Черные птицы

Часы пробили девять утра, Гермиона медленно повернула голову на звук. Она так и просидела на полу всю ночь, не уснув. Куда-то падала, куда-то летела. Думала, что должен был быть кто-то рядом, такой нужный, но так и не смогла вспомнить кто. В десять в Азкабане меняется стража. Она собиралась идти туда, в одной из камер ее ждал пожиратель, ждал свою смерть, возмездие за всех тех, кто погиб на этой войне. Гермиона быстро собралась и была готова аппарировать. Как-то неопределенно оглянулась, скользя взглядом по комнате. Будто забыла что-то. Кого-то. Но в комнате было пусто, лишь устеленный газетами пол. Девушка аппарировала и оказалась среди каменных утесов, в двух шагах был вход в тоннель, который вел в тюрьму. Его никто не охранял, на нем не было особых заклинаний, потому что знали о нем от силы человек двадцать, и она была одной из них. Скалы вокруг, казалось, стискивали пространство, звук морского прибоя доносился из-за камня. Гермиона вспомнила. Драко. Он так и не вернулся. Но это ее почти не волновало, она уверенными шагами шла по темному подземелью, стискивая в руках палочку. Особо опасных преступников, среди которых - и пожирателей, держали в отдельной башне. Там было много дементоров, но сами работники ее избегали. Даже у них не хватало сил и мужества, противостоять власти этих темных теней в капюшонах. Это была их территория, их пыточная, их трапезная. Узников этой башни никто не жалел, их наказания никто не ослаблял, всецело отдавая на растерзание дементоров. Гермиона тихо отворила маленькую, спрятанную заклинанием дверь, и вошла в пустынный тюремный коридор. Стало очень холодно, девушка дрожала. В этой кромешной тьме повисло отчаяние, оно просто висело в воздухе, такое материальное, что, казалось, можно разрезать ножом, коснуться пальцем. Почти такое же, как у нее внутри. Стало еще холодней, девушка всмотрелась в темноту и увидела, что на нее движется черная тень. Непроизвольно вздрогнула, хотя и понимала, что понапрасну. Глупо бояться, девочка. Они чувствуют только души. Твоя душа – это пропасть. Гермиона прижалась к стене, и дементор проплыл мимо нее, не заметив, свернул за угол. Стало страшно. Не от дементора, а от самой себя. За свою потерянную душу, которой, наверное, действительно уже нет. Она медленно побрела по коридору, понимая, насколько далеко все зашло, и что из этой пропасти нет ни одного выхода. И никогда не будет. А она все еще почему-то играет в жизнь. Камера №15, отдаленная, отдельная, в самом углу. Для особо опасного преступника, для Антонина Долохова, пожирателя, убийцы, заклинание которого оборвало жизни Ремуса и Тонкс, которое оставило голубоволосого малыша Тедди сиротой. Гермиона направила палочку на замок и начала шептать слова сложного заклинания, которое ее когда-то научил Грюм. Замок послушно щелкнул. Она открыла двери. В углу камеры сидел прикованный цепями человек. Он поднял на звук голову. Его взгляд, хоть и усталый, был абсолютно ясным и сознательным. На него вряд ли действовали дементоры. Он приглушенно рассмеялся, увидев девушку. - Гермиона, - он растягивал каждую букву ее имени, кривя губы в надменной улыбке. Конечно, он знал ее имя. Весь магический мир знал ее имя. - Живая, - озвучил он тот факт, в котором девушка совсем не была уверена. Он опять рассмеялся. Поднялся и, ковыляя, подошел ближе, насколько позволяли кандалы. Протянул в ее сторону костлявые, покрывшиеся язвами руки, словно хотел коснуться ее, погладить. Кандалы зазвенели, не давая ему это сделать. - А глаза у тебя мертвые, Гермиона, - он так же растягивал буквы, наслаждаясь. Какая занимательная встреча, за столько дней полного бездействия. Девушка молчала. Она с ненавистью смотрела на пожирателя, сжимая в руках палочку. Вспомнила, как убила в первый раз – дрожащие руки, яд заклятия на губах, почти страшно. Сейчас она хотела убить. Хотелось орать ему в лицо, что это он виноват, что ее глаза мертвые, это он, они все, убили ее. Хотелось бить его наотмашь по лицу и неистово орать, бросать в него все известные заклинания, отомстить, убить, уничтожить. - Хочешь убить меня, - мужчина без труда угадал ее намерения, - Мстишь за смерть, мертвая девочка. Гермиона взмахнула полочкой, и его оковы начали становиться меньше и меньше, притягивая его к стене, уменьшаясь настолько, что на его запястьях начала выступать кровь. Пожиратель продолжал улыбаться. Он поднял одну руку, железо срывало ему кожу, но он не обращал внимания, он оголил другую руку, показывая полупрозрачную метку. - Лорд мертв, вы уверенны, что выиграли войну. Только скажи мне, девочка, разве ты победительница? Разве твоя война выиграна? Разве война Гарри Поттера выиграна? – его голос, словно змеиное шипение, врезался шепотом в уши, - Лорд победил. Его победа в твоих глазах. Гермиона еще раз взмахнула палочкой, и тело пожирателя начало покрываться кровавыми порезами. Он лишь лениво слизал языком выступившую на губе капельку крови. Порезы заставляли его согнуться, упасть, но что-то держало его на ногах. - Я не боюсь смерти. Я умру, зная, что мы выиграли войну. Давай, убей меня, все равно ты не сможешь выдумать мне смерти страшнее той, какой умираешь сама. Больно защипало в глазах, и слезы мешали девушке видеть. - Смотри на меня, мертвая девочка. В твоих глазах – наша побе… - Авада кедавра, - зеленый луч остановил его на полуслове. Пожиратель сполз на землю, на его лице – застывшая улыбка. Гермиона медленно вышла из камеры, бредя по коридору. Еще одно убийство, которое не имело никакого смысла. Она почти указала ему услугу. Мертвая девочка. Даже пожиратель понимал, что в ней уже нет жизни. Ничего уже не осталось. Она опять возвращалась в мыслях к той ночи, когда они стояли с Малфоем друг против друга. Почему она уронила палочку, почему не закончила все? Ведь она уже давно не верила в спасение, почему она не освободила себя тогда?.. Те самые вопросы, на которые она не могла ответить. Мертвая девочка продолжала играть в жизнь. - Гермиона, - пронзительный крик врезался в голову. Как ответ, как объяснение, как надежда. Девушка замерла на месте, она не понимала, почему ей слышался этот крик. - Гермиона, - где-то совсем рядом, такой знакомый. Это не был аврор, который мог ее узнать, это не походило даже на крик человеческий. То ли боль, то ли мольба в одном звуке. В ее имени. Она обернулась вокруг. Казалось, кричали прямо за стеной. Она подошла к ближайшей двери, прислуживаясь. - Гермиона, - прямо за дверью. Уже не крик, уже не громко. Словно последний вздох. Девушка открыла заклинанием двери. Два серых океана боли, в которых хотелось утонуть.

