***
Свет костра ровно освещал бледные лица. Слишком много, чтобы надеяться выбраться невредимым. В неспешной беседе собравшихся чувствовался поздний вечер, значит, скоро все разбредутся по своим лежакам. Останутся только часовые. Сколько? Каллен сам поставил бы двоих сторожить снаружи, и одного непременно отправить в глубину пещеры на случай, если неведомый враг найдет, как подобраться к спящим с тыла. Едва заметный сквозняк — дальше, где-то далеко, мог оказаться еще вход в лабиринт пещерных коридоров. У костра оставил бы одного — поддерживать огонь и следить, чтобы никто из сторожей не уснул. Итак, четверо. При определенной сноровке удастся справиться с ними и скрыться на горных тропах прежде, чем остальные смогут достаточно проснуться, чтобы натянуть сапоги и устроить погоню. Только вот на самом Каллене сейчас не было ничего, кроме холщовой рубахи, мягкой шерстяной куртки, надеваемой под доспех, одной латной перчатки с затянувшимся узлом веревки да штанов из прочной замши. В отсутствие сапогов левая нога мерзла сильнее правой — шерстяной носок на ней прохудился. Далеко ли он убежит в такой одежде? Куда, интересно знать, убрали его оружие? И самое главное: где держат Максимилиана? Без мага Каллен покидать пещеру не хотел, кто их знает, какая судьба ожидала ученого мужа в этом сбрендившем обществе очередных горе-возрождателей не к ночи помянутого Тевинтера? Брести в горах, не зная, когда приведет дорога к теплой стоянке и сытому ужину, ему было не впервой. Медлить было нельзя. Он помнил об услышанном накануне от неизвестного собеседника Даррета и за жизнь Инквизитора опасался сейчас больше, чем за свою. Жизнь Инквизитора «Никогда. Никогда больше не оставлю ее одну», — Каллен в который раз уже повторил про себя это обещание, бессмысленно буравя взглядом спину шагающей далеко впереди Вестницы. Рядом ковыляли утомленные путники, то и дело спотыкаясь и кто как помогая друг другу в нестройном своем восхождении к очередному заснеженному перевалу. Неутомимый Солас вырвался вперед, всю дорогу что-то рассказывал их предводительнице, легкой поступью направляя всех одному ему ведомыми путями. Остальные же, похоже, черпали силы только из созерцания внутреннего огня веры, охватившего этих двоих: эльфийского мага, изредка весьма высокомерно озиравшегося на отставших, и с помощью разве что самого Создателя каким-то чудом спасшуюся давеча новоявленную посланницу Андрасте. Она почти не оглядывалась. Только на редких привалах подходила о чем-то побеседовать с Кассандрой да прошлым вечером тяжело смотрела на Каллена, пока тот сбивчиво перечислял людские потери. Взгляд ее умолял больше не называть никого, а он, целиком взвалив на себя вину за провал, едва удержался, чтобы не попросить казнить его на месте, избавив тем самым от непосильной ноши. Если после Киркволлской трагедии он постарел за год лет на пять, то теперь чувствовал, что прибавил еще десяток. Груз ответственности за все эти жизни — это одно, но шаг, совершенный в самом начале их бегства, на какое-то время лишил его присутствия духа. Тогда все пришли в смятение. Кассандра с агрессивным упрямством твердила про какую-то дисциплину, Лелиана чуть ли не обвиняла всех в сговоре против нее, Жозефина молча улыбалась — настолько зловеще, что Каллен и сам ее уже начал в чем-то подозревать. В конце концов все страшно переругались, и только вмешательство матери Жизели предотвратило их неминуемый разрыв. «Создатель, только приведи нас всех куда-нибудь. Хоть куда-нибудь. И я больше никогда не оставлю ее одну. Не променяю и на целую армию. Буду служить ей и защищать от всех невзгод. Я научусь предугадывать любую опасность, грозящую ей. Только помоги нам сейчас найти пристанище