Белые лилии в солнечный день

Безупречная Меридит Внимательный собеседник замечал на красивом невозмутимом лице командора Меридит почти незаметный нервный тик, прячущийся в тонких, идущих от левого глаза по направлению к виску командора, морщинках — небольшую плату за ее безупречность. Безупречна она была во всем: в строгости суждений, последовательности и неотвратимой предсказуемости поступков, в белизне локонов ее волос под безукоризненно уложенным красного бархата капюшоном командорской накидки. Массивный золотой убор выполнял роль скорее не украшения, а защиты от прямого удара мечом. Вряд ли Меридит приходилось часто встречать такую атаку. Вероятно, убор имел дополнительную защиту иного свойства: какой-нибудь усмиренный обработал его лириумом, наделив магическими свойствами. Скорее всего, рассеивание магии, — предположил Каллен, наблюдавший за командором, стоя рядом с распахнутыми настежь дверями ее кабинета, по которому она расхаживала, время от времени поглядывая то на него, то на сэра Эмерика — пожилого, седого и плотного, но еще вполне в боевой форме рыцаря, обладателя не слишком свежего дыхания, но чистых помыслов, насколько мог судить Каллен, успевший узнать его довольно неплохо. Эмерик глядел на свою предводительницу с плохо скрываемым восхищением. Некоторые рыцари, казалось, давно уже возносили свои молитвы не Андрасте, а рыцарю-командору. Как-то ночью на дежурстве в Казематах один престарелый храмовник долго объяснял ему, что Меридит — это новая реинкарнация невесты Создателя, призванная предпринять еще один великий священный поход против нечистой магии Тедаса, дабы огнем и мечом вернуть расположение Создателя, ввергнув мир в состояние первозданной непорочности. Другой его товарищ, помоложе и поначитаннее, утверждал, что цель непрерывной личной войны командора Меридит с малейшими нарушениями дисциплины магов Круга состоит в искуплении вины древних тевинтерских магистров за их осквернение Золотого града Создателя. Эту цель доморощенный теософ полагал вообще достойной стать главной задачей для всей нынешней Церкви. Каллен в тот раз было заикнулся про Песню Света — но был снисходительно и обидно высмеян, в чем также чувствовалось влияние рыцаря-командора: в киркволлском отделении ордена храмовников царил дух соперничества и недоверия, когда членов ордена, по мнению Каллена, больше заботило не соблюдение заповедей Создателя, а сила и успешность самого Ордена и, в конечном итоге, их личное могущество и влияние. — Как ты себя чувствуешь? — Меридит остановилась напротив него, продолжая начатую беседу. — Уже лучше, командор. — Чего нельзя сказать о мертвой колдунье, убитой лояльной Кругу старухой, — добавил Эмерик. — Магия крови! — губы Меридит гневно сжались, а кулак хлопнул по ладони. — Какая-то магия, управляющая человеком на расстоянии. Возможно, заговоренная лириумная пыль на цветах… — Каллен большими пальцами обеих рук нажал на скулы, тогда как средними с силой потер переносицу — техника, помогающая повысить концентрацию храмовнику, столкнувшемуся со смешением яви и магической силы, проникающей из-за Завесы. Случившееся в доме травницы привело его в смятение. Он уже начал забывать кошмарные образы и эффект смешения своих и чужих, навязанных ему извне демонических мыслей и чувств, весь этот кошмар, которым на протяжении нескольких дней испытывали его волю, обманывали и расставляли эмоциональные и ментальные ловушки, мутили и путали его сознание демоны во время восстания Ульдреда. И вот призраки прошлого снова посетили его — причем он вновь оказался не готов и некоторое время даже поддавался им, принимая происходящее за реальность собственной жизни и порождение собственного сознания. Разница была только во времени, которое понадобилось ему, чтобы понять, что происходит, начать сопротивляться и освободиться из-под власти саморазрушительных чужеродных чувств. После такого неудивительно, что Каллен ощущал себя несколько разбитым. Но под строгим