Сволочата

      Декабрь окончательно вступал в свои права. Начал маленькими порциями ложиться первый снег, а не до конца еще отчаявшиеся люди думали, где бы раздобыть елку и подобие новогодних игрушек.       Далеко не всем, однако, в преддверии грандиозного праздника было дело до всей этой суеты. Кого-то больше интересовало, как перекантоваться еще денек и как выудить из прохожих милостыню.       Валька ел в последний раз больше недели назад и уже почти месяц в минусовую температуру был вынужден сутками находиться на улице. Так что не было ничего удивительного в том, что мальчик слег с ангиной и обезвоживанием.       Мимо него в спешке проходили люди, бросали удивленные взгляды и шли дальше, не находя свободного времени, чтобы ребенку помочь.       Валька хрипел и громко кашлял, обнимая себя худыми ручками в отчаянной попытке хоть немножко согреться. Вставать не было сил, потому что ноги уже не держали даже веса собственного истощенного тела.       Почти всю эту неделю Валька не пел, а соответственно, не заработал почти ничего. Почти, потому что кто-то все-таки бросал ему копейки, даже не удосужившись взглянуть на больного ребенка.       С самого утра мальчонку бил озноб. Его трясло, словно в лихорадке, челюсти исполняли быструю чечетку, а веки отказывались разлепляться. Завывания ветра, шарканье шагов и редкое позвякивание монет доносилось как-то издалека, будто бы в ушах была вата.       Так же незамеченным остался и звук приближающихся шагов. Шли человека четыре. Впереди, кажется, Паша — гроза районных попрошаек и вымогатель со стажем. А по бокам от него — некоторые из его шайки, четырнадцатилетние мальчишки с озлобленным прищуром глаз.       В воскресенье эта орава постоянно прохаживалась по району и собирала с детей заработанное. Большинство бродяжек уже распрощались со своими рубликами, а Вальке это только предстояло.       Правда, мальчонка из-за жара крайне плохо соображал, почти ничего не слышал и с закрытыми глазами, разумеется, ничего не видел.       Пашка остановился в полуметре от мальчика и относительно долго изучал его съежившуюся фигурку.       — Э-эй, — негромко позвал он и легонько пнул Вальку в грудь носком ботинка.       Мальчик отозвался тихим стоном и постарался сжаться в еще более плотный комок. Паша, в недоумении скривив лицо, оглядел своих спутников, на что те лишь недоуменно пожали плечами. Главарь-вымогатель присел рядом с мальчиком на корточки и потрепал его по голове, взъерошивая грязные волосы.       — Паца-ан! Ты меня слышишь?       — Х-холод-дно, — отстукивая зубами непонятный рваный ритм, пожаловался Валька и сильнее натянул на пальцы рукава курточки.       Паша оценивающе оглядел обноски ребенка, задержался взглядом на его подстилке в виде мокрой насквозь шали и только потом обратил внимание на впалые Валькины щеки, синяки под глазами и болезненный цвет лица.       — Санек, ватник снимай! — приказал главарь, поднимаясь на ноги.       — А чё я-то?! — возмутился тот, кого назвали Саньком — самый низкий из компании мальчик.       — Хочешь, чтобы я объяснил? — сквозь зубы злобно прорычал Паша.       Санек, пристыженно ссутулившись, снял верхнюю одежду, оставшись в одном свитере, и передал своему командиру. Пашка снова присел на корточки и практически безразмерным ватником укрыл больного Вальку.       Мальчонка, выдохнул облако пара, почти онемевшими ручонками начал кутаться в нагретую чужим телом одежду. — Метров через 500 проходит теплотрасса, — обратился парень к маленькому уличному певцу. — Там все бездомные ошиваются. На ночь туда ходи, скажешь, что у тебя от Паши Сухова место. — Тяпкин согласно закивал головой и поджал под себя ноги, растирая их отогревающимися руками. — На следующей неделе заплатишь двойную норму, усек? — Валька снова согласно закивал.