и укрытие, когда мы так слабы и беззащитны. Я не могу сейчас ничем помочь ей. Но если ты выведешь нас из этой каменной ловушки, клянусь, я не оставлю ее больше никогда»… Тогда, когда они тайными тропами покинули Убежище, выбор им обоим показался очевидным: Вестница сама настояла на том, чтобы он помог ей спасти людей, уведя их как можно дальше. За время их прозябания в этом холодном и слишком уязвимом поселении он приобрел популярность мудрого и умелого полководца. (Да и несложно было заработать ее, раз армия его состояла из неполных двух сотен плохо обученных крестьян и нескольких десятков случайно выживших участников Конклава.) Он выжимал из имеющегося все, что мог, но этого оказалось смехотворно мало, чтобы противопоставить хоть что-то дракону и его хозяину. Как же они были тогда оптимистичны и наивны. Их было пятеро: Кассандра, Жозефина, Лелиана, Вестница и он сам. Братство первопроходцев, вдохновленных первой маленькой победой и ослепленных ею. Пятеро предводителей-советников, кто отвечал за жизни всех этих доверившихся им людей. Но лучше всех рядовые члены Инквизиции знали его, Каллена. И потому, когда разразилась катастрофа, именно он повел их. И потом многие дни корил себя за этот шаг. Был ли он уверен, что поступил бы иначе, представься ему снова случай выбирать? Возможно, не совсем. Но не после того, когда Вестница чудом выжила, а он сам же отыскал ее посреди снежной пустыни и нес хрупкое бесчувственное тело, понимая, что прижимает к груди последнюю надежду Тедаса. Он корил себя и тогда, когда оставшиеся в живых изможденные его соратники преклонили перед ней колени и поклялись идти за ней до конца. Так или иначе теперь конец казался уже весьма вероятным. Провизия заканчивалась, люди были крайне измождены. А они карабкались на очередной горный перевал. Добравшиеся до верхней точки громко кричали и размахивали руками. Солас стоял чуть поодаль, глядя вниз и не реагируя на обращенные к нему возгласы. Вестница пропала из виду. Каллен прибавил шагу. Открывшаяся перед ним картина показалась настолько нереальной, что он остановился как вкопанный, вглядываясь в эти крепкие высокие стены и величественные башни крепости, словно упавшей с неба прямо на скалу, и пробормотал неожиданно вслух: «Я никогда больше не оставлю ее одну». — Смотри, Кудряшок, ты пообещал, — Каллен и не заметил, что рядом в таком же восхищении от неправдоподобно грандиозного зрелища остановился полуспутник-полупленник Кассандры Варрик. И на этот раз в голосе гнома не слышалось и тени иронии. Значит, это не Тень, это не из-за месяцев воздержания от лириума… Все остальные видят то же, что и он: чудесную надежду на победу. Сурово нахмурившись, генерал разгромленной армии обернулся к своим людям — и они, щурясь от слепящих ледников близких вершин, истощенные, одетые во что попало, со стоптанными подметками и плохо перевязанными ранами, впервые увидели этот прорубающий стену взгляд человека, который слышать не желает ничего, кроме «Да, сэр» и «Уже сделано, сэр». С сегодняшнего дня Инквизиция должна стать несокрушимой.***
В лагере наконец все уснули. Пленник пошевелился, оперся рукой, согнул ногу в колене. Последние несколько часов самое сложное было — сохранять полную неподвижность. «Значит, Даррет, хочешь сделать предложение Инквизитору. От которого она не сможет отказаться. Какая честь для леди Инквизитора, — думал он в ярости, терпеливо разминая сильно затекшие конечности. — Должно быть, Леора и впрямь помутила твой разум. Ну да мне нет дела до всего этого бреда. Затянувшаяся война породила на свет столько безумных религиозных доктрин, что разбираться в них никто в здравом уме не станет. Просто перережет еретиков, чтобы зараза не