взором стальных глаз командора он из последних сил старался держаться увереннее. Пока храмовник силился понезаметнее собраться, Меридит уже некоторое время монотонно вещала, словно пилила неподатливое полено: — …сколько ни старайся, добром они не уймутся. Маги крови становятся первостепенной заботой нашего ордена здесь, в Киркволле, — она ощутимо повысила голос: — Либо они, либо жители. На карту поставлено само существование города. Пора переходить к решительным действиям! Создатель не простит нам промедления! По мере того как голос командора становился громче, она все сильнее впечатывала каждый шаг в гулкий каменный пол спартански обставленного кабинета, и присутствовавшие почти физически ощущали ее тревожное возбуждение. — А может… — тихий голос сэра Эмерика был едва слышен, но Меридит чутко отреагировала, остановившись и развернувшись к говорившему всем корпусом. — А может, это действует кто-то один? Какой-то одержимый, ведомый демоном? — Чушь, — Мередит фыркнула и оперлась о стол, уставившись на разложенные стопки бумаг с донесениями. Пожилой рыцарь уважительно опустил голову, даже не пытаясь спорить. Видно было, что он готов поддержать любое ее решение. Пусть даже он и был с ним изначально не согласен. Странно, Меридит держала его всегда в некотором отдалении от себя. Вот, кто годился бы на замену отбывающей леди Урсулы, на кого предводительница ордена всегда могла бы рассчитывать. Эмерик был хоть и в летах, но мудр и самоотвержен. И бесконечно обожал ее. Может, именно поэтому… — Мы столкнулись с массовым неповиновением, заговором какой-то группы или секты, — тем временем продолжала Меридит. — Не удивлюсь, что в него вовлечены все старшие маги Круга во главе с болваном Орсино. Без их молчаливого, а может, и деятельного соучастия не могли твориться все эти темные деяния. — Согласен, — Каллен кивнул. — Если мы не повысим бдительность и не усилим дисциплину, то вряд ли будем готовы к неожиданностям. И в первую очередь необходимо прекратить неконтролируемые контакты магов Круга с внешним миром. Меридит одобрительно кивнула и продолжила: — Полагаю, после чистки рядов самого Ордена нам предстоит укрепить границу с отступниками и любой ценой не позволить им разложить Круг изнутри. Для борьбы с магией крови годятся любые методы. Я приложу все силы, чтобы найти действенное средство. И я найду его, чего бы мне это ни стоило. На кону жизни слишком многих и честь самого Ордена. Это моя ответственность. Отныне привилегии старших магов отменяются, Круг переходит на осадное положение. Для тебя, сэр Эмерик, у меня есть отдельное поручение — расследовать этот случай: нужно понять, куда, а главное, как пропала Мириам. Что же до тебя, сэр Каллен… Меридит приблизилась к рыцарю, и к светильникам, стоящим по обе стороны от выхода, из-за чего контраст пурпура ее накидки и фарфоровой бледности лица стал еще более выразительным. — Мне нужны верные люди, на которых я могла бы опереться при любых обстоятельствах. И твой образ мыслей мне нравится. Наше прошлое схоже: мне тоже пришлось познать горечь предательства и опасность одержимости. Мы оба не понаслышке знаем об этом. Полагаю, ты осведомлен о том, что я подыскиваю преемника леди Урсуле, которая покидает нас столь поспешно. Она, конечно, рекомендовала мне тебя. Но если бы дело было лишь в амурных предпочтениях капитана, я не придала бы им большого значения. Но я вижу в тебе преданность Ордену и веру в наше дело. Ты призван защищать мир от скверны, Каллен. Вот только вопрос: не боишься ли ты запачкаться, благородный рыцарь, расчищая этот гадюшник во имя Создателя? — Меридит опустилась в командорское кресло. — Готов ли ты к этой ноше после Каленхада? — Это все в прошлой жизни, командор… Можете не сомневаться в моей преданности. Я готов взять на себя всю ответственность. Храмовница с удовлетворением кивнула, оставляя без внимания зардевшиеся щеки храмовника: все-таки он не ожидал, что его связь с Урсулой была у всех на виду.

