Классика жанра

Степан вышел из подъезда и, остановившись на миг, глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Господи, как же так могло получиться-то? Он до сих пор не понимал до конца, как Юра мог узнать о его отношениях с Ларисой. Да и каких отношениях – так, промелькнула искра между ними на несколько коротких встреч и все. Никто ничего не обещал, расстались, как сошлись – случайно, внезапно. И все это было настолько нелепо, настолько… Антонов сжал кулаки. Он даже не мог дать точное определение ситуации, для него случившееся было сном, моментом из другой жизни. У него ни разу не мелькнула мысль, чтобы развестись или наладить постоянный тесный контакт с Ларисой, или завести себе другую постоянную любовницу. Видит Бог, он был верен жене все эти пятнадцать лет! И оттого не понимал, за что Всевышний его так наказывает. Он же всю жизнь пахал на благо семьи – чтобы у них все было, чтобы ни в чем не нуждались, любой каприз исполнял, любые желания. У его детей было все самое лучшее. И у жены – тоже. Валя… Степан сделал новый вдох и медленно побрел по дорожке. Валя – умная женщина, она должна понять, должна простить. Должна поставить себя на его место. Черт! Какое место-то? Антонов взъерошил волосы и достал из кармана рубашки телефон. Найдя в контактах абонента по имени Застройщики, он нажал кнопку вызова. - Привет, - раздался знакомый голос, значит, не удалила еще его из своей телефонной книжки. - Привет. Надо поговорить. - Неожиданно. Ты на часы смотрел? – спокойно отозвались «застройщики». - Это срочно. Ларис, я очень прошу. Ты одна? - Нет, сын дома. - Я подойду к подъезду сейчас, ты можешь выйти? На несколько секунд в трубке было слышно лишь тишину, затем Селиванова сдалась: - Хорошо, только недолго. Через пять минут он уже нервно нарезал круги возле скамейки на детской площадке, периодически обрывая листки с отцветшего куста сирени. Лариса вышла в домашней одежде, накинув на плечи ветровку. - Что случилось? – нахмурилась она, заметив лихорадочный блеск в глазах Степана. - Мои все узнали, - глухо ответил тот, и Лариса ахнула. – Юрка сегодня заявился домой с претензиями… кричал, обвинял, оскорблял… - Антонов неожиданно упал на лавочку, обхватив голову руками. Селиванова осторожно присела рядом, с тревогой наблюдая за ним. – Я не понимаю… - наконец, поднял голову Степан и посмотрел на нее. – Как он узнал? От кого? Он говорил, что у его друга родители разводятся. То есть твой муж тоже в курсе? Селиванова тяжело вздохнула и кивнула. - Оба знают – и Боря, и Лешка, - негромко произнесла она. – Оба вернулись домой не вовремя, когда мы… ну ты понял. - Черрт!.. – он взъерошил волосы. - После тех соревнований они оба поняли, кто ты. - Почему ты не позвонила? – резко посмотрел на нее Антонов. – Почему не предупредила? - Я разговаривала с Борей – просила ничего не говорить твоей жене, - пожала плечами Лариса. – Он, конечно, не обещал молчать, но… Он не из тех, кто лезет в чужую жизнь. Да и объяснила я ему, что у нас с тобой это была просто интрижка. Короткая. Без обязательств. Ни к чему о ней говорить. - А сын? Селиванова вздохнула. - Я думала, что он будет молчать, потому что дружит с твоим. Не захочет портить дружбу, - она замолчала. - Ты должна была мне позвонить! – настоял Антонов, сверля глазами дырку в земле. – Я бы хоть подготовился! Ты не представляешь, что это такое, когда родной сын кричит тебе в лицо, что ненавидит тебя! - Ну почему же? Прекрасно представляю, - усмехнулась Лариса. – Думаешь, ты один такой? Степан молчал. Ночную тишину нарушал лишь противный писк комаров да стрекот сверчков. - Мне жаль, - наконец, вымолвила Селиванова, положив собеседнику руку на плечо. - А уж как мне… - еле слышно отозвался тот, потом повернул голову. – Муж не простил? - У меня другая ситуация, - покачала головой Лариса. – Мы разводимся по обоюдному согласию. Наверное, давно пора было, просто мы не замечали… рутина засосала, не хотелось ничего менять, вроде и так все устраивало… - Но я не хочу разводиться! – Степан вскочил со скамейки. – Я, наоборот, хочу сохранить свою семью! – Селиванова поднялась вслед за ним. – Мне