отбился от рук, и Степан добросовестно, твердо, по-мужски проводил с мальчиком воспитательную беседу. Но теперь отец перестал быть примером и образцом для подростка, а материнский авторитет, по всей видимости, висел на волоске. Ей очень хотелось надеяться, что грядущие выходные помогут наладить отношения с сыном, но почему-то верилось в это с трудом. Еще и муж возвращается в воскресенье. Если ей не удастся утихомирить Юрку, то здесь точно прогремит атомный взрыв. Валя устало прислонилась затылком к стене. Она не знала, что делать, но хуже всего было того, что ей не хотелось делать ничего. Забродин вышел из офиса и набрал номер друга. Весь остаток дня он размышлял, как должен поступить – имеет ли он право дальше влезать в то, что его не касается? - Привет, Лех, слушай тут такое дело… - он замолчал, не зная, как сказать. - Юрка, что ли? – усмехнулся, догадавшись, тот. - Да нет, вернее, не совсем. Мне его мать звонила, потому что он домой не вернулся… - Уже вернулся, - перебил Селиванов. – Недавно. Я тут на велике гонял – видел его, мы ж рядом живем. - Ну хоть это хорошо, - облегченно вздохнул Александр. - А что-то еще стряслось? - Ага… В общем, пока мы с его матерью говорили, я… короче, я случайно ляпнул, с кем ей муж изменил, - набравшись смелости, выпалил друг. - Что?! - Слушай, я думал, она в курсе! – начал оправдываться Забродин. – Мы говорили о Юрке, я сказал, что не знаю, что мы поссорились, что я заступился вроде как за его отца, а он взбрыкнул, что с тобой тоже вряд ли общается, потому что те еще терки и ты будешь защищать мать, несмотря ни на что… - он перевел дух. – Короче, по ее реакции я понял, что она была не в курсе, пытался как-то заболтать, но теть Валя – баба умная, ее просто так не проведешь, - он расстроенно вздохнул. - Жесть… - после паузы выдал Лешка. – И что теперь, ждать скандала? - Да нет, что ты, - тут же встрепенулся Сашка. – Она порядочная, ну, образованная… это… воспитанная, вот! Но просто они же работают вместе с твоим отцом – как бы чего… Ты его предупреди, что ли… - Ладно, предупрежу, - нехотя отозвался Селиванов. – Кстати, мы с ним завтра на дачу как раз едем. Ты как – с нами? Юрку не зову, если что, сами справимся. - С вами! – охотно подтвердил Забродин, радуясь смене темы. - Тогда подгребай к моему подъезду часам к пяти – вместе поедем. Отец завтра работает как раз второй день. Мы двинем туда пораньше на электричке, к соседке зайдем – она угостит чем-нибудь вкусненьким, у нее всегда есть. А там и батя подрулит. Лады? - Лады! – довольно отозвался Александр и, убрав телефон в карман, бодро зашагал в сторону метро.