Классика жанра

Во вторник с утра пораньше Лисицын поехал за Забродиным и на общее совещание не успел – позже пришел узнать, есть ли новости. Таковой была, пожалуй, только одна: Соколова опоздала на работу. Однако, учитывая, что подобное случалось уже в третий раз, вряд ли можно было считать это новостью. - Ну а теперь-то у тебя что стряслось? – только и вздохнула Рогозина, укоризненно посмотрев на сотрудницу. - Я не специально! – отчаянно прозвенела та. – Вот честное слово, Галина Николаевна, никогда не верила в эти штуки, но… как сглазил кто! – всплеснула руками Юля. – Маршрутка заглохла на полпути. Пока выбрались, пока добрались… - Время надо закладывать – на пробки и на такие вот случаи, - назидательно посоветовала полковник. - Так я заложила, - обреченно вздохнула Соколова. – Говорю же, черная полоса у меня какая-то… - Ладно, сейчас Лисицын должен привезти Забродина. Посмотрим, что он нам расскажет, - закрыла тему опозданий Галина Николаевна. Незадачливого ловеласа отдали на растерзание Рогозиной. Юля с Костей устроились по другую сторону зеркала, чтобы посмотреть допрос. - Я Тамарку случайно нашел, в командировке, - словно оправдывался Андрей. – Ну и закрутилось у нас с ней. Так сильно, что просто ух! Никогда б не подумал, что моя жизнь может так резко измениться. - А как же ваша жена? Трое детей? - А что жена? Она Тайку сама родила – меня не спрашивала, - набычился мужчина. - То есть остальных она рожала не сама? – вздернула бровь Рогозина, удерживая усмешку внутри себя. - Да нет, ну я не об этом, - откинулся он на спинку стула. – Было у нас все как у всех: семья, двое пацанов… А тут она решила вдруг обновить отношения, как она сказала. Заявила, что всегда хотела еще дочку. - А вы? - Да я подумал, что она шутит, - возмутился Забродин. – А она потом сказала, что беременна. Это она специально – чтобы алиментов из меня побольше выбить! – он резко подался вперед. – Мне уже звонили оттуда, мол, нет ли у вас задолженности, исправно ли все платите, - пожаловался он, и Галина Николаевна стиснула зубы, чтобы не улыбаться. Знал бы он, кто ему звонил… - То есть в то время вы уже встречались с Ведерниковой? - Да нет, - махнул рукой Андрей. – Тамарку я позже узнал. И мотался потом к ней на выходные от этих вечных пеленок и детского ора. Отвык я уже от этого, тишины и покоя мне хотелось. А что? Имею право! - Хорош гусь, - процедила сквозь зубы Юля, наблюдая сцену. – Тишины ему захотелось. Вот как найдем сейчас на тебя что-нибудь, так тишина тебе будет обеспечена! - Ну, если он не хотел третьего ребенка… - начал было Лисицын, и Соколова тут же взвилась: - Давай – позащищай его еще! Все вы мужики одинаковые. Во всем у вас женщина виновата! Нам же имя – Коварство, я же правильно помню? – гневно сщурилась она, но Костя не остался в долгу. - Можно подумать, у вас не мужики всегда виноваты, - отбил атаку он. - У нас виноват тот, кто реально виноват, - отрезала Юля. – Тише ты. Дай послушать. Лисицын лишь выразительно хмыкнул – он вообще-то молчал все время, это она первая не сдержалась. - То есть вы решили обрести тишину и покой с Ведерниковой? - вела тем временем допрос Рогозина. - Ну а что? Тамарка веселая, женственная, страстная… - Забродин заулыбался. – У меня как вторая жизнь началась! Нет, конечно, я не сразу к ней ушел. Все же дети… Но нельзя жить с нелюбимой женщиной, понимаете? Нельзя! Да и самой Машке зачем мужик, который о другой думает? Галина Николаевна пыталась зайти с разных сторон, чтобы поймать подозреваемого на мелочах и оговорках, но Андрей казался простым, как три копейки одной монетой, и вызывал впечатление действительно не причастного к делу человека. Пришлось подписать ему пропуск и отпустить на все четыре стороны. - Что думаете? – спросила полковник у оперативников. - Да бабник он! – первой фыркнула Юля. – Покоя и тишины ему захотелось! Вот так из-за своего эгоизма разрушить семью и всю жизнь жене и детям. Ведь даже Ведерникова признала, что средний сын у них стал хуже учиться. А старший, который с Валиным дружит, вообще вон… - она не договорила, раздраженно махнув рукой. - Хорошо, а кроме эмоций есть какие-нибудь полезные мысли? – вздохнула Рогозина. - Я думаю, что он ни при чем, - спокойно ответил Лисицын. – Он ушел от одной женщины к другой и все, ничего больше. Его картина мира проста. Эти они могут его между собой делить, а ему все это