нужно знать, сказал ли твой сын Юрке, что это ты, или нет. - Этого я не знаю, - пожала плечами Лариса. - Мне нужно поговорить с твоим сыном, - решительно заявил Антонов. - Даже не думай! – впервые повысила голос она. – Степа, за наши поступки расплачиваться нам. Не втягивай в это никого другого, тем более детей. - Легко тебе говорить! – вспылил он, но тут же стих. – Извини… Мне просто нужно узнать, что именно он сказал, - Антонов умоляюще посмотрел на женщину. – Мне нужно спасать семью, как ты не понимаешь! Несколько секунд Селиванова вглядывалась в его лицо, потом со вздохом уступила. - Я не уверена, что он захочет с тобой разговаривать, - предупредила она. – К тому же, со стопроцентной гарантией ты получишь еще один ушат оскорблений в свой адрес. Подростки, они такие… - Ерунда, - дернул плечом Степан. – Хуже уже быть не может. Лариса кивнула и сделала жест, чтобы следовал за ней. Когда они вошли в квартиру, Лешка вышел из кухни, и Селиванова поняла, что сын их видел в окно. Хмурый взгляд парня не предвещал ничего хорошего. - Добрый вечер, - поздоровался Степан. - Да какой он добрый! – грубо отозвался подросток, и Лариса решила вмешаться. - Леша, это ведь ты сказал Юре про его отца и меня? Сын насупился, опуская голову. - Мне нужно знать, что ты ему сказал, - Антонов старался говорить ровно. - Правду! – выпалил пацан, вперив в него злобный взгляд. – Достало, знаете ли, слушать про героического идеального папочку, который лучше всех! Дня не проходит, чтобы он не хвастался этим! – взмахнул он рукой, отворачиваясь. - Не проходило… - пробормотал Степан, чем привлек вновь внимание подростка. – Сегодня он вернулся домой как ненормальный, наговорил мне кучу гадостей, чуть с кулаками на меня не кинулся… Алексей подтянулся, глаза его забегали. В какой-то момент он почувствовал себя виноватым в поведении друга, но раздражение и злость взяли верх. - Я его понимаю! – гордо вскинул он подбородок. – Если бы я узнал такое про отца!.. – он бросил быстрый взгляд на мать и осекся. - Что именно ты ему сказал? – устало спросил Антонов. Он пришел не ругаться, а выяснять, каковы у него были шансы исправить ситуацию. - То и сказал, - неуклюже буркнул Лешка. – Что любовница у его отца есть… - им снова овладело чувство вины, которое усугублял мирный настрой Степана. Ему было бы проще дать отпор, накричать и уйти, хлопнув дверью, если бы его стали отчитывать. Но Юркин отец выглядел как побитая собака, всем своим видом свидетельствуя, что пришел не за тем, чтобы устроить трепку ябеде. - Ты сказал, кто любовница? - Нет. - И он не спрашивал? Лешка вздохнул и сбивчиво начал рассказывать: - Мы втроем сидели – я, Юрка и Сашка, ну он у вас работает, ваш сын его и привел, - покосился он на Антонова, затем снова отвел взгляд. – Юрка говорил несколько раз про проблемы с застройщиками, и Сашка хотел выяснить, что за проблемы и как их решить. Помочь хотел! А тут такое… И у нас урок отменили – я вернулся и… - он недоговорил, ковыряя ногтем краску на дверном косяке. - То есть вы оба все рассказали Юрке? – уточнил Степан больше для того, чтобы стимулировать подростка на продолжение. - Мы молчали сначала! – метнул Алексей в него гневный взгляд. – Не хотели ничего говорить! Но он же хвастает постоянно! – процедил он сквозь зубы. – И потом… неправильно это! Мы друзья, а у друзей не должно быть тайн. Тем более таких! Если бы мы не сказали, то получилось бы, что мы вас покрываем! – зло проговорил юноша. – А мы не собирались покрывать такое! - Почему же тогда про мать ему не сказал? – горько усмехнулся Антонов, и подросток криво пожал одним плечом. - Юрка убежал сразу. Слушать толком не захотел… - А если я тебя попрошу не говорить ему про мать? – Степан внимательно наблюдал за ним. - Давайте-давайте! – словно ожил Лешка и принялся размахивать руками в воздухе. – Вот вы все такие, взрослые – сначала нам морали читаете, а потом на вранье и подлость подбиваете! Потому что сами такие! Лариса хотела было вмешаться, но Антонов удержал ее за руку, что не укрылось от внимания сына. - Что, правда глаза колет? – огрызнулся парень. – Нас за малейшую провинность