***

— Так вы называете себя людьми света? Что-то знакомое… Каллен со старым товарищем сидели под низким сводом глубокой пещеры у небольшого костра на одном из разложенных повсюду тюфяков. Судя по их количеству, отряд у Даррета был приличный, человек двадцать. И это только то, что не было укрыто от взора гостей. Вполне возможно, где-то был еще лагерь. Во всяком случае, главнокомандующий нигде не видел лошадей. Стало быть, они стояли в другом месте. Не притащили же весь этот скарб, котлы, оружие, доспехи новоявленные люди света на себе пешком. Судя по скопившейся на своде копоти от костра, отряд пробыл тут дня три-четыре. Наверно, подошли прямо перед разыгравшейся непогодой. Вот почему никто не заметил их появления. — Да тебе ведь и должно быть знакомо. Рядом с озером Каленхад когда-то жил человек, который так себя называл. О нем мало что известно. Но мне посчастливилось узнать о его учении побольше других. — Старшая чародейка… — Леора. — Даррет произнес это имя глухо и, пряча глаза, долил товарищу вина в кубок. — Так это правда? Ты и она… — Каллен вопросительно взглянул на старого друга. — Она умерла. — Мне жаль. — Давно. В прошлой жизни. Помолчав немного, он продолжил: — Ты знал, что среди магов Ферелденского круга всегда были последователи человека света? — Нет. — Каллен пожал плечами. — А что это значит? — Это мы, его последователи. Когда Леора погибла во время киркволлской смуты от рук озлобленных искателей, я собрал людей — магов и храмовников, чтобы продолжить начатое ею. Помнишь, когда мы были детьми, ты придумал этот орден Белой Лилии? Каллен почесал в затылке. Действительно, кажется, авторство названия принадлежало ему. — Да, припоминаю. А какое отношение твои люди имели к киркволлской смуте? — Да никакого, — плечистый храмовник усмехнулся, глотнул вина, привычно тряхнув рыжей шевелюрой, отогнал слетевшихся под вечер комаров. — С приходом Мора в лесах стало жить небезопасно, повсюду бродили порождения тьмы. Как и многие беженцы, мы двинулись в Вольную Марку. Переждать и поднабрать людей в орден. — Людей? — Мы берем к себе всех магов и храмовников, желающих служить нашей общей священной цели. — И какова же она? Даррет выпрямился, и в глазах его зажегся огонь веры. Он приветственно приподнял свой кубок и произнес: — Мы хотим возродить древний Тевинтер. — Друг, — тихо произнес ошарашенный Каллен. — Это ведь уже не раз было. Ты сам сражался с теми, кто хотел того же. — Да, — Даррет кивнул и добавил, словно это все объясняло, — Но это было в прошлой жизни. В прошлой жизни Чуть позже Каллен устало брел по двору Казематов, размышляя о стремительной смене недавних событий и не ощущая ничего, кроме опустошенности и печали. Пора было выспаться и приняться за работу. У него есть важное дело: стеречь магов и беречь жителей города от их непредсказуемой разрушительности. Это большое дело, и оно у него надолго. Возможно, на всю жизнь. Ведь маги рождаются каждый день. Каждый день проявляются их способности. Каждый день они обращаются к магической силе, запертой за Завесой, рискуя вместе с ней призвать в этот мир что-то еще. Каждый день это нечто искушает их. И каждый день они думают, и им в голову приходят мысли, которые могут повлечь за собой катастрофу. Он, Каллен, каждый день, из года в год, десятилетие за десятилетием, словно сторожевой пес, призван теперь не допустить, чтобы это нечто прорвалось в его мир. Во имя Создателя. И в этом будет состоять смысл его существования все обозримое будущее… Думать об этом ему было грустно. Вероятно, просто недосып. Надо поспать… Его окликнул сэр Эмерик, задержавшийся в кабинете Меридит дольше него. — Рыцарь-капитан! После того как Вы отдохнете, надо бы нам обсудить эту вашу историю с лилией на платке. — Конечно, сэр. У Каллена давно вертелся на языке вопрос, и он все-таки решил задать его – пора было привыкать, что он имеет право задавать прямые вопросы старшему дознавателю ордена: — Сэр Эмерик, я тут человек новый, и мне не совсем понятно решение командора. Не сочтите за обиду, Вы, безусловно, опытный воин и можете провести расследование лучше многих, но почему же к этому делу, из-за которого Круг столь жестко меняет порядки и весь Орден переходит в состояние повышенной боевой готовности, почему само дело поручено одному человеку? Эмерик усмехнулся чему-то внутри, какому-то воспоминанию. — Командор — великая воительница и предана ордену до последнего вздоха, но и у образца рыцарства остаются человеческие слабости. Любимые цветы Меридит — лилии. Это известно многим горожанам, она ведь стала для них чуть ли не святой, — Эмерик вновь тепло усмехнулся. — Поэтому она опасается, что пойдут нелепые слухи о связи этих происшествий с ней. — А может, так оно и есть? Может, некто пытается отомстить, символически очернить ее роль в Киркволле? — Вот потому она и выбрала для этого расследования человека, которому могла бы доверять полностью. Я ведь знаю ее с детства. Многие годы мы сражались во имя Создателя плечом к плечу. — Странно… — Каллен снова вспомнил о своем удивлении, когда назначение правой рукой командора выпало ему, фактически новичку, а не этому давнему соратнику командора, умудренному опытом. Эмерик будто услышал его мысли. — Кстати, поздравляю с повышением, рыцарь-капитан. Каллен кивнул. — И часто ли вам уже приходится произносить «это в прошлой жизни»? — вдруг огорошил его Эмерик. — Хотите знать, меняю ли я собственные убеждения? — усмехнулся новоиспеченный капитан. Он услышал заботу пожилого товарища о том, верен ли выбор Меридит, которая поставила фактически на темную лошадку, доверив важные решения чужеземцу. — Не часто. Пожалуй, моя жизнь менялась кардинально дважды: первый раз — когда я в 13 лет покинул родной дом, вступив в Орден. И второй — когда перевелся в Киркволл. — Все мы когда-то что-то меняли в своей судьбе, но не всем приходилось при этом отвергать всё то, что было до наступивших перемен. Каллен непонимающе уставился на рыцаря, а тот, похлопав его по плечу, продолжил: — Все, что было, было по-настоящему, сэр Каллен, и произошло именно с вами. К этому моменту они дошли до дверей жилых помещений Ордена, где и распрощались.

***

Сон был тяжелым. В этот раз никто не пытался овладеть его сознанием, но его не покидало ощущение, что тело ему не подчиняется. Словно он завяз в болоте, и каждое движение давалось борьбой с упрямой густой субстанцией, с большим нежеланием отпускающей одну конечность и взамен затягивающей остальные… Проснуться. Чьи-то знакомые голоса на границе сознания. Он узнает голос Даррета и пытается зацепиться за него, как за якорь, в этом полубреду. Нужно пошевелить пальцем, потом подождать. Запомнить это ощущение движения собственного тела, не спутать его со сновидением, где он борется с путами темного илистого резервуара, отталкиваясь пальцами ног от дна и изо всех сил продираясь к берегу. Для него такая задачка с некоторых пор стала рутиной. Вскоре после того как он отказался от приема лириума, всякий сон превратился для него в борьбу за собственный разум. Опознать явь и выкарабкаться из тени — в этом он стал докой. Даже и бодрствуя, в плохие дни ему иной раз приходилось медлить, прежде чем сделать шаг, иначе сознание его обманывалось, замечая ступеньку там, где в реальности оказывалась яма, не говоря уже о звуках и запахах — тут уж он приучил себя обязательно проверять собственные ощущения, прежде чем довериться им. Но на этот раз затягивала не Тень, а его собственное тело. Объяснение было одно: «Меня опоили» — догадка посетила его, тут же рассеяв туман над поверхностью субстанции. Отличие состояло в том, что в этот раз Тень подстраивалась под ощущения его собственного тела, угодливо рисуя болото там, где вязкость пришла из яви. Все равно как если бы он принял веселящих трав, которыми баловались некоторые городские пройдохи из киркволлской знати. Проведя полдня в забытьи, они любили хвастать, что таким образом бродят по Тени, не будучи даже и магами, однако любой храмовник посмеялся бы над их рассказами, если бы счел все это бахвальство стоящим внимания. Разница между их дурью и лириумом состояла в том, что лириум становился проводником между явью и Тенью, реально существующей, тогда как веселящая трава изменяла сознание, в результате чего сны принявшего ее бездельника становились странными и Тень посылала им их собственное временное безумие. Хвастун мог убедить сознание при помощи дури в том, что он всесилен. Но на деле он валялся на своей постели под пышным балдахином, и слуга утирал ему слюни и следил, чтобы тот не захлебнулся собственной рвотой. Храмовник же, утративший власть над разумом из-за многолетнего воздействия лириума на его способности взаимодействовать с Завесой, имел схожий беспомощный вид, но сознание его тем временем бродило по Тени, захваченное ею и обманутое. Тень творила иллюзии, а не химия собственного тела. Лириум был лишь проводником. Не он отравлял разум. Лириум помогал храмовнику нарушать ток магии сквозь Завесу. Воздействие Тени становилось расплатой за это, сводило с ума, вплетая саму себя в сознание. — Надо было его связать. В ответ на чей-то шепот Даррет возразил: — Ему тут отдыхать еще сутки, до появления инквизитора, когда понадобится бодрящая микстура. Он все равно ничего не может, вино с твоими порошками будет действовать еще долго. Если связать его, чего доброго нарушится ток крови — я не стану его калечить тебе в угоду. Он мне нужен как союзник и друг. — Говорю тебе, нужно было дать ему подышать священной лириумной пыли. Инквизитор мигом сюда примчится, как узнает, что ее дорогого генерала постигла печальная участь пленника. Но нам будет выгоднее, если к тому времени, как ты сделаешь ей щедрое предложение возглавить орден Белой Лилии, сэр Каллен будет уже мертв. — Нет. Если ты о слухах, что он прекратил принимать лириум, так я в них не верю. Тебе этого не понять. Храмовник не может… Даже если и так, я хочу дать ему шанс вернуться. Он мой друг. Каллен с удовлетворением понял, что благодаря своему недугу выкарабкался значительно раньше, чем рассчитывали его захватчики. Интересно, что они сделали с Максимилианом? Зря он доверился Даррету. В голове еще оставалась тянущая к земле тяжесть, словно он вновь плыл по вздымающимся волнам широкого моря. Море Море... Накатывалось. Огромная волна, словно самая роскошная горка Ферелденской зимой, мечта мальчишки — сама собой закатывалась под санки — и... переворачивая желудок вверх дном... выкатывалась, давая мнимую передышку, — чтобы... прикатывалась на ее место новая волна — и.... Создатель, да где же проклятый берег! — Паршиво выглядишь, Кудряшок, — гном стоял на освещенной закатным солнцем палубе и премерзко ухмылялся, бесцеремонно разглядывая новоиспеченного генерала несуществующей армии. — Надо же, расковали, — попытался отшутиться Каллен и даже худо-бедно выпрямился, уставившись на собеседника. — А почему бы и нет? С корабля мне бежать некуда, у нашей предводительницы чуткий сон. А тут я в соседней каюте — гремлю цепями. Гном повернулся лицом к бушующему темному морю и оперся о поручень, вглядываясь вдаль. — Вижу, не давать покою — твое призвание, — проворчал генерал, растирая виски и прислушиваясь к буре, разыгравшейся в его собственном желудке. — Как бы тебя не перевели на житье в трюм поглубже, чтоб не гремел. Варрик закинул голову и расхохотался. — В том-то и был смысл. Я же не просто гремел. Я гремел, раздавая карты капитану корабля, боцману и первому помощнику. А теперь наши ночные партии придется перенести поближе к дну сей шаланды. — Что же привело тебя на палубу? — Сострадание, уважаемый храмовник. Я как раз направлялся на встречу с моими коллегами по Порочной Добродетели, как услыхал твои стенания. Каллен горько кивнул. — Сострадание ко мне? Ты хоть для разнообразия не зовешь меня киркволлским мясником — и на том спасибо... После того, сколько одержимых магов пришлось убить мне и моим соратникам для наведения хоть маломальского порядка в городе... — У меня есть рецепт от твоего недуга, Кудряшок, — Варрик снова ухмыльнулся, еще шире, чем прежде, и, сделав приглашающий жест в сторону трюма, торжественно, словно старший можордом редклифского бана, изрек, — буду рад предложить партию в Порочную Добродетель. Мысль о том, чтобы покинуть палубу и снова спуститься в трюм, вызвала у Каллена новый приступ тошноты, и он поскорее перегнулся через перила. — Полагаю, это можно расценивать как отказ, — задумчиво пробормотал гном. — Ну ничего, подождем более подходящего случая. Стараясь сохранять равновесие при сильной качке, пронырливый коммерсант засеменил к лестнице, ведущей вниз, как раз в тот момент, когда в дверях своей каюты показалась Кассандра. Заметив ее, Каллен постарался скорее вернуть себя в вертикальное положение. — Тебе нечего стыдиться, командир, ты, наверно, раньше нечасто выходил в море. — Никогда не выходил, — признался он. — И надеюсь больше никогда не... Сильный крен заставил его прерваться и покрепче ухватиться за перила. Кассандра умело приняла положение, позволяющее удерживаться на ногах даже при такой болтанке. — И все-таки, коммандер, могу предположить, что сойдя на берег, ты возрадуешься, что Киркволл остался в твоей прошлой жизни, — приободрила она его галантно. — Если позволите, Искательница, — возразил задыхающийся от усилий сохранять приличествующий вид Каллен. — Нет никакой прошлой жизни.