Классика жанра

- Ну что, первый пошел? – Соколова воинственно сдула челку со лба, выйдя из машины в школьном дворе. – Чуется, много нам макулатуры сегодня выдадут, - она бросила на напарника вопросительный взгляд, словно желала узнать его мнение на эту тему, но Лисицын стоял, задумчиво почесывая бровь, а потом выдал: - Знаешь что, иди лучше ты к директрисе. У меня от ее звона уши болят, - усмехнулся он. – Я пока хочу проверить одну версию. - Какую версию? – нахмурилась Юля. - Потом расскажу, - загадочно улыбнулся майор и направился к охраннику. Соколова лишь хмыкнула ему вслед и пошла выполнять приказ. Коршунова вызвала одного из сотрудников, чтобы помог капитану подготовить все нужные материалы, а сама покинула кабинет – ее вызвали в класс. На сбор образцов почерка ушло около двух часов. В основном пользовались личными делами сотрудников и рабочими тетрадками детей. Оглядев внушительную стопку бумаги и отпустив помощника, Юля набрала номер напарника. - Ну как, проверил свою версию? – без предисловий спросила она. - Проверил. А ты где? - В кабинете директора. Поднимайся, - коротко отозвалась Соколова и, лишь увидев его на пороге, добавила: - Я это все не дотащу одна. - Да ну? – Лисицын почему-то был весел и бодр. – А я-то думал, ты ничем не уступаешь мужчинам, - не удержался от подколки он. Юля на секунду замерла, смерив его подозрительным взглядом, затем строго произнесла: - И сейчас ты опять мне скажешь, что не цепляешься ко мне, да? - Ну не я же у нас феминистка, - развел руками довольный Костя, пользуясь тем, что они одни в кабинете. – А тебе бы не помешало поберечься немного, - назидательно начал он. – Насколько я знаю, женщинам поднимать тяжести вредно. Как ты вообще пошла в эту профессию – удивительно. В твоем-то положении. Совсем о детях не думаешь, - со вздохом покачал головой Костя, и Соколова изобразила самую очаровательную улыбку: - Зато ты о них думаешь как-то чересчур много, - она подошла ближе и стряхнула с его плеча невидимую пылинку. – Что, товарищ майор, отцовские чувства в вас проснулись? – язвительно звучал ее голос. – Нет, ну а что, школа – самое подходящее место, чтобы проникнуться любовью к детям, да… - рассуждала она, потом неожиданно посерьезнела. – Я жду тебя в машине. - То есть как? А это?.. – оторопел Лисицын, и Юля, уже будучи в дверях, обернулась. - Ну, женщинам же вредно таскать тяжести, - невозмутимо повела она плечиком. – Значит, придется таскать тебе, - девушка метнула в него ехидный взгляд. – Ты у нас мужчина или как? – и, не дожидаясь ответа, вышла из кабинета. - Ничего себе вопросец, - возмущенно буркнул себе под нос Костя. – Она еще и сомневается! Объяв необъятное, майор, кряхтя и раздувая ноздри, потащил важную макулатуру в машину. Соколова дожидалась на месте штурмана, оставив ему водительское кресло, и стоило Лисицыну занять его, как спросила: - Так что за версия была? - Суд Линча, - он повернулся в ее сторону. - Что? – изумленно вытаращила глаза напарница. - Смотри, мы подозревали Забродину в отравлении детей. Потом мы ее отпустили, но люди могли не успокоиться, а решить, что ее просто отмазали, то есть справедливость не восторжествовала. И родители, друзья и родственники погибших детей решили вершить правосудие по-своему, то есть отомстить Забродиной. Мы же так и не заявили, что нашли преступника, поймали его и посадили… Юля помолчала несколько секунд. - Нет, как версия, конечно, годится, - не могла не признать она, - но… Неужели правда? Что ты выяснил? - Да немного, - махнул рукой Костя, заводя машину. – Охранник сказал, что никаких инцидентов не было – ни ссор, ни драк, ни попытки проникнуть на территорию. Это, конечно, не обнуляет версию, но… Сейчас узнаем, кто записку писал, и станет понятнее. Оперативники направились в ФЭС. Рогозина вошла в лабораторию, не дождавшись, когда сотрудники сами соизволят позвонить и сообщить новости. - Да просто нет ничего такого, Галина Николаевна, - извиняющимся тоном пробубнил Холодов. – Ни у Забродиных, ни у Ведерниковой нет никаких подозрительных контактов. Все по работе и пара