Странники

У госпожи Депримо* раскосые серые глаза, алебастровая кожа, и тонкая полоска губ, неизменно алого оттенка. Депримо именует себя графиней, хотя не имеет ничего общего с титулованными особами. У неё очень приятный низкий голос — таким пристало распевать джаз, разливая музыку по бокалам — однако она предпочитает шептать им самые противоречивые комплименты. Если когда-нибудь госпожа Депримо посетит Ваш дом, будьте уверены, вместо всех заморских яств что Вы предложите, она предпочтёт выпить через трубочку Вашу душу, потом с улыбкой промокнёт алые губы салфеткой и с вежливостью, достойной королевской, пожелает Вам приятного путешествия по реке Стикс. Этой бестии совершенно точно не понравятся мои откровения. Она не любит, когда вещи называют своими именами, а с её лицемерного лика стаскивают ехидную маску, но за те годы испытаний, смешанных с издевательствами, что мне довелось претерпеть от неё, я надеюсь, Вы простите мне ироничный тон и позволите раскрыть Вам маленькую правду об этой таинственной госпоже. Я никогда не питала любви к менторскому тону, а потому лишь поведаю Вам одну историю. Вывод который каждый из вас сделает самостоятельно. Это случилось шесть лет назад. Она посетила мой дом ненастным утром, и в то мгновение мне показалось, что я узрела лик самой Луны (ведь тогда я ещё не подозревала о том, как выглядит последняя). Посетив мою обитель, самоназванная графиня не отказывала себе в удовольствиях. Она очаровывала незаметно, до чрезвычайности медленно, поначалу побуждая исполнить лишь парочку тройку её незначительных прихотей. Со временем этот список увеличивался всё больше и больше. Настолько, что казалось, разверни его лентой, и он обойдёт экватор дважды. Госпожа Депримо никогда не навязывала своих идей и советов насильно, она делала это исподволь. Краем глаза наблюдая за твоими действиями она нет-нет, да шептала что-то до остроты колкое, окутывая это путами милосердной жалости. И после пары десятков подобных комментариев ты волей-неволей опускал руки. Винить в этом свою собеседницу было бы нечестно, в конце концов, веру в то, что делаешь, терял ты сам, не так ли?.. Годы проходили стройной чередой, но графиня никогда не пропадала надолго. Она уходила по-английски, но всегда возвращалась, одаривая улыбками и принося с собой багаж очаровательных подарков. Таких, которые ты не захотел бы взять в руки, но принимал из вынужденной вежливости. Когда госпожа Депримо улыбалась, душа уходила в пятки. За этой гипнотизирующей чарующей улыбкой всегда скрывался острый оскал. За этими сладостными речами, пропитанными отчаянной верой таилось ядовитое жало. Её действиям и репликам на удивление часто находились целые фолианты оправданий, и, как правило, в итоге, виноватым оказывался ты сам. Нельзя сказать, что с графиней не было легко, однако лёгкость с ней имела высокую цену. Стоило поддаться её пленительным чарам, как она отрезала, словно кольцом огня тебя от друзей и всего, что тебе дорого. Речи её казались логичными и правильными, но такими горькими. Она вынуждала, точнее убеждала, что без неё, тебе жизнь не мила, и как бы силён ты не был, она умела приручать. Мне довелось быть жертвой этой ловушки, раз за разом попадая в сети милосердно глядящих глаз. Казалось, ей подошла бы больше роба монахини нежели элегантное тёмное платье. А может и несколько иное одеяние, ведь она любила, когда ей поклонялись. Я боялась тех, кого эта дама покорила. В их глазах, казалось, уже потухли искорки жизни. Да, они вели себя энергично порой, как больные во время ремиссии, но потом неизбежно продолжали чахнуть на глазах, и тогда в её — графини — обществе появлялась иная фигура. Та самая, что всегда вызывала в моей душе интерес, приправленный каплями панического страха. Это, безусловно, забавляло госпожу Депримо, но она никогда не приглашала своего гостя в мой дом, предпочитая, впрочем, часто заводить беседы о нём. Его лик, точнее отголоски постепенно стали перетекать и в мои истории. Он выглядел, как невысокий худой юноша с большими холодными — почти бездонными — глазами. Лицо его редко украшала улыбка, а губы были пухлые, словно у розовощекого младенца. Однако эту персону Вы не захотели бы потрепать по щеке. Когда я спрашивала графиню о том, кто её молчаливый спутник, она всегда улыбалась до противного таинственно и отвечала лишь туманными намёками, забавляясь моей недогадливости и обещая, что обязательно познакомит поближе, когда я соглашусь окончательно принять её дружбу. Но я отказывалась. Когда Луна и Одиночество вошли в мою жизнь, госпожа Депримо несказанно обрадовалась их появлению. Она презрительно относилась к Кря-кря, но часто заигрывала с Одиночеством, который не избегал её присутствия, но и не выказывал ей особого расположения. Луна же всегда держалась до высокомерия холодно, жалуясь мне вечерами, как осточертело ей, что их часто путают с этой «безродной выскочкой». Это превратилось в небольшую, но затяжную войну, однако я была благодарна Луне за то, что она излечивала меня от присутствия госпожи Депримо. В тот год, я стала более явственно осознавать, как пагубно влияет на меня их невольный союз на пару с Одиночеством. Но всё изменилось тогда, когда Варвара впорхнула в мой дом. У моей музы отсутствовало чувство такта, но я прощала ей это, хотя бы потому, что визиты графини стали реже. Однако её отношение стало менее прикрытым и более злым. Я удивлялась смене её настроений. Порой, вместо исступленного шёпота, которым раньше она незаметно пыталась склонить меня на свою сторону, она переходила на истошный крик, начиная трясти за плечи и вынуждая силой принять её. Это пугало. Варя не переваривала её. Присутствие графини вызывало у моей музы изжогу и приступы сарказма. Госпожа Депримо отплачивала ей той же монетой, но я кожей ощущала, как ободок страха касается её бархатной кожи. Это удивляло. Тогда я даже не принимала во внимание влияние этой взбалмошной девчонки, что по нелепости оказалась моей музой, совершенно не осознавая её силы. Даже представить не могла, что они были знакомы ещё задолго до этой встречи. И, к ужасу или досаде графини, Варя знала её секрет. Варвара не терпела подлости, не вела двойной игры. Госпожа Депримо считала, что победителей не судят, а средства для достижения цели должны быть эффективными, даже если смердят. Однажды это возымело свой результат. Хитрость графини отвратила меня от Вари. Её тонкая, выверенная до мелочей стратегия, вмещающая в себя умелую манипуляцию, привела к тому, что любой, даже украдкой брошенный взгляд на музу вызывал в душе чувство вины вперемешку с отвращением. Я не могла не признать позже, как умно она поступила извратив всё то, что мне было дорого, превращая это в тлеющий фитиль догорающей свечи. Когда всё, что роднило меня когда-то с музой стало казаться бесполезным и глупым. И Варвара — довольно справедливо — очень долго не могла мне этого простить. Вы спросите меня, почему я так холодна к госпоже Депримо сейчас? Как же удалось мне выпутаться из её сетей в итоге? Мне не дать на эти вопросы однозначного ответа. Я лишь могу сказать: ключевую роль в этой истории сыграла ещё одна фигура. Та самая, что большую часть находилась за кадром. Она тоже действовала исподволь, однако в отличие от графини всегда старалась искренне помочь. Этот закадровый герой, словно Герда из сказки — хотя, уверена, он совсем не оценит этого сравнения — вылечил мою душу, вымывая осколки магии госпожи Депримо из моего сердца. И ей не осталось ничего другого, кроме как сдаться. Так уж вышло, что теперь хлипкий полушёпот больше не вызывает в моей душе трепета и смирения, лишь саркастичную победную улыбку. Простила ли я её? Мой ответ: да. Впущу ли я её в свой дом вновь? Едва ли. У госпожи Депримо белоснежная кожа, пронзительный взгляд серых глаз и ангельская улыбка. Однако цвет её сердца темнее её одеяний.