гнобите, а сами… - Когда это, интересно, кто-то гнобил тебя за малейшую провинность? – хмыкнула Лариса, все же не выдержав гневной тирады, и Лешка молча засопел, поняв, что погорячился, но признавать это не хотел. - Я не подбиваю тебя на вранье, - вернулся к теме Степан. – Я пытаюсь минимизировать потери. - Что? – не понял подросток, его глаза впервые с начала разговора не горели яростью. - Есть такое понятие – сопутствующий ущерб, - вздохнув, объяснил Антонов. – Это когда дело уже сделано, но ты делаешь все, чтобы потери от него были как можно меньше. Он уже знает основное. Тот факт, что это твоя мать, не поменяет уже его отношения ко мне, но может поменять отношение к тебе. Ты ставишь вашу дружбу под угрозу. К тому же, у нас с твоей матерью уже давно ничего нет. Лешка молчал. Взрослые в напряжении ждали, что он решит. - Специально говорить я и не собирался, - нехотя признался он, наконец. – Но если спросит, я врать не буду, - юноша прямо посмотрел в глаза сначала Степану, потом матери и выдохнул: - Скажите лучше сами. Папа говорит, что рано или поздно тайное всегда становится явным. И он прав! С этими словами Лешка ушел к себе в комнату, оставив взрослых одних. Он хотел было отправить смску Юрке, что приходил его отец, но быстро понял, что тогда придется сразу сказать, что любовницей была его мать, а на этот шаг он решиться не мог. Поэтому Алексей отправил смску Сашке, что Юрка устроил-таки скандал дома. Забродина это касалось напрямую – ведь узнав, что тот приложил руку к разоблачению, Антонов-старший наверняка выгонит его теперь с работы. Пусть Сашка хотя бы готов будет к этому. Вся ситуация была настолько скользкой и мерзкой, что Селиванов с силой швырнул трубку на кровать и оперся на подоконник, невидяще уставившись в окно. Он предпочел бы ничего не знать, не видеть, не обнаруживать. Просто развелись бы родители, потому что надоели друг другу, и все. А тут такая цепочка – одно тянет за собой другое. И еще не факт, что Юрка захочет с ним дальше общаться. Да и Сашка тоже наверняка с Юркой останется, ведь он, Лешка, только что фактически сдал его Антонову-старшему. Уткнувшись лбом в стекло, Селиванов почувствовал, как что-то тягуче расползается внутри и карябает при каждом вдохе. Не успел он друзей завести в новой школе, как – пожалуйста! Родители удружили! И деваться некуда – либо ты врешь в лицо, либо ты предаешь кого-нибудь. Лешка с силой закрыл глаза, чтобы непрошеные слезы не выбрались наружу. Антонова не соображала, сколько времени она уже сидит на кухне и невидяще смотрит в одну точку. В голове сценами из старого фильма крутились воспоминания: вот она выходит замуж, вот Юрка рождается, потом девчонки, вот они дружно едут на отдых, а тут они впервые выбрались вдвоем с мужем, сдав всех детей ее родителям, и наслаждались этой неожиданной свободой, потому что до этого бабушка отказывалась брать трех внуков с ночевкой… Валентина вздрогнула, обнаружив на пороге угрюмого Юрку, и лишь тогда поняла, что щеки ее залиты слезами. Увидев, как она неуклюже вытирает их ладонями, парень со вздохом упал на стул, уперся локтями в колени и уставился в плинтус на полу. - Я не мог тебе не сказать… - виновато произнес он. – Это же предательство… Только… теперь получается, что я предал его, да? – его голос дрогнул, и он с опаской посмотрел на мать. Совесть Антоновой быстро встряхнула хозяйку, заставив вспомнить, что она вообще-то мать, а поэтому нечего убиваться по собственной никчемной жизни – надо срочно спасать сына. Она протянула руку и неловко потрепала его по плечу. - Ты не предатель, - Валя пыталась придать уверенности голосу. – Просто у тебя не было особого выбора. - Отец говорит, что выбор есть всегда! – выпалил Юра и тут же осекся: - Черт… - Иногда это выбор между плохим и плохим, - негромко заметила мать. – Есть такая пословица – выбрать меньше из двух зол… - И что здесь меньшее зло? – он пристально посмотрел ей в глаза, ища в них ответа, и Антонова старалась сохранить самообладание, понимая, что не знает, что ему сказать. - Иногда два зла равноценны и равновесны, - наконец, нашла она, как выкрутиться. - Почему