Черные птицы

Гермиона почему-то считала дни. Они прожили еще один день. Еще два. Они еще живи. Будто чтобы знать наверняка, что когда придет последний из дней, она скажет точно, сколько они прожили. Драко не пытался больше уйти, то ли верил ей, то ли просто устал. Они опять инертно существовали в полной газет комнате. Сталкиваясь другом с другом, то спасая, то убивая взглядами друг друга с почти математически точной пропорциональностью. Засыпали вместе, просыпались всегда отдельно. Гермоина сидела в кресле у окна, считала по рассветам дни, ждала момента, когда парень вскочит с кровати и прибежит открыть окно, выгнать холодом свои страшные сны. Он все еще видел свою боль, она все еще игнорировала свою. Они пытались создать новый план. Будучи на допросе в министерстве, Драко слышал, что все авроры ищут и опасаются самой приближенной к лорду группы пожирателей. Никто не знает ее количества, ни имен, под подозрением все, они залегли на дно, но, несомненно, не сдались. У парня была «гениальная» идея собрать их вместе. В Малфой-Меноре. Разослать приглашения специальными филинами, которые, он знал, использовали в корреспонденции пожиратели. Будто он, Драко, верен Лорду и хочет собрать приближенных в новую организацию. Девушка не верила в реализацию этого плана, но не перечила ему. Никто не делал из этого ненужной цели, просто способ занять себя, возможность уничтожить всех одновременно. До безумия глупый план, который почему-то действовал. Филины начали приносить ответы. Черные конверты с короткими ответами – согласиями. Ведь по сути никто из пожирателей не знал, что произошло с Драко Малфоем. Лишь то, что он сбежал из охраняемого аврорами Азкабана, утерши нос всем якобы победителям. Более того, среди приспешников распространялась легенда, что это он сам убил своих родителей за то, что они предали Лорда. Ни Драко, ни Гермиона не обдумывали свой план, просто действовали по обстоятельствам, просто назначая дату, просто собирая всех пожирателей. Они не имели понятия, как они их убьют, что он будет им говорить, где будет девушка. Совсем не понимая, что это может быть опасно и скорее всего невыполнимо.

***

Гермиона долго вертелась в кровати и уснула лишь под утро. Ей снились поля с цветущим вереском, точно такие же, как возле Норы. Ветер ворошил траву, и она устилалась цветами в ноги. Теплые сумерки обволакивали ее, и какие-то маленькие существа напевали в тишине колыбельные. Фиолетовое небо зажигалось звездами, и девушка ступала босыми ногами по еще теплой земле. Она касалась руками трав, они приятно скользили по ее ладоням. Она почти улыбалась. Резкий крик затушил звезды, - совсем рядом, - окрасил небо красным. Еще один крик. Черные птицы взлетают из-под вереска, закрывая своими крыльями все вокруг, сбивая ее с ног. Гермиона села на кровати, перед глазами – еще картина сна, в ушах – страшный крик. Она повернулась, рядом в постели вертелся Малфой, стискивая в кулаках простыню. - Нет, пожалуйста, просыпайтесь, - бормотал парень. Его лицо покрылось испаринами, мокрые волосы прилипали ко лбу. Он все еще видел их в снах. Каждую ночь. Она уже успела выучить его сны. Но сейчас было хуже – он видел их уже мертвыми. – Гермиона нагнулась над парнем. Положила свою руку на его мокрый лоб. Он успокоился, ее холодная рука отгоняла дурные сны. - Мама, - прошептал он. Гермиона усмехнулась, нагибаясь еще ниже и касаясь губами его лба. - Спи, - прошептала она, - Все хорошо. Его закрытые веки переставали дрожать, и Малфой поворачивался на бок, засыпая спокойным сном. Гермиона встала с кровати и подошла к окну. Солнце уже встало, и она добавила к списку еще один день. Они прожили еще один день. Девушка еще раз усмехнулась про себя. Наверное, пару месяцев назад