***

      Подвал Кота и Лаврика потихоньку заполнялся и обживался. Последняя ночная вылазка оказалась более чем удачной. Утащить удалось столько шмотья, что и одеться можно, и на рынке толкнуть.       — А если хозяева нас засекут? — недоверчиво поинтересовался Костя, помогая Лаврику упаковывать в пакет обрезки меховых воротников.       — Они по рынкам не ходят, — запыхавшись от натуги утрамбовывать шмотки, выдохнул Фобос и стер со лба проступившую испарину. — Они больше магазины любят.       — Да и народу на рынке полно, если что, в толпе и затеряемся, — продолжил Миша.       — Откуда вы все такие умные? — все-таки не выдержал и возмущенно огрызнулся Кот.       Все, кроме Деймоса, как и в прошлый раз, несколько томительных секунд смотрели на Чернова, как на инопланетянина, а потом, опять же не посчитав нужным что-то разъяснять, вернулись к своим делам. Костя недовольно выдохнул и снова навалился всем телом на шмотки, которые не хотели помещаться в мешок.       — Все. Ходу! — скомандовал Лаврик, и мальчишки, взвалив на спины баулы, подались на рынок.       Даже в такой мороз на улице было полно народу. Больше всего, конечно, было худющих до невозможности женщин, которые держали перед собой какие-то платья и кричали, срывая голос: «Меняю на продукты!»       А между таких вот несчастных, которые пытались прокормить семью, ходили мадамы постатнее и поухоженее. Шли они гордо, вздернув нос, и с улыбкой «Смотрите, я намного лучше и богаче вас». Именно такие останавливались у кого-то из бедных женщин, что-то брали у них из рук, крутили, примеряли и, бывало, покупали или выменивали на картошку или консервы.       Пятерка мальчишек встала где-то в самой сторонке, чтобы не мешать тем, кто больно рьяно размахивает руками, стараясь что-то кому-то втюхать. Переглянувшись между собой и недоуменно пожав плечами, ребята начали оглядываться по сторонам, а Лаврик, набрав в легкие побольше воздуха, заорал:       — Продаю-у!!!       Кто-то, кто стоял непредусмотрительно близко, зажал уши руками и весь сжался, пытаясь укрыться от этого шума.       Мишка, сделав вид, что не замечает, как его громогласность действует на окружающих, повернулся в другую сторону и закричал еще громче, еще сильнее растягивая последнюю гласную.       — Ну чего орешь-то? — возмутилась женщина, подошедшая почти вплотную к компании мальчишек. — Что у тебя там?       Фобос и Медведь с готовностью стали вытаскивать из мешков разные тряпочки, разворачивать их и крутить перед носом «клиентки».       — Шелк, что ли? — с большим недоверием уточнила она, трогая длинными пальцами ночную сорочку.       — Конечно! — довольно ответил Федя.       Дениска, молча стоящий и улыбающийся женщине, подергал брата за локоть и, когда тот наклонился, шепнул ему в самое ухо:       — А ты знаешь, что такое шелк?       — Не знаю, — шикнул в ответ старший брат, продолжая кивать покупательнице, — но у мамы похожая ерунда была, и она ее «шелком» называла.       — Ладно, беру, — явно неудовлетворенно буркнула женщина, доставая из сумочки кошелек, а из него — новенькую банкноту. — Десяти рублей хватит?       — Вполне! — с готовностью воскликнул Медведь, выхватывая бумажку.       Фобос, напоследок широко улыбнувшись, услужливо сложил сорочку и протянул ее клиентке. Та убрала ее в сумочку и, высокомерно фыркнув, посеменила прочь в туфлях-лодочках.       — Пошло дело! — довольно прокомментировал Лаврик, провожая взглядом женщину.       Но не прошла она и десяти метров, как паренек, околачивающийся неподалеку, рванул с места, выхватил у нее из рук ее сумку с обновкой и кошельком и, что есть сил, понесся по рынку, расталкивая прохожих.       — Помогите! Сумочку вырвали! — завизжала потерпевшая, озираясь по сторонам в поисках защитников.       Но все были либо слишком заняты, либо слишком изнеможены, либо слишком безразличны.       Мишкины губы расплылись в наидовольнейшей улыбке.       — Он мне нужен, — прошипел он так, что услышал только стоящий меньше чем в полуметре Кот.       — Он?! — недопонял Костя, глядя, как стремительно убегает рыночный вор.       — Живей! — прикрикнул Лаврик, и Кот, действуя не столько обдуманно, сколько рефлекторно, рванул вперед.       Бежать наугад пришлось метров двести, потом тощая фигура странного парня мелькнула среди домов, и Костя, ускорив темп, вскоре нагнал его. Поначалу вор-сумочник старался оторваться от преследователя, но не тут-то было: Чернов был сыт и обут в удобную обувь. Так что одно удовольствие было бежать.       Еще пять минут их силы были равны, и потому они не уступали друг другу в скорости. Но потом паренек, который понадобился Лаврику, начал сдавать позиции, и Костя с каждым полупрыжком-полушагом был ближе к нему.       В самый последний момент, когда Кот был готов схватить его за шиворот, сумочник резко развернулся и приставил к горлу мальчика складной нож-бабочку.       — Дернешься — порежу, сука! — зарычал он, наступая на Костю, и вынуждая его отступать к стене близстоящего дома.       — Ты чего, парень? — нервно сглотнул Кот, чувствуя неприятный холод на шее от лезвия и на спине от кирпича.       — Я из-за таких геройских гнид, как ты, на зону не хочу, так что лучше возвращайся-ка, скажи, что не догнал.       — Да я и не собирался тебя ментам сдавать, — испуганно вякнул Чернов и осторожно чуть наклонил голову вбок, надеясь отдалить свою шею от ножа, но парень, крепко сжимающий одной рукой женскую сумочку, а второй еще крепче — рукоятку ножа, быстро это заметил и еще ближе придвинулся к Коту, злобно оскалившись. — Тебя главарь нашей банды видеть хочет.       — Сдался он мне! Я сам по себе, — отрезал незнакомец.       — Вот только тронь его, и станешь сам себя от асфальта отскребать, — медленно, почти нараспев, протянул слова подоспевший как раз вовремя Миша.       Пришел он не один, а вместе со всеми. Юрка стоял по левое плечо, а Федя и Денис, запыхавшись, подбегали сзади.       К шее угрожающего другу парня Лаврентьев подставил свой охотничий нож, лезвие которого было как минимум в два раза крупнее старенькой бабочки. Вор-сумочник быстро это оценил, скосив глаза вбок, и потому, обдумав сложившуюся ситуацию пару секунд, разжал пальцы, и его ножик с приятным звяканьем ударился об асфальт. Костя выдохнул с большим удовольствием, лишившись пугающего давления. Стоять он продолжал у стенки, хоть сумочник его больше и не придавливал. Но ему просто хотелось видеть эмоции на лице как Лаврика, так и незнакомца, а сделать это было можно только с этой позиции.       — Зовут тебя как? — спросил Миша, продолжая держать нож на шее парня.       — Вася Мазуров, — с неохотой ответил тот.       — Не интересно мне, какой ты там Вася, я спрашиваю: зовут тебя как.       — Охотник я.       — И давно так бегаешь?       — С рождения.       Последняя фраза прозвучала с нескрываемым презрением, вдобавок ко всему рыночный вор дернулся, надеясь выскользнуть, но у Лаврика крепкая хватка была.       — Послушай, Охотник, у тебя вариантов немного, — чуть грубее, но не теряя самообладания, произнес Миша. — Любо ты идешь с нами, либо мы передаем тебя легавым, они уже ищут тебя по рынку.       — Твоя шестерка пообещала, что вы меня ментам не сдадите, — оскалившись в ядовитой усмешке, указал Вася Мазуров на Костю.       Лаврик перевел взгляд на Кота, испепелив его нескрываемым неодобрением. Чернов лишь виновато пожал плечами в ответ, потому что исправить сейчас что-либо было весьма проблематично. Лаврентьев и сам это прекрасно понимал, и потому дальше этого тяжелого взгляда не пошло.       — Так он — не я, — прошипел Миша в ухо Охотнику.       — Сволочь, — сказал, как выплюнул, вор-сумочник.       — Не спорю. Так что выбираешь? Нас? Или зону?       Вася сверлил стоящего в нескольких сантиметрах от него Чернова ненавидящим взглядом, буквально делал в черепной коробке дырку, стараясь уничтожить на месте. Кот отметил, что его сердце само по себе делает два лишних удара, хоть и не понимал, чего именно он боится. И когда Костя был готов закричать от отчаяния, Охотник мученически выдохнул:       — Вас.