родственников-друзей. Даже никого анонимного нет. - Ну, может, есть кто-то, с кем созванивались очень часто? – пыталась зацепиться хоть за что-нибудь полковник. - Ну вот, например, с некоторыми Ведерникова созванивалась почти каждый день, но это ее коллеги по работе. Вот ее подруга, - ткнула пальцем в экран Амелина, - которая тоже учительница. Звонки явно на перемене. Может, просто встретиться договорились, вместе кофе попить. Вот директриса. Могла вызывать к себе в кабинет или что-то сообщать по работе. Все звонки короткие, как если бы просто нужно было передать информацию. - Ладно, подождем наших, - нахмурилась Рогозина, и Андрей улыбнулся. - Легки на помине! Галина Николаевна обернулась – в лабораторию входил нагруженный Лисицын и абсолютно свободная от какой-либо ноши Соколова. - Не буду вам мешать. Как будет результат, сразу звоните, - ничем не выдала своего удивления полковник, забрав с собой Юлю в кабинет. Лаборанты в компании Кости занялись образцами почерка, пока Соколова в двух словах описывала Рогозиной, как все прошло. Не забыла она и про версию напарника. Галина Николаевна задумалась, но согласилась, что такой вариант тоже имеет право на существование. Когда Юля в следующий раз зашла в лабораторию, то с удивлением обнаружила Лисицына, мило воркующего о чем-то с Амелиной. Он радостно жестикулировал, она смеялась, периодически поглядывая в экран. - А что, работа у нас закончилась, что вы веселитесь? – строго осведомилась Соколова, обозначив тем самым свое присутствие. – И где Холодов? - Андрей в буфете, - не моргнув глазом, ответила Оксана, пока Костя с интересом разглядывал капитана. Он мог бы поклясться, что она рассержена, и в любой другой ситуации он дал бы руку на отсечение, что это ревность, но теперь… Как бы проверить… Лисицын придвинулся поближе к Амелиной и душевно положил руку ей на плечо. Лишь тогда Оксана словно просекла, что к чему, быстро нажала на несколько кнопочек и встала со стула. Ладонь Кости упала сама собой. - Ну, теперь и я могу попить чайку, - с чувством выполненного долга заявила она. – Программа будет сверять минут десять. Как раз успею, - коротко улыбнувшись, Амелина поспешила покинуть лабораторию, оставив их одних. Поджав губы, Соколова смотрела, как Лисицын с интересом ее разглядывает. Он тоже заметил этот узкоглазый подозрительный взгляд, будто он провинился во всех смертных грехах и она теперь ищет ему наказание. Выбирает из многотысячного перечня вариантов. - Что? – наконец не выдержал Лисицын. - Я ничего не сказала, - дернула плечом Юля. - Стоишь тут… испепеляешь взглядом, - с вызовом заявил он. - То есть на вас уже и посмотреть нельзя, товарищ майор? – тут же вспыхнула она, уперев руки в боки. - Можно, - он пошел на нее, разводя руками. – Пожалуйста, смотри, любуйся… Нравлюсь? - Очень смешно, - процедила Соколова, пытаясь сделать пару шагов назад – он как-то слишком близко к ней подобрался. - Вот и мне не смешно, - хмыкнул Лисицын. – Сколько раз-то… - начал он и запнулся. – Могла бы и сказать, что есть у тебя кто-то… и дети… - Костя, ты в своем уме? – у нее даже рассердиться не получилось. – Откуда ты вообще взял, что у меня дети есть? – Юля смотрела на явно расстроенного майора широко раскрытыми глазами, и ей даже стало его жалко. - Ну как, сами же с Рогозиной обсуждали тогда, - спокойно ответил Лисицын. – А потом и Амелина мне подтвердила. - Что?! – ахнула Соколова, моментально позабыв о сочувствии. – Что тебе Амелина подтвердила? - Что-что… про детей! Сказала, что погодки, - раздраженно выплеснул майор и попытался взять себя в руки. – Только не сказала, сколько лет. Большие они у тебя? В школу ходят? – пытался сымитировать непринужденность он. - Кажется, я начинаю понимать… - медленно произнесла Юля, точно не слыша его. – Вот же… Ответить она не успела, потому что в этот момент запищал компьютер Холодова, и, словно услышав его, сам Андрей появился в лаборатории. Быстро заняв свое место, он щелкнул мышкой и объявил: - В моей партии совпадений нет. - Значит, кто-то должен появиться у Амелиной, - сделал вывод