тогда так тошно? – резко процедил Юра, словно пытаясь вытравить эти эмоции. - Потому что ситуация довольно печальная и… - Печальная?! – подскочил сын, гневно взмахнув руками. – Дерьмовая ситуация! Говори уж, как есть! - Юра! – Валентина хотела возмутиться мягко, чтобы не вызвать новый приступ ярости. – Не стоит выражаться подобными словами. - Отец говорит, что нужно называть вещи своими именами!.. – он снова осекся. – Черт… - и впечатал кулак в стену. – Черт! Черт! Черт! - Юра! – вскочила Антонова. – Дай посмотрю… - она собиралась перехватить его руку, чтобы оценить нанесенный вред, но подросток лишь резко выдернул ноющую от боли ладонь и изобразил безразличие к физическим страданиям. - Нормально все! - Господи, как же вы похожи… - в сердцах вздохнула Валентина, и сын тут же взвился вновь: - Нет! Я не такой, какой он! Я никогда не предам! Я честный! Я за правду! – его глаза горели, как у юных солдат, которых отправили сражаться за родину. - Мальчишка… - вновь вздохнула Антонова, с грустью потрепав его по голове, как в детстве. – Что ты знаешь о жизни… - А что тут знать? Либо ты честный, либо нет! Либо предатель, либо нет! – не уступал Юра. - В жизни нет черного и белого, - попыталась аккуратно объяснить Валентина. – У каждого из нас есть недостатки, все мы совершаем то хорошие, то плохие поступки… - Ты… - он запнулся, во все глаза глядя на мать. – Ты его защищаешь? Ты его простишь, да? Уже простила? - Да причем здесь это… - устало отбивалась она, ощутив вдруг невозможность дальнейшего анализа ситуации. - Как это причем?! Очень даже причем! Лично я его видеть больше не хочу! - Юра, так нельзя, - тихо произнесла Антонова, наблюдая за яростным подростком. - А как он – можно?! – предсказуемо вспылил он. – И вся эта напускная строгость! И столько разговоров о чести, о том, каким должен быть мужчина!.. Все блеф! Показуха! Вранье! Валентина молчала. У нее не было ни сил, ни слов, чтобы объяснить разочарованному юноше, что мир устроен не так, как ему бы того хотелось, что все положительные качества, которые родители пытались привить ему с детства, не являются ни враньем, ни блефом, просто… Она устало провела ладонью по лбу, закрывая глаза. Просто никто не совершенен, все оступаются, все делают ошибки, кто-то маленькие, кто-то большие… И она уже не понимала, то ли она хочет утихомирить сына, то ли оправдать мужа, то ли… себя. - Где вот он теперь шляется?! – недовольный голос подростка вывел ее из размышлений, заставив открыть глаза. – Небось, к любовнице пошел… - Знаешь что, - Валентина неожиданно для себя приняла решение, - пойдем спать. Помнишь, как в фильме «Унесенные ветром»? Скарлетт О’Хара говорила: «Я не буду думать об этом сегодня – я подумаю об этом завтра». Юра не ответил. Он не питал большой любви к этой исторической ленте, которая идет больше трех часов, но большую часть времени там все охают и ахают – даже войну толком не показывают. - Сегодня был очень тяжелый день, - продолжала Антонова, не дождавшись реакции от сына. – Все мы перенервничали, устали. Все мы сейчас на эмоциях. Я не хочу сейчас ни о чем думать и ничего решать – я хочу лечь спать и отключиться. А завтра на свежую голову я проанализирую ситуацию… - она помолчала. – Когда у тебя следующий экзамен? - Через четыре дня, - нехотя ответил парень и добавил: - Последний… - Хорошо, - кивнула Валя. – Я тебя очень прошу: подготовься к нему как следует, чтобы семейные раздоры не отразились на результате. Юноша молчал. - Юра, - потянула его за руку Антонова, чтобы повернуть к себе лицом, - не делай поспешных выводов… не суди… Это… это очень плохо для тебя самого… - у нее не получалось подобрать нужных слов. - Хорошо еще, что мелюзги нет, - буркнул он сердито, и сердце матери защемило: Господи, еще же девочки! Что будет, когда они обо всем узнают? Они же тоже боготворят отца. Степан сумел стать для своих детей непоколебимым авторитетом. Да и не только для них… - Пойдем спать, - снова повторила она. - А он? - Он взрослый человек, и у него есть ключи – вернется, когда сочтет нужным, - серьезно ответила Валя. Юра кивнул и молча ушел в свою комнату.