***

Драко сел на землю, прислоняясь виском к холодному камню стены. Почти хорошо. Не хватало сил даже думать. Он, словно тряпка, из которой все выжали, не осталось даже боли. Полночи его продержали в Министерстве, допрашивая, куча каких-то непонятных вопросов – о пожирателях, связах и верности лорду. Много людей вокруг, от чего он уже успел отвыкнуть, много шума и слов. Под утро его направили в Азкабан, до суда. Она говорила, что он не боится дементоров. Он и не боялся их, он практически добровольно падал в их объятия. Они помогали, они забирали все, высасывали все мысли из твоей больной головы, все чувства. Становилось почти хорошо. Не чувствовать ничего. Забыть всю ложь и правду, все смерти и какую-то выдуманную жизнь. Не существовать, скользить вокруг расфокусированным взглядом и не видеть ничего, прислушиваться до шума за дверью и не слышать ничего. Он будто завис где-то в невесомости посреди падения. Все остановилось. Что-то заботливо его укрывало – то ли земля из могилы его родителей, то ли молочный туман, в котором они растворились. Что-то погребало его глубоко-глубоко, в то же время, пряча от этого безумного мира и такой же безумной войны. Не осталось ни радости, ни боли, ни счастья, ни воспоминаний. Ничего. Если это смерть, то он зря так усердно избегал ее. Что-то ворвалось в его пустоту, что-то из вне, из того мира, откуда он ускользал. Запах гари. Сильный, бьющий в лицо. Такой знакомый. Он даже не услышал, скорее, почувствовал, что она здесь. Совсем рядом. Все слишком быстро завертелось. Туман рассеивался и почти приятное ничего отступало. Глаза стали видеть четко, и они видел перед собой темную комнату з двумя телами, что когда-то были его жизнью. И разрытая в старом саду яма. Боль. Такая огромная пропасть в чьих-то глазах. Время опять начало идти, он опять начал падать. Ее кровь у него на запястье, разрисованная красным метка того, кто изувечил их жизни. Ее соленые слезы у него на губах, ее сердце у него в грудях. Целовать ее, врать себе и ей, жить. Просто чувствовать себя живым. Так важно было. - Гермиона, - его крик сотряс стены маленькой камеры. Забери меня отсюда, пожалуйста. Спаси мою душу. Ты же умеешь, девочка. Услышь меня, я знаю, что ты здесь. Он содрогнулся от собственного крика. Какого черта, ведь еще миг назад все было так спокойно, будто он дошел, наконец, до пункта назначения, где можно передохнуть, обрести покой, остановиться. Но что-то вырывало его оттуда, то ли возвращающаяся боль, то ли запах гари, то ли собственный голос, кричащий имя той, что никогда не сможет успокоить его, поверить в его ложь, той, что сама убивала его, мучила, сама умирала рядом. Что-то щелкнуло в замке камеры. Дверь отворилась. И две знакомые уже пропасти, куда так трудно не упасть.