незачем – он уже определился. - Да не будет Забродина его делить! – тут же вмешалась Соколова. – Это Ведерникова в него вцепилась, потому что он ее вытащил из деревни в столицу, а Забродиной-то зачем за него цепляться? - Ну а как же дети? – развел руками майор. - Дети, Константин Львович, не имеют к этому отношения, - жестко заявила Юля. – Нормальным отцам развод никак не мешает общаться с детьми дальше! Лисицын хотел уже спросить, уж не по своему ли опыту она судит, но зазвонил телефон, и Косте пришлось ответить. - Да, сейчас будем! Не трогайте там ничего! – он отбил звонок и повернулся к коллегам. – Только что Забродина пыталась покончить жизнь самоубийством – выпила какую-то дрянь. Рядом предсмертная записка, мол, это все я, не могу жить с этим грузом, простите меня. Скорую ей вызвали, уже везут в больницу, авось, откачают. Вот так, - поджал он губы. - Ничего себе, - пробормотала обескураженная такой новостью Галина Николаевна. - Бред какой-то, - прошептала Соколова. – Она же вот только признавалась в убийстве, потому что думала, что это сын, а выяснилось, что не он! - Так, езжайте туда и все хорошенько проверьте! – распорядилась Рогозина, и оперативники торопливо покинули ее кабинет. Антонова безуспешно пыталась заняться делом, которого не было, когда в морг зашла Рогозина. - Валя, ты мне срочно нужна, - с порога объявила она, и та обернулась. - Что-то случилось? - Забродина пыталась свести счеты с жизнью, - сообщила Галина Николаевна, и Антонова побледнела. – Откачать откачали, но она в коме. - Господи, бедные дети, - пробормотала Валя. – Хорошо, а от меня ты что хочешь? - Езжай в больницу и поговори с врачами, а также забери все необходимые образцы для исследования. Они, конечно, сделают анализы, но нам нужны свои. - Хорошо, но… а что мы ищем? - Мы должны определить, была ли это попытка самоубийства на самом деле, - вздохнула Рогозина. – Там найдена записка, в которой говорится, что это она отравила всех и что не может с этим жить. - И зачем? – недоуменно уставилась на нее Антонова. - То-то и оно. Такое ощущение, что в этом паззле не хватает кусочков. Какие-то белые пятна везде. Сначала она берет вину на себя, потому что думает, что это ее сын, потом так же радостно открещивается, когда узнает, что не он. И на допросе ведет себя так спокойно и открыто и вдруг… самоубийство. И ее муж еще… - полковник досадливо махнула рукой. - А что муж? – насторожилась Валя. - Да допрашивала его сегодня, столько всего выслушала… - она коротко пересказала беседу. - Ладно, Галь, я поняла, - кивнула Антонова. – Сейчас переоденусь и поеду. - Спасибо, - улыбнулась Рогозина и, уходя, бросила: - Холодов скинет тебе адрес больницы. Валентина снова кивнула, провожая полковника взглядом. Забродин устал от троих детей и захотел тишины и покоя в объятиях другой. Как интересно… Она не могла не перенести ситуацию на свою жизнь – у них тоже было трое детей, и Степан в последнее время говорил ей и про тишину, и про покой. Конечно, у них были уже достаточно взрослые дети, но от этого не менее шумные и шебутные. А если и Степа… Нет, глупости, Антонова, ты совсем уже того? Он же говорил, что проблемы с застройщиками, и в командировку уезжал – попрощался ласково… А если это и не командировка вовсе? Так! – рассердилась совесть. – Не пытайся переложить с больной головы на здоровую! Это ты непонятно зачем прешься в богом забытую деревню! Валентина застонала, на секунду прикрыв глаза. Хватит уже! Что было, то было. Теперь, отныне, ничего больше не будет. Работа посменно, дежурные записки, рутинная колея. Перестань уже изводить себя и подозревать других в своих же прегрешениях. Стыдно должно быть! Но стыдно не было – было больно, глухо и тоскливо. Тяжело вздохнув, Антонова быстро переоделась и вышла из морга. - Что тут у тебя? – Амелина положила руку на плечо коллеге и чуть подалась вперед. - Вот смотри, - ответил Андрей, - это предсмертная записка Забродиной – наши прислали с места преступления. - Я во всем виновата, прошу меня простить, жить так больше не могу, в моей смерти никого не винить, - прочитала Оксана и нахмурилась. – Странная какая-то записка, хотя… А где она траванулась-то? - Во-от! – поднял указательный палец Холодов. – Это самое интересное! Траванулась она в школе – в родной, так сказать, столовой. Тебе не кажется это странным? Что ей мешало дома это сделать? - Ну, дома