Лисицын, радуясь, что неприятная тема была так ловко замята. И зачем он ее сам вытащил? И так же все понятно! Пока Холодов отчитывался перед Рогозиной, у Кости зазвонил телефон. - Слушаю! - Майор Лисицын? – послышался на том конце провода знакомый голос. - Да, я. - Это Чижейко Анна Михайловна, ну, кухарка из школы, где дети отравились. Вы уже нашли, кто хотел убить Машу? - А почему вы решили, что ее хотели убить? – вопросом на вопрос ответил Костя, сигнализируя коллегам, кто ему звонит. - Ну как же, - она даже немного растерялась. – Неужели вы думаете, что это самоубийство? Вы сегодня были у нас, так я думала, что расследуете. - Расследуем, - подтвердил Лисицын. – А вы что-то знаете? - Да, - негромко ответила Чижейко, но по интонации было понятно, как она горда тем, что оказывает помощь следствию. – Я знаю, кто хотел убить Машу и отравил наш чай! Но это не телефонный разговор, - загадочно добавила она. – Сегодня после работы я к вам заеду и все расскажу. Чтобы не спугнуть его. До скорого свидания! Костя не успел ничего ответить, как кухарка повесила трубку. - Тоже мне, мисс Марпл! – фыркнул он. - Так что хотела-то? – нетерпеливо поинтересовалась Юля. Лисицын пересказал разговор. Однако когда об этом узнала полковник, то велела им с Соколовой немедленно отправляться в школу и доставить сюда эту Чижейко. - Тоже мне, мисс Марпл, - раздраженно бросила Рогозина, не подозревая, что повторила фразу майора, и оттого не понимая, почему Холодов прыснул со смеху, хоть и попытался сдержаться. Антонова бессмысленно щелкала мышкой, обновляя страницу. Вот же как бывает: иногда хочется свободного времени, а его нет, даже чтобы в туалет сходить; а иногда наоборот – все бы отдала, чтобы занять мозги работой, потому что без нее они занимаются не теми вещами. Совсем не теми. Разум дан, чтобы анализировать, делать выводы, проводить логические цепочки, и сейчас Валин разум выдавал ей без заявок, что она изо всех сил пыталась вчера отдаться мужу душой и телом, а получилось только телом. И что-то внутри больно копошилось, словно пытаясь защититься или оправдаться, нашептывая, что сам супруг тоже вел себя странновато в последнее время. Совесть тут, конечно, громко кричала свое любимое «нечего перекладывать с больной головы на здоровую», и это что-то внутри вроде бы даже как-то замолкало, что не мешало Антоновой испытывать странные ощущения, что вчера Степан был непривычно страстен и даже яростен. «Словно пытался забыться или загладить вину», - снова пискнуло откуда-то из-под полы это что-то внутри и тут же спряталось обратно, пока совесть не взъелась снова. Но совесть странным образом молчала, словно задумавшись над ситуацией. Все слетело с привычных катушек, отработанных схем и принятых ритуалов. Все шло наперекосяк, и Валя пыталась понять, она ли тому виной или оно действительно летит к чертям. Оно – это семейное счастье. Потому что семья присутствовала, а вот счастье как-то нет – делось куда-то. И не сказать, что все стало плохо или случилось что-то страшное – нет, рутина продолжать грызть свои удила, но как-то стало все колюче. Вроде твой дом, твои родные, а теплоты, как раньше, не чувствуешь. Нет, ты их, конечно, любишь, всех вместе и каждого в отдельности, но… Всегда было это проклятое «но», портящее картину душевного благополучия. Антонова вздохнула, закрывая глаза рукой, пытаясь снова договориться сама с собой, что это просто наваждение, что внезапное помутнение рассудка выбило ее из колеи, заставив по-другому взглянуть на вещи, что, в конце концов, это просто кризис среднего возраста и надо дать времени время. Но она закрывала глаза и – видела пламя свечи в окне, слышала шум дождя и чувствовала тепло рук, обнимающих ее за плечи. И ей было так хорошо в этот момент, так спокойно и не больно, что то самое что-то, затаившееся внутри, отказывалось воспринимать это как вульгарное банальное наваждение. Не удержавшись, Валентина всхлипнула. Зачем все это? Зачем она опять вспоминает, если столько раз уже сама себе пообещала оставить в прошлом? Зачем терзает себе душу, если прекрасно понимает, что