распространилась». Костер по-прежнему горел слабо, так что устроившийся напротив сторож, согревшись и задремав, никак не реагировал на шевеления генерала. Каллен уже давно присмотрел валявшийся неподалеку сплющенный тюфяк. Аккуратно придвинув его к себе вплотную, он сначала свернул тот вдоль пополам, а после неслышно перекатился за это на скорую руку сооруженное подобие кого-то лежащего неподвижно на его месте. Охранник не проснулся. Начало положено, однако впереди оставалось самое трудное — незаметно забрать хотя бы сапоги и нож, а лучше и меч, и отыскать Максимилиана. Ползком он направился к затемненной стене с оружейной стойкой, часто и надолго замирая, едва заслышав шорох со стороны костра и спящих. Удалось без приключений натянуть сапоги. Латы и поножи, пожалуй, лучше было не трогать — без шума все это серебряное великолепие на себя не натянешь, а если действовать тихо и побыстрее убраться отсюда, возможно, до самого Скайхолда ему не придется жалеть об отсутствии спасительной брони и прочного шлема. Шлем — Львиная голова? — Каллен недоверчиво покосился на Кассандру, которая только что выудила это детище какого-то чересчур художественно одаренного латника из-под груды шлемов, сваленных в знаменитой лавке боевого снаряжения. Ее хозяин, полуэльф Фед, выглядывал через плечо предводительницы новоявленного ордена с философским пониманием происходящего. Скептический взгляд, обращенный на сверкающий золотом несуразный предмет рыцарского гардероба, как бы говорил: «Вот еще одна амбициозная фанатичка собирается поразить весь Тедас своими крутыми шмотками». — А что, по меркам Неварры, это скромный головной убор, — пожала плечами невозмутимая воительница. — И, кстати, этот львиный образ тебе весьма к лицу. — О Создатель, — Каллен не удержался от едкого комментария и даже картинно закатил глаза. — Мы говорим о боевой броне, верно? — О генеральской броне армии Инквизиции. — Многозначительно поправила его собеседница. — Которую любой добрый воин разрубит тяжелым мечом, едва задев по этому вычурному шлему. Вот уже битый час они рылись в грудах железа, выбирая что-нибудь подходящее на первое время. Идея явилась Жозефине и заключалась в том, что раз уж Инквизиция демонстративно отстраивается от связи с каким бы то ни было другим сообществом или орденом, то и предводителю ее армии негоже показываться на Конклаве одетым храмовником. «Но не ярмарочным же шутом», — Каллен с сомнением вертел в руках расфуфыренный шлем. Кассандра тем временем отошла в дальний угол изучить ассортимент искусной латной чеканки. Фед царственно удалился на склад, потеряв надежду на то, что покупатели хоть что-нибудь выберут до следующего Мора. Именно в этот миг на площади прогремел первый взрыв. Оба рыцаря не сговариваясь кинулись наружу. Среди поваленных прилавков и рухнувших на копошащихся под ними людей палаток стоял дым. Горожане метались в панике. Разобрать, что происходит, неопытному человеку было сложно. Нужно было спасать жителей. Где-то тут должны были дежурить храмовники, охранявшие площадь. Он сам создал эту стражу, знал все их посты и расписание, всех по именам. Совсем недавно был одним из них. Так что ему понадобилась минута, чтобы вскочить на ближайший прилавок, сориентироваться и отыскать глазами всех. Люди громко кричали и продолжали метаться по площади. Где-то на боковой улице снова что-то бухнуло. Храмовники кинулись в ту сторону. Это была явная ловушка. Нужно было остановить их. И тут-то и просвистела первая стрела. Она улетела куда-то в небо, но Каллен, не задумываясь, напялил на себя львиную голову. В следующий миг он выхватил меч и дотянулся им до ближайшей витрины, заставленной высокими горшками, расписанными весьма