дети, - пожала плечами Амелина. – Может, не хотела, чтобы они ее труп нашли? - И все равно, - несогласно мотнул головой Андрей. – Как-то все это… Надо позвонить нашим, чтобы раздобыли образец почерка Забродиной, будем сравнивать. - Хорошо, - кивнула Оксана, взяв в руки телефон, и связалась с Соколовой. - Да, я тебя поняла, - выслушав, подтвердила та и, убрав мобильный в карман, повернулась к Лисицыну. – Наши просили образец почерка Забродиной найти. - Думают, что это кто-то ее пытался убить? - Проверить надо, - лаконично отозвалась Юля, оглядывая столовую, словно проверяя, не забыли ли они чего. - По-моему, тут и так все ясно: Забродина хотела отравить любовницу мужа, но просчиталась. Потом не вынесла мук совести и… - майор сделал выразительный жест. - Какое «и»? – сердито ответила Соколова, подходя ближе. – Костя, ну ты сам подумай: у нее трое детей, ради которых она впахивает с утра до ночи семь дней в неделю! - И что? – пожал плечами тот. – Может, она тут выпила что-то, что ее повело, может, ночь не спала – мучилась, да мало ли что! Вот анализы сделают – узнаем. - Еще раз повторяю, - тяжело вздохнув, произнесла Юля, - у нее трое детей, младшей всего три года! - Да что ты заладила – трое детей, трое детей, - вспылил Лисицын, быстро посмотрев по сторонам. – В тебе просто говорит эта… материнская солидарность, да! - Во мне хоть кто-то говорит! – всплеснула руками Соколова. – Было бы неплохо, чтобы и в тебе кто-нибудь заговорил – оперативник, например! Или товарищ майор в жизни ни разу не видел любящую мать? - А товарищ капитан ни разу в жизни не слышал о состоянии аффекта? – в тон ей ответил Костя, и Юля лишь закатила глаза к потолку, будто намекая, что разговаривать с ним бесполезно. - В любом случае нам надо наведаться к ней домой, чтобы взять образец почерка, - сухо сказала Соколова. - Надо – наведаемся, - коротко бросил Лисицын, радуясь, что последнее слово осталось за ним. Пусть не умничает! Тоже мне, любящая мать. И как он раньше за ней такого не замечал? Не первый раз же расследуют дело, связанное с детьми. Но размышлять на тему было некогда – надо было срочно везти улики в ФЭС, чтобы выяснить, что же случилось на самом деле в школьной столовой – дважды она уже стала местом трагических событий. В лаборатории Холодов быстро сравнил два почерка и довольно хлопнул в ладоши: - Ну! Я же говорил! – он взял трубку и набрал номер начальства. – Галина Николаевна, записку писала не Забродина, - торжественно отрапортовал Андрей, - но кто-то очень пытался подделать ее почерк. Поблагодарив за новости, Рогозина положила свой телефон на стол и посмотрела на сидевших по обе руки от нее оперативников. - Почерк не совпадает, - объявила она. – Записку писала не Забродина, но кто-то очень хотел, чтобы мы подумали иначе. - Состояние аффекта, состояние аффекта, - передразнила Соколова, глядя на Лисицына, и, фыркнув, повернулась к Галине Николаевне. – Тогда получается, что ее хотели убить, но кто и зачем? - Возможно, она что-то узнала или вспомнила, - рассуждала полковник. – Что-то про настоящего убийцу. Он об этом узнал, и ему ничего не оставалось, как убрать ее. - А вместе с этим и выдать ее за преступницу, - подхватил Костя. – Умно, ничего не скажешь. Я думаю, это женщина, - ответственно заявил он. - Ну, конечно, - не преминула вспыхнуть Юля, - нам же имя – Коварство! - Да причем здесь это? – досадливо махнул он на нее рукой. – Я имею в виду, что убийца – Ведерникова. Возможно, Забродина что-то вспомнила про нее, услышала или еще как узнала, поэтому Ведерникова и устранила ее. Потому и убийство – в школе, что по-другому Ведерникова ее достать не может. А в школе подозреваемых – несколько сотен человек, - убедительно жестикулировал Лисицын, и Соколова задумалась: в этом что-то было. - Наконец-то в вас заговорил оперативник, товарищ майор, - от колкости она все же не удержалась. - Ну хоть в ком-то он должен говорить, - парировал Костя, не без удовольствия наблюдая, как Юля хмурится и поджимает губы, гневно стреляя в его сторону злым взглядом. - Везите сюда эту Ведерникову, - скомандовала Рогозина, не обращая внимания на их перепалку, - а я пока распоряжусь, чтобы у палаты Забродиной была выставлена охрана. Ведь если убийца узнает, что она выжила, то попытается завершить начатое, а она теперь наш очень важный свидетель. Оперативники, кивнув, отправились за Тамарой Васильевной.