***
Гложущее чувство справедливого возмездия — вот та вещь, которая занимала мысли тогдашней олимпийской сборной России. В то же время игроки приехали в неоспоримом статусе фаворитов хоккейного турнира и триумфальное шествие длительностью двух лет вселяло в них, в болельщиков, чувство абсолютной непобедимости. Первый матч с латвийцами ничуть не удивил уверенной победой россиян. Сборная, как и полагалось ей, совершенно спокойно готовилась к следующим баталиям со словаками и чехами. Именно то спокойствие и стало первым тревожным сигналом для неравнодушных к хоккею поклонников. Слишком гладко и позитивно проходили тренировки, слишком улыбчивы были хоккеисты при виде прессы. Эта безмятежность и нужна была именно для усыпления бдительности. Ведь для хоккеистов всё было не так уж и радостно. Второй матч сборной России прошёл под своеобразным нимбом дежавю. Опять Словакия, опять проигрыш, причём самый обидный — по буллитам, где бросок нападающего Павола Демитры оказался решающим. После матча форварды российской команды одаривали друг-друга подозрительными косыми взглядами, мысленно перекладывая вину на каждого по очереди. Единственным спокойным в нагнетавшейся ситуации был голкипер «Финикса» Брызгалов. И в этом поражении Илья нашёл что-то положительное в своей игре, но осадок, остававшийся со времён олимпиады в Турине, стал более обжигающим. Несмотря на хорошую набранную за проведённый сезон в НХЛ форму, на то, как много часов он проводил на льду BC Place, в душе снова образовалось ощущение страха. Голкипер страшился одного — остаться незамеченным и нетронутым. — Я приехал сюда не ради одной игры, мне хочется быть нужным, в конце-концов! — таким образом начал свою тираду Илья перед несколькими парнями, которые отвлеклись от разминки перед матча с Чехами ради того, чтобы послушать самоуверенного и эксцентричного мужчину. — Будто тебе решать, кто будет основным вратарём, — тоскливым голосом говорит Дацюк, аккуратно вертя в руках свою клюшку, будто осматривая, — не, стой. Этот вопрос уже решён. — Ещё скажи, что для меня всё было предрешено до начала турнира. — Так и есть… — грустно покачал головой капитан сборной, Лёша Морозов. — Илья, пойми нас правильно. На Олимпиаде не стоит рисковать, тем более с вратарями. — Только вот есть один нюанс, — Радулов не стал дожидаться, когда Морозов закончит свою мысль и настойчиво вмешался в разговор: — Брыз в воротах внушает больше доверия, чем Набби! Неужели вы сами не видите очевидного? — Наивный и глупый Сашка совсем не в курсе ситуации, поэтому его слова не в счёт. Не слушайте.— холодно огрызнулся Алексей. — Эй, ты как со мной разговариваешь?! Я не посмотрю, что ты капитан, сдеру с тебя эту чёртову нашивку и отдам её человеку, который заслуживает этого звания больше, чем один интеллигентный, не умеющий постоять за себя и других мудак. — У-у-ух, как накипело. Успокойтесь оба. — тихонько хлопает и без того озлобленного Раду по спине Серёжа Зиновьев, пытаясь скрасить напряжёнку своей приветливой улыбкой. — Я всё понял. — тихо пробурчал Брызгалов, когда в их окружении образовалась тишина. — В меня совершенно никто не верит. Знаете, замечательная у нас команда: каждый винит друг-друга, не пытаясь исправить самих себя; в воротах вы хотите видеть того, кто вам более дружелюбен и кто не пошлёт вас куда подальше, как это готов сделать в данный момент я; лишь единицы стараются играть на результат и на победу. — Илья, ты чего? Брось эти глупости, перестань наговаривать на других! — воскликнул Дацюк. — Ребята доверяют каждому в этом составе. Иначе почему мы здесь находимся? Ты не понимаешь, что можешь натворить в эту секунду. Твоя прямолинейность до добра не доведёт. — Боже, и ты в это веришь? Вы все всё прекрасно знаете. Хватит вешать мне лапшу на уши. — Одумайся. Твоё упрямство сулит нам всем неприятности. — Никогда не пожалею о сказанном. Можете катиться к своему распрекрасному Набокову. Только не пожалейте потом. — голкипер демонстративно отвернулся от слегка ошарашенных хоккеистов и ушёл на другую половину льда. Там спокойно тренировались ещё молодые Малкин с Овечкиным, бесстрашный Ковальчук, слегка постаревший Гончар с ветераном Фёдоровым и совсем юный, слегка робеющий среди старожил сборной Семён Варламов. В планах у Ильи не было окончательно испортить себе настроение, теперь он как и обычно, будет отдавать себя всего на тренировках. А меж тем Морозов попросил никому не распространяться об этом разговоре, во имя избежания раскола в коллективе и остальных склок. На самом-то деле оскорблённый капитан в своей тихой ярости был готов на любую коварную подлость, бить исподтишка. Оттого и приберёг этот диалог, чтобы в один прекрасный момент насолить неугодному Брызгалову и его защитникам. Когда на льду показались Быков с Захаркиным, готовые преподнести очередную тактику игры против сборной Чехии, у вратаря Финикса безумно загорелись глаза от нетерпения. Илья ждал вердикт тренерского штаба по поводу того, кто сыграет в воротах. Он мечтал о том доверии, которого так жаждал ещё со времён Зимних игр в Турине, ему хотелось как можно скорее показать, что те роковые ошибки были от недостатка опыта. Ведь сейчас тольяттинец вышел из той тени, которая была уготована в Анахайме. Илья отдал слишком много времени ради своего совершенства, потому быть в тени сборной он больше не желает. А так же Брызгалов сквозь свою слепую добрую веру прекрасно понимал, что место первого номера в сборной России уже давным давно отдано не ему, и что сюда его взяли исключительно для подстраховки. Если бы тот же Хабибулин не игнорировал бы многочисленные приглашения в команду, тогда про Илью можно было и подзабыть. Такого, пусть даже и незаметного пренебрежения вратарь никогда не простит, даже если фортуна судьбы ему улыбнётся. Поэтому, едва услышав чужую, противно отдающую злым скрипом в ушах ненавистную фамилию, он ничуть не расстроился. Всё, что нужно было сделать — окончательно принять тот факт, что «всё было предрешено до начала турнира». Злость, которая так долго копилась в его душе, была готова хлынуть потоком лавы на любого близ стоящего человека, но вместо этого Илья спрятал чуть покрасневшие от подступавших слёз глаза за чёрною решёткой маски. Свою личную трагедию он не собирался раскрывать никому. И свою судьбу в этом кишащем сплетнями, лестью, недоверием рое под названием «российская сборная» он не примет. Когда до четвертьфинала с канадцами оставался лишь один вечер, парни собрались в Русском доме, что находился в олимпийской «деревне». Некоторое время пришлось искать более тихое место, и не из-за назойливых болельщиков, а из-за российских звёзд шоу-бизнеса, которые якобы приехали поддержать Россию в Ванкувере, хотя на самом деле они соревновались в том, кто больше выпьет-съест, и кто устроит более интересный для собирателей желтухи инцидент. — Эй, Кови! Как ты думаешь, золото будет отлично смотреться на наших шеях? — мечтательно размышляет Овечкин. Ковальчук в ответ устало вздыхает и отворачивается от порядком надоевшего глупыми вопросами Саши в ту часть дивана, где сидел Морозов, что-то яро обсуждая с Фёдоровым. — Хорошо, понял тебя. — буркнул форвард, мысленно подыскивая новую жертву, которой можно было излить душу. — Я бы на твоём месте не стал недооценивать парней из Канады. — внезапно раздавшийся из глубин толпы басистый голос Жени Малкина будто ударил Овечкина обухом по голове. — Ты совсем не думаешь о тех, кто может нам накликать беду. Больше думаешь о своём противостоянии с Кросби. Мне это не нравится. — Я что, красная девица, чтобы всем нравиться? — Блин, давайте хоть не здесь, а! — вспылил Фёдоров. — Я то причём, если вы мои шутливые вопросы воспринимаете всерьёз? — И вправду, чего вы на парня так набросились, пираньи? — отозвался Брызгалов из дальней части комнаты. Быть отчуждённым от всего и всех тесно вошло в привычку. Овечкин едва кивнул в знак благодарности и хотел было подозвать его к остальным, но Илья сразу уткнулся в толстенькую книжку, отключив на неопределённое время связь со внешним миром, но не тут-то было… — Пираньей здесь нету. Точнее, пираньи, которую ты так яро недолюбливаешь. — капитан сборной явно пытался нарваться на очередной конфликт с вратарём. Это была только одна из нескольких частей его мстительного плана. Большие, ждущие расправы голубые глаза пробуравили Илью насквозь. — Мне на эту вашу смазливую пиранью глубоко до фонаря. Если так небезразлична его участь, иди сам ему и поклоняйся. Можешь даже замуж выйти за него. Где-то в окрестностях барных стоек коварно захохотал Радулов, а на невозмутимого Брыза уставились недоумевающие глаза коллег по сборной. Терпение у Морозова было ангельское, но даже в такие моменты он был готов свернуть шею ненавистному вратарю. — Довольно. — Алексей резко вскочил из-за стола, надвигаясь словно буря на Брызгалова. — Ты находишься в дружном коллективе и я, на правах лидера, ни одному игроку не позволю нарушать установленную нами всеми атмосферу. Я специально собрал всех мужиков в этом месте. Посидеть, поговорить, настроиться. Только один ты постоянно чем-то недоволен и пытаешься язвить. — Кто-то? Лидер? — кротко улыбнулся Илья, от чего у Лёши чуть не свело лицо от собственной злости, — А я думал, что литера на свитера не означает какого-то явного превосходства над другими. Ты и лидером никогда не был, знай это. — Думай, прежде чем говорить, урод. — прорычал Морозов, почти вплотную приблизившись к нему. Очаровательное по многим меркам лицо в миг исказила гримаса ужаса, смешанная с гневом. Остальные разом охнули, им никогда не приходилось видеть его в таком состоянии. — Уйди с моей дороги. — тихим от шока голосом пролепетал вратарь. Хоккеисты немного отошли от него, давая пройти вперёд. Выбежав как пуля из Русского дома, Илья хотел как можно скорее вернуться в свой гостиничный номер и забыть это как страшный сон. Ноги слегка подкашивались, дыхание сбивалось, а где-то глубоко в груди неистово сжалось сердце от обиды, да так, что хотелось взвыть от боли. «Скоро закончится всё это безобразие.» — лишь эта мысль пыталась немного согреть душу, но в голове надолго засела та фраза про «урода», подорвавшая в очередной раз самолюбие. Возможно, капитан был прав отчасти, ведь с этой минуты интересы сборной для Ильи превратились в прах, который разлетелся по воздуху с поразительной скоростью. Игроки стали жалкой стаей невидимок, которым в очередной раз, протягивая руки, он получал вместо помощи хлёсткие удары по ним. «Чужой…» — сладко лепетали в его голове многочисленные неизвестные голоса, и от этой элементарной правды Брызгалов был готов свихнуться. И это было всё пока одни эмоции. Стоило только опустить голову на мягкую-мягкую подушку, как над ухом звонко раздался юный голос: — Видел бы ты, что после тебя произошло. Такой ор подняли. — Из-за меня. — Илья развернулся и попытался состроить подобие дружелюбной улыбки в ответ Варламову, но даже такому трогательному на вид мальчишке ему не получалось притворяться. — Что ты хотел от меня, Варли? Ты на часы-то глядел? — Я не тороплюсь спать, да и тоскливо, знаете ли, находиться одному в комнате, пока за твоей спиной творится такое веселье. Зашёл только на минутку, а там все пытаются успокоить нашего чувствительного капитана. Обидел ты его, жутко обидел. — Мне плевать на его чувства, как и на чувства остальных. Я больше ничего не хочу слышать об этой чёртовой команде! — Даже обо мне? — озадаченным тоном спросил Семён, пытаясь сделать вид, будто его это всё беспокоит. Парня не особо интересовали чужие склоки. — Нет, тебя ещё не сожрала эта система. Надеюсь, никогда не съест. Враньё всё это, что в сборной нужно держаться вместе. Каждый сам за себя. — Не хочу спорить с тобой, Илюх. — И не надо, лучше оставь меня в покое. Никому не говори о том, что произошло. Пусть всё останется как есть. Пожалуйста. — вратарь говорил по отрывкам, медленно и устало, но в то же время всё это звучало, как просьба единственному по крайней мере адекватному человеку в этом сумасшедшем окружении. — Да больно мне это нужно. Мне уйти? Раз ты молчишь, значит всё-таки уйти. Тогда… Спокойной ночи. — Семён тихонько закрыл за собой дверь в комнате, с радостью выдыхая воздух. «Никому не говори о том, что произошло.» — Слишком поздно. — сказал про себя парень. Незадолго до этих слов всё было рассказано одному человеку, который был вне всей этой ругани, но фигурировал как объект обожания в российской сборной. Тому, кого каждый, в том числе и Илья, уважал, и одновременно боялся, потому что мало кому понятно, что скрывается за той милой притягивающей улыбкой и искрящимися солнечными лучами глазами. — Надеюсь, я всё сделал правильно. — молодой человек ещё не понимал, что своими словами начал расчищать себе путь в полную тайн и противоречий хоккейную сборную. Все ещё надолго запомнят тот кошмарный вихрь из игроков сборной Канады, который кровавым листопадом обрушился на головы российских хоккеистов. Русские навсегда запомнят дразнящие и раскрашенные в флаг Канады болельщиков, а так же нахальные, насмехающиеся лица своих соперников. После той игры парни долго отсиживались в раздевалке, пытаясь понять суть произошедшего. Их… свергли? Опустили? Унизили? Уничтожили? Или всё сразу? На каждый вопрос у них было множество ответов, среди которых только единицы были верными.***
—…Потом тоже была небольшая заварушка, но… Эй, ты что, решил у меня на плече уснуть? — Варламов пихнул в бок еле-еле задремавшего Тарасенко. Тот с вытаращенными глазами и приоткрытым от удивления ртом уставился на голкипера, чем привёл его в дикий хохот. — Ты просто так рассказываешь… Монотонно, медленно, томно… На суку вздёрнуться можно. — Главную мысль хоть уяснил? — Допустим. Нельзя быть в напряжении и нельзя отворачиваться от своей братвы. — Эх, Вова-Вова. Главная мысль в том, что никогда, вообще никогда нельзя лесть в чужие перепалки, потому что не знаешь, чем это закончится. Тогда это закончилось плачевно для всех, но одновременно с этим я потихоньку продвинулся в сборную и практически стал одним из лучших российских вратарей… — А потом появился я. — парни оба подняли взгляд, увидев перед собой Бобровского, чей лёгкий смех впоследствии показался им малость неприятным. — Пойдёмте-ка спать, друзья мои. Просто завтра на льду будете потом, как заспанные мухи.