познавательными изображениями причудливых поз совокупляющихся эльфов. Грохота щедро бьющейся порнушки было достаточно, чтобы кое-кто из рыцарей обернулся. — Джефф, вон тот лучник, десять шагов! — рыкнул Каллен. — Ремис, давка на Пьяной улице! Эй, Большой Вэйд, добей эту лошадь ради Создателя! Каллен раздавал приказы, его шлем сверкал и наводил оторопь на простолюдинов, привлекая внимание не только лучника, попытавшегося, впрочем, безуспешно, попасть в него снова, но и недавних соратников Каллена по ордену. После того как храмовники двинулись в сторону горе-стрелка, за его спиной неизвестный отряд отступил и растворился в тени боковых улиц. Больше взрывов не последовало. Паника улеглась, стража наводила порядок, пора было возвращаться к отряду Инквизиции. Каллен спрыгнул с прилавка и подобрал одну из стрел, не достигших своей цели. На плоском металлическом наконечнике был высечен знак лилии. Кассандра, все это время следившая, чтобы паникующая толпа не затоптала раненых, подошла к нему и, как будто их разговор вовсе не прерывался, продолжила: — Добрый шлем, командир, давай возьмем его. Для особых случаев. А для хорошей драки я сама подарю тебе броню — из настоящего сильверита.***
Нож он сунул за пазуху куртки. Кожаные ножны меча сжал в руке. Теперь приходилось возвращаться вдоль стены, туда, где горел костер, расположенный почти у входа. В какой-то момент ему показалось, что его передвижения заметили: у одной из мирно дышащих спящих фигур сбилось дыхание, человек вздрогнул и сел прямо, уставившись в сторону Каллена. Тот замер, прикидывая, сможет ли за один прыжок дотянуться ножом до горла воина раньше, чем он поднимет тревогу. Однако опасения оказались ложными. Парень протер заспанные глаза, встал и направился к выходу, пошатываясь и на ходу лениво развязывая тесемки клапана штанов. Когда через пару минут он вернулся, беглец находился уже в спасительной тени мешков сваленных в кучу напротив входа. Оставалось совсем немного — миновать охрану снаружи. А пока он сделал передышку и внимательно оглядел лежавших. Максимилиана нигде видно не было. Может, они перевели его в другой лагерь? Сам бы он так и поступил, лишив пленников возможности действовать сообща. Глядя на лица спящих, он убедился в том, что Даррет не лгал ему: вперемешку мирно спали и храмовники, и маги. Уж он-то мог отличить одних от других. Что же они все задумали? Зачем им Инквизитор? Что за чертовщина — делать его, Каллена, приманкой? И, главное: откуда им известны такие подробности о том, что происходит между ним и ею? Ведь он и сам-то не до конца уверен, что знает. То есть… Генерал вытянул шею и постарался разглядеть из-за своего укрытия, чем заняты часовые у входа. В поле его зрения находился только один. На первый взгляд, человек просто сидел ссутулившись над шахматной доской, разложенной на низком камне, и думал над следующим ходом. Ночь была ясной, ярко светила луна. Это хорошо. Удастся в одиночку пробраться по опасным горным дорогам. Где же второй партнер по шахматам? В ожидании другого часового генерал присмотрелся к партии. Очевидны только два варианта: либо жертвовать ферзем, либо отступать. Сам бы он пожертвовал фигуру, ибо это давало в дальнейшем серьезное моральное преимущество… Игрок продолжал думать. Слишком острая ситуация, чтобы что-то там так долго придумывать. Тут же все очевидно. Кажется, человек был не большим любителем шахмат и незаметно для себя заснул, так и не сделав красивого хода. Шахматы Чем прочнее делались укрепления Скайхолда, тем спокойнее становилось на душе у генерала. Миновали дни напряженного бессонного труда и ожидания преследователей. Никто так и не появился у стен крепости, а присутствие Инквизитора — целой и