это тупиковый путь – там нет выхода, есть большая гранитная плита, на которой огромными красными буквами – для особо упрямых, кто прикидывается слепым и рассеянным, – написано «КОНЕЦ». Ведь даже если Борис решит уйти от жены, не простив ей измену, даже если она вдруг сама не устоит и потеряет голову, дальше – что? Ну, переспят они разочек на его даче. Ну, хорошо, пусть не разочек, но от этого вопрос не снимается: дальше – что? Стоит ли одномоментный каприз, сиюминутное желание того, чтобы разрушить все то, что было с таким трудом, терпением и усердием выстроено? Нет, конечно, не стоит, - твердо заявляла совесть. И лишь маленькое забитое что-то продолжало не соглашаться, что это каприз, шепча в свое оправдание, что речь идет не о том, чтобы пошло перепихнуться тайком от всех, а о том, чтобы нежить, холить и лелеять это несчастное что-то, которое уже столько лет сидело и обреченно помалкивало внутри, как в тюрьме, но вдруг почувствовало шанс на свободу. Резко выхватив салфетку из пачки, Антонова принялась вытирать слезы, пока никто не вошел и не увидел ее плачевное, в буквальном смысле, состояние. - Скорей бы уже работу новую привезли! – сердито буркнула она сама себе, не подозревая, насколько пророческими окажутся ее слова. Лисицын и Соколова едва успели выйти из машины, как им навстречу устремилась Коршунова. - Как вы вовремя! Как почувствовали! Я еще позвонить не успела, а вы уже тут! – причитала она, и оперативники хмуро переглянулись: обычно такая радость их появлению не предвещала ничего доброго. - Что случилось? – как начальник взял на себя ответственность за выяснение обстоятельств Лисицын. - Кухарка наша, Анна Михайловна… - директриса перевела дух и ошарашенно прошептала: - Убили… - Где? – тут же подобралась Соколова, готовая мчаться в указанном направлении. - В столовой, как Марию Леонидовну… Не став дожидаться подробностей, оперативники рванули в школу. - Дура! – не сдержался Костя и, увидев обалделый взгляд напарницы, досадливо махнул рукой. – Да не ты! Чижейко эта! Вот зачем она звонила, а? Сразу надо было приезжать к нам и все рассказывать! Мисс Марпл, чтоб ее! – ругался он сквозь зубы. - Думаешь, кто-то услышал и поэтому убил? – хмуро отозвалась Юля, стараясь поспевать за начальством. - Да не кто-то, а преступник! Кому еще это надо-то?! – злился майор и снова процедил: - Дура! В этот раз Соколова предпочла оставить брань без комментария и сосредоточиться на месте преступления. Школьный охранник как мог держал оборону против любопытных галдящих учеников, пытаясь не пустить их в столовую даже для того, чтобы «просто взглянуть одним глазком». - А ну разошлись все! – гаркнул Лисицын, отводя душу. – Устроили тут театр, тоже мне! Детвора разом присмирела и рассредоточилась вдоль стенки. - Я пытался их удержать… - начало было оправдываться охранник, но майор лишь махнул рукой. - Показывай, что тут у тебя. Чижейко лежала между рядами с посудой в луже крови. - Три ножевых на первый взгляд, - негромко прокомментировала увиденное Соколова, проходя вперед. - Орудия преступления нет, судя по всему, - дополнил Лисицын, бросив быстрый взгляд вокруг. – Надо снять записи с видеокамер, что мы ставили. Может, есть что-то. - Костя… - послышался голос Юли откуда-то из-за стеллажей, и он подошел. – Смотри, - в руках у капитана был телефон, на экране которого виднелось последнее входящее сообщение. - Я найду деньги, не говори ничего, - вполголоса прочитал Лисицын. – Полчаса назад отправлено. Номер чей? - Нет у нее такого абонента, - Соколова достала свой телефон. – Андрей? Ну-ка пробей мне номерочек, - она назвала цифры. – Нет, я подожду… Поняла, - она сбросила звонок и повернулась к напарнику: - Куплен без регистрации, сейчас отключен, в последний раз включался здесь. - Хорошенькое дельце, - пробормотал майор и вытащил свой мобильный. – Галина Николаевна, опоздали мы – Чижейко убита, заколота ножом. Негодование Рогозиной услышала даже Юля. - Ну что, капитан, - вздохнул Костя, положив трубку в карман, - работаем. - Работаем, товарищ майор, - также уныло отозвалась она.