ее голова взорвалась бы от мыслей, если представила, что они с Малфоем будут жить в одной комнате, что они смогут спать вместе, что она будет успокаивать его во сне и целовать его в лоб. Но сейчас это не имело никакого смысла. Никаких лишних чувств или мыслей. Она не была садисткой, чтобы наблюдать за чужими страданиями. А эти сны убивали его, она видела. Ей не было сложно поцеловать его и сказать, что все будет хорошо, чтобы успокоить его сон, чтобы избавить его от лишних чувств. Дать ему поверить, хотя бы во сне, что все хорошо, что его мама рядом и, касаясь губами его холодного лба, забирает с собой его дурной сон, успокаивает всех чудовищ в шкафах и демонов в душе. Ведь все мамы так делают. Она вспомнила вересковые поля, что снились ей сегодня. И другие губы, что целовали ее так давно. Так робко, так нежно, и солнце жило в его волосах, и вся радость мира искрилась в его глазах. Такие другие губы… Гермиона быстрее заходила по комнате, она хотела отогнать от себя все эти воспоминания, но у нее не хватало сил. - Драко, - закричала она, перечеркивая его именем все свои мысли, всю свою прошлую жизнь, от которой ничего не осталось. - Драко, - имя единственного, кто с ней рядом сейчас. - Драко, - совсем тихо, оседая на пол под тяжестью мыслей. Есть только он, и все, все остальное умерло. Есть только, тот с кем ты так отчаянно падаешь, тот, кто сейчас спасет тебя, достанет из этой боли, закроет на замки все двери. Парня вырывает из сна ее крик. Из сна, которого она сама ему даровала. Ведь ему последнее мгновение даже снилось что-то хорошее, что-то, во что он верил. Ее крик возвращал в реальность, просто окунал с головой. И он понимает, просыпается за долю секунды и бежит к девушке, которая медленно-медленно падает. Ее пальцы зарыты в волосы, и, кажется, она сейчас начнет выдирать их клочьями. - Нет, нет, - он поднимает ее, больно стискивая за плечи, стряхивает как тряпичную куклу. Хочется больно ее стряхнуть, наорать на нее за то, что она все портила. За то, что будила его своим криком, который в сотый раз напоминал, что их жизнь – кромешный ад. Ведь она верила, что они живы. А сейчас она разбивала эту веру своим криком. Опять. - Нет, не надо, - он дрожал от злости, но продолжал успокаивать ее, отгонять те мысли, что заставляли ее кричать. Опять. Они были до смешного ужасной парой. Их дни повторялись с маниакальной точностью. Засыпая вмести во лжи, они будили друг друга криками правды. Не давая ни на миг забыться. Драко, не останавливаясь, тараторил какую-то ненужною никому информацию, чтобы заговорить ее, чтобы она отвлеклась, забыла. - Пришло еще одно письмо подтверждения, а Пророк пишет, что Мерлонда словили, думаю, они не найдут наше письмо, оно сгорает сразу после прочтения, - одной рукой он все еще держит девушку за руку, другой – хватает газету и начинает читать первую попавшуюся статью. Он даже не разбирает смысла, лишь бы побольше слов, чтобы не оставить ей места для собственных мыслей, не позволить задуматься о чем-то, что она не хочет вспоминать. - «Министерство нагрянуло в дом Дэна Мерлонда. Когда он понял, что авроры пришли за ним, он покончил жизнь самоубийством». И вот среди его монотонного чтения, девушка ловит какое-то слово, что ее заинтересовало. Гермиона быстро выхватывает у него с рук газету и сама начитает быстро читать. Все нормально, она вернулась. Малфой отпускает девушку из рук и быстро подходит к окну. Слишком мало воздуха. Несколько жизненно необходимых вздохов, чтобы соображать. Распахивая настежь давно разбитое окно, он вылезает на подоконник. В одних пижамных штанах, со спутанными от сна волосами и затуманенным взглядом, Драко Малфой встречал утро. А утро встречало его холодным ветром и лучами такого же