невредимой — излечило его от беспокойства и паранойи. Вообще, их команда приобрела некую разумную иерархию. Инквизитор стала их безусловным лидером, но он чувствовал себя старше и мудрее, опекал ее и по-прежнему большую часть времени и сил тратил на организацию защиты, тренировку армии, обучение офицеров и разработку миссий. Но во всем этом определился некий порядок, размеренность. Появилось время для передышки. В один прекрасный день он даже позволил себе расслабиться — и вдруг понял, что Скайхолд стал для него домом, каким не был ни круг магов, ни Киркволл. Не казармой, а действительно чем-то родным, своим, обжитым и надежным. Солнце слепило в саду, тени деревьев играли на шахматной доске, Дориан по своему обыкновению жульничал, а на Каллена нашла вдруг какая-то мальчишеская безмятежность, и губы растянулись в кривой ухмылке, такой же, какая играла на лице его старшей сестрицы, когда она уже предвкушала очевидную победу своей деревянной шахматной армии. — Инквизитор! — он попытался подняться и чуть не потерял равновесия из-за резкого напряжения только что расслабленных мышц. С некоторых пор ее появление и впрямь пробуждало в нем волнение. Когда это началось? Наверно, когда давеча она настаивала на том, чтобы он обращался к ней по имени, Ингрид, а не леди Инквизитор. Или еще раньше, когда внезапно подошла сзади и взяла его за руку в самый разгар его гневного выговора засмотревшемуся на вертлявую Сэру стражнику. «Не так уж он и провинился, коммандер, — сказала она и улыбнулась с вызовом. — Я и сама могу за себя постоять». А он осекся и что-то глупо бубнил про опасность и долг. И чувствовал, что рука у него вспотела внутри перчатки и сжимает ладонь приветливо улыбающейся ему женщины все сильнее. В конце концов ему пришло в голову все-таки отпустить ее, и потом он долго ходил, ощущая смущение и онемение в пальцах. Но сегодня обстановка была совершенно другая. Не было рядом ни солдат, ни оружейной. Даже стен было не видно за деревьями, и военная субординация осталась где-то за границами этого солнечного сада с легкими креслами за изящным шахматным столом. Дориан ретировался, грозя реваншем, а ему удалось вернуть себе утерянную на миг безмятежность. Они сыграли две партии, по итогам которых он понял две вещи: что перед ним достойный противник, а также что между ними происходит нечто, чего он ни за что бы не хотел потерять. И раз уж он генерал ее армии, стало быть он постарается, сохранив всю возможную субординацию, уберечь это нечто от разрушения и разоблачения. В общем, Каллен решил, что они с Инквизитором могли бы стать хорошими друзьями. После этого на него снизошло спокойствие и он вновь начал ощущать вкус к жизни в Скайхолде.***
Как-то все слишком просто. Где же второй? Осмелевшему и уже теряющему терпение пленнику пришла в голову идея. Он медленно невозмутимо приподнялся, сладко потянулся и зевнул. Изображая человека, еще не до конца проснувшегося и пытающегося разобраться в сложном устройстве собственного гульфика, Каллен проковылял, низко опустив голову, прямиком к выходу, стараясь не вызвать у сидящего никаких подозрений по части небрежно зажатого под мышкой меча. Поравнявшись с шахматной доской, он выглянул за угол, всматриваясь в окрестности в поисках второго охранника. Никого. Слишком просто. — Скажи мне, Каллен, согласился бы ты возглавить наш Орден Белой Лилии? — услышал он голос Даррета за спиной. Резко обернувшись и выхватив меч, он обнаружил, что направляет клинок прямо на своего старого товарища, а заснувший за шахматной доской стражник был всего лишь уловкой. Ничуть не смущенный его грозным видом, Даррет приглашающим жестом указал на место отсутствующего партнера. — Может, лучше сыграем?