холодного солнца.. Такое вот приветствие. - Ну, мертвый, он ничего не сможет рассказать, - отозвалась Грейнджер, ее голос был спокойным. Газеты в последнее время постоянно публиковали сводки о делах пожирателей, и Гермиона следила за каждой из них. Тем более после создания этого якобы плана. - Я выйду купить нам что-то поесть, - сказала девушка, откладывая газету. Малфой лишь кивнул в ответ. Он еще не совсем отошел от сна. Он провел взглядом Гермиону. Она снова сумела запереть свои мысли. Понимал, что все это – сплошной обман. В один день все эти мысли вырвутся наружу, и они не смогут их остановить. И он абсолютно не имел понятия, что делать, когда этот день настанет. День, когда он не сможет ее заговорить, отвлечь, спасти от своих же собственных мыслей. Когда сам не сможет заставить себя не видеть темную комнату, где были его родители. День, когда он снова попытается уйти на поиски смерти, и она не остановит его. Сейчас у него еще хватало лжи верить, что его родители спали в той комнате. Просто спали. Она опять спасала его от снов. Конечно, он знал, что это она. Целовала в лоб, словно мама. И говорила, что все будет хорошо. Как мама. Будто он мог ступать голос матери с чьим-либо. Но он верит в эту иллюзию покоя, верит в ее ложь, убеждает себя, свой сонный разум, что это правда, что все будет хорошо, что рядом мама, которая убережет его от всех бед мира. Словно он снова ребенок, маленький несносный мальчишка. Обычный ребенок. Северный ветер развевал его неестественно-белоснежные волосы, словно огромная холодная метла, выметая з головы ненужные мысли. Вспомнил вкус ее губ и ее такие большие глаза, в которые он первый раз не боялся падать. Ведь они были вместе. Падали вместе. Взлетали вместе. Верили в ложь вместе. Мы еще живы – какая гнусная ложь. Какие нелепые слова. Как так вышло, что он верит ей. Как так вышло, что она – это Гермиона Грейнджер. Он не мог объяснить, что происходило между ними. Это не можно было назвать любовью или симпатией, они сами создали для себя такую ситуацию. Изолировали себя от всех, от общества, ни с кем ни видясь, ни общаясь, ни пересекаясь. Оставив лишь одного человека рядом – чтобы не умереть от одиночества, чтобы не сойти с ума. Одного единственного, который всегда был рядом, который всегда спасал, вытаскивал с того омута боли, в котором они потопали, который будил по ночах, когда снились страшные сны, кто заставлял жить, когда не хотелось. Они сделали друг друга необходимыми для себя, изучили друг друга, научились понимать, как самых себя. После длинной войны, после краха всей прежней жизни, они пытались еще жить, и так вышло, что пытались вместе. Рядом. Они были необходимостью друг для друга, воздухом, тем единственным якорем, что держал в этой жизни. Отпусти – и ничего не останется, можно сразу зарядить себе авадой в грудь. Вся ее любовь умерла в ту ночь в двух парах застывших глаз, его – со смертью родителей. Они уже просто не умели больше любить, и не было сил делать попытки научиться заново. Да и жить учиться заново тоже не имело смысла. Просто быть рядом. Хотя бы быть. Так не хотелось ни о чем думать. Давай, ветряная метла, выметай с головы мысли о ней, о них, о чем-либо. Он так устал думать, его сердце устало биться, а тело болеть. Он увидел, как Гермиона переходила дорогу, возвращаясь домой. В ее руках был бумажный пакет. Девушка сутулилась от холодного ветра. Такая хрупкая, такая живая. Он не будет сейчас думать, что с ними станет. Они просто пока еще есть. Давай, мети, мети… - Свалишься, убьешься, спасать не буду, - ее насмешливый голос заставляет обратить на себя внимание. Такие нужные слова, Грейнджер. Такие настоящие, такие простые. Ты подыгрываешь в моей